Перейти к содержимому






* * * * * 1 голосов

Государственные Банки

Написано Mr.Nobody, 15 августа 2013 · 395 просмотры

антиутопия
Антиутопия, душевные терзания и прочая плохо описанная скука.

Мартин открыл глаза за мгновение до того, как давящую тишину прорезал пронзительный перезвон будильника. Звуки прорвали завесу, окутавшую комнату, наполнили её визжащей и дребезжащей жизнью, отразились от стен и помчались в дверной проём — на кухню. Мартин с невольным стоном хлопнул рукой по будильнику, затыкая его. Будильник счёл за лучшее утихнуть, ведь он несомненно обладал подобием разума, который подсказывал ему, что купить новые часы — дело достаточно нехлопотное, хотя и затратное.

Прорвавшаяся завеса тишины начала возвращаться обратно, когда Мартин, окончательно прогнав её, принял в кровати сидячее положение. Мутным взором окинув крохотную комнатёнку, в которой он ютился уже не первое десятилетие, он посмотрел на разбудивший его будильник и вздрогнул. Равнодушный циферблат показывал 7:45. Мартин опаздывал. Видимо, случайно завёл будильник на позднее время.

Представив разъярённое лицо своего начальника — мистера Уильямса, его обвисшие щёки, трясущиеся при каждом крике, судорожно сжимающиеся и разжимающиеся ладони, похожие на гигантских пауков — Мартин вздрогнул и торопливо принялся одеваться, запутываясь в штанинах и разыскивая пропавший носок, который вообще не должен был теряться в таком маленьком помещении. Наконец, кое-как справившись с одеждой и вспомнив, что он даже не чистил зубы, не говоря уже о бритье, Мартин поплёлся на кухню, давая себе зарок не спешить, — пачкать костюм государственного служащего Великой Американской Республики он не посмел бы даже в кошмарах, что иногда захлёстывали его, когда денег переставало хватать на еду и он ложился спать голодным.
На кухне Мартин сразу же направился к помутневшему от старости зеркалу, но остановился, невольно зачарованный: в шкафу со стеклянной дверцей хранилось его сокровище — то, что он оберегал и ценил, что досталось ему случайно. Он до сих пор благодарил случай за этот дар и просто не мог пройти мимо, не остановившись мимо бутылки превосходного довоенного бренди. Мартин даже представить не мог себе стоимости этого клада — и не пытался, он хотел оставить его себе. Прикоснуться к жизни до войны, до той разрухи, что пришла после — что может быть ценнее?

С сожалением отворачиваясь — хотя, учитывая крохотность комнаты, становясь боком — от шкафа с его драгоценным содержимым, Мартин принялся бриться, разглядывая своё отражение в зеркале. У отражения был потрёпанный вид — редкие волосы не могли скрыть лысины, в почти бесцветных глазах не угадывалась та небесная синь, какая имелась там каких-то двадцать лет назад. Морщины, худоба и крупный нос, на кончике которого сейчас качалась капля, придавали Мартину несколько нелепый облик. Мартин надеялся, что вся его болезненная некрасивость связана лишь с освещением — одинокой лампочкой, висящей на проводе так низко, что Мартин иногда натыкался на неё. Для сорока трёх Мартин был вполне ничего — так он утешал себя. И бес, нашептывающий ему о неудачнике, на закате жизни живущем в крохотной квартирке на окраине города без жены и детей, но с работой, которая у многих вызывала отвращение, ненадолго умолкал.

Задумавшись, Мартин случайно слишком сильно надавил на бритву и порезался. Приглушенно выругавшись, он наскоро закончил бритьё, умылся, кое-как унял кровь и вернулся в комнату за маской — вдруг обещали появление пыльных бурь сегодня? Телевизора у Мартина не было, так что полагаться ему приходилось лишь на себя.

На улице всё было по-прежнему: развалины и пыль. Пыль и развалины. Редкие прохожие, которые ходили меж развалин, избегая пыли. И Мартин, спешащий на работу. Его провожали взглядами — порой презрительными, но чаще всего безразличными. Люди привыкли к униформе банковского служащего, тем более что Великая Американская Республика держалась только на том, что поставляли Государственные Банки. Новая правда жизни — и люди смирились. Если то, что ранее считалось чудовищным, становится нормой, становится тем, на чём держится общество — не должно ли это взрастить новую мораль, успешно заместившую старую, сметая остатки древних традиций и идеалов?

Великая Американская Республика вела войну. Она её выиграла — по-другому и быть не могло. Те развалины, что есть у людей сейчас — у других нет и этого. Ура Великой Американской Республике — кричали телевизиры, вопило радио, настаивали плакаты! Она нашла выход! И Государственные Банки — это правильно! Старая мораль — старому миру. Люди верили. Государственные Банки постепенно становились нормой. Когда-то толпы, собираясь, громили их, приходилось содержать немалую охрану. Но это в прошлом, как в прошлом был старый мир. Быт разъедает мораль.

Мартин едва успел. Знакомый силуэт Государственного Банка мелькнул перед глазами — и вот Мартин внутри, в месте, являющимся столпом современного государства. Кроме непосредственного начальника — мистера Уильямса, внутри был ещё Курьер, в задачу которого входили принятие Взносов и доставка их непосредственно в пункт назначения — ближайшую к Банку энергостанцию. Одну станцию могли обслуживать до пятнадцати Банков — Взносы были редки. Люди смирились, но новая мораль слишком медленно подтачивала их души, сокрушая прошлые устои.

Мартин открыл дверь, ведущую к окошкам приёма, где находилось его рабочее место. В Банке было четыре окна, но лишь одно работало — смысла держать дополнительных сотрудников не было.


Мартин уселся в своё кресло, окинул взглядом бумаги. Они были того сорта, когда, казалось бы, их давно пора выбросить. Но едва ты избавляешься от них, как сразу же приходит запрос сверху, причём именно на них. Мартин ничего против таких бумаг не имел — он на них рисовал, но не выбрасывал, так что проблем с ними не возникало.

Он едва успел устроиться поудобнее, как из своего кабинета вышел мистер Уильямс с пачкой отчётов в руках. Уильямс бросил взгляд на настенные часы, показывавшие “9:32”, недовольно кивнул Мартину и швырнул документы тому на стол.

— Закончишь к вечеру. К этому вечеру, понял? Их надо сдать до завтрашнего полудня.

— Да, мистер Уильямс, — вообще-то, это была не забота Мартина. Но Уильямс же являлся его непосредственным начальником, а устраивать себе на работе ад Мартин не собирался. — Я всё сделаю.

— Вот и ладно, — бросил Уильямс. Мартин глядел на начальника, с удивительной грацией передвигавшего свои тучные телеса, пока тот не скрылся в своём кабинете. Тогда Мартин придвинул бумаги Уильямса и занялся их изучением.

Когда он, наконец, закончил с отчётами начальника и посмотрел на часы, те показывали “15:02”. Мартин почувствовал голод, таящийся до поры до времени, а потом бросающийся на внутренности, стоит лишь обратить на него внимание. Со вздохом он отнёс бумаги Уильямсу в кабинет, отличающийся роскошью по меркам нового мира, а потом, вернувшись к пункту приёма, к своему месту, обхватил голову руками. Он не успел взять ничего, чтобы перекусить, и теперь голод и скука постепенно брали верх в борьбе с Мартином. Чтобы отвлечься, он достал какую-то бумажку из кипы под своими ногами и начал чирикать на ней какие-то закорючки, в которых он и сам не видел смысла.

Так он сидел ещё около часа, а потом входная дверь Банка распахнулась. Не уверенно, с одного толчка, как сюда входили служащие или ревизоры, но постепенно, со скрипом. Пришедшие явно не хотели сюда идти, но обстоятельства принуждали их к этому.


Мартин привстал, глядя, как в Банк, постоянно озираясь, вошли двое — мужчина и женщина, которая держала в руках какой-то свёрток. Озираясь, они прошествовали к Мартину, так, словно он был зверем. Одеты они были в тряпьё, грязные лицо мужчины омрачалось гримасой внутренней боли, а женщина открыто плакала. Её слёзы, стекая, образовали две дорожки чистоты на фоне грязи остального лица.

Мартин уверенно, но доброжелательно улыбнулся будущим клиентам и сказал:

— Добрый день, господа. Вы хотите сделать Взнос?

При этих словах мужчину передёрнуло, а женщина всхлипнула и, отрицающе помотав головой, прижала свёрток к себе. Мужчина успокаиваще похлопал её по руке, затем приобнял и стал шептать что-то утешительное. Потом отстранился и произнёс:

— Моё имя — Билл Смит. Мы… мы… пришли сделать Взнос.

На этих словах его лицо словно окаменело и более не выражало ничего. Робот, а не человек.
Мартин обратил всё своё внимание на мужчину, чувствуя, что именно с ним будут проходить переговоры.

— Что ж, господин Смит. Прошу избавить Взнос от пелёнок и поместить на весы.

Мужчина чуть ли не силой отнял у женщины свёрток, развернул его и положил ребёнка на весы, которые были весами только по названию, но выполняли функцию общей диагностики Взноса. Мартин склонился над ними, записывая показатели.

— Рост… вес… болезни… ага, интересно…

Он поднял голову:

— Думаю, двести сорок долларов вас устроят?

Женщину словно ударили. С воплем она кулем сползла на пол, продолжая рыдать, что-то неразборчиво закричала. Мужчина тут же наклонился и успокаивающе что-то забормотал, утешая её. Потом Билл поднялся, увлекая с собой свою жену, и покачал головой.

— Как минимум… триста… — он сглотнул, затем продолжил. — Нам очень нужны деньги.
На этом моменте его голос надломился. Мартин с отстранённым любопытством наблюдал за Биллом. Он привык. Ко всему привыкаешь.


На шум из своего кабинета вышёл Уильямс, но, увидев клиентов, тут же вернулся обратно.

— Могу предложить двести восемьдесят.

Мужчина медленно кивнул.

— Да. Мы… я согласен.

Мартин тут же подошёл к своему месту, достал из сейфа требуемую сумму и Акт для подтверждения законности Взноса. Взглянув на Билла, Мартин взял ещё и ручку, протянул к Биллу руку.

— Свидетельство о рождении, пожалуйста. — Он чуть помедлил. — Мы не хотим связываться с украденными детьми.
Билл подал необходимую бумагу. Мартин переписал данные, подшил свидетельство о рождении к Акту о Взносе и убрал документ в сейф. Затем он протянул Биллу наличные.

Мужчина нехотя, несмотря на его слова о необходимости денег, принял деньги и, взяв жену за руку, направился к выходу. Чувствовалось, что ему не хотелось оставаться в Банке ни мгновения больше, чем он уже провёл там. Женщина же, наоборот, старалась лишнее мгновение провести рядом со своим ребёнком — последние секунды нормальной жизни, когда ещё думаешь, что всё можно отменить, что ты не настолько бессердечен, чтобы продать своё дитя. Мартин знал, что Билла Смита и его жену ждут большие перемены в отношениях. Ссоры, упрёки и разногласия…

Он склонился над весами, чтобы забрать ребёнка, но замер, не касаясь его. Дитя улыбалось. Младенец улыбался миру, даря ему детскую невинную улыбку, своё маленькое счастье существования. Мартин побледнел. Обычно дети либо спали, либо плакали. Ни разу они не улыбались ему. Мартин их пугал. Но не этого ребёнка. Младенец смотрел на него своими пронзительными зелёными глазами и вдруг что-то пробормотал по-своему, рассмеявшись. Мартина словно током ударило. Руки начали дрожать. Не Взнос он увидел перед собой, но то, кем был сам, а до него многие поколения его предков — средоточие жизни, сокрытое в маленьком тельце, пока немощном, но готовым расцвести в этом мире. В душе Мартина что-то с треском лопнуло, барьер цинизма, безразличия, взращиваемый им уже много лет, дал трещину. Чувство сочувствия и что-то инстинктивное, первобытное в нём росло, и в момент, когда Мартин готов был, обняв ребёнка, прижать его к себе, спасти хоть каким-то образом дитя, Курьер, вызванный, должно быть, Уильямсом, небрежно взял младенца на руки. Ребёнок тут же прекратил улыбаться и недовольно закричал. Курьер, мужчина лет сорока в кожаной куртке и с улыбкой на губах, кивнув Мартину, пошёл к себе — паковать Взнос. Мартин остался стоять около весов.


Великая Американская Республика победила. Но миру, в котором пришлось жить победителям, не хватало энергии. Все прошлые генераторы пришли в негодность. Американским учёным была поручена задача — найти новый источник. И они нашли его, ведь Америка — родина многих гениев. Человек — самый совершенный источник мощи нового мира. Но что может быть лучше в энергетическом смысле, чем младенец, этот бутон, готовый стать цветком? Детей ждала чудовищная участь, полная боли и страданий — ради американской нации, самой гуманной и продвинутой нации Земли.
Люди протестовали, люди сопротивлялись. Люди смирились. Пропаганда и отчаяние сломили старые ценности. Не до конца — но скоро такое положение дел станет нормой. И люди будут рады своим великодушным правителям, давшим им свет и иные удобства. Ура Великой Американской Республике, где живут люди, чья смекалка в очередной раз победила природу!

Конец дня для Мартина прошёл как в тумане. Даже голод отошёл на второй план — на первый вышла старая мораль, казалось бы, похороненная и забытая. Гуманно ли отдавать детей ради выработки энергии? Не превратились ли люди в чудовищ, паразитирующих на страданиях тех, кого должны оберегать? В своё время дебаты касательно гуманности энергостанций нового поколения велись во всех слоях общества, проводились опросы. Публично общество осуждало эти чудовищные меры, но анонимные голосования упорно подтверждали: никто так не дорог человеку, как он сам. Мартин мучился и пребывал в полнейшей растерянности, лишь усиливавшейся со временем. Дошло до того, что он не смог держать ручку, когда захотел порисовать, чтобы отвлечься от внутренних терзаний. Руки продолжали подрагивать, покрывались липким потом. Мартин мыл их, но липкость возвращалась, отчего-то ассоциируясь с кровью тех, кого он принимал в качестве Взноса. С трудом дождавшись окончания рабочего дня, Мартин дошёл до дома, поел, почему-то надеясь, что сомнения уйдут, убитые отупляющей сытостью, и начал было читать, но не смог сосредоточиться над книгой, в которой очередной американский герой повергал в прах силы, угрожавшие Американской Республике.

Мартин, шатаясь по квартире, что было довольно трудно, учитывая её размер, пытался успокоить себя, но пробуждённые воспоминания не желали уходить, оставляя блаженную серость забытья. Он бесцельно вышагивал по спальне, с потерянным видом разглядывая грязные облупившиеся стены и потолок с отвалившейся штукатуркой. Наконец, он перешел на кухню, где сел на шатающийся табурет, закрыл лицо руками. Лица, многочисленные лица детей, они не уходили. В мозгу пульсировало: Убийца! Убийца! Убийца!. Когда он перешёл от обычного тупого молчания толпы, не желавшей думать, к поддержке системы? Где живут твари, выедающие душу, оставляя вместо неё дыру, принимавшую всё, как есть?

Судорожно вздохнув, он открыл глаза, до этого зажмуренные, и отсутствующим взглядом мазнул по кухне. Грязь, в которой он жил, словно червяк, прогрызший гнилое яблоко, облепила его, словно в надежде поглотить, сделать частью себя физически, как давно сделала это морально. Огрызок гордости раненой крысой заметался в этом облаке нечистот, но безуспешно. Мартин не заметил, как прокусил себе губу. Солёный привкус на губах заставил его частично прийти в себя. Он впервые взглянул на себя — как порой глядел на него бес, шепчущий ему на ухо о ничтожности Мартина. Одинокий, никому не нужный человек, сидящий в захламлённой комнатушке, осознал, что этот бес — он сам. Молодой, полный сил и желания изменить мир, сделать его… лучше?

Пустота. Без стремлений, без инициативы. Выжравшая изнутри всё и требующая ещё. Мартин почувствовал, что не он один такой. Никто в этом мире не являлся больше человеком. Призраки в вихре притворства, мимолётные видения.

Кто ты? — прошептала пустота.
Никто. Я никто. Мираж в мире чудовищ, считающих себя людьми. — безучастно ответил ей Мартин.

Ты тот, в ком проснулись старые убеждения. Отринь их, прими пепел новой морали, имя которой — я. — пустота на мгновение отобразила в себе негатив президента, который выпустил закон об учреждении Государственных Банков и энергостанций.

С украденным у Мартина ехидством она пошевелила песок и грязь, ставшие сутью нового человека.

Я помогу. Вкус старой жизни вернёт тебя в сегодняшнюю. — пустота скрылась в уголках сознания Мартина.

Мужчина встал. На окоченевших, плохо сгибающихся ногах подошёл к шкафу, где хранилась бутылка с бренди, достал её. Медленно открыл. Волшебный запах, чем-то неощутимо напоминавший солнце, поплыл по комнате. Мартин глубоко вдохнул, вбирая в себя этот запах. Со слегка кружащейся головой он наполнил первую попавшуюся чашку бренди, пригубил его. Первый глоток обжог горло, Мартин закашлялся. Но тут же пришедшее тепло медленно поползло откуда-то из живота, смывая сомнения, страхи и тревоги затянувшегося дня. Мысли очистились, голова окуталась приятной мутью, забравшей все воспоминания. Образ улыбающегося ребёнка потускнел, смазался и исчез. Послевкусие пришло, мягко обволакивая его нёбо, даруя ощущение блаженства. Медленно, растягивая удовольствия, допив бренди, он убрал бутылку обратно, потом чуть пошатывающейся походкой пошёл в спальню, где завёл будильник пораньше — мистер Уильямс не любил опаздывающих — и с улыбкой человека, у которого совесть была чиста, словно у младенца, сел читать историю Одного Американского Героя.




Отлично написано.  Спасибо за интересное чтиво)

КЛАСС!!!

Здорово, но если ты заодно придумал способ. как делать из людей энергию без чудовищных затрат, то оставь его при себе))))))) не стоит подавать Этим идей...

Написано интересно и убедительно, читается легко.


Обратные ссылки на эту запись [ URL обратной ссылки ]

Обратных ссылок на эту запись нет

Март 2024

В П В С Ч П С
     12
3456789
10111213141516
17181920212223
24252627 28 2930
31      

Новые комментарии