называю эту тему так, потому что собираюсь тут выложить несколько своих фанфиков (смотря как воспримут, конечно), а тематика у меня обычно — всякие «закадровые» события, о которых не пишут в TES-книжках. и фанфики обычно небольшие. так что — осколки, как они есть))
вот первое, что я решилась выложить сюда. написала вчера.
ради интриги не буду растолковывать, о ком здесь говорится, но думаю, это несложно понять)
объём — чуть больше странички А4.
Высшая Высшая
- читать фанфик -
Девочка стоит на коленях, закрыв глаза, и её кровоточащие губы шепчут, шепчут упрямо, не останавливаясь… Она зовёт бога, имя которого ещё не знает никто из её сородичей…
Тяжкий смрад десятков немытых человеческих тел липнет к каменному полу. Тусклые редкие огоньки свечей едва теплятся в этой удушающей вони.
Под сводами подземного зала, сжавшись и сбившись тесными группами, пытаются уснуть восемьдесят шесть человек. Их тела, грязные и покрытые язвами, сплелись в невообразимые клубки — ничтожная попытка хоть немного согреться. Высокие господа не считают нужным тратиться на подстилки, тюфяки и одеяла для рабов.
На белоснежных, холодных и твёрдых, как лёд, каменных плитах кажется подвигом даже просто лежать. Поутру среди уснувших обнаружат пару дюжин трупов. Хозяева заберут их в лаборатории, вычеркнув несколько порядковых номеров на табличках из ноздреватой глины — самого дешёвого материала, какой только можно представить.
И всё-таки обходиться без сна невозможно, и люди проваливаются в тревожную, чуткую дремоту, не приносящую ни отдыха, ни облегчения, но дарящую кратковременное забвение — сладкое предвестье смерти…
Огромный город Сард погружается в тишину — от господских покоев до рабских подвалов.
Девочка волоком тащит за собой деревянную бадью, доверху наполненную битым камнем. Ни слова жалобы не срывается с её распухших губ — только имя бога, которого ещё не знает никто, кроме неё самой…
— А-а-аааа-а… а… а! — гулко разносится вдруг над человеческим скопищем не то плач, не то стон.
Сумевшие уснуть просыпаются с проклятиями; в самом тёмном углу поднимается возня.
— А-а-аааа… — доносится страдающий женский голос, переходящий в хрип.
— Да придушите кто-нибудь эту клячу! Надумала ночью рожать!..
— Тише, тише, милая, вот так… Дайте кто-нибудь свет!
— Заткните ей пасть! Кому нужен очередной кусок мяса для пыточных машин?
— Ааа-а-а-а!..
Несмотря на ругательства и угрозы, никто, конечно, не собирается расправляться с роженицей. Несколько женщин с факелами пробираются в угол, куда забилась несчастная. Она изо всех сил пытается сдержать крики, но это ей не удаётся, и вскоре просыпаются даже те, кто устроился в самых дальних закоулках подвала. Вопли женщины становятся всё громче. Добровольные помощницы напрасно стараются облегчить её мучения.
Внезапно от противоположной стены слышится захлёбывающийся шёпот:
— Тьма принимает тебя на свои ладони!.. Во мраке приходишь ты, светоч угнетённых, из мрака подымешься ты, как высокий прилив! Боги возлюбят тебя! О надежда наша и спасение, приди, приди, ибо страдания превысили меру, и чаша переполнена!..
Шамкающий, надтреснутый голос принадлежит старухе с воспалёнными глазами. Глядя прямо перед собой, комкая узловатыми пальцами разодранный подол своей туники, старуха лихорадочно бормочет, и вокруг удивлённо спрашивают:
— Пророчествует?..
— О чём это она?
А женщина в углу стонет и корчится в родильных судорогах, и в спёртом воздухе уже чувствуется запах разлитой крови…
В её ладонях ярко сверкает алый камень. Вязкие капли крови просачиваются между пальцами, смешиваясь с тёплым дождём, но падают не на землю, а в небо. И сердце заходится в груди, и прерывается дыхание, потому что Дракон Времени услышал её, снизошёл до неё — и до её измученного народа…
— Всё, умерла.
— Девчушку-то куда?.. И крепенькая какая, надо же.
— Тьфу, мало вшей было, сейчас ещё мухи налетят…
Грохочут кованые сапоги стражи. Шелестят длинные мантии волшебников. На шум являются шестеро айлейдов — четыре стражника и двое магов.
— Всем молчать! Молчать, шелудивые ублюдки!
Один из стражников мимоходом опускает тяжёлую булаву на темя обезумевшей пророчицы. Маги зажигают светящиеся шарики, отправляя их плавать в воздухе, затем один из чародеев извлекает стеклянную бутылочку, заткнутую стеклянной же пробкой. Осторожно откупорив бутылочку, волшебник выливает её содержимое прямо на труп старухи.
Труп почти мгновенно превращается в омерзительную пузырящуюся лужу, которая дымится и булькает, распространяя ужасное зловоние. Несколько минут спустя лужа испаряется, и на полу остаётся только тёмное пятно.
Айлейды подходят к умершей в родах женщине. Рабы испуганно отшатываются в стороны. Однако волшебники, посовещавшись, заклинанием поднимают тело в воздух и левитируют его к выходу из подвала.
Новорождённую девочку уносят стражники, держа вниз головой за ножку. Её несут в питомник, где человеческих детей выкармливают, пока те не начнут ходить и не смогут работать.
Жалкий писк младенца утихает, приглушённый толстой каменной дверью.
В подвале наступает тишина. Люди стараются уснуть.
Завтра с рассветом нужно снова попытаться выжить.
Девочка стоит на коленях, закрыв глаза, и её кровоточащие губы шепчут, шепчут упрямо, не останавливаясь… Она зовёт бога, имя которого ещё не знает никто из её сородичей…
Тяжкий смрад десятков немытых человеческих тел липнет к каменному полу. Тусклые редкие огоньки свечей едва теплятся в этой удушающей вони.
Под сводами подземного зала, сжавшись и сбившись тесными группами, пытаются уснуть восемьдесят шесть человек. Их тела, грязные и покрытые язвами, сплелись в невообразимые клубки — ничтожная попытка хоть немного согреться. Высокие господа не считают нужным тратиться на подстилки, тюфяки и одеяла для рабов.
На белоснежных, холодных и твёрдых, как лёд, каменных плитах кажется подвигом даже просто лежать. Поутру среди уснувших обнаружат пару дюжин трупов. Хозяева заберут их в лаборатории, вычеркнув несколько порядковых номеров на табличках из ноздреватой глины — самого дешёвого материала, какой только можно представить.
И всё-таки обходиться без сна невозможно, и люди проваливаются в тревожную, чуткую дремоту, не приносящую ни отдыха, ни облегчения, но дарящую кратковременное забвение — сладкое предвестье смерти…
Огромный город Сард погружается в тишину — от господских покоев до рабских подвалов.
Девочка волоком тащит за собой деревянную бадью, доверху наполненную битым камнем. Ни слова жалобы не срывается с её распухших губ — только имя бога, которого ещё не знает никто, кроме неё самой…
— А-а-аааа-а… а… а! — гулко разносится вдруг над человеческим скопищем не то плач, не то стон.
Сумевшие уснуть просыпаются с проклятиями; в самом тёмном углу поднимается возня.
— А-а-аааа… — доносится страдающий женский голос, переходящий в хрип.
— Да придушите кто-нибудь эту клячу! Надумала ночью рожать!..
— Тише, тише, милая, вот так… Дайте кто-нибудь свет!
— Заткните ей пасть! Кому нужен очередной кусок мяса для пыточных машин?
— Ааа-а-а-а!..
Несмотря на ругательства и угрозы, никто, конечно, не собирается расправляться с роженицей. Несколько женщин с факелами пробираются в угол, куда забилась несчастная. Она изо всех сил пытается сдержать крики, но это ей не удаётся, и вскоре просыпаются даже те, кто устроился в самых дальних закоулках подвала. Вопли женщины становятся всё громче. Добровольные помощницы напрасно стараются облегчить её мучения.
Внезапно от противоположной стены слышится захлёбывающийся шёпот:
— Тьма принимает тебя на свои ладони!.. Во мраке приходишь ты, светоч угнетённых, из мрака подымешься ты, как высокий прилив! Боги возлюбят тебя! О надежда наша и спасение, приди, приди, ибо страдания превысили меру, и чаша переполнена!..
Шамкающий, надтреснутый голос принадлежит старухе с воспалёнными глазами. Глядя прямо перед собой, комкая узловатыми пальцами разодранный подол своей туники, старуха лихорадочно бормочет, и вокруг удивлённо спрашивают:
— Пророчествует?..
— О чём это она?
А женщина в углу стонет и корчится в родильных судорогах, и в спёртом воздухе уже чувствуется запах разлитой крови…
В её ладонях ярко сверкает алый камень. Вязкие капли крови просачиваются между пальцами, смешиваясь с тёплым дождём, но падают не на землю, а в небо. И сердце заходится в груди, и прерывается дыхание, потому что Дракон Времени услышал её, снизошёл до неё — и до её измученного народа…
— Всё, умерла.
— Девчушку-то куда?.. И крепенькая какая, надо же.
— Тьфу, мало вшей было, сейчас ещё мухи налетят…
Грохочут кованые сапоги стражи. Шелестят длинные мантии волшебников. На шум являются шестеро айлейдов — четыре стражника и двое магов.
— Всем молчать! Молчать, шелудивые ублюдки!
Один из стражников мимоходом опускает тяжёлую булаву на темя обезумевшей пророчицы. Маги зажигают светящиеся шарики, отправляя их плавать в воздухе, затем один из чародеев извлекает стеклянную бутылочку, заткнутую стеклянной же пробкой. Осторожно откупорив бутылочку, волшебник выливает её содержимое прямо на труп старухи.
Труп почти мгновенно превращается в омерзительную пузырящуюся лужу, которая дымится и булькает, распространяя ужасное зловоние. Несколько минут спустя лужа испаряется, и на полу остаётся только тёмное пятно.
Айлейды подходят к умершей в родах женщине. Рабы испуганно отшатываются в стороны. Однако волшебники, посовещавшись, заклинанием поднимают тело в воздух и левитируют его к выходу из подвала.
Новорождённую девочку уносят стражники, держа вниз головой за ножку. Её несут в питомник, где человеческих детей выкармливают, пока те не начнут ходить и не смогут работать.
Жалкий писк младенца утихает, приглушённый толстой каменной дверью.
В подвале наступает тишина. Люди стараются уснуть.
Завтра с рассветом нужно снова попытаться выжить.