Перейти к содержимому






- - - - -

Глава XVIII

Написано Nerest, 24 июля 2014 · 479 просмотры

рассказ
Глава XVIII

Ни для какого другого дела мужчины не объединяются

так быстро, как для убийства других мужчин…

(графиня Гласпелл о Серебряной войне 1028 года)

Он высыпал порошок из мешочка в каменную чашу и подождал, пока густой дым покажет ему необходимое.
- Ну здравствуй, Таленэль, - ехидно улыбнулась проекция демона.
- И тебе того же, Абигор, - холодно ответил беловолосый эльф, слегка морщась от едкого волшебного дыма, вырывающегося из чаши. – Я полагаю, рассказывать о последних событиях не стоит?
- Правильно полагаешь, - железным голосом усмехнулся тот. – Мы на той стороне, хоть и слегка заняты, все хорошо видим и слышим.
Из головы у него торчали три пары черных рожков. Пылающие глаза излучали адскую ненависть и злобу. Лицо, обезображенное тысячелетиями мучений в Преисподней, могло вызвать сердечный приступ у простого смертного. Его гнилые губы будто искромсали десятком лезвий, и огромные клыки из-под них постоянно показывались собеседнику во всей красе. Дымное облачко давало видеть его лишь по пояс, однако этого вполне хватило, чтобы узреть его дырявые перепончатые крылья. Таким предстал перед Таленэлем Абигор – демон-всадник и один из лучших воинов Ада.
Однако чародей не страшился увиденного, поскольку ему и раньше доводилось общаться с потусторонним миром. Да и в мире смертных он встречал немало вещей и существ, способных лишить дара речи. Эльф знал, на что идет, когда вызывал демона. Ему было ведомо также и то, что эта беседа ему принесет. А потому волшебник сохранял во время разговора хладнокровие, что неслабо впечатлило Абигора и даже вызвало в нем уважение.
- Тогда ты знаешь, что мой план пока продвигается успешно.
- Знаю, Таленэль, знаю. – С его ужасного демонического лица не сползала ухмылка. – Я тобой доволен. Ты умеешь держать слово.
- Надеюсь, и ты свои слова держишь, демон.
- Прошу тебя, поменьше презрения! – обиженно прохрипел Абигор. – Мы ведь… партнеры – так это сейчас называется?
- Можно и так сказать.
Демон огляделся вокруг и коварно хмыкнул, увидев со стороны смертных, в какой роскоши живет король эльфов. Однако, как искусного воина, серебро да золото не привлекали его, а лишь вызывали усмешку.
- Твой дворец прекрасен, эльф. Есть у меня братья, которые оценили бы его по достоинству.
- Не сомневаюсь. Однако, раз уж ты заговорил о братьях, позволь мне все-таки объяснить, зачем я тебя вызвал.
- Я догадывался, что речь пойдет об этом, - захохотал невероятно жутким смехом Абигор. – Можешь быть спокоен: Азазель делает то, что должен делать. Его пернатый друг тоже скоро будет в деле. Ты узнаешь первым, когда все будет готово.
- Я хотел поговорить не о твоих братьях, - процедил регент, чем сумел смыть ухмылку с лица демона. – Речь пойдет о моих.
Абигор скрестил покрытые струпьями мускулистые руки на груди, а его перепончатые крылья слегка содрогнулись. Всем своим видом он давал понять, что намерен внимательно слушать своего «партнера», и Таленэль продолжил:
- Ты знаешь, что мне нужно от этой войны. Знаешь все о моих планах.
- Признаюсь, - перебил его слушатель, - даже мне порой сложно догадаться, что у тебя на уме. Ты хитер, эльф, ты умен. Из тебя получился бы превосходный демон. А потому я не удивлюсь, если тебе удастся меня обмануть. Я даже почти жажду этого. Ты мой кумир.
И демон снова захохотал, после чего, видя все такой же холодный взгляд, устало протянул:
- Да, я знаю, что ты хочешь унизить своих братьев и взойти на престол. Любой злодей из детских сказок жаждет заполучить власть. Ты далеко не первый, кто этого хочет, и, поверь, далеко не последний. Такова натура смертных. И, по правде говоря, многие из них не брезгуют обратиться ради этого за помощью к таким, как я. Следует также отметить, что это твое примитивное желание слегка разочаровало меня. Я думал, что такие, как ты, ставят перед собой цели посерьезнее жалкой возни с короной и деньгами.
- Мне не нужны ни корона, ни деньги, - сурово ответил тот, и белоснежные брови его нахмурились. – И я за тем вызвал тебя, чтобы обсудить то, что станет с моим братом Багумиром.
По лицу демона стало ясно, что его заинтересовала последняя фраза. Его глаза сощурились, а голова слегка наклонилась, словно он изучал своего собеседника.
- Ты всегда звал его своим братом, - заметил он, и по лицу его поплыла ухмылка. – Ты никогда не отзывался о нем дурно. Чего нельзя сказать о Дункане… Мне кажется, я понял твои мотивы, эльф. – Лицо демона приняло издевательское выражение. – Бедняжка-сирота, над которым все детство издевались. Изгой без рода и племени. Мальчишка с разбитым сердцем и раненой душой, которого все считают дикарем и ошибкой природы. Стараешься выглядеть таким особенным, загадочным. А на самом-то деле под всей этой загадочностью скрывается лишь жалкая натура обиженного ребенка, которого никто не хочет понять, которому никто в жизни доброго слова не скажет. Ведь даже император, так благородно приютивший тебя у себя во дворце за спасение сына, имел на тебя свои планы. Как бы он ни делал вид, что любит тебя, он бы никогда не пустил тебя на трон империи. Ты был нужен ему как инструмент власти. И ты прекрасно знал об этом. Более того, он умер от оспы вскоре после того, как ты все понял, не так ли? И действительно ли дело было в оспе?
Таленэль молчал, не сводя с него глаз и никак не реагируя на услышанное, и с каменным лицом продолжал слушать.
- Однако из всех людей на свете нашелся один человек, который никогда не сравнивал тебя с животным, не шептался у тебя за спиной и не обвинял во всех своих бедах. Лишь один человек всегда заступался за тебя и был рядом в трудную минуту. Даже тогда, когда ему самому за это светило наказание. И при этом он нисколько не пытался извлечь из тебя выгоду. Он звал тебя своим братом, хоть вы и не имеете кровного родства. И этот человек – Багумир. Мудрый и надежный правитель своего королевства. Пройдет сотня лет, а о нем не забудут. И, когда ты жаждешь расквитаться со всем человечеством за все свои несчастья и доказать людям свое величие, именно Багумир не должен при этом пострадать.
Регент снова промолчал, нисколько не сменив выражения лица. Даже его дыхание оставалось неизменно ровным и спокойным. Демон видел насквозь его душу, но, к его удивлению, даже глубоко в душе чародей оставался невозмутим. Абигор знал, что попал в самую точку, но не мог понять, почему эльфа это нисколько не задело. Он поражался тому, как слушателю удается сохранять абсолютное хладнокровие. И это в очередной раз не на шутку восхитило его.
- Ты бесподобен, эльф! – искренне воскликнул Абигор. – Рассуждаешь, как боги. Невозмутим, как камень. Я беру свои слова назад: из тебя не получилось бы приличного демона – ты достоин адского престола! И пусть Князь Тьмы покарает меня за эти слова, но я от них не откажусь. Я нисколько не разуверился в тебе, Таленэль. И, будь уверен, я преклоню пред тобой колено и поклянусь в вечной верности, дабы ты направил меня против врагов твоих! – Затем он на мгновение замолчал, ожидая ответа, но Таленэль даже не собирался ничего говорить. – И да, если Багумир так важен тебе, я не причиню ему вреда. Даю слово.
- Ты любишь разбрасываться громкими словами, - слегка задрав подбородок, проговорил эльф. – Но ты так же любишь их забирать. Ты клянешься мне в верности и в то же время не хочешь говорить, где сейчас находится Оружие, которое мне так нужно.
- Я еще не клялся тебе в верности, эльф, - покачал рогатой головой демон. – И ты знаешь, что я хочу перестраховаться. Останется ли нужда во мне, когда ты получишь свою игрушку? Кто знает. Быть может, ты вдруг передумаешь, когда получишь, что тебе нужно. А я в результате так и останусь жариться в Аду на медленном огне.
Таленэль хотел что-то возразить, однако Абигор ему не позволил, заметив:
- И все же огонек гаснет в твоей чаше. А потому самое время прощаться. Я позабочусь о том, чтобы мои братья, а также пернатые неженки делали свою работу. Хочешь ты стать новым Богом или нет, мне плевать. Твои истинные намерения и мотивы меня не волнуют. Помоги мне попасть в этот мир, и ты обретешь могущественного союзника во всех делах твоих.
Едва он успел это сказать, как дымное облачко развеялось. Как всегда опрятный и нарядный, регент Таленэль остался сидеть в одиночестве в своем кабинете, озаренном лучами рассветного солнца, и задумчиво глядеть на мрачного вида серую каменную чашу, которая на фоне дворцовой роскоши смотрелась весьма безвкусно и даже дико. Стенки ее были покрыты копотью, а на дне тлели угольки. Тяжелая и грубая, она стояла на белой скатерти, чтобы не поцарапать покрытый лаком изящный стол.
Его острый эльфийский слух улавливал доносящийся снаружи шум водопада. Изредка слышались отдаленные крики птиц. Но даже эти успокаивающие и расслабляющие звуки не могли унять его гнев, закипающий глубоко внутри, и погасить вспыхнувший в глазах голубой огонек, при виде которого у людей душа уходила в пятки. Внешне спокойный и рассудительный, от злости он перестал уже обращать внимание на то, как струящаяся во все стороны незримая Энергия заставляет трещать великолепный паркет.
Наконец, когда стоящий рядом бокал лопнул, король эльфов пришел в себя, а огонек в его глазах потух. Чародей, не заботясь об осколках, взял очередной мешочек со стола, прошептал в него несколько слов и высыпал серый порошок в чашу. Как и ожидалось, появился густой едкий дым. Затем из облачка послышались чьи-то голоса, а вскоре, будто глазами некой птицы, летящей по небу, Таленэль уже мог видеть строй солдат, шагающих по лесистой местности. Потом картина сменилась на холмы и поля, где у разоренного хуторка уже другое войско разбило лагерь.
Именно этим войском и заинтересовался заклинатель. Он знал, кому оно принадлежало и куда держало путь. Знал, чем обернется этот поход. Две сотни воинов, среди которых около ста всадников и столько же пеших, с высоты птичьего полета казались кишащим муравейником. Большинство конников оказались довольно легко экипированы: легкие кожаные или кольчужные доспехи без всяких знаков отличий, простенькие сабли и иногда деревянный щит. Им принадлежали резвые степные лошадки, предназначенные как раз-таки для быстрой езды.
Лишь с полтора десятка кавалеристов носили тяжелые черные латы, закрытые шлемы и вооружились богатыми полуторными мечами. Таких могли выдержать только здоровые северные скакуны, стоившие в те времена целое состояние. Эти рыцари резко отличались от остальных конников и, как правило, держались от них в стороне: либо прохаживались по лагерю в сопровождении своих оруженосцев и общались с себе равными, либо проводили время в своих роскошных шатрах. На их нагрудниках отчетливо виднелся парящий гриф, герб Маэрны, а на щитах – одинокая галера среди высоких волн, что являлось гербом их сеньора.
Пешие лучники и мечники неблагородного происхождения не брезгали обществом таких же наемников, как и они сами, а потому легко вливались в компанию вольных конников. Некоторые из них, невзирая на отсутствие лошади, находили в себе силы носить тяжелые доспехи или неподъемное оружие: кто-то орудовал огромным эспадоном, а кому-то нравились исполинских размеров молоты или секиры. Арбалетчиков среди стрелков насчитывалось совсем немного, поскольку качественный арбалет могли себе позволить тогда далеко не все, а от дешевых никто не знал, чего ожидать.
В лагере все развлекались, как могли. Наемники собирались в круг, где рассказывали всем свои забавные и захватывающие истории. Начальство даже выделило им по кружке медовухи в честь успешного старта кампании. Лишь рыцари старались вести себя благородно и обсуждали между собой политику и едва начавшуюся войну. Кто-то из них осуждал действия короля, а кто-то, напротив, поддерживал его. Но подобные разговоры прекращались каждый раз, как к ним приближался их сеньор, дабы поделиться своими планами касательно следующих действий.
Однако нашлись в лагере и те, кому было не до развлечений.
***
- Парни, - насторожился косматый мускулистый наемник, одетый в старый кожаный жилет на голое тело, - это еще кто?
Он закрыл за собой дверь в сарай, чтобы никто снаружи не смог потревожить их и увидеть то, что стало причиной его беспокойства: перед ним на коленях со связанными руками и заткнутыми ртами стояли трое. Тот, что посередине, носил яркий красный плащ на серебряной застежке поверх кольчуги. На груди у него виднелся родовой герб. Пожилое лицо его выглядело благородно, а во взгляде читалась гордость и отвага. Пленник не боялся смерти и с вызовом смотрел на тех, кто держал его в неволе. Его товарищи также держались достойно, и наемнику не составило труда догадаться, кем они ему приходились.
- Г-г-глянь н-н-на эти латы, - слегка заикаясь промямлил бородатый бледный мужик, коему денег на экипировку не хватило, из-за чего приходилось довольствоваться грязным крестьянским кафтаном, поверх которого он напялил снятую с кого-то дырявую куртку. – Видать, з-з-знатные рыцари! С-с-сколько ж за таких могут з-з-злата отвалить?
- Дурень, - покачал головой его друг, такой же крестьянин, но не настолько худой и сумевший обзавестись хотя бы стеганым доспехом, - это не латы. Это кольчуга. Колечки видишь?
И он попытался дотронуться до стоящего с краю пленника, но тот резко дернулся и что-то гневно промычал в ответ, заставив мужика испуганно убрать руку.
- Мне плевать, сколько за них отвалят, - глубоко вдохнул наемник, чувствуя, как начинает закипать. – Вы, огородники, совсем ошалели? Говорил я корешам, что не нужно наниматься в этот полк. Знал ведь, что запрягут возиться с деревенщиной!
- А что, собсно говоря, тебе не нравится, Лютер? – ответил ему «огородник», все еще боязливо поглядывая на пленника и по-деревенски выговаривая букву «г». – Все получат свою долю выкупа. А мы вдвоем, наверное, и прибавку за то, что сторожили их. И тебе, как начальнику, достанется, не сомневайся.
- Они с-с-сдались нам н-н-на милость, - поддакнул заика. – М-мы потребуем з-з-за них выкуп!
- Это уж точно, мне достанется… Кто поставил вас сторожить их? – поинтересовался Лютер. – И сколько людей еще знают об этих пленниках?
- Д-д-да все вроде з-з-знают, - пожал плечами тот, неуверенно поглядывая на своего плешивого друга. – К-к-к… к-к-к… к-конники поставили. Они их п-п-привели.
- Ах, конники, значит! Кто бы сомневался! И какие именно? Быть может, южане? Или эти придурки с Островов? Постой-постой – я знаю! Это были психи с Дарейских полей, верно? Я уверен, только они могли вот так в открытую взять и наплевать на приказы.
- Прошу тебя, Лютер, не веди себя как дите.
- Как дите? Серьезно? Всем был отдан ясный приказ: не брать пленных! Полковник не стал бы такое приказывать, не будь у него веской причины. А какая у него может быть причина, если не воля самого короля? Хочешь, чтобы тебя вздернули на суку, а твою семью угнали пожизненно работать в шахтах? Пусть ты и деревенщина, ты должен знать, каким образом карается невыполнение приказов в военное время!
Крестьяне переглянулись, а в их взглядах Лютер уловил нерешительность и даже тень страха, чем он и решил воспользоваться:
- А потому назовите мне тех, кто привел сюда этих пленников. Я сообщу их командиру, и они будут наказаны.
- А с нами что будет?
- Меня назначили вашим командиром, я отвечаю за пешие отряды. А потому, если полковник узнает, что вы тоже причастны к этому, влетит и мне. Я не стану вас выдавать.
Плешивый молчал, размышляя над его словами и не зная, сказать ему правду или нет. Однако заика, который, очевидно, отличался особой доверчивостью и пугливостью, решил более не испытывать судьбу и признаться:
- Это б-б-были к-к-к…
Но договорить он не успел, как бы сильно ни старался. В сарай вошла группка людей под предводительством не кого иного, как самого полковника, выглядевшего весьма недовольным и гневно искавшего глазами тех, о ком ему уже доложили. Одетый в угольного цвета плащ поверх черных лат и держащий подмышкой шлем с опущенным забралом, он одним своим грозным видом вызвал панику у крестьян и заставил занервничать Лютера.
Последний хотел поприветствовать своего господина и сразу объясниться, однако, прежде чем ему удалось это сделать, краем глаза он заметил, как плешивый и заика тычут в него пальцами, отвечая на немой вопрос полковника. Лютер почувствовал, как кровь его замирает в жилах, а по коже забегали мурашки. Всю вину решили спихнуть на него – а значит, и отдуваться придется только ему. Наемник он или нет, наказание за непослушание для всех всегда одно.
Но собравшийся уже приказать своим людям схватить непокорного воина полковник вдруг замер, остановившись взглядом на центральном пленнике. Тот, в свою очередь, также смотрел ему в глаза. Создавалось впечатление, будто эти два человека узнали друг друга. И в следующую секунду господин, подтвердив это, грубым голосом велел вытащить кляп изо рта у невольника. Крестьяне, от страха не понявшие, что командующий обратился не к ним, а к своим помощникам, поспешили исполнить его волю.
- Не ожидал увидеть тебя здесь, - удивленно прохрипел полковник, - граф Хогер.
- То же могу сказать и я тебе, - возмущенно отозвался тот, - полковник Тарн. Я думал, это обычные разбойники, пока не увидел среди них рыцарей в черных латах. Когда мои друзья сказали, что заметили на их нагрудниках маэрнский герб, я оскорбил их, не поверив в такой абсурд. Но не поверить теперь и своим собственным очам я не могу. А потому я требую, Джулиан, чтобы ты объяснил мне: что здесь происходит? Что ты и твои люди делают здесь, на моей земле? Кто отдал им приказ напасть на меня и убить моих солдат? Кто за все это в ответе, и какое его ожидает наказание?
Крестьяне проглотили языки от ужаса, узнав, наконец, кого им велели сторожить. Лютер не понимал, что ему делать в этой ситуации: он желал выслужиться перед господином, велев дерзкому пленнику вести себя повежливей и отвесив ему добрую оплеуху, но ему также не хотелось этим действием прогневить своего хозяина. Ибо он не исключал теперь возможность, что тот еще велит освободить графа и покарать тех, кто посмел его пленить. Потому капитан пеших наемников просто продолжал стоять рядом и не вмешиваться в их разговор.
- Видишь ли, Эрик, - учтиво отвечал Тарн, - тебе сохранили жизнь по ошибке, за которую кто-то непременно понесет наказание. И в то же время эта ошибка поможет нам поскорее продвинуться вглубь страны. Мне нужно кое-что обсудить с тобой, друг мой. А потому позволь моим людям развязать твои путы и составь мне компанию. В этом сарае скоро станет очень жарко.
Полковник кивнул огородникам, чтобы те освободили ему руки. Затем глянул на горочку трупов, накрытую окровавленным пледом, и велел одному из своих помощников отдать приказ тем, кто ожидал снаружи. Но, решив, что благородный граф не станет сотрудничать в случае гибели его последних товарищей, он также приказал развязать и двух других пленников. Эрик и два его офицера неохотно встали на ноги, когда люди Тарна пригрозили им оружием, и вышли на свежий воздух. Как только в сарае никого не осталось, его стали забрасывать горящими факелами, ровно как и разграбленные избушки: войско передохнуло и теперь выдвигалось в путь.
Несмотря на четкий приказ не брать пленных и уничтожать все на своем пути, армия захватчиков не брезгала сначала грабить деревни да хутора, а у поверженных врагов отбирать их лошадей и снаряжение. Мародерство здесь не считалось зазорным, а издевательства над женщинами или даже детьми являлись чуть ли не традицией. Хотя, стоит признать, полковник и его рыцари всячески старались пресекать последнее.
Эрику Хогеру и двум его офицерам, Гектору и Томасу, по приказу Тарна отдали их лошадей. Они по-прежнему являлись пленниками без какой-либо возможности сбежать, однако полковник, ехавший на своем скакуне впереди всей колонны со своими рыцарями, позволил им занять место рядом. Наемные конные отряды, ранее веселившиеся, теперь следовали за своим господином в полном молчании, а некоторые даже понурив головы, будто в чем-то провинились и ожидали наказания. Таким образом, шедший позади Лютер без труда догадался, кто именно поставил его ребят сторожить заложников.
Войско продвигалось на восток, но не прямо к столице, как предполагал граф, а в непроходимые леса. Туда, где чужеземец запросто утонет в болоте, а счастливчик набредет на крепость Террак, до того момента служившую разве что темой для анекдотов. Пару раз, оглядываясь назад, Эрик заметил в хвосте колонны тяжеленный таран, который кому-то не повезло каждый раз поднимать в гору и спускать вниз, преодолевая холмистую местность.
Но природные «прелести» Донарии не заканчивались на юге: больше трети королевства покрывали леса да болота, удивительным образом плавно переходящие в горы. По такой территории везти осадное оборудование – это самые настоящие муки. Уже поэтому мало кто мог предположить возможность нападения соседей. Бедняги, толкавшие таран в гору, истошно кричали, обливались потом и вот-вот могли свалиться с ног. А ведь другим группам армии приходилось тащить еще и катапульты с баллистами, не говоря уже о тех, кому довелось иметь дело с осадными башнями.
Хогер, наблюдавший за всем этим в полном молчании, ждал, когда же полковник, наконец, заговорит и объяснит ему суть происходящего. Гектор, сорокалетний сын графа, никогда ранее не попадал в плен, в отличие от своего отца. Он не знал, какие унижения и тяготы, возможно, ожидали его. В его суровом, но благородном взгляде не было и тени страха. Длинные пепельные волосы неаккуратно спадали на лицо после проигранной битвы. Гектор также молчал, но в ожидании не речи Тарна, а сигнала своего командира.
Томас, младший офицер графа, глазами выискивал слабые места в рядах противника, ибо предполагал, что ему еще предстоит побороться за свою свободу. Но каждый раз, как его взгляд останавливался на непробиваемых латах рыцарей, ехавших чуть позади отдельной группкой, и на их мечах да булавах, вера в спасение сразу пропадала. Грязные и неотесанные всадники, пленившие графа и его спутников, конечно же, отобрали все имевшееся оружие. И теперь кое-кто из них уже прикидывал, сколько денег можно получить, продав трофейный палаш.
- Ты сказал, - не выдержал граф и заговорил первым, - что тебе нужно что-то обсудить со мной. Я так понимаю, в свете последних событий Маэрна все-таки отважилась развязать войну, хоть и без предупреждения. И теперь, взяв нас в плен, ты планируешь потребовать за меня выкуп? Твои люди, связавшие меня и моих офицеров, уже решили, кому и сколько достанется.
Полковник оглянулся назад, чтобы одарить испепеляющим взглядом Лютера, но того закрывала собой конница.
- Никто не собирается требовать выкупа, друг мой, - ответил Тарн. – Хотя, ты уже меня своим другом не назовешь.
- А стоит называть? Тридцать молодых ребят, покинувших свои семьи, чтобы отслужить свой срок в крепостной страже, жестоко убиты. С их тел, словно стервятники, сняли все ценности. А тем, кто отважился сопротивляться до последнего вздоха, отрубали руки, прежде чем убить. И как я могу называть человека, давшего добро на такие зверства, своим другом?
- Я не давал добро на все эти зверства, Эрик. И я понятия не имел, что это были твои люди. Я лишь нес службу своему королю, и ты это знаешь. Когда король велит не брать пленных, я исполняю его волю. Каким бы жестоким ни был приказ, я обязан его выполнить. А потому мои люди напали на твоих. Но я клянусь тебе, что каждый, кто поступил бесчестно по отношению к павшим врагам, будет наказан.
- Я не стану сомневаться в твоей честности, Джулиан. Но и ждать, что ты сдержишь слово, тоже не буду. А потому я возвращаюсь к своему вопросу: что ты хотел со мной обсудить?
Полковник хмыкнул и отер пот со лба. Весна в этом году обещала стать поистине жаркой. В черных доспехах под полуденным солнцем Тарн уже чувствовал себя, как в печи. То же можно сказать и про остальных: рыцари, облаченные в тяжелые латы, выглядели не на шутку изнуренными и часто брались за фляги. Даже наемникам, которые в лучшем случае носили недорогую кожаную броню или кольчугу, приходилось несладко в такие ясные дни.
- Ты, скорее всего, уже догадался, куда мы сейчас направляемся, - проговорил полковник и настойчиво взглянул на Эрика. – Догадываешься, что нам нужно.
- Хочешь захватить мою крепость, - кивнул граф. – И, раз уж на то пошло, ты хочешь, чтобы мои люди открыли тебе ворота и впустили тебя, когда к моему горлу приставят нож.
- Зачем все так усложнять? – удивился Тарн. – Зачем мне угрожать тебе, чтобы нам открыли ворота?
- Тогда чего ты хочешь?
- Мне нужно, чтобы ты без всяких угроз задумался сейчас над тем, что я тебе предложу. Я не стану убивать ни тебя, ни твоих людей. В обмен ты проведешь нас по безопасному пути через все ваши болота к Терраку и действительно велишь своим стражникам открыть ворота, а также – сейчас внимание – прикажешь им покинуть крепость.
Тридцатилетний Томас хихикнул, услышав последнюю фразу, но тут же осекся, поймав суровый взгляд своего господина.
- Вам было велено не оставлять в живых никого, - недоверчиво сказал Эрик. – С какой стати ты вдруг отпустишь меня и моих людей?
- Мне было велено не брать пленных, - поправил его Тарн. – Но я ведь и не собираюсь их брать. Можешь считать, что даже сейчас вы не пленники. Кстати говоря, оружие я прикажу вам вернуть. А насчет того, чтобы не оставлять никого в живых, скажу одно: я в любом случае могу вас всех перебить. Взгляни на мое войско: здесь две сотни бойцов. И еще столько же прибудет с ближайшую неделю. Некоторым из них с рождения платят за убийства, а некоторые только-только вкусили прелести победы над врагом и горят желанием выслужиться перед своим господином и королем. А кто сейчас защищает твою крепость? Прошло уже двадцать лет, и я уверен, что за это время ничто здесь не изменилось: Террак по-прежнему сторожат ленивые пастухи да плотники, коих под страхом непомерных налогов тащат в гарнизон. А потому у тебя есть выбор: дать своим стражникам умереть сейчас и погибнуть при этом самому или же спасти их всех до единого, отправив домой, и самому остаться в живых.
- А затем ты со своим войском пройдешься по их деревням и, все равно, всех перебьешь, - уточнил граф. – А кто-то из них уже по твоей милости остался без дома. Не лукавь, Джулиан: заставить их стоять до последнего – не более жестоко, чем отпустить по домам. Ты прекрасно это знаешь.
- Не спорю. Но какой смысл им умирать бесславной смертью здесь, защищая эти унылые болота и леса, на которые даже вашему королю всегда было плевать? Никто не вспомнит безымянного пастуха, который сложил голову за смехотворный Террак. Не хочешь, чтобы они умирали поодиночке в своих огородах – иди с ними к столице. Пускай они умрут, сражаясь бок о бок с солдатами Багумира, и попадут на страницы истории. Чем больше воинов будет нам противостоять, тем дольше люди будут помнить об этой славной битве и восхвалять победителей.
Как только он это сказал, к нему на резвой степной лошадке подъехал совсем еще молодой лучник с окровавленной повязкой на голове.
- Господин, - обратился он обеспокоенным голосом к полковнику, - разведчики до сих пор не вернулись. Есть опасения, что их перехватил противник.
- Кажется, - усмехнулся граф Хогер, глядя на Тарна, - что-то пошло не по плану?
Полковник скривился в злобной гримасе, услышав насмешку, но не ответил ему. Вместо этого он резким грубым голосом сказал лучнику:
- Эти идиоты, скорее всего, просто заблудились. Или в болото угодили. Марш в колонну и не смей отвлекать меня по таким пустякам!
Всадник, чуть не свалившийся с седла от страха, развернул лошадку и поскакал назад. Среди рыцарей послышались обеспокоенные шептания. Однако грозный взгляд их сеньора заставил сразу замолкнуть. Рассуждая вслух и тем самым только усиливая волнение среди остальных, граф Хогер пробормотал:
- А ведь в Могильном лесу не только болот стоит опасаться…
- Можешь не пытаться меня запугать, Эрик, - проворчал полковник. – Я слыхал рассказы о местной нечисти от суеверных кретинов. Однако, хоть моим лазутчикам и удалось заплутать в трех соснах, не стоит надеяться, что я не доберусь до Террака. А потому подумай хорошенько над тем, что я тебе предложил. Тебе и твоим крестьянам не изменить ход войны: крепость все равно будет наша, так или иначе. Зато от твоего решения зависит их дальнейшая судьба.
[Продолжение следует]





Не брезГОВАла

Это почему? я задавался вопросом "брезгать или брезговать?", лазил в гугле и пришел к выводу, что и так, и так правильно... Более того, кое-где приводились примеры, что именно первым вариантом в основном все и пользовались (в 19-20 века)

армия захватчиков не брезгала

Не брезГОВАла

 

Ух ты, уже и демоны в ход пошли, вот ты изобретатель))))) едем дальше

 

А вот пернатыми он называл вовсе не демонов. Когда Абигор пренебрежительно говорил "пернатые неженки", он имел в виду ангелов. 

Азазель делает то, что должен делать. Его пернатый друг тоже скоро будет в деле.

Азазель навскидку подсознательно ассоциируется в одном ряду с Сатаной, Люцифером и т.д., и его пернатый друг соответственно тоже. Повествование довольно сильно растянуто по времени выхода, поэтому не сразу схватываешь. Я уже потом разобрался что к чему (просто пришла мысль :rolleyes: ) когда уже выключил комп :) . Тут надо сесть и читать сразу все подряд :blum: , тогда вопросов не будет. 

Его гнилые губы почему гнилые? Если он живет тысячелетия, они бы уже давно сгнили окончательно - поэтому они не могут быть гнилыми. 

Это же бессмертный демон...) Они не меняются, ибо прокляты быть всегда такими обезображенными за свои грехи. А потому его губы всегда будут такими гнилыми и искромсанными. Это не поддается объяснению с точки зрения биологии или физики. Ибо демон - существо бестелесное... Надеюсь, мне удалось объяснить этот момент)

 

И слово пернатые не совсем подходит, вернее совсем не подходит к кожистым перепончатым крыльям, только к оперению, но перьев вроде у демонов нет

А вот пернатыми он называл вовсе не демонов. Когда Абигор пренебрежительно говорил "пернатые неженки", он имел в виду ангелов. Ибо у тех действительно красивые крылья с оперением в отличие от уродливых демонических. Странно, конечно, что с этим моментом возникли вопросы... Мне казалось, что мне удалось в тексте передать свою мысль...

Его гнилые губы почему гнилые? Если он живет тысячелетия, они бы уже давно сгнили окончательно - поэтому они не могут быть гнилыми. И слово пернатые не совсем подходит, вернее совсем не подходит к кожистым перепончатым крыльям, только к оперению, но перьев вроде у демонов нет. А в остальном все понравилось, перехожу к продолжению...


Обратные ссылки на эту запись [ URL обратной ссылки ]

Обратных ссылок на эту запись нет