1
Беруфштэтихь, гебильдет, фердинен,*— сижу на углу почти один.
В китайской столовой и ресторане известных
Воет ветер стульев и витрин.
Рядом, нас двое: Хань и я —
Сверлит меня взглядом китаец.
Я доедаю рульку, руля вилкой по блюду.
Чин не доволен ходом руля,
Скрежещет зубами, мерзавец.
Мне нет и дела:
Рыщу в карманах в поисках уда.
Все быстро обдумал, люстру качнул,
Вскочил на середину залЫ,
Пока убежал официант —
Вооружился с грациозностью цапли.
Узкий глаз видит далеко, навострил свой маоленький палец.
Лезет под скатерть за дао неумолимый китаец.
Чувством сильным расизьма пронизанный
И гордый происхождением,
Даю духу, стреляю в упор,
Как коричне-рубашечник, как оглашенный.
Ужас да боль в глазах степных,
Напомнили трагедию рода.
До колеса высоты сократилась
Людей таких-то порода,
А мне начхать, навалил на отличия:
Где кореец, а где японец,
Все равно странны до неприличия!
Едят палками рис понемногу.
Одни уважают собак, другие —
Вытянутую в растяжке пустую ногу.
Писал как-то Бунин Иван про пароход с гражданином в ящике,
Из-под стеклянных бутылок.
Что он охотник за состояньем был: перчатки сделаны из ящериц,
Туфли — из крокодилов.
Таких ловчих будет чайнатауна два,
Три иль четыре: поболее;
Бегает во дворах детвора, а утром им всем на работу.(детям)
Их всех по глазам различала слепая бабка,
Сейчас в тех домах ее нет.
От чрезмерных папирос завернули старуху в папирус,
Как жалко!
Дед Ляо сидит на камнях на дороге.
Принял тот старец почтеннейший вид:
Глаз то ли видит, то ли закрыт...
Но если алкает буйный читатель,
Желает познать рукопашный прием,
То едет бессмысленно этот мечтатель,
За Шаолинём...
В терниях стен из столбов бамбуковых,
В тенях покачивался дед.
Дедов-сенсеев в Китае порода!
Страшней гнева от такого деда — нет.
И учеников счастливые лица
Сияли на фото в додзё.
Дед брал, портков чужих не жалея,
Двадцать гонконских рублев...
На площадке для тренировок,
Камнем покрытой грубым,
Чтобы падения усугубить,
Тренирует шифу стройные ряды,
Где каждый — как ты!
Дед кричит что-то:
Из стойки легкой и плевой
Становятся ученики,
То тиграми, то грозными львами,
То своими встают корнями, как дубы,
И прыгают, бегают, дружно крича,
Чтоб палкой по ногам не получать.
Заглянем в храм или цюань, или си...
В ярости бьются монахи,
И стар, и млад,— навешивают охи, ахи!
Бьют колонны нефрита в крошья,
Слева упала нога от меня...
Летит Минг Во в прыжке, как у кошки,
Нога извивается, как змея.
Тощатый лысый, целит лаптем в лицо,
Навстречу парит бородатый Хунь Ло,
Тыкает в темя, остальному под мышку,
Иному давит на душу, душа,
Бьет кулаками другому по ушам.
Рвет пополам, за полы потянув,
Здание храма огромного.
Тяжелую ногу занесет в потолок,
Оттуда обрушит с белилом пинок,
Вот так удар — колоть гору годиться,
Однако пришелся он на ягодицу!
Но что же ломать друзей за резон?
Быть может нашелся чувств добрых транжира,
И каждого так подстрекнул ловко он,
Что насмерть сражаются все в том белиле?
Но вот врывается Пинь Цинь Минь Дун!
Кричит, ревет, словно лев ужаленный!?
Но на него не осталось внимания.
Насовывают дружно в бока...
Пока.
А мы обращаем взор скромный в сады.
Там кипарис приобщают к цветенью,
Не во все стороны, а по велению
Чувства прекрасного твердой руки.
Недалеко разбили камнями,
Травами тоже каменный сад.
На плитке положено сад этот сделать:
Камень глаз радовать каменным телом должен зрелка!
Смотрится лучше аранжереи,
В которой несметно цветут:
Архидеи и розы, мимозы, Мистер Тюльпан!
А наш путешественник той ахинее не придал значения.
Много ли надо чтоб ветки отрезать, что еще за учение!
Мимо сада проходя,
Заметили группу ребят,
Те отчего-то бухали в пах кулаком,
Так объяснил гид наш Минг:
Ци им мешает мошонку разбить, мясо яичников вывалить вон...
От перечислений желтел только он,
А я, краснея, ухнул в кусты,
Друг мой стал медленно цвета травы,
Рвало его прям на него...
Добрался до здания мерно ползком,
Увидел: выходят все там в окно,
По крышам, что балерины Большого,
Сигали туда и сюда.
"Летать не умеем,— сказал паренек — но длинной высóты наш-то прыжок!"
Друга рвало, он тянулся к колодцу
Выпить живительной влаги,
Мимо кучка артистов прошла
И налила ему рисовой браги.
Бежа ошалелым, от монахов дурея,
Сшибаю картонные стены,
Летит черепица и кажется мне:
Живут черепахи в картонной стране!
Тут рынок тянется долгим ручьем,
Буйство мое — ему нипочем.
На лошадях с лука струнáми
Били копытом степным,
Трясли увесистой сбруей,
Кочевники-всадники севера
Неслись, улюлюкая, Хунну.
А следом вальяжным за ними
Несся Лю Бу и свой тяжеленный
От неба тащил мандат —
За ним колесницы, чжугэ-ну, и драконы парят.
Армий орава из всех трех царств,
Эпохи сменяют друг друга:
Император Ци Шихуань Ди,
И опиумная подруга
Вослед предлагает сходить
В общество желтых повязок,
Но я не иду — им ничем не обязан!
Миль осилив бездонный пакет,
Прибился в Гонконгоград,
Как странник-монах:
Сед, немыт, волосат,—
А не как какой-нибудь конокрад.
И вижу неоновые улицы,
Банды ножа, топора
Ходят туда и сюда
В картонных заводах-складах.
Вдруг вылетает на них полуголый —
Голый в области груди —
Из терракоты испеченный Брюс Ли.
Машет из дури всей какая есть,
А врагов его не счесть - летит налево, направо
С палками каскадеров орава.
Тут из космоса прямиком,
По вулкану черному скатившись,
Бухается Джеки Чан,
В чан с вином вонзившись.
И реактивней белки-летяги
На бамбуковых ходунках
Джет Ли скачет и бьет очень больно
По головам.
Так лицезрел я войну бесконечностью
В съемочный павильон.
Душно там было,
Актеры беспечные,
Но рассказать я хотел не о том.
Я тихо полз седым стариком,
Из выстраданных впечатлений
Быстро сделал вывод такой:
Если охота вам ощущений,
Каких угодно от рвоты до рвоты,
Идите в Китай и будьте прóкляты!
Раскидывал шторм матросов в каютах,
Спать не давал пассажирам.
В ящике ехал транжира
Из-под стеклянных бутылок,
Перчатки сделаны из ящериц
Туфли — из крокодилов.
*Имеющий профессию, образованный, обеспеченный(русск.-нем.)
В китайской столовой и ресторане известных
Воет ветер стульев и витрин.
Рядом, нас двое: Хань и я —
Сверлит меня взглядом китаец.
Я доедаю рульку, руля вилкой по блюду.
Чин не доволен ходом руля,
Скрежещет зубами, мерзавец.
Мне нет и дела:
Рыщу в карманах в поисках уда.
Все быстро обдумал, люстру качнул,
Вскочил на середину залЫ,
Пока убежал официант —
Вооружился с грациозностью цапли.
Узкий глаз видит далеко, навострил свой маоленький палец.
Лезет под скатерть за дао неумолимый китаец.
Чувством сильным расизьма пронизанный
И гордый происхождением,
Даю духу, стреляю в упор,
Как коричне-рубашечник, как оглашенный.
Ужас да боль в глазах степных,
Напомнили трагедию рода.
До колеса высоты сократилась
Людей таких-то порода,
А мне начхать, навалил на отличия:
Где кореец, а где японец,
Все равно странны до неприличия!
Едят палками рис понемногу.
Одни уважают собак, другие —
Вытянутую в растяжке пустую ногу.
Писал как-то Бунин Иван про пароход с гражданином в ящике,
Из-под стеклянных бутылок.
Что он охотник за состояньем был: перчатки сделаны из ящериц,
Туфли — из крокодилов.
Таких ловчих будет чайнатауна два,
Три иль четыре: поболее;
Бегает во дворах детвора, а утром им всем на работу.(детям)
Их всех по глазам различала слепая бабка,
Сейчас в тех домах ее нет.
От чрезмерных папирос завернули старуху в папирус,
Как жалко!
Дед Ляо сидит на камнях на дороге.
Принял тот старец почтеннейший вид:
Глаз то ли видит, то ли закрыт...
Но если алкает буйный читатель,
Желает познать рукопашный прием,
То едет бессмысленно этот мечтатель,
За Шаолинём...
В терниях стен из столбов бамбуковых,
В тенях покачивался дед.
Дедов-сенсеев в Китае порода!
Страшней гнева от такого деда — нет.
И учеников счастливые лица
Сияли на фото в додзё.
Дед брал, портков чужих не жалея,
Двадцать гонконских рублев...
На площадке для тренировок,
Камнем покрытой грубым,
Чтобы падения усугубить,
Тренирует шифу стройные ряды,
Где каждый — как ты!
Дед кричит что-то:
Из стойки легкой и плевой
Становятся ученики,
То тиграми, то грозными львами,
То своими встают корнями, как дубы,
И прыгают, бегают, дружно крича,
Чтоб палкой по ногам не получать.
Заглянем в храм или цюань, или си...
В ярости бьются монахи,
И стар, и млад,— навешивают охи, ахи!
Бьют колонны нефрита в крошья,
Слева упала нога от меня...
Летит Минг Во в прыжке, как у кошки,
Нога извивается, как змея.
Тощатый лысый, целит лаптем в лицо,
Навстречу парит бородатый Хунь Ло,
Тыкает в темя, остальному под мышку,
Иному давит на душу, душа,
Бьет кулаками другому по ушам.
Рвет пополам, за полы потянув,
Здание храма огромного.
Тяжелую ногу занесет в потолок,
Оттуда обрушит с белилом пинок,
Вот так удар — колоть гору годиться,
Однако пришелся он на ягодицу!
Но что же ломать друзей за резон?
Быть может нашелся чувств добрых транжира,
И каждого так подстрекнул ловко он,
Что насмерть сражаются все в том белиле?
Но вот врывается Пинь Цинь Минь Дун!
Кричит, ревет, словно лев ужаленный!?
Но на него не осталось внимания.
Насовывают дружно в бока...
Пока.
А мы обращаем взор скромный в сады.
Там кипарис приобщают к цветенью,
Не во все стороны, а по велению
Чувства прекрасного твердой руки.
Недалеко разбили камнями,
Травами тоже каменный сад.
На плитке положено сад этот сделать:
Камень глаз радовать каменным телом должен зрелка!
Смотрится лучше аранжереи,
В которой несметно цветут:
Архидеи и розы, мимозы, Мистер Тюльпан!
А наш путешественник той ахинее не придал значения.
Много ли надо чтоб ветки отрезать, что еще за учение!
Мимо сада проходя,
Заметили группу ребят,
Те отчего-то бухали в пах кулаком,
Так объяснил гид наш Минг:
Ци им мешает мошонку разбить, мясо яичников вывалить вон...
От перечислений желтел только он,
А я, краснея, ухнул в кусты,
Друг мой стал медленно цвета травы,
Рвало его прям на него...
Добрался до здания мерно ползком,
Увидел: выходят все там в окно,
По крышам, что балерины Большого,
Сигали туда и сюда.
"Летать не умеем,— сказал паренек — но длинной высóты наш-то прыжок!"
Друга рвало, он тянулся к колодцу
Выпить живительной влаги,
Мимо кучка артистов прошла
И налила ему рисовой браги.
Бежа ошалелым, от монахов дурея,
Сшибаю картонные стены,
Летит черепица и кажется мне:
Живут черепахи в картонной стране!
Тут рынок тянется долгим ручьем,
Буйство мое — ему нипочем.
На лошадях с лука струнáми
Били копытом степным,
Трясли увесистой сбруей,
Кочевники-всадники севера
Неслись, улюлюкая, Хунну.
А следом вальяжным за ними
Несся Лю Бу и свой тяжеленный
От неба тащил мандат —
За ним колесницы, чжугэ-ну, и драконы парят.
Армий орава из всех трех царств,
Эпохи сменяют друг друга:
Император Ци Шихуань Ди,
И опиумная подруга
Вослед предлагает сходить
В общество желтых повязок,
Но я не иду — им ничем не обязан!
Миль осилив бездонный пакет,
Прибился в Гонконгоград,
Как странник-монах:
Сед, немыт, волосат,—
А не как какой-нибудь конокрад.
И вижу неоновые улицы,
Банды ножа, топора
Ходят туда и сюда
В картонных заводах-складах.
Вдруг вылетает на них полуголый —
Голый в области груди —
Из терракоты испеченный Брюс Ли.
Машет из дури всей какая есть,
А врагов его не счесть - летит налево, направо
С палками каскадеров орава.
Тут из космоса прямиком,
По вулкану черному скатившись,
Бухается Джеки Чан,
В чан с вином вонзившись.
И реактивней белки-летяги
На бамбуковых ходунках
Джет Ли скачет и бьет очень больно
По головам.
Так лицезрел я войну бесконечностью
В съемочный павильон.
Душно там было,
Актеры беспечные,
Но рассказать я хотел не о том.
Я тихо полз седым стариком,
Из выстраданных впечатлений
Быстро сделал вывод такой:
Если охота вам ощущений,
Каких угодно от рвоты до рвоты,
Идите в Китай и будьте прóкляты!
Раскидывал шторм матросов в каютах,
Спать не давал пассажирам.
В ящике ехал транжира
Из-под стеклянных бутылок,
Перчатки сделаны из ящериц
Туфли — из крокодилов.
*Имеющий профессию, образованный, обеспеченный(русск.-нем.)
Композиция хорошая; экскурсия в мысленный Китай эконом-класса тоже; "Сшибаю картонные стены, / Летит черепица и кажется мне: / Живут черепахи в картонной стране!" - по-моему, шикарный образ.
Придираться к содержанию и грамотности, понятно, излишне, но все же позволю себе заметить, что "машонка" - это Маша-лилипутка.