Про зелья и любовь прекрасного к прекрасному.

Романтика в моей жизни какая-то неправильная, без размаху.
На днях позвал свою личную жизнь переустанавливать винду. Себе. Сказал, что без ее, личной жизни, чуткого присутствия винда встанет криво, как датчики на «Протоне». И может бы тоже тогда равну. От переизбытка всяческих чувств-с в организме.
Личная жизнь приехала, на мою нелепую попытку пошутить действительно привезла к чаю печенья.
Овсяного.
Так вместо бурной страсти получилось индифферентное чаепитие. Не то чтобы я жаловался, но осталась какая-то недосказанность.
Пока пил чай, вспоминал молодость. Вспоминал молча, про себя. Там иногда была такая молодость, в приличном обществе вслух и не скажешь.
Например, про своих одноклассниц.
Это были три девочки неземной красоты. В них была влюблена половина школы, а вторая половина просто стеснялась, такие они были красивые.
И вот однажды, мы все классом, включая этих фей, пошли в оперу.
Тут нужно признать, что класс у нас хоть и был музыкальный, но оперу любил не очень, потому как Аиду в нашем театре играла женщина титанических размеров, в нее уместились бы штук семь стандартных Аид, причем стоя и с багажом. А Фигаро лично играл еще для Николая Второго.
Такой кастинг актеров пугал наши неокрепшие умы, графиня из «Пиковой дамы» потом трижды снилась мне в кошмарах, причем первый раз прямо не выходя из оперы, где-то в середине второго акта.
Поэтому девочки, гуляя по парку, решили принять на грудь 10 размера (если считать всех троих, так еще внушительнее) для храбрости. Это было не самое удачное решение со всех сторон. Особенно неудачным оно было с финансовой стороны. Денег у девочек было только на автобус, и то если две поедут зайцем.
Огорченные несовершенством и меркантильностью вселенной и угнетенные предстоящей пыткой оперным искусством, девочки бродили по клумбам, бросали грустные взгляды на часы, отсчитывали минуты до казни, прощались с белым светом.
Плачь Ярославны был бы прекрасным саундтреком к этой картине, но его давали только послезавтра, в роли Ярославны, все та же Аида.
Я бы не удивился если бы на скамейке эти три особы повстречали Воланда. А может это он и был, кто его знает.
Так или иначе, девочки увидели мужчину наружности не очень выдающееся, тростей с головами пуделей в округе не наблюдалось, черных котов разведка тоже не обнаружила.
Зато она обнаружила литр стеклоочистителя прямо за спиной сидящего. Сидящий смотрел в небо, нюхал цветочки, думал о прекрасном, и наивно полагал, что три прилично одетые девочки неземной красоты не станут воровать его непосильным трудом добытое зелье.
Наивный, не приспособленный к жизни человек.
А девочки из курса химии помнили только то, что в стеклоочистители есть спирт. Разницу между этиловым, метиловым и прочими они потерли где-то по дороге, поэтому в светлых головах немедля родился план.
Пока одна из преступниц отвлекала жертву знаменитым «безотказным фокусом с сисями», две другие в снике прокрались за скамейку и стащили бутылку. Кража прошла успешно, параметр удачи не подвел, и три злодейки, уползли кусты - дегустировать.
Поговорку про то, что на халяву и уксус сладкий, явно придумал тот, кто не пил стеклоочиститель. Он не очень сладкий. Прямо скажем, он совсем не сладкий. И вовсе не похож на «боско», и даже на «кристалл».
Поэтому девочки выпили буквально чуть-чуть, обнялись с сосенками, собрали глаза в кучу, все шесть в одну, поглядели на часы.
На часах уже по всю шел первый акт.
Нетвердой, но целеустремленной походкой девочки пошли в оперу.
Опере не привыкать к нетрезвым зрителям. К ней в 19 веке приходили купцы, с цыганами, может даже с медведями. Танцевали, размахивали юбками, падали в оркестровую яму. Просвещались как могли, в общем. Поэтому привычные, и видимо, оставшиеся еще с тех времен, вахтерши безропотно пропустили наших героинь.
Девочки ворвались в зал, провели рекогносцировку на месте, но своих мест так и не нашли. Поэтому плюхнулись на те, которые были ближе всего. Одно правда уже было занято, но русские женщины не ищут лёгких путей.
Вырвав из загребущих лап какого-то заядлого театрала теперь уже точно свое место, одна из девочек почувствовала себя гунном. Или даже может быть Александром Македонским. Она посмотрела на сцену, но на сцене никто не радовался ее военным победам. Никто не оценил ее тактического гения, ее стратегических уловок, напора ее конницы и мастерства орудования боевой женской сумкой.
Глубоко возмутившись этой несправедливостью, девочка запела радостную, боевую песню. Она должна была разноситься над полями и степями, радостно оповещая всех, что наши, собственно, победили, враг разгромлен и бежит.
Но поля и степи сегодня не завезли. Поэтому песне пришлось разноситься под сводами оперного зала, а это, согласитесь, уже не то.
Подруги завоевательницы решили помочь, не оставили подругу в безвестности, подхватили гимн. Класс у нас, напомню, был музыкальный, на мировых хоровых конкурсах имел первые места. А девочки были еще и солистками. Да и в ноты, даже пьяными попадали чаще, чем Фигаро.
Поэтому разносить песню было чем.
Актеры на сцене испытали некую зависть. Ничем другим я объяснить произошедший ажиотаж не могу.
Зал взбурлил. Девочки подумали - в порыве гордости за них. Как в эпических фильмах про Рим, уцелевшие воины радуются победе, прославляют полководца.
А когда выяснилось, какие неблагодарные сволочи их окружают, взбурлили уже девочки.
Вернее, метиловый спирт взбурлил в них, сказал, что засиделся в гостях, вежливо раскланялся.
И вышел подышать.
Одна из девочек успела спрятать конфуз в собственную боевую сумочку, две остальные – нет. Они просто потом обозрели поле боя и выбежали из зала, под гробовую тишину. Под такую тишину должны были умирать Аида с Радомесом, но звукорежиссёр видимо включил ее пораньше, посчитав, что это момент трагичнее.
И с ним все были согласны. Особенно те две тетеньки, что сидели впереди девочек.
Поэтому теперь, когда я пью в Скайриме подозрительные зелья, я сразу вспоминаю этих девочек.
И мне почему-то тоже хочется петь.