Альтернативный старт. Похищенная некромантом. Глава 4.

– Давай! Дава-ай! – в азарте закричала беглянка, пиная коня пятками по бокам.
По спине словно провели холодной рукой, в висках опять стучало. Когда побег только планировался, было много вариантов, но ни один из них не казался такими страшными. Даже смертельный исход выглядел драматично. Однако, в этот миг девушка поняла, с каким отчаянным остервенением не хотелось ей вновь попадать в лапы жестокой банды.
Если бы кто-то взглянул на ее лицо, то понял бы, что именно с таким глазами рвется сквозь чащу испуганный зверь.
– Стреляй! – ударило плетью в спину; девушка практически легла на коня, вцепившись в его гриву. С момента, когда ее обнаружили, прошла всего пара мгновений, но казалось…
С характерным звуком тетива выпустила стрелу, что сию же минуту угодила в крупу животного. Встав на дыбы, конь сбросил наездницу и, припадая на заднюю ногу, умчал в темный еловый лес, практически по колено утопая в рыхлом снегу. Стараясь подавить подступающую истерику, Таали спешно поднялась и побежала по дороге, лишь раз оглянувшись на кинувшихся в погоню наемников. Теперь дела казались еще хуже.
Морозный воздух обжигал горло и лицо. Бежать быстро не получилось бы, даже будь на то силы, поэтому исход затеи был близок, как никогда.
– Подожди, не убивай. – В этой фразе за спиной было столько удовлетворения, сколько не получает даже хищник, долго сидевший в засаде и, наконец, вцепившийся в жертву.
Говорила женщина.
– Я и не собирался. Гарт потом сам нас угробит, если что. – Мужчине даже не пришлось восстанавливать дыхание, столь скоропостижной была погоня.
Таали остановилась и развернулась к врагам лицом. В ее руке, скрытой под рукавом, уже холодела склянка с самым опасным ядом из доступного арсенала. А как только дыхание начало успокаиваться, в легких тут же полыхнуло пламя и жуткий кашель согнул девушку пополам. На идеально белый снег брызнули рубиновые капли, прежде чем девушка успела прикрыться рукавом. Казалось, что этот приступ точно ее убьет, но в тот момент в голове не было ни одной мысли, только ощущение извергающегося вулкана в груди.
Таали освобождала нутро от жгучей лавы, не видя больше ничего вокруг себя.
– Твою мать… - с отвращением бросила наемница. – Да ну ее нахрен, пусть тут сдыхает, она и правда больная. Только жеребца зря кончили!
– Того, что они там со старым* наварили, нам надолго хватит. – Поддакнул ей напарник.
– И то верно…
Как преследователи вернулись в форт, беглянка тоже не увидела. Просто обнаружила себя стоящей на пустынной не то тропе, не то дороге, посреди жестокого зимнего леса. Ей в плечо тыкал мордой раненый конь. Побродив по сугробам, он вернулся к человеку, прося о помощи. Стрела вошла в круп не так глубоко благодаря тому, что на спине животного лежала облупленная старая шкура. По телу жеребца часто ходила дрожь; порой он дергал раненой ногой, словно силясь избавиться от дотошной боли. Кровь на его ране уже застыла от холода.
Таали, нашептывая что-то успокаивающее, ухватилась за стрелу и дернула ее на себя, поборов приступ сострадания и жалости. За что тут же получила крупом в грудь и повалилась в сугроб. Конечно, животное поступило так не со зла, но гневные ругательства в свой адрес приняло со всей стойкостью, ожидая, когда новоиспеченная хозяйка продолжит лечение.
– А больше-то ничего и нету! – Огрызнулась девушка на такое поведение и осторожно подошла к коню, рассматривая рану.
Кровь вновь начала сочиться. Благо, стрела не имела цепких «ушей» и вышла свободно. Конечно, занятия по медицине были самыми поверхностными, и никто там этому не учил, зато были занятия по стрельбе из лука, преподаватель которой любил подавать информацию в самом жестоком виде. Так, например, девушке пришлось больше десятка раз вырвать стрелу из туши оленя. Конечно, юная особа не потерпела такого к себе отношения и, будучи умелой интриганкой, вскоре подставила рьяного учителя, едва ли не приговорив к смерти. Еще бы, подозрения в домогательстве главу семейства очень удивили и привели в ярость.
Но даже сейчас, когда такая практика пригодилась в жизни, Таали отмахнулась от чувства вины, как от назойливой мухи. В голове по-прежнему было мутно, мышцы живота нещадно болели; было как-то совсем не до самотерзаний. Оторвав лоскут от своего плаща, девушка положила его на рану животного, прикрыв сверху шкурой.
На этом лечение закончилось.
Вновь взобравшись в седло, Таали поехала прочь, больше не думая о возможных опасностях. На это не осталось сил. Побег вышел под стать падению с дерева: прежде чем окончательно брякнуться оземь, удалось словить головой каждый встречный сук. Дороги вокруг форта засыпало снегом, видна осталась только одна; по ней и следовало ехать, никуда не сворачивая. Возможно, раньше, чем удастся доехать до какого-нибудь людного тракта, может встретиться дикий зверь или бандит. Возможно, начнется снегопад или метель, что нередко для этого холодного края. Возможно, что довершит свое дело кровавый кашель. Было так много возможностей умереть, но для того, чтобы жить, требовалось лишь подгонять раненного коня и стараться не выпасть из седла от бессилия.
Ельник потихоньку разбавился березами да дубами. Яркое солнце над головой скрылось за плотными снежными тучами; посыпал мелкий, как песок, снег. Конь все чаще требовал понуканий и припадал на раненную ногу. Идти ему было тяжело, но наездница знала, что пешим ходом ей точно не добраться до поселения, потому сидела до последнего. Даже когда конь встал на колени, она все еще злобно била его пятками по бокам, ругая, почем свет. Но все было тщетно. Пялясь испуганными глазами в сторону, он, как ни старался, подняться уже не мог. Пришлось оставить животное на дороге и двигаться дальше своим ходом, прежде допив зелье от приступов кашля. Теперь жизнь беглянки зависела только от чистой удачи, которая не очень-то и сопутствовала ей в жизни.
Вечер пришел скоро. Стало еще холоднее, и первые порывы вьюги ударили по лицу горстями снега. Выудив руки из рукавов и прижав их к телу под одеждой, девушка пыталась согреться и не потерять дорогу из виду. Благо, лес отступил немного в сторону и позволил ветру гулять по булыжному тракту да сметать снег на обочину. Где-то далеко, сквозь могучий вой над лесом, доносился ритмичный скрип. Это могла быть вывеска или фонарь.
Мучимая всем, что только можно встретить в дороге, Таали медленно шла вперед, памятуя приятные вечера в родном поместье. Они стали почти бесплотны. Время, проведенное в пещерах и фортах, развеивало воспоминания, как развеивается тепло из бледных пальцев ребенка. Мысли о тепле и уюте усилили ощущение холода. Тяжесть в ногах сбивала каждый шаг.
Ночь выдалась крайне темной. Уже ближе к полуночи удалось добраться до небольшого поселения, где не очень ретивый стражник благодушно пустил ее в каморку, переждать темное время. Спрятав лицо под капюшоном, Таали хрипло поблагодарила седоусого вояку и попросила не бояться кашля. Он, бишь, не заразный, просто нужно наведаться к лекарю утром, и все пройдет. Тот недовольно покивал, но пообещал терпеть. О чем, видимо, сильно пожалел. Резкий переход с мороза в душную сторожку еще сильнее разразил легкие; кашель не отпускал всю ночь. Чуть начало светать, девушку выперли на улицу, даже не дав опомниться. Через некоторое время, идя по единственной улице деревни, Таали поняла, в чем дело: гнилые овощи, испачкавшие плащ, застыли коркой на морозе и оттаяли довольно скоро. Зловоние тут же заполнило все пространство и, если бы простуда не закрыла нос влагой, злосчастной беглянке самой стало бы дурно. Впрочем, и без этого ее состояние нельзя было назвать хорошим: бессонная ночь, длительный кашель, зудящие язвы на лице, которые все же удалось утаить от стражника, голод, – всё это едва ли не лишало девушку сознания. Мир вокруг окончательно утратил четкость; в голове стоял гул, и только инстинктивная жажда жить заставляла двигаться дальше. Время превратилось в тягучую субстанцию мучений. Разум словно из глубокого колодца созерцал далекий холодный мир.
В этом самом мире была почти невидима крошечная старушка, бормочущая и причитающая под самое ухо. Она подхватила болезную бродяжку под руки и увела на край селения, к неказистой избушке, стоявшей особняком от прочих домов. Низкая дверь нехотя проехала по земляному полу, выпуская на улицу белые клубы тепла. «Давай, давай, девонька. Заходи скорее.» – слабые, но уверенные толчки в спину заставили Таали войти внутрь. Она, словно неразумное животное, не смогла бы сейчас понять человеческую речь.
Внутри оказалось тепло; беспощадный кашель настиг ее и тут. Повалил на соломенный настил, скрутил в приступе и выбил последние силы. Дальше была только тьма…
Что-то теплое и пушистое назойливо лезло в лицо. Ластилось и урчало. Приятный полусон отступал, мир просачивался в сознание через запахи и звуки. Память подсказывала: так пахнут полевые травы, так скребут когтями по дереву, это брякнула деревянная миска, а вот зашипела вода, попавшая на угли. Вокруг кипела жизнь, а где жизнь, там и боль. Боль немного задержала свое явление, словно пастух, оттягивающий длинный хлыст, для более хлесткого удара.
«Р-раз!»
Острые иглы вошли под ребра, собрав все мышцы в один тугой комок. Хотелось вдохнуть, но не было сил разорвать плен собственного тела. Кашель внутри забрался так глубоко, что уже не обжигал горло, и выворачивал наизнанку без того пустой желудок.
«Два!»
Очень захотелось повернуться набок и рвать глотку через край кровати, лежанки или пропасти, чего угодно, лишь бы не пачкать собственное тело.
Лишь бы не на себя.
Мир в этот момент свершил еще один кульбит, по инерции, и опрокинул на колючую солому, больно ударив по покрытому коркой лицу.
«Ах ты батюшки, ах ты матушки!» - чьи-то сильные руки и причитания подхватили бренное тело подмышки и затянули на кровать. «Ох, ты ж, божечки мои!…» – те же руки приподняли за бедра и уложили боком на нагретое ранее место. Подсунули под нос миску, сверху накрыли одеялом; унять этим боль вряд ли удалось бы. Давясь слезами и спазмами, Таали пыталась понять, что с ней происходит и как выжить во всем этом кошмаре беспомощности. Но забвение пришло раньше, внезапно накинув свой плотный покров на истерзанное сознание.
Что-то теплое и пушистое назойливо лезло в лицо. Ластилось и урчало. Некая пленка склеила губы и мешала вдохнуть побольше воздуха. Таали совершенно спокойно подумала, что с воздухом у нее какие-то серьезные проблемы. Его вечно не хватает; видимо, кто-то проник в ее нутро, в самую грудь. Распустил щупальца под ребрами, испуская из отвратительных жабр зловонную слизь. Эта слизь и склеила губы, поместив во рту противную горечь.
«Да, именно так. – подумала она. – Все именно так…»
– Ну, что же ты, внучка? Полегчало? – донесся знакомый голос, откуда-то совсем неподалеку, и Таали повернула голову, но обнаружила, что глаза раскрыть не удается. – Ох и горе же с тобой, ох и горе. Даже и не знаю, смогу ли выходить… – Эти спокойные, вроде бы, слова отчего-то ёкнули в самом сердце.
«Что значит, горе? – задалась она мысленным вопросом, и тут же получила ответ.
– В груди твоей столько гноя, что он и из глаз сочится. Уж не знаю, как это возможно. – Голос принадлежал, без сомнения, старой женщине, он был ласков и тих. – Надо бы в Волкрит ехать, к Алукарии. Может, у нее рецепты какие есть. Я на тебя годовой запас потратила. Все, что на черный день готовила, почитай, ушло. Кто же знал-то? Обычно, хвори какие по деревне ходят, с ними борюсь, а тут…
Горестное цыканье завершило монолог. Девушка хотела что-то ответить, да не знала, что. Еще губы эти не слушались! Стало до слез обидно, что, преодолев столько зла и оказавшись на теплой перине деревенской знахарки, она не смогла справиться с недугом. В родительском доме над ней давно врачевал бы какой-нибудь маг из столицы, поставил бы на ноги за считанные часы. Но в Скайхине не было столичных магов. Здесь были только деревенские знахарки да отшельники-некроманты.
Через какое-то время старушка догадалась промыть своей подопечной глаза и рот, позволив осмотреть тесную хижину, от пола до потолка занятую полками, корзинами, крючками и прочим, что могло использоваться для хранения трав, настоек, закаток и другой целительской атрибутики.
Еще удалось рассмотреть хозяйку всего этого добра, низенькую старушку в овечьей безрукавке поверх старого крестьянского платья. На вид она никак не смогла бы поднять вес человека. Даже по частям. Лицо ее, изрезанное морщинами, не казалось добрым. Впрочем, и злым оно не было. На вид – обычная бабушка со связкой защитных амулетов и непоколебимой верой в добро.
– Что делать-то будем? – Спросила она, присев на край кровати у ног молодой имперки.
– Не знаю я, бабка. Не знаю… – Таали сама не заметила, как слезы потекли по бледным, впалым щекам.
Страшно не было, было обидно. Обидно на весь мир, за то, что он такой несправедливый. Лежа на койке, мало что можно сделать. Разве что хлебнуть из какой-нибудь склянки, заготовленной еще в логове Злокрысов. Словно прочитав мысли подопечной, знахарка вдруг встрепенулась.
– А у кого это ты такие жуткие зелья брала? Сколько себя помню, ни один враг не заслужил бы эдакой отравы. – эта скромная попытка отвлечь от горькой вести и как-то оправдать свое бессилие возымела дйствие.
– Сама варила. – Утирая слезы тыльной стороной ладони, ответила Таали.
– Сама? – Старушка даже насупилась, словно ее маленький внук только что признался в шалости. – А против кого?
– Бандитов. – Имперка понемногу отошла от слез и попробовала присесть; знахарка тут же суетливо подсунула ей подушку под спину. – Меня в плену держали.
– Вон оно что… – хозяйка избы покачала головой, – Ты уж прости проныру старую, но я все их проверила. Думаю, что Карлин, наш торгаш местный, сотен пять за них отдаст. Если поторговаться. Например… – Тон знахарки изменился, стал деловитым. – Там я встретила «Чесоточный лист», он против дикого зверья хорош. Те один запах обходят за версту. Еще «Черный червь» есть. Это же вообще кошмар. Где ты только язык белой змеи нашла? А еще…
– Погоди. – Прервала тираду Таали, - Там зелий на пару тысяч хватит. Так что пусть торгаш твой удавится.
– Да у него столько денег не бывает никогда! – Удивленно воскликнула старушка.
Но Таали уже почувствовала родную стихию – торговле отец учил ее рьяно и рассказывал многие секреты и хитрости, к которым прибегали вот такие вот деревенские снабженцы, зная, что немногочисленным жителям чаще всего некуда податься. Однако, многое в таких случаях ограничивалось самой обычной наглостью и малодушием.
– Всё у него бывает. Скольким в деревне он должен? – Имперка решила провести небольшое расследование, прежде чем соваться в логово хитрого паука.
– Да, почитай, всем. – Не понимая, что происходит, ответила знахарка. – У кого драгоценность, у кого рукоделие какое в большой город возил. Да только лихих людей нынче много, а охрана – дорого. Но он молодец, о долгах помнит, всегда отдать обещает. И ведь рассчитывается понемногу.
– Ага. А чаще всего деньги с продажи идут на товары, заказанные всей деревней, и поэтому с хозяином дорогой вещи рассчитаться сразу не удается? – молодая торговка зажглась азартом.
Сколько лун назад она покинула родные края с мешком на голове? Ровно столько времени жизнь ее была лишена всякой интриги. Жестокая участь требовала варварских решений, а изящные обманы остались в далеком прошлом. Таали помнила, как «играл» с конкурентами ее отец, иной раз превосходя самого себя. Пусть он не числился среди самых богатых людей империи, но именно это помогало проворачивать очень рискованные и неожиданные дела. В лапах некромантов и бандитов врожденные таланты юной особы не имели смысла. По крайней мере, пока ее сковывали кандалы, но уж теперь-то все должно было измениться.
Знахарка совсем растерялась, но все еще пыталась оправдать старого знакомого:
– Так это же дело житейское. Мы друг другу помогать должны… – только это уже не имело никакого значения; репутацию деревенского плута, промышляющего торговлей, не спасли бы и божественные благословения.
– Мне нужно самой к нему сходить, – Решила девушка, и принялась подниматься с кровати. Первая же попытка показала, что силы свои переоценивать не стоит.
– Куда же ты, после такого-то? – Всполошилась старушка. – Больше седмицы в кровати лежала и тут – на тебе – идти!
– Как, седмицы? – Эта новость стала для нее большой неожиданностью, ведь по ощущениям прошло не более дня; Таали решила, что знахарка и впрямь смыслит во врачевании, раз за такой срок сумела не загнать в могилу свою подопечную.
– Вот так. Натерпелась я с тобой, горемычной… – старушка решила уже излить душу, но ее перебили.
– Ну, на сколько натерпелась, за столько и заплачу. – это неожиданное хамство заметно обидело хозяйку, было видно, что она ожидала иной благодарности. – Лучше скажи, как мне к торговцу попасть? – в планы заносчивой дочки купца не входил длительный период постельного режима.
В конце концов, это был еще один плен, из которого предстояло выбраться.
– Прямо по улице и направо. Там увидишь, единственная вывеска в деревне. – голос знахарки заметно охладел, хоть она и старалась скрыть свои эмоции.
– Подняться помоги. Кстати, где мои вещи? – было совершенно не ясно, вела ли себя она так специально или же действительно не понимала, что такое поведение обижает спасшего ее человека.
Впрочем, ее тон не содержал в себе лишнего тепла к незнакомому человеку даже несколькими минутами ранее. В конце концов, травы лишь отсрочили смерть и – кто знает – быть может, уже завтра на девушку обрушатся все те муки, которые и отнимут последние силы? И знахарка уже не сможет ничего сделать. Отец учил, что платить надо только за сделанную работу, иначе ранняя благодарность может испортить дальнейшее дело.
– Вещи вон, в углу. Выстираны. – знахарка кивнула в сторону табуретки, стоящей у изголовья кровати; на ней, и правда, ровной стопкой лежала одежда. – А подняться я тебе не помогу. Стоять все равно не сможешь.
– Так что делать-то? На руках меня носить собралась? – сердито спросила девушка.
– Может и так. Есть у нас на деревне парень один, недалекого ума. Блажен, проще говоря. Родился таким. Ты если с ним разговаривать научишься нормально, так он тебя до Райтрана на руках донесет. – старушка поднялась и, накинув на плечи теплый тулуп с воротом до ушей, вышла из избы.
Таали же только и осталось, что ждать; скромные попытки подняться в одиночестве не увенчались успехом. Когда вместо хозяйки в избу вошел могучий норд со странным выражением лица, она еще не знала, какой важный жизненный урок ей предстоит усвоить.