Решил продублировать тему на форуме, ежели позволите.
Собственно, прошу любить и жаловаться при отыскивании жуков и прочих несостыковок.
— Гарри, ты знаешь, почему я тебя вызвал.
Короткостриженный блондин, сидящий напротив меня, сумел лишь чуть переменившейся позой и выражением лица показать свою полную неосведомлённость. Я внутренне позавидовал такому актёрскому мастерству. Впрочем, за те годы, что он прожил, иного ожидать и не стоило.
— Сэр? — вопросительная интонация удалась ему особенно хорошо. — Не имею ни малейшего понятия, сэр.
Я положил руку на досье, лежащее передо мной так, что находившемуся напротив меня мужчине были видны слова, напечатанные на обложке. Там было написано “Гарри Райт”. Надо отдать должное моему визитёру — он ничуть не изменился в лице, прочитав своё имя.
— Сегодня ночью твой непосредственный начальник, Андриан Хилл, был найден мёртвым около двери в собственную ячейку. Причина смерти ещё устанавливается, но, похоже, что это был несчастный случай. Крайне неудачное падение, — последняя фраза была излишней.
Гарри чуть склонил голову.
— О, — произнёс он после недолгого молчания. — Мне очень жаль. Мистер Хилл был выдающимся человеком и прекрасным руководителем.
— Да, несомненно. — Я помедлил. — Третья смерть за полтора месяца. Во всех случаях непосредственным кандидатом на повышение являлся ты. Совпадение?
Райт сцепил руки в замок, чуть склонившись ко мне.
— Это намёк? Да, цепь трагических случайностей позволила мне продвинуться по службе, но я бы никогда… — на протяжении всей фразы его голос наполнялся умеренным, ни в коем случае не переходящим грань негодованием, — Никогда не стал бы совершать… такое. Поверьте, сэр, я ничуть не в восторге от подобных событий.
Я откинулся в кресле. Левой рукой достал пачку сигарет, вытащил одну. Правая рука ещё немного тряслась, когда я послал импульс зажигалке. Глубоко затянувшись, я выпустил клуб дыма.
— Сэр? Если позволите, я бы предпочёл, чтобы вы не курили при мне. Я не люблю запах табака.
Ровный голос, ни следа раздражения. Не стоило и пытаться поймать его на таком.
— Увы, я всё же продолжу. Но вернёмся к причине, по которой я вызвал тебя. Мне крайне не нравится, что сотрудники Отдела Контроля продолжают умирать один за другим, как мухи. Да, случайности выше нас, но не всегда дело заключается в одном лишь случае, не так ли?
Блондин кивнул головой, пристально глядя мне в глаза. Никаких эмоций, полнейшее спокойствие и безмятежность. Рядом с ним я ощущал себя стопятидесятилетним младенцем.
— Как вам угодно, сэр. Но я не властен над судьбой, поэтому могу лишь надеяться, что подобного больше не произойдёт.
Мне не оставались ничего иного, кроме как выдохнуть очередное дымное облачко, постаравшись сделать из него кольцо. Искусство пускания колечек было для меня недоступным искусством, в чём я лишний раз и убедился. Всматриваясь в получившееся убожество так, будто оно способено было поведать мне правду о смерти Адриана, я проронил:
— Что ж, я тоже на это надеюсь. И буду пристально, очень пристально следить за обстановкой в дальнейшем, — хотя я и без того знал, почему умер Хилл, — А ты… ты заинтересовал меня. Я пригляжу за твоей работой.
Секундная лёгкая улыбка мелькнула на лице Гарри.
— Я польщён, сэр. Вы оказываете мне честь, сэр. Не мог на такое и рассчитывать.
Сделав ещё одну затяжку, я перевёл взгляд на левое ухо блондина. Нехитрый приём, но действенный. Некоторые приходили в смущение, когда их собеседник вдруг начинал смотреть отрешенным взором словно сквозь них. На новоиспечённого руководителя аналитической группы это, впрочем, не оказало никакого действия.
— Удачного дня, Гарри. Не смею задерживать.
Райт поднялся из-за стола, слегка поклонился — скорее, обозначил кивок, и, аккуратно поправив бежевый плащ, вышёл из моего кабинета. Звук его шагов, давно пропав из зоны слышимости, продолжал набатом стучать у меня в голове. Я докурил сигарету, бросил окурок в компактный дезинтегратор мусора, выполненный в виде старомодной позолоченной пепельницы, изображающей русалку, держащую в руках раковину. Короткая вспышка — и пепельница пуста.
Закрыв глаза, я минуту посидел так. Голова чуть кружилась из-за первой сигареты за сегодня и постоянного недосыпа. Потом, встряхнувшись всем телом, я открыл досье и начал просматривать его с самого начала.
“Гарри Райт, мужчина. Родился 10 июля 982 года Эры Вечной Жизни в городе Аллентаун. Блондин, средний рост, карие глаза. Отец…”
Проклятье. Ему почти четыреста лет, и он только сейчас решил продвинуться по службе. Сидел себе тихо и незаметно, а теперь с чего-то вздумал стать “летуном”. Зачем? Почему? Да ещё и в самом Отделе Контроля…
Четыреста лет. В два с лишним раза старше меня. И был до недавнего момента мелкой сошкой. Такие не останавливаются сами. Раз уж он решил рискнуть, то наверняка метит на моё место. И его от кресла начальника местного Отдела уже отделяет лишь пара кресел.
От перспектив становилось совсем безрадостно. Посмотрев на правую руку, я приглушённо выругался. Злосчастная конечность дрожала, и мне никак не удавалось утихомирить её. С трудом закрыв папку с биографией человека, только что побывавшего у меня в кабинете, я встал. Полумрак комнаты прекрасно сочетался с моим настроением. Шкафы с документами замерли тёмными призраками. Единственным источником освещения была лампа на столе, дававшая света ровно столько, чтобы комнату нельзя было назвать погружённой во мрак. Я нажал на кнопку в столе, включая верхний свет. Зря я пытался нагнетать обстановку. Этого парня такими фокусами не проймёшь.
Я подошёл к стене, при моём приближении ставшей прозрачной. Солнце почти полностью скрылось за серыми облаками, густой туман не давал рассмотреть всё как следует. Временное окно позволяло различить лишь другие небоскрёбы — грандиозные сооружения из металла и преобразованного пластика, пиками устремлявшиеся в небо. Между величественными зданиями, по идее, должны были мелькать маленькими каплями мобили, но разглядеть их представлялось нереальным. Где-то вдалеке вырисовывался громадный силуэт чего-то поистине монументального. Даже белёсое одеяло мглы не могло полностью скрыть его — “Рассвет”. Величайшее достижение человечества со времён изобретения виталиса. Космический корабль, способный доставить человека к свету иных звёзд.
Аллентаун — маленький городок по меркам Объединённой Земли, но близость космодрома и сопутствующих ему заводов делала его одним из важнейших мест на этой планете.
Я прислонил переставшую дрожать ладонь к нечёткому контуру гиганта. Некоторым символам не требуется величественное название. Они являются вещью в себе.
Убрав руку с пластика окна, я отвернулся, позволяя ему снова помутнеть, превращаясь в ничем не примечательную стену. У каждого в этом городе были свои обязанности. И мои заключались в том, чтобы люди в Аллентауне и на самом космодроме не увлекались, перемещаясь по вертикалям.
Наручный хронометр пискнул, напоминая про время. Я мельком глянул его, достал из потайного кармана костюма небольшую баночку. Открыв её, я вытряхнул маленькие капсулки себе на ладонь. Всего семь штук. Скоро нужно будет брать новые. А тут ещё этот Райт. Я бы совсем не обрадовался, обнаружив одним прекрасным днём в одной из пилюль вместо виталиса яд.
Проглотив одну таблетку, я убрал остальные, спрятал пластиковую коробочку вместе с её драгоценным содержимым. Сколько мороки у меня из-за этих крох…
С виталиса началась Эра Вечной Жизни. Последствия долголетия стали проявляться очень быстро. Возникшее перенаселение затопило города, а невозможность продвинуться по службе — куда стремиться, если ты всё равно не сможешь подняться выше по рангу из-за бессмертных, не желающих уступать свои уютные кресла? — и невозможность решить проблему растущего голода побудили правительство Объединённой Земли выпустить один незначительный на первый взгляд закон — закон о вертикалях. Рабочие места разделялись на разные сектора. При уходе вышестоящего сотрудника служащий чином ниже автоматически получал занимаемую предшественником должность. В любом случае.
За пару месяцев количество смертей от несчастных случаев превысило все мыслимые показатели. Это позволило частично решить проблему перенаселения, но участившиеся случаи открытого устранения заставили правительство сформировать отдельный орган для раскрытия подобных дел — Отдел Контроля. Впрочем, в нём самом подобные казусы были отнюдь не редкостью. Ближайшим примером мог послужить яркий взлёт недавнего мелкого клерка — Райт, ещё одна причина для головной боли. Будто иных недостаточно…
Вертикали, а также ужесточение законов вплоть до смертной казни за малейшие проступки позволили хоть как-то регулировать численность населения. Однако все эти репрессии имели за собой ещё одну цель — в человеческом теле при смерти выделялся гормон, необходимый для производства виталиса.
Я сел обратно в кресло, мельком просмотрел досье Райта ещё раз и, вздохнув, отложил его в сторону. Слегка надавил пальцами на закрытые веки, разминая глазные яблоки. Боль, сравнимая с болью от попавшей в глаз песчинки, и не думала прекращаться.
Раздавшиеся рядом с дверью шаги возвестили о том, что кто-то подходил к моему кабинету. Кто-то аккуратно — на грани слышимости — поскрёб косяк, затем, набравшись смелости, постучал. Я помассировал виски, лениво гадая, что могло понадобиться визитёру.
— Войдите!
В распахнувшемся дверном проёме возник мой помощник. Растрёпанная причёска и запавшие глаза придавали ему нездоровый вид, а врождённая бледность вкупе с худощавостью выдавали сидевшую в нём смертельную болезнь. Впрочем, он был совершенно здоров, а о случаях смертельных заболеваний и вовсе не слышали уже почти два тысячелетия.
— Сэр, отчёт, сэр. И у вас встреча с мистером Льюисом через полчаса, сэр. Вы просили напомнить, сэр.
Если есть на свете вещи хуже, чем угроза моей жизни со стороны всяких выскочек, то именно они со мной и случились: плохая ситуация на подконтрольном участке и встреча с начальством. Зачастую эти ситуации ходят рука об руку.
— Конечно, Перси. Спасибо.
Я даже не пытался скрыть недовольства. Перси, немного постояв около стола, с робостью спросил:
— Что-то ещё, сэр? Чаю или кофе, сэр?
Я махнул рукой, показывая на дверь.
— Нет, обойдусь. А теперь, если ты позволишь… — такой мерзкой интонации не ожидал я сам.
— Простите, сэр. Ухожу сэр. — Первой реакцией человека, впервые встретившего моего помощника — конечно, после вопля “оно живое?!” — стала бы жалость. Такого забитого существа ещё поискать надо. Неудивительно, что он сумел убрать всех мешавших ему. На людей, подобных Перси, зачастую не обращаешь внимания.
Он был прекрасным помощником. Более того, Перси, в отличие от “летунов”, предпочитавших взлетать по вертикали так быстро и высоко, насколько это вообще возможно, относился к “приспособленцам”. Те сидели на одном месте по несколько лет, привыкая к новой обстановке и присматриваясь к своей следующей жертве. Зато их работа отличалась такой аккуратностью, что комар носа не подточит. Почти все, кого Отдел Контроля ловил, были из “летунов”. В самом же Отделе сдавать своих вообще считалось моветоном — если они не слишком зарывались. Проклятый Райт. Два кресла до меня.
Радовало только то, что “летуну” придётся прикончить Перси, чтобы добраться до меня. А мой секретарь, несмотря на кажущуюся робость, был далеко не прост. Какое счастье, что он ещё минимум года полтора не станет пытаться совершить что-то… неудобное для меня.
По мере прочтения отчёта за последний месяц мне становилось всё хуже. Количество происшествий на строительной площадке увеличилось на двадцать процентов. И это были не стандартные “Дженкинс подавился кофе, запивая кусочек печенья” или “На голову парня из бригады номер семь упал кусок углепластика”. Умирали чины, опасно близкие к высоким.
К запуску “Рассвета” число желающих получить награду за успешно проделанную работу стало зашкаливать. Под конец папки пошла откровенная мокруха, и я с отвращением захлопнул отчёт. О, мне ситуация была известна. Но получение такого яркого свидетельства отбивало всё желание продолжать чтение.
Боясь за свои жизни, руководство, ответственное за возведение космолёта, прятало чертежи и другие разработки в надежде хотя бы так выиграть смертельную гонку. Без толку. Видные физики и инженеры постоянно пропадали, с ними происходили разнообразные досадные случайности. И так происходило всё время строительства. В итоге естественный отбор взял своё — к власти на площадке пришли самые хитрые, но не умные. Звездолёт, который человечество могло бы закончить ещё около тысячи лет, стоял, ветшая и ржавея. В его конструкцию вводились изменения, обновлялись некоторые части. Чертовски медленно, но упрямо люди занимались своим делом — не забывая о себе. А я должен был сдерживать их. Попытка заткнуть прорвавшую дамбу руками и то оказалась бы удачнее.
Сейчас же дело пошло по нарастающей. И вот с этим я должен отчитываться перед Льюисом.
Спрятав порочащие меня как начальника Отдела Контроля Аллентауна бумаги в стол, я вызвал пульт управления кабинетом. Пару минут спустя мне всё же удалось настроить местную антенну на приём. Никогда не любил механические штучки.
Льюис предпочитал являться ко мне самолично, хотя и использовал только частичный перенос. У него не было времени на полную транспортировку, говорил он. Если порой у меня и появлялось желание задушить кого-нибудь собственными руками, так это начальника.
Я закурил, ожидая, когда сигнал подтвердится и мужчина сумеет переместиться ко мне. Тонкие струйки дыма уходили к потолку, рассеиваясь, перед своеобразной смертью порождая причудливые образы.
Раздавшийся совсем рядом от меня голос заставил меня невольно подскочить в кресле, чуть не выронив сигарету.
— И этим вы занимаетесь на работе, Уотсон? Пялитесь в потолок?
Сохранить лицо в такой ситуации не представлялось возможным.
— Поверьте, мистер Льюис, это далеко не всё, чем мне приходится заниматься.
— О, не сомневаюсь, — маленькие глазки толстяка напротив меня сощурились от удовольствия. Сквозь Чарльза Льюиса, генерального директора Отдела Контроля и одного из членов Парламента Объединённой Земли, вполне можно было разглядеть стену напротив. Частичный перенос, он такой.
— Итак, начнём? — лысый боров даже не удосужился выслушать мой ответ, — как обстановка на объекте “Рассвет”?
Я почувствовал, как мелкой дрожью затряслась моя рука. Только не здесь, только не сейчас…
Ехидная улыбка Льюиза сводила меня с ума.
— Как обычно. Люди суетятся, люди строят, люди ссорятся. Штатный режим, — бой ещё не был проигран, но всё шло именно к этому. Слишком большое преимущество у него было с самого начала.
— Ссорятся? О, но ваша работа как раз и состоит в том, чтобы предотвращать. Предотвращать, — толстяк посмаковал это слово так, словно это было отличное блюдо, — проблемы.
Меня всегда удивляло, что с современными возможностями Чарльз не исправил себе внешность. В отличие от моей неизлечимой болезни, убрать лишний вес и нарастить волосы было делом одного часа. Мне оставалось лишь теряться в догадках. Возможно, подобное отречение было признаком, по которому угадывался один из Парламента. Чисто теоретически высший орган власти Земли был выборным, но с установления Эры Вечной Жизни голосований не проводилось. А ещё в Парламенте ни разу не менялся состав. В безумной круговерти вертикалей это говорило о многом.
— Стараемся изо всех сил. Наш Отдел хорошо работает в постоянно изменяющихся условиях, и нам удалось…
Враньё с невинным лицом удавалось мне просто прекрасно. Но обмануть тысячелетнего интригана? Хотя, возможно, виновата моя рука. Мне пришлось спрятать её под стол, но это не помогло.
— Двадцать процентов… — протянул Льюиз. Я поперхнулся на полуслове. — Двадцать. Проклятых. Процентов. В которые входят чистые убийства. И ни одного задержанного.
Крыть было нечем.
— Весь мир пристально следит за грядущими событиями, — почти ласково продолжал генеральный директор, — А вы… вы не справляетесь. Знаете, что случится, если уберут кого-нибудь из генерального отдела? Нынешние кретины “два плюс два” сосчитать не способны, а кто придёт на их место? — его голос повышался, — Или вам напомнить, что случилось около трёхсот лет назад в схожей ситуации?
Я помотал головой. Мутная история со взрывом одного из участков из-за халатности работников. Её не освещали, но тогдашнему главе Отдела пришлось очень и очень несладко. Когда-то давно я пообещал себе, что пущу импульс в лоб, если проколюсь настолько. Иначе будет гораздо, гораздо хуже.
Чарльз пошевелил пальцами, посмотрев на мою левую руку. Я опомнился, когда увидел почти прогоревшую сигарету. Торопливо затушив её и кинув в пепельницу, я перевёл взгляд обратно на Льюиса.
— Щекотливая ситуация, Уотсон. Люди начинают разочаровываться в идее космических полётов. Лучше бы вам сделать всё как надо. Человечество не должно отвести восторженных взглядов от “Рассвета”. Но, если эти взгляды вдруг станут… иными, у нас всех появятся трудности.
Внезапная мысль молнией проскользнула в моей голове, ошеломив настолько, что заставила беспокойную ладонь замереть на секунду. Генеральный директор… боялся. Вот так вот просто. Пытаясь скрыть этот факт от всех, в том числе и от себя. Если люди забудут про “Рассвет”, то куда они будут смотреть? На общество, в котором нужно постоянно оглядываться через плечо? На нехватку еды? На… правительство, допустившее такое?
Парламент, эти кукловоды — что с ними станет? Этот вопрос заставил меня криво усмехнуться. Льюис не удивился столь резкой смене настроения. Или сумел скрыть это.
— Помни, Стивен. Парламент наблюдает. Мы рассчитываем на этот корабль.
Продолжая улыбаться, я ответил, глядя, как толстяк начал растворяться в воздухе.
— Я запомню… Чарльз.
Блаженный момент ответного выпада. Лицо генерального директора скривилось, когда я назвал его по имени. Самодовольные ублюдки и через тысячу лет остаются самодовольными ублюдками. Этого в них не изменить.
Льюис исчез, оставив меня в гордом одиночестве. Руку слегка потряхивало, изредка по ней проскальзывали вспышки боли, но я был доволен собой. Мне всё же удалось нанести ответный удар — по правде говоря, ничтожный укол, но когда тебя громят в пух и прах, то начинаешь радоваться ничтожным победам. Невольно потянувшись к сигаретам, я остановил себя. Очистка крови от никотина была штукой болезненной, поэтому стоило притормозить. Вместо этого я закрыл лицо руками, давая отдых усталым глазам.
В сущности, ничего плохого в вертикалях не было. Если, конечно, если ты не глава Отдела Контроля. Всего лишь адекватная реакция на приобретённое бессмертие, отличный способ регулирования населения. И всё равно слишком много людей. Вот тут и выходит на первый план “Рассвет”. Но до него ещё надо дожить…
Наверное, прошло не меньше пяти минут, прежде чем я каким-то шестым чувством ощутил, что в кабинете находится кто-то посторонний. Перси стоял в дверях. Вид у него был такой, будто он прямо сейчас свалится в обморок. Мой помощник всегда выглядел запуганным, но не до такой степени. Сердце ёкнуло.
Перси с трудом начал говорить, трясясь мелкой дрожью:
— Я-я-я-я… не хотел говорить, по-пока ми-мистер Льюис был здесь. Он всё-всё-всё равно узнает, но…
Я похолодел. У моего секретаря был вид смертника.
— Купер мёртв. Найден убитым в своей квартире, с-сэр.
Я обратился в камень, весь липкий от пота. Мысли замерли, в мозгу стучало “Боже”. Даже рука замерла, словно в предвкушении…
— К-какой Купер? Т-тот самый? — я стал вторить Перси в заикании.
— Д-да. Купер Картер, сэр. Сэр. Сэр. — помощника заклинило.
…чтобы содрогнуться в приступе конвульсий. Боль в ней усилилась, став почти нестерпимой.
Новости хуже придумать было нельзя. Даже весть о сердечных приступах, поголовно подкосивших всё руководство площадки, звучала бы не столь скверно.
—Мы в дерьме. По уши в целом море дерьма, — я чуть не выронил пачку, доставая сигарету левой рукой. В груди ощущался целый пласт льда, в горле застрял комок.
К дьяволу контроль никотина. Приговорённым к смерти всегда положена последняя сигарета.
— Что с перемещением?
— С-сэр, канал к ячейке Купера н-не проведён.
Можно было догадаться. Да и полная транспортировка длилась бы чересчур долго.
— Мне нужен мобиль. Хотя, — Перси был умён, но не всегда ум нужен для именно для умных поступков. Не стоило дразнить его такой удобной возможностью, — я лучше сам. А ты пока заблокируй кабинет… и, пожалуй, весь офис. На все звонки отвечать, что я уже выехал, понял? И ещё раз: никаких перемещений.
Секретарь кивнул, начиная потихоньку оживать. Я хлопнул его по плечу, отчего Перси чуть не упал.
Мне совсем не хотелось превращаться в упаковку виталиса. А это означало, что мне придётся крутиться, как ужу на пресловутой сковородке. И непременно найти — отыскать, вытащить из-под земли, если потребуется, — козла отпущения. Иначе им сделают меня.
Когда Льюис всё-таки пробьётся в мой офис, я уже начну работать на месте убийства. Если повезёт, даже найду бедолагу, которого удастся обвинить во всём. Но всё же люди из Парламента будут недовольны. Дьявольски недовольны.
Я вышёл из главного офиса, тут же свернув в боковой коридорчик. Комплекс Отдела Контроля Аллентауна тянулся на сорок с лишним этажей небоскрёба двадцать семь, в простонародье называемого Медной Вышкой.
Быстрым шагом я прошёл мимо поста, отделяющего кабинеты высших чинов от помещений основного рабочего персонала. Свернув пару раз вправо, я спустился по длинной лестнице, всегда мотавшей мне нервы своей плохой освещённостью и пугающей безлюдностью. Словно кто-то невидимый наблюдал за тобой, прячась в тёмных уголках, перекрестье множества взглядов, изучающие прикосновения чего-то неощутимо-мерзкого заставляли тело содрогаться мелкой дрожью. Здесь часто падали.
По спине ползали мурашки, липкий пот, появившийся после известия о смерти Картера, холодил кожу. Руку дёргало, словно она решила избавиться от бесполезного придатка — остального тела.
Парковка с мобилями располагалась уровнем ниже общественных помещений. Их я миновал с бешено стучащим сердцем и гудящей головой, в необъяснимом страхе предчувствий. Другие сотрудники Отдела попадались всё реже, несущественными тенями проносясь мимо меня. Как только я убедился, что поблизости никого не осталось, я бросился бежать.
Сотни мобилей каплевидной формы блестели в тусклом свете множества ламп. Машины выглядели одинаково, и в этом был их плюс: никто не стал бы тратить своё время, укладывая сюрпризы в каждую.
Я прошёлся вдоль одного из рядов. Мой выбор остановился на мобиле, стоявшем поближе к основному выходу. Мельком проглядев данные хронометра, я кивнул: аппарат оказался программно чист.
Прежде чем открыть дверцу, я бросил на ручку платок, заранее отойдя в сторону. Не стоило забывать про старый трюк с направленным разрядом импульса. Ответной реакции не последовало, и я сел в машину.
Конкуренция заставляет даже нехитрого на выдумку человека изворачиваться, придумывая всё новые способы действенного продвижения наверх. Учитывая, что начальство тоже отнюдь не страдало тягой к суициду, выливалось всё это в подобие игры, в которой победителем мог стать только один.
Некоторые становились сущими параноиками. Искали в еде яд, а в своей ячейке — прослушивающих жучков. Более того, люди порой таскали с собой ручные импульсники, даже невзирая на запрет на ношение и хранение личного оружия для всех, кроме военных, занимавшихся преступлениями, не связанными с вертикалями. В идеале, Купером тоже должны была заняться военка, но на деле от неё было ещё меньше пользы, чем от Отдела.
Что до меня, то я полагался на универсальное противоядие и встроенный в хронометр локатор, отслеживающий различные электронные штучки. А что до импульсников… гораздо эффективнее их подкидывать.
Пока я разбирался с системами контроля полёта мобиля, у меня было время попытаться связать всё, что я знал о погибшем, в единое целое.
Купер был государственным контролёром. Не очень-то важно звучало, сказать по правде. Но проблемы, как обычно, крылись в деталях. Например, даже полностью построенный и готовый к полёту “Рассвет” не полетит, пока контролёр не даст добро. Не Парламент, не инженеры — именно контролёр. На протяжении всего строительства Картер был мелким добавлением ко всеобщей неразберихе, но именно на его плечи Парламент возложил обязанность представлять интересы правительства здесь, в Аллентауне. Именно Картер отчитывался — официально — о ходе строительства “Рассвета”.
С Купером я пересекался всего пару раз, но мне хватило. Никогда не считал себя впечатлительным человеком, но ледяной взгляд цепких и внимательных глаз контролёра пару раз снился мне в кошмарах.
Я вздрогнул, когда мобиль, завибрировав на секунду, подал сигнал о готовности к полёту. Запоздалой мыслью пришло воспоминание о сигарете, которую я начал курить, когда выходил из кабинета. В руках ничего не оказалось, и я с невольным вздохом принялся выводить мобиль с места парковки — из головы выскочило, куда я мог её деть. Скорее всего, выронил, когда бежал.
Одна из стен исчезла, и я подвёл мобиль к тому месту, где она только что была. Убедившись, что та на самом деле испарилась, я на максимальной скорости проскочил нестабильный участок. Как много людей погорело на том, что во время выезда подобные стены материализовывались обратно, рассекая машины вместе с незадачливыми водителями, страшно подумать. Несчастные случаи в современном мире повсюду…
Итак, Купер мёртв. Он был напоминанием, которое Парламент постоянно держал перед человечествем.
«Люди выйдут в космос, и мы сделаем всё, чтобы помочь им. Но не забывайте, кто тут главный», — ненавязчивое послание правительства прослеживалось в СМИ, сквозило повсюду, убеждая, заставляя верить себе. Это было правильно. Люди идут в космос, Парламент приглядывает за работой и иногда, как пастух, подгоняющий овец, слегка меняет направление деятельности. Теперь собака пастуха мертва, и овцы, уже давно мечтающие о заветном пастбище с молодой зелёной травкой, но давно уже не видящие ничего, кроме сена, начнут разбредаться.
Купер мёртв. На постройку корабля это не повлияет, но Парламент не сможет — да и не захочет — назначать нового контролёра, пока ответственный за смерть старого не будет найден.
Мобиль разгонялся, следуя забитой в память программе. Сероватая дымка расступалась перед мчащейся в пространстве каплей железа и пластика, сдвигаясь позади неё, словно желая стереть из этого мира любое упоминание, любую улику того, что тут кто-то был. Туман был напитан солнечными лучами, жадно всасывал их, не давая пробиться к земле, оттого он казался подсвеченным изнутри, молочно-желтоватой ватой облеплял небоскрёбы, мимо которых мчался мобиль, стремясь проникнуть внутрь, поглотить, растворить в себе всё, что сумели сделать люди. Туман был вампиром, искрящимся и одновременно тусклым, его щупальца полупрозрачными завитками касались поверхности машины перед тем, как в испуге отдёрнуться от неё.
Картер жил в небоскрёбе номер одиннадцать, находящемся совсем близко от площадки “Рассвета”. Я закрыл глаза, постаравшись устроиться поудобнее. В кабине было тесновато.
На ум пришёл мой предыдущий начальник — Даррел. Мы с ним ладили. Я не пытался его убрать, а он относился ко мне как к сыну, которого у него не было. И так продолжалось, пока он не ушёл со службы, пожав мне на прощание руку и заявив, что он стал слишком стар для подобной работёнки. Пятьсот с лишним лет отнюдь не сказались на его умении соображать. Наверное, поэтому он и уволился. Насколько мне было известно, он отказался от виталиса и теперь доживает остаток своей жизни в каком-то маленьком приморском посёлке.
Начальник Отдела Контроля города Аллентауна — звучит здорово, если не забывать о ситуациях вроде этой. Люди обожают всё усложнять. Человечество с нетерпением следило за возведением “Рассвета”, и каждый инженер, каждый рабочий на площадке хотел приблизить миг полёта корабля. Но вместе с тем в душе любого жил маленький бес, постоянно донимающий вопросом — а чем я хуже его? Почему я подчиняюсь, а он руководит? И этот бесёнок раз за разом побеждал патриотичную пылкость строителя будущего.
Смертность персонала, обслуживающего “Рассвет”, была до потрясения высока. На месте Парламента я отменил бы закон о вертикалях хотя бы в пределах этого округа.
Купер мёртв. Это политика.
Я стал ненавидеть политику, едва познакомившись с парой людей, — если этих тысячелетних интриганов можно так называть — заседающих в Парламенте. Свяжись с ними — и у тебя нет должности, ячейки и будущего. Что ещё хуже — ты получишь будущее, которое станут контролировать они. Впрочем, а что происходит сейчас?
Пронзительный писк известил меня о том, что мобиль подлетает к небоскрёбу, где жил контролёр. Я взял управление на себя и завёл машину на парковочное место, благополучно миновав исчезнувшую при моём приближении стену.
Меня встретили двое в форме Отдела. Первый был неприметным человечком с лицом, словно вылепленным из пластилина — постоянно в движении, но эмоции как-то плавно перетекают одна в другую. Второй — лысый здоровяк с закатанными по локоть рукавами рубашки, так, чтобы можно было увидеть волосатые мощные руки. Как ни странно, говорить стал именно громила.
— Сэр, квартира Картера на пятнадцатом уровне. Пройдите до конца парковки, там будет лифт. Как подниметесь, сверните направо и минуйте маленькую арку.
— Кто там?
— Фишер, сэр. В принципе, вы не заблудитесь, на каждом углу наши люди…
Я махнул левой рукой, в нетерпении отбрасывая всё, что хотел сказать мне здоровяк.
— Да-да, я уже понял.
Направившись в указанном направлении, я миновал ряды машин-капель и добрался до пневмо-лифта. Двери исчезли, и я вошёл, нажав на кнопку, подписанную цифрой “15”. Пол чуть содрогнулся, появилось секундное чувство неземной лёгкости — и всё. На месте.
Колючие звёздочки ламп усеивали потолок, тусклыми маячками указывая пути, по которым каждый день проходил бурлящий людской поток. Сейчас же коридоры были пустынны, не считая нескольких молчаливых людей в спецовках, призраками проскальзывающих мимо меня и останавливающихся лишь за тем, чтобы кивнуть и произнести “сэр”. Вечное “сэр”. Когда-то подобное обращение и впрямь грело мне душу.
Около ячейки собралась небольшая толпа. Оперативники, техники и медики с аппаратурой, несколько аналитиков, разглядывающих гладкие стены с таким задумчивым видом, что сразу становилось понятно: ничего толкового в ближайшее время от них ждать не стоило. От переговоров стоял негромкий гул — обсуждение смерти государственного контролёра казалось занятием поинтереснее расследования.
Непрофессиональность — болезнь Объединённой Земли.
Вертлявый мужчина в форме, сидевшей на нём, как тряпьё на доисторических чучелах, — я видел картинки в детстве, — увидел меня первым и сразу же метнулся вглубь сборища, ужом проскользнув в ячейку. Почти сразу же оттуда вышёл полный человек, который подбежал ко мне, ухватив за рукав пиджака, отчего моя рука дёрнулась, точно её пронзили током.
— Стив, ты уже здесь, да? Прекрасно, просто прекрасно, — горячий шепот толстяка эхом отдавался в гудящей голове; его маленькие усики забавно шевелились, когда он говорил. — Чёрт, не прекрасно, конечно же! Я имею в виду, ну, прекрасно, что ты подошёл так быстро, но вся ситуация — в ней нет ничего хорошего, да. Смерть наступила приблизительно пять часов назад, обнаружена, когда персонал обслуги пришёл на ежедневную уборку, эти сволочи, они ничего, ничего, проклятье, не говорят. Я не знаю, молчат, скоты, я уж и так и этак, грозил, а они ничего — представляешь? Молчат, но, может, это потому что они, да? Я не знаю, Стив, не знаю, и…
Его речь, сбивчивая и сумбурная, становилась всё стремительнее. Я оборвал его, осторожно высвободившись от его цепкой хватки:
— Боже, да закрой ты рот! Почему мне не сообщили, как только обнаружили тело?
— Так, так… так я велел доложить в офис прямо тотчас. — захлопал глазами Сэмюель, глава отдела оперативников и по совместительству мой… не сказать, чтобы друг. Приятель, немало забавляющий меня своими почти клоунскими манерами. Я даже позволял ему обращаться ко мне по имени. Да что там, он даже на своём месте оказался только благодаря мне. Но сейчас его болтовня лишь раздражала.
Мысли вернулись к проблеме, в глобальном плане куда меньшей, чем смерть Картера. Райт. Два кресла. Сэм — один из людей, мешающих — пока — добраться Гарри до меня. Это если «летун» не решит помочь Перси…
— Что теперь будет? Ну, с “Рассветом”? С нами? — спросил Сэмюель.
— “Рассвет” — в заднице. Мы — в заднице. А я — в самой глубокой заднице этого паршивого мира, — более ёмкого определения я не нашёл.
Я направился к дверям в ячейку; Сэм последовал за мной своим фирменным перекатывающимся шагом. При нашем приближении толпа чуть расступилась, освобождая проход.
— А с чего бы тебе быть там? Ты же не виноват, это даже не связано с вертикалями!
— Проклятье, Аллентаун — мой участок, а это убийство. Отдел же ими занимается, а? Должен, по крайней мере. А у нас тут — труп. Первостатейный, — в голове пульсировал маленький огонёк, своим жаром вызывая непреходящую головную боль.
Ячейка Картера была в меру роскошной: несколько изящных ваз со слегка увядшими цветами, удобная мебель и до неприличия яркие малиновые стены — из-за такого бьющего в глаза оттенка я почувствовал себя неуютно. Должно быть, жить тут ещё хуже. Или Купер был ещё тем извращенцем.
— Ну и что?
— А то, что на меня повесят всех собак, если я не смогу найти кого-нибудь вместо себя!
Чёртова политика. Полно скрытых ям со скорпионами, только и ждущими удобной возможности, чтобы впиться в ногу, если провалишься к ним. По крайней мере, пока лучшего кандидата на столь незавидную участь, чем я, было не видно. Чёртова политика.
— Можно всё свалить на уборщиков. Они…
— Просто заткнись, — сказал я, доставая сигарету.
Он бывал забавным. Но сейчас я задался вопросом, насколько тупым может быть человек, прожившим сотню с лишним лет. В конце концов, в версию про прислугу не поверит даже рядовой гражданин. Имея бессмертие, не так уж сложно нажить немного ума, даже несмотря на все усилия правительства по предотвращению этого.
Огонёк на конце сигареты запылал красным, от него вверх пошёл слабый дымок. Я вдохнул в себя сладковатую взвесь, покосившись на Сэма. Мутный взгляд был мне ответом. Очевидно, глава оперативников являлся одним из немногих, с кем Парламенту повезло. Уникальный человек.
Около углепластикового столика, стилизованного под дерево и стекло, лежал на боку государственный контролёр. Неестественная бледность контрастировала с алым цветом крови, узкие струйки которой прочертили ручейки от левого уха и глаза, видневшихся мне. Лужица натёкшей на пол жидкости успела застыть. Около Картера суетились три человека, со всех сторон изучая труп приборами, назначение которых я сейчас не смог бы вспомнить, даже если бы к моему виску приставили импульсник и потребовали напрячь мозги.
— Как спящий, право слово, — пробормотал Сэмюель.
Я вздохнул. Мертвецы редко когда напоминают живых. Особенно когда рядом телом поблёскивает кровь. Возможно, у Сэма просто стресс. Никто не может говорить столько чуши в такой маленький промежуток времени.
— Что с ним? — вопрос адресовался мужчине в белой рубашке. Тот отвлёкся от созерцания цифр на мониторе штуковины, напоминающей увеличенную раз в двадцать пуговицу.
— А? Сэр, как вы можете видеть, — мужчина сунул мне под нос какие-то графики, — в жертву произвели выстрел из ручного импульсного оружия неустановленного пока образца. Импульс превышал стандартный летальный в две целых семь десятых раза, из-за чего мозг потерпевшего подвергся дополнительной стимуляции, что привело к поражению…
Я отстранился и сказал:
— Проще и быстрее.
— Э-э-э, ему вскипятили мозги, сэр. В принципе, обычный заряд не вызывает такого эффекта, но тут явно перестарались. Возможно, злоумышленником предполагалось наличие защиты у жертвы.
— О, — откликнулся я. Рука дрогнула, напоминая о себе. Если от импульсников и существует защита или хотя бы практикуется лечение последствий, мне об этом не сообщали. Иначе я был бы уже здоров. Оружие, от которого не существует спасения, ведь импульсное оружие было изобретено до Эпохи Вечной Жизни. А наука с того времени так и осталась на месте. Учёным тоже свойственно честолюбие.
Не повезёт тому, кто умудрится угодить под заряд.
Кивнув эксперту, вернувшемуся к изучению тела, я сказал, обращаясь к Сэму:
— Кто-нибудь проследил его последние контакты? С кем встречался, для чего и так далее?
— Слежка за чиновниками, работающими непосредственно на Парламент, запрещена, Стив. — ответил толстяк.
— И?
Сэм почесал подбородок.
— Мы установили, что он недавно виделся с неким Джорджем Россем. Это глава биохимиков из отдела налаживания производства виталиса в открытом космосе. Ну, если… когда “Рассвет” полетит туда.
Рассеяно вращая в руках почти кончившуюся сигарету, я присел и потрогал пиджак Купера. Потянув за отворот, я перевернул труп на спину и прошёлся по карманам пиджака. Ничего.
— Что вы делаете, сэр?! Вы можете сбить молекулярный анализ поверхности тела! — воскликнул один из людей, стоявших около распростёртого теперь контролёра.
— Чёрт, а вы не могли сделать его раньше? У вас была на это куча времени!
— Гм, мы сделали первичный сбор данных, но…
— Что показывают приборы?
— Ничего, сэр, но…
— Тогда к дьяволу приборы, — ответил я, прощупывая подкладку. Не иметь тайника в наши дни просто невозможно.
Мужчина замолчал. Потом с некоторой робостью заметил:
— Мы успели провести комплекс исследований, но пока не проверяли одежду покойного на наличие различных излучающих…
Он не договорил, когда я резко отстранился от Картера, чуть не шлёпнувшись на пол.
— Проклятье! Почему вы сразу этого не сделали?!
— Никто не предполагал, что его будут обыскивать вручную…
Я поднялся на ноги.
— Проверяйте скорее. — тление сигареты в руке почти дошло до фильтра. Я затянулся в последний раз и, посмотрев на лицо Картера, вглядевшись в эту восковую маску, искаженную и поплывшую, захотел бросить окурок ему прямо на контролёра. Мелочная месть за мои теперешние проблемы и пару давних ночных кошмаров. Справившись с внезапным порывом, я потушил сигарету о стол.
— Ну? — поинтересовался я.
— Чисто, сэр.
В принципе, раз меня не настиг какой-нибудь сюрприз в самом начале, вряд ли я напоролся бы на него впоследствии. Но нужно проверять подобные вещи. Моя правая рука послужила бы отличным примером к небрежению такому совету.
В этот раз мне повезло, и я сразу же нащупал уплотнение. Псевдоткань разошлась, и я извлёк из тайника спрятанную там вещь. Ею оказался платок.
— Мда, — прокомментировал я свою находку. Потом передал её в руки одного из суетившихся около тела мужчин.
Я отвернулся от трупа Картера и подошёл к Сэму, молча наблюдавшему за моими действиями.
— Знаешь, а в уплотнение спокойно могло влезть ещё что-то, — протянул я.
— Да? Например, что?
— Я бы поставил на записную книжку. Наверное. У государственного контролёра должно же быть что-то вроде ежедневника. Множество дел, всё такое…
— С чего ты вообще решил, что там было что-то ещё? — вытаращился на меня толстяк.
— Тело обрабатывали, чтобы скрыть все следы. У убийцы было время на то, чтобы убрать молекулярный след, но он не успел обыскать труп? Сомневаюсь. — я вышёл из ячейки. Сэму не оставалось ничего иного, кроме как пойти за мной.
— Ну, наверное, ты прав. Да. Ты определённо прав. Вероятно, так всё и было, — закивал головой глава оперативников.
Чересчур глуп для аналитика и чертовски непрофессионален для оперативника. Интересно, если приложить его пару раз лицом о стену, он поумнеет? Может, тогда прекратится пожар в моей голове?
— А что теперь? — пошевелил усами Сэм, изображая усердие.
Я остановился, чтобы помассировать веки.
— Проведаем учёного, с которым встречался Картер. Кажется, его зовут Джордж?
Сэм причмокнул губами, выпятил их, становясь похожим на гримасничающую обезьянку весом под триста фунтов.
— Точно, он самый. А фамилия, значит, Росс. Отвечает за расположение фабрики по производству виталиса на «Рассвете», — толстяк даже высунул кончик языка изо рта, в напряжении пытаясь вспомнить что-то ещё, — я с ним не встречался, да и вряд ли такое вообще возможно. В смысле, что у нас общего? И…
— Можешь не продолжать, — остановил я своего собеседника, трогаясь с места. Парни из Отдела, торчащие около ячейки Купера, остались позади. Сэм подпрыгивающими шагами последовал за мной.
Мы дошли до лифта, зеркальный отблеск створок которого отражал свет ламп, множа неяркие огни.
— Кхм, ты собираешься ехать в комплекс на мобиле? — спросил Сэмюель.
— Точно.
— Как-то глупо. Ну, ты знаешь, все эти досмотры. Не говоря уже о том, что потеряться там легче лёгкого, много комплексов. Проще переместиться.
Я несколько раз постучал по кнопке вызова. Потом оглянулся на Сэма.
— Нам нужно быть там как можно скорее, а чёртово перемещение занимает не меньше часа!
Мой спутник потоптался на месте, потёр руки.
— А мы спешим? Ну, худшее уже произошло, да? И не стоит себя загонять.
Он помолчал, добавил:
— Тем более что эти проверки мобилей действительно долгие. Около транспортёров хотя бы не ставят офицеров. А от простых солдат можно и отболтаться.
Двери подъехавшего лифта распахнулись с приглашающим шипением. Я стоял на месте, глядя на открывшееся мне зеркало, висевшее на одной из стенок псевдометаллической коробки.
Действительно, куда торопиться? В груди теплилась подспудная надежда на то, что всё это сон, следы на песке, смываемые океаном реальности. Она и сейчас была там, внутри, билась вторым сердцем, гоняя по телу сладкое невежество. Отрицание существующего положения дел в угоду своим фантазиям заведёт только глубже в проблемы. Миражи шептали, что убийцу найдут по горячим следам,
что он вообще остался около тела контролёра, ошиваясь неподалёку от людей Отдела. Пустые мечты.
«Рассвет» охраняли военные, вызывавшие у меня отторжение при виде одного их вида — эти камуфляжные формы, лица кирпичом, бритые затылки и неизменная вежливость. Тошнотворное зрелище. Бесполезные паразиты на теле человечества, вот кто они. Учитывая отношения между Отделом и военкой, можно было не сомневаться — эти лысые ребята постараются подержать меня подольше, дав мне время на то, чтобы изойти злобой. Но на другой чаше весов были транспортёры…
Частичным перемещением я не пользовался, а от полного — ощущения самые наимерзейшие. Чувствуешь себя перекрученной и выжатой досуха тряпкой. Говорили, что к этому чувству можно привыкнуть. Если это и так, то со мной подобного не произошло.
Створки послушного механизма скрыли от меня нутро лифта. Загорелась красным кнопка, означавшая, что кабина находится на этом уровне. И её свечение невольно завораживало…
— Здесь поблизости есть транспортёр? — охрипшим голосом полюбопытствовал я.
— Кажется, в минутах десяти пути отсюда. — сказал Сэм. — так я сюда и прибыл, собственно, — пояснил он, наткнувшись на мой недоумённый взгляд. Я задавал этот вопрос без особой надежды на ответ.
— Есть выпить? — я посмотрел в глаза Сэмюелю, который промычал что-то неразборчивое.
— Ну?
— Есть, есть, — он поколебался, но всё же извлёк откуда-то из складок своей необъятной одежды фляжку, казавшуюся на фоне мощных телес Сэма совсем крохотной.
Я отвинтил крышку и понюхал содержимое бутылочки. Пахло спиртом. Порывшись в карманах своего пиджака и достав из тайника колбочку с зелёной жидкостью, я на глаз постарался отмерить, сколько нужно добавить во флягу. Получилось где-то две капли.
Сэм взвился, когда я аккуратно, стараясь не переборщить, стряхнул немного жижи болотного цвета.
— Какого чёрта, Стив? Что за хрень?!
— Успокойся, всего лишь противоядие. Да-да, и не смотри на меня так. Кто тебя знает, может, у тебя есть выпивка специально для подобных случаев, а?
Глава оперативников попытался отобрать у меня ёмкость, но я отпихнул его в сторону и глотнул, чуть не поперхнувшись; по пищеводу промчался жидкий огонь, превращая мои внутренности в обугленные головёшки. Однако неприятные ощущения продолжались недолго, жжение утихло, сменившись приятным теплом. Я выпил ещё немного и отдал баклажку Сэму.
— С чего бы мне таскать с собой, мать его, яд?! С ума сошёл?
Я покосился на него, язвительно хмыкнул.
— А то ты не знаешь. А ещё можно носить с собой только… кажется, это был ром? Так вот, только ром с сюрпризом, а утром
принимать противоядие. Никогда ведь не знаешь, когда может пригодиться?
Щека Сэмюеля дёрнулась, он шумно сглотнул и утёр лоб, почему-то вспотевший.
— Не понимаю, о чём ты говоришь. Нет, ерунда. Бред, чепуха, чушь. — он зачастил, — нет-нет-нет. Я ни в чём не виноват. Они сами. Всё сами, я что мог поделать?! Проклятье, не смотри на меня так!
Порой ничего не выражающий взгляд творит чудеса. Сэм надулся, побледнел, по виску поползла капля, которую он безуспешно старался вытереть, но никак не мог попасть по ней.
Никогда не упоминай о том, что смерти могут быть насильственными. Неписаное правило, нарушение которого считалось дурным тоном, но часто давало такие интересные результаты…
Я вернул фляжку Сэму. Он опасливо покосился на ёмкость, точно та превратилась в обезумевшего скорпиона. Пробормотал что-то и аккуратно, двумя пальцами поставил бутылочку около лифта.
— Пора завязывать с пьянством, как думаешь? — сказал толстяк; естественный цвет лица постепенно возвращался на место, но закушенная губа показывала, что Сэм ещё не отошёл после моих невежливых слов — почти обвинений.
— И это был не ром, кстати. — добавил он. Я пожал плечами. Никогда не был особым ценителем алкоголя — у меня имелся свой демон.
Молоточки в моей голове, стучавшие целый день без передышки, остановились, взяв краткую передышку. Посчитав это хорошим знаком, я позволил подчинённому вести себя в помещение транспортировки, оставив позади по-прежнему горящую алым кнопку вызова.
Зал перемещений представлял из себя гигантскую комнату с низким потолком, в центре которой располагались пульты управления, соединённые с блоком питания — едва заметно гудящим чёрным кубом со множеством отверстий. От ящика в разные стороны расходились толстые разноцветные провода, в полуметре от блока «нырявшие» под пол, скрываясь из виду. Несколько десятков широких кругов, приглушенно отсвечивающих золотистым, придававшим коже болезненную желтизну, изредка гасли на секунду, а когда загорались вновь — в них уже находились люди, поспешно отходящие или отползающие — зависело от привычки к перемещениям — в сторону.
Нас встретила улыбчивая женщина в зелёной кофте; её пухлые губы были приоткрыты, отчего она имела удивлённо-наивный вид, подчёркивающийся мягким сахарным голосом. Я спиной чувствовал, как Сэмюель уставился на симпатичную фигурку. При желании я мог бы даже представить его масляный взгляд. Но такое зрелище я решил пропустить мимо себя.
— Что угодно господам?
— Попасть в отделение… э-э-э, биохимии на площадке «Рассвета», — проблема заключалась в том, что я понятия не имел, как же правильно назвать место назначения.
— Господа работают на стройплощадке? — удивительно, но её голос стал слаще, превратившись в некое подобие словесной патоки.
— Нет, но…
— Тогда я ничем не могу помочь господам. Это закрытый объект.
— Будешь меня перебивать, я тебя… — я осёкся. Собственно, а что я мог? Разве что арестовать за привлекательность.
— Мы работаем в Отделе Контроля. Я Стивен Уотсон, глава местного филиала. И нам нужно срочно — повторюсь, срочно! — попасть в комплекс.
Красотка хихикнула:
— Срочно — это не о перемещениях. Меня зовут Линда. Но могу я взглянуть на ваши удостоверения личности?
Получив две пластиковые карточки, Линда подошла к одному из пультов, скрылась за стойкой. Потом вышла и протянула удостоверения обратно.
— Всё в порядке, господа. Но, — женщина кашлянула, — у нас нет прямого контроля над внутренней сетью комплекса. Я могу перекинуть вас только в первичный сектор, откуда вы потом попадёте туда, куда захотите.
Я нахмурился. Прямого пути не получилось, а терпеть лишний час пытки мне совсем не хотелось. Но делать было нечего. Рука едва заметно задрожала, по ладони пронеслась волна боли, двинулась дальше, затухнув где-то в районе локтя.
— Мы согласны.
— Тогда пройдите сюда, пожалуйста.
Миновав несколько окружностей, в которых нечёткими призраками находились люди, проходящие процедуру перемещения, мы подошли к пустующему кругу.
— Встаньте в центр. Так, благодарю. А сейчас закройте глаза и постарайтесь не открывать их, пока не услышите сигнал.
Линда отошла к пульту, а я послушно прикрыл веки. И тут в голову ворвался странный вопрос, настолько неуместный в подобной ситуации, что я не смог удержаться и задал его:
— Сэм, а почему ты не подкорректируешь себе тело?
— Если просто убрать, ммм… лишнее, то вес возвращается через пару месяцев. А деньжат на убирание предрасположенности всё никак найти не могу.
— Может, надо поменьше есть? — я не мог сдержать невольного смешка, хотя назойливое гудение и начавшееся давление на мозги не располагали к веселью. Вторая вспышка ломоты в руке заставила меня вздрогнуть.
Громкое хмыканье было мне ответом.
Если меня когда-нибудь спросят, что такое перемещение, то я отвечу — ад, созданный людьми для людей, выдаваемый за полезное изобретение. Как ещё можно назвать методическое растягивание тела в пространстве?
Меня затрясло, тело залихорадило. В правой части головы медленной кляксой расползалось ощущение чужеродности. Казалось, я куда-то падаю, под ногами будто бы ничего не было. Чувство времени куда-то уплыло — я и впрямь видел, что оно медленно уменьшается в размерах, скрываясь где-то в неведомой дали. Рук и ног стало больше, но управлять ими было нельзя. Правую ладонь парализовало — я её не чувствовал. В мозгу проносились вспышки, раскрашивая темноту внутри меня в рельефные цвета. Чужое внутри головы завибрировало, вступая в резонанс с конечностями. Появилось сосущее ожидание чего-то неправильного, непоправимого. А потом я открыл глаза.
Никогда не мог сдержать себя.
Раздвоенность — вот что это было. Первый Я стоял на одном из уровней небоскрёба Купера, а второй Я смотрел на комнату транспортировок «прихожей Рассвета». Две пары глаз и два тела, отделённые друг от друга огромным расстоянием, на одно сознание. Зигзаги в поле зрения, чёрными полосами пробегающие в пространстве, исчезая вдали; запахи и звуки, множившиеся, кипучие и ускоренные, писк в ушах и непрерывное вращение, как если бы моя голова стала пресловутым рычагом, с помощью которого вся Земля пришла в движение, хаотичное и бессмысленное.
Две картинки наложились одна на другую, создав нечто абсурдное, текущее и вместе с этим не изменяющееся. Мелькающие с огромной скоростью искры, появившееся чувство распада, как если бы я превратился в пазл, который наконец собрали, полюбовались на него и сейчас перемешивали, и бесформенные фигуры доконали меня окончательно. Я всхлипнул, осев на пол… на полы. В глазах потемнело, — О, эта блаженная тьма после ослепляющего света! — и я отключился.
— Стив! Очнись, Стив! Да что ж такое, вставай уже.
Я пробормотал нечто неопределённое и потряс головой. Меня приподняли и начали трясти.
— Отпусти меня, пока я тебя на виталис не отправил, жирная ты свинья!
Мою измученную тушку тут же перестали удерживать, и я упал на пол, поприветствовавший меня выбившим весь воздух из лёгких ударом. Приземлился я на руку, отозвавшуюся такой болью, что я непременно бы заорал, если бы мог. Судорожно пытаясь вдохнуть, я завозился на земле.
— Кто-нибудь позовите врача! Ты, да ты. Шевелись. Что значит “нет никого”? Ну, хотя бы аптечка? Вы хоть что-нибудь знаете о нормах безопасности, тупоголовые ослы?!
Мне всё же удалось глотнуть воздуха, который тут же вышел захлёбывающимся кашлем. Я приоткрыл глаза; не считая небольшой мути, зрение было в порядке. Я предпринял попытку подняться. Меня кто-то поддержал, вытягивая вверх, и моё многострадальное тело приняло вертикальное положение. Собравшаяся вокруг небольшая толпа начала расходиться, оставив после себя лишь двух человек — мужчину в камуфляже с невыразительным лицом и женщину в длинной тёмной юбке. Пальцы женщины напоминали дёргающиеся паучьи лапы, загребающие пустоту судорожными движениями. Мельком оглядев помещение, напоминавшее то, откуда мы прибыли, только раз в десять больше, я вздрогнул от неожиданности, когда мне зашептали прямо в ухо, брызгая слюной.
— Что за хрень, Стив? Ты что вытворяешь?! — Я отшатнулся, резко дёрнувшись в сторону и чуть не упав.
— Бога ради, Сэм, прекрати! Я плохо переношу перемещения.
Толстяк с задумчивым видом почесал затылок, а я внутренне поморщился. Выставлять напоказ свои слабости опасно, особенно перед подчинёнными. Пусть и такими, как Сэмюель.
В некоторые вещи я так и не смог поверить полностью. Например в то, что к состоянию раздвоенности можно привыкнуть и даже обозвать таким безликим термином, как «частичное перемещение». Для меня одновременное существование в нескольких точках пространства всегда было странной магией, в суть которой вдаваться не хотелось.
— Сэр, вам лучше? — поинтересовалась женщина. Получив в качестве ответа утвердительный кивок, она сказала:
— Ваши документы, пожалуйста.
Внимательно изучив удостоверения, она передала их мужчине. Тот почти сразу заулыбался, как «летун», узнавший о том, что из-за отказавшей системы навигации мобилей в его вертикали погибло сразу три человека выше него.
— Отдел Контроля, значит… — с вежливой интонацией, внутри которой острым шипом пряталась едкость, протянул он.
— Господа, вынужден задержать вас. Регламент требует тщательного досмотра. Как вы помните, внутри комплекса «Рассвета» действует строгий запрет на импульс-содержащие вещи, наручные часы, целый ряд препаратов внешнего и внутреннего пользования…
Я прервал его разглагольствования.
— Мы расследуем убийство.
Военный — кто же ещё это мог быть? — развёл руками, показывая свою полную беспомощность. Широкая ухмылка на его лице бесила меня.
— Правила есть правила. Я ничего не могу поделать, так что пройдёмте в комнату для обыска и…
— Купер Картер, государственный контролёр, мёртв. Парламент в ярости, ты хоть можешь представить себе возможные последствия, приду… — я запнулся. Разозлившись, парень мог наплевать на всё. — Придумай себе наихудшее последствие твоего препятствования расследованию. А потом забудь и просто пойми, что тебя казнят быстрее, чем я успею сказать «преступник скрылся»!
Честно говоря, я понятия не имел, как Парламент отреагировал на весть об убийстве. Хотя вряд ли там пришли в восторг. А ещё не было никакой поимки преступника. Маленькая ложь во избежание бессмысленных часов в помещении военки.
Мужчина нахмурился, усмешка сменилась задумчивостью, но потом, решив что-то для себя, он потёр переносицу и кивнул.
— Ладно. Но я буду вынужден записать этот случай как происшествие, выходящее за рамки моих полномочий. Отчёт в двух экземплярах будет доставлен в главный офис Отдела для подтверждения.
Я буркнул что-то, слушая военного краем уха. Моё внимание целиком переключилось на женщину, отчего та смутилась и её пальцы, ускорив свои движения, стали ещё больше напоминать паучьи конечности.
— Где находится участок биохимиков? Глава — Джордж Росс.
— Кажется, это где-то рядом с навигаторами и пилотами, но я лучше посмотрю по карте.
Она зашла за полупрозрачную стойку, быстро напечатала что-то на появившейся в воздухе панели ввода.
— Ошиблась. Рядом с инженерами системы жизнеобеспечения. — произнесла она, а потом добавила:
— Провести канал?
Меня чуть не вырвало, когда я представил себе ещё одно перемещение. Я сглотнул ставшую горькой слюну и замотал головой.
— Нет, не надо. Ни в коем случае. Мы лучше… на мобиле? Или пешком, если здесь недалеко.
Лицо женщины вытянулось.
— Простите, это… была шутка. Плохая шутка. Конечно, тут достаточно близко, часа полтора-два на мобиле. Парковка в той стороне. — она показала на одну из дверей. — Можно даже внутри этого здания проехать по кольцу, не выбираясь на поверхность. Отделение биохимиков через три сегмента, как я говорила, после инженеров.
Если подняться высоко, выше, чем парят редкие птицы и летают мобили, то можно увидеть, что площадка «Рассвета» представляет собой монументальную окружность, состоящую из множества сегментов, в центре которой находится сам корабль. Окружность была подобна колоссальному морскому змею, сошедшему со страниц древней полуистлевшей книги, чтобы сжать в своих удушающих объятиях громаду звездолёта, не давая тому вырваться, подняться вверх, устремляясь к свету далёких звёзд. Внешний круг, созданный для второстепенных и незначительных задач, был гораздо шире и рыхлее внутреннего; между ними имелись только воздушные и подземные трассы.
— Спасибо за помощь следствию, — поблагодарил я, заканчивая диалог поднятой в прощальном жесте рукой. Делать здесь было нечего.
За дверью оказался коридор, ничем не примечательный. Хотя можно ли вообще отыскать пару различий в этих однотипных кишках?
Я двигался быстро, на грани бега. Организм уже почти отошёл от последствий перемещения, лишь изредка огрызаясь секундной слабостью и неприятным томлением в желудке.
— Эй, да подожди же меня, — пропыхтел сзади Сэм. Я оглянулся, не снижая скорости: толстяк, потешно перебирая ногами, переваливаясь с боку на бок, пытался догнать меня. И кто сказал, что в движениях полных людей есть своеобразная грация? Даже если это так, то точно не во время бега.
Сбавив темп, я позволил Сэмюелю нагнать меня. Дальше мы шли в одном ритме.
Перекрёсток с указателями. На одном из них изображена схематичная капля и буква «P» — парковка мобилей. Я свернул в ту сторону. Мимо прошли три мужчины в спецовках — рабочие-техники «Рассвета». Я уловил отрывок фразы, сказанной одним из них.
— …залетела. Вломилась ко мне с воплями, пришлось поучить уму-разуму! А ребёнка сдали в детдом, так что…
Остаток предложения потонул в хохоте, грубом, животном; я скривился. Низший класс, никаких манер. Одно слово, дикари.
Но идея с детскими домами была, пожалуй, одной из лучших среди тех, что Парламент претворял в жизнь. Тратить себя на этих мерзких личинок, ещё даже в человека не развившихся, — что за глупость! Пара строчек на листе отказа — и ты свободен. И что бы я без детских домов делал… Я и сам вырос в таком заведении. И никогда, разве что в раннем возрасте, не осуждал людей, поступивших так со мной; это было правильно. Ограничение свободы одних людей другими — вот это неправильно. И государство отлично понимает желания своих подопечных. Как всё же хорошо, что нами правит Парламент…
Последняя мысль, шальным выстрелом залетевшая в голову, заставила меня остановиться. Сэм воспринял паузу как передышку, склонившись и оперевшись руками о колени, тяжело вдыхая и выдыхая через рот.
Не знай я, что ещё в пятилетнем возрасте детям устанавливают микрочипы, блокирующие возможность гипноза, непременно подумал бы, что мной пытаются манипулировать. Уж больно последняя идея, подкравшаяся нежданным гостем, была для меня нехарактерна.
— Пошли, — позвал я толстяка, застонавшего так, будто его жарили живьём. Последнюю часть своих размышлений я задвинул в самый дальний угол разума, избавившись таким образом от смутной тревоги. Не до конца, но думать об этом стало как-то… лень. У меня были дела поважнее.
На парковке пришлось выбирать грузовой мобиль — обычный не вместил бы меня и Сэма. В консоли машины уже были забиты все основные точки доставки, так что мне осталось выбрать пункт назначения — отделение биохимиков — и откинуться в кресле, наслаждаясь полётом. Ну, относительно наслаждаясь.
— Стивен, я тебя умоляю. Ты можешь немного потерпеть?
Проигнорировав главу оперативников, я закурил. Дым выходил через воздухозаборники, но запах всё равно чувствовался.
— Конечно, могу. Я же не какой-нибудь зависимый торчок древности.
— Тогда… не хочешь остановиться прямо сейчас? — осведомился Сэмюель.
— Но я же не сказал, что собираюсь терпеть. — добавил я, пуская уродливое кольцо, тотчас смешавшееся в дымное облако.
Толстяк пробурчал нечто весьма нелицеприятное обо мне, умудрившись сделать так, что я уловил общий смысл, не расслышав ничего конкретного.
— Какой уж есть, — хмыкнув, отозвался я.
— То есть наркоман. Уже сколько чисток прошёл, а всё туда же — за эту дрянь.
— С каких это пор ты стал моей личной воспитательницей? Ах, не стал? Прекрасно, тогда дай мне провести мне время с пользой, — заключил я, стряхивая пепел на подставку.
— Это называется польза? Ты мог бы хотя бы попытаться что-то сделать. Может, проведёшь краткий анализ дела?
Проведёшь, а не проведём. Да, Сэм знал свои слабые стороны. По крайней мере, часть.
— Было бы что анализировать. Никаких данных. Пока, во всяком случае. — ещё одна пародия на колечко. Вряд ли на теле Купера что-то обнаружат.
Мобиль мчался сквозь тьму туннеля, изредка прерываемую большими пятнами света — группами ламп. Хотя в самой машине освещение присутствовало, воздух всё равно был наполнен предвкушением грядущей темноты, упоённой в своей самодостаточности — ведь, когда мобиль освободится, огни в нём погаснут, уступая место истинной хозяйке, временно смазанной и спрятавшейся в бледных кривых тенях, но терпеливо ждущей своего часа. А может, то был сигаретный дым, не спешивший покидать салон.
Иногда чёрная пелена снаружи мобиля частично спадала под натиском оранжевых, тускловато светивших огней других двигавшихся капель. Тогда система рассчитывала что-то в своих недрах, умная программа думала, стоило ли идти на обгон или лучше остаться на прежней скорости до следующей удобной возможности. В зависимости от этих вычислений мобиль чуть гудел, когда двигатель наращивал мощность и где-то позади исчезали красные точки, либо всё оставалось по-прежнему.
Первый сегмент объявил себя внезапным концом тьмы; со всех сторон полился свет — так казалось после царства темноты. Но после двух-трёх минут сегмент остался позади, и мы вновь погрузились во мрак.
Я успел выкурить ещё три сигареты, чем немало взбесил Сэма, нарочито кашляющего и вопрошающего, скоро ли я угроблю себе здоровье, если продолжу в таком же духе, когда мигающая строка состояния оповестила нас о том, что мы подъезжаем к нужному месту. Пробирающая до глубины души вспышка, и мобиль прибыл на парковку. Пристроив машину поближе к выходу, я вышел на рабочий уровень. Сэм плёлся за мной.
Отделение биохимиков напоминало муравейник, белоснежный и стерильный, с суетящимися людьми в халатах кремового цвета, которые, невзирая на скорый конец смены, носились туда-сюда с планшетами, теряя листы бумаги, сталкиваясь лбами и роняя кристаллы с важной информацией, хрустевшие под ногами учёных. Никто не смотрел вниз, все глядели прямо и чуть поверх голов, точно боялись захлебнуться в человеческом потоке, колыхавшемся беспорядочными волнами. Я едва успел зацепить одного паренька, уставившегося на меня мутным взором не понимающего человеческого языка примата.
— А, что? Джордж Росс? Он должен быть в своём кабинете. Поднимитесь вон по той лестнице, сверните три… нет, четыре раза вправо… или влево? Ой, да какая разница, там ведь всё по кругу. Хотя постойте, надо спуститься, конечно! Да, по лестнице. На два уровня. Как парковка? Что, она точно там? Ну, я перемещаюсь, так что… Чёрт, да поищите же вы, у меня своих дел полно. Короче, стойте у лестницы, тогда… да вот же он! Видите? Идёт с двумя чудиками из «альтернативки».
— Где?! — рявкнул я, запутавшись окончательно. И мне даже знать не хотелось, что это за «альтернативка».
Парень вытянул руку, чуть не врезав идущему рядом с ним человеку. Тот выругался и свернул в сторону.
— Вот, рядом с теми, у них фиолетовая кайма на халате. «Альтернативщики». Всё, у меня нет времени. Бывайте!
И учёный испарился.
Я завертелся по сторонам, разыскивая нужных мне людей. Сэм выполнял роль волнореза, не позволяя толпе снести меня куда-то далеко и надолго. Когда я совсем уже отчаялся найти проклятого Росса вкупе с проклятыми «альтернативщиками», удача повернулась ко мне лицом и улыбнулась во все свои тридцать два безупречных зуба. Я заметил Джорджа — худую нескладную фигуру. Правда, совсем не в том направлении, куда указывал тот парень. Указав Сэмюелю на цель, я пошел следом за ним — толстяк отлично прокладывал путь. Настигнув Росса в середине зала, я окликнул его. Он повернулся ко мне и вздрогнул, но тут же взял себя в
руки.
— Джордж Росс?
— Да, это я, — на этих словах мужчина обмяк, точно у него вытащили все кости; оттопыренные уши придавали комический вид его лицу.
— На пару слов, если не возражаете. Я Стивен Уотсон, глава Отдела Контроля.
Росс беспомощно обернулся на стоявших рядом.
— Да, разумеется. — мужчина закусил губу, — идите, мы потом договорим. — это уже своим собеседникам.
В разговор влез Сэм.
— Думается, будет лучше, ежели мы в кабинете поговорим. Тут как-то неуютно.
— Конечно-конечно, — замотал влево-вправо головой Росс, противореча сам себе. Но всё же направился к лестнице.
Его офис располагался на четвёртом уровне, что опровергало разъяснения спешащего паренька. Я не был удивлён.
В офисе Джорджа, как и почти везде в здании, преобладал белый: стены, рабочий стол, даже стулья для гостей. Я всерьёз задумался, не является ли цвет своеобразным фетишом для некоторых личностей.
— Итак, — сцепив руки в замок, Росс посмотрел мне в глаза, но тут же перевёл взгляд на полированную гладкость стола. — Что
Отделу Контроля могло понадобиться от меня?
— Мы расследуем смерть государственного контролёра, Купера Картера. Стало известно, что последним, с кем он контактировал перед своей… кончиной, являетесь вы. Не могли бы вы поделиться подробностями вашего разговора?
— Я, я… я не думаю, что там было что-то важное. Знаете, рядовая проверка. Опрос персонала, пожелания. Но он недолго пробыл у нас. Появился, покрутился и исчез, — учёному удалось выдавить из себя нервный смешок.
— Ясно. Однако нам интересны любые мелочи.
— Ничего такого не припоминаю… Его почти и не видно было. У нас тут всегда много народу.
Руки Росса дрожали; моя ладонь вторила им.
— Нервничаете?
— Небольшие трудности, работа да ещё и внимание Отдела… Тут уж поневоле занервничаешь, — ещё один смешок.
— Трудности? Какого рода?
— Личные. — выдохнул Джордж.
— Прекращай балаган и выкладывай, паршивец! Стив, эта сволочь что-то скрывает, неужели не ясно? — от рыка Сэма мужчина сжался, его лоб заблестел, покрывшись крупными каплями пота.
— Нет, я ничего! То есть… я не… не скрываю, но, а… — пискнул Росс, отпяченные уши покраснели.
— Спокойнее, спокойнее, — я улыбнулся. Клиент почти сломался. Сэмюель процедил, пригвождая учёного к месту неожиданно тяжелым взглядом:
— Я спокоен. В отличие от него.
— Послушайте, так нельзя! Вы просто… просто врываетесь и… я… не могу, но…
Джорджа знобило. Он закрыл глаза и вдруг, облизав губы, произнёс умоляюще:
— Я всё скажу. Но… помогите мне, прошу!
— А вот это уже интереснее. Продолжайте, мистер Росс.
Учёный глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Ничего у него не вышло.
— Я… знаю, что меня хотят убить, — в ответ я кашлянул, скрывая приступ смеха. Убить, надо же. Какая неожиданность…
— Мой заместитель, его Ларс зовут, он за две недели поднялся на четыре должности! И я следующий. И никаких доказательств,
чистые случайности!
Всё как всегда.
— Он старше меня раза в три!
А вот это было мне знакомо.
— Надеюсь, вы понимаете, что обвинения в убийстве — очень серьёзное дело.
Будто бы не слыша меня, Джордж продолжал, запинаясь в спешке, так, словно давно хотел выговориться, а мы просто попались вовремя.
— Он знает, что мне страшно! Преследует меня. Ходит за мной повсюду, следит, примечает, что я делаю. Наверняка на меня план готов! Я бы сам от него изба… — учёный запнулся, издал отчаянный вопль.
— НЕТ! Я никого никогда не убивал! Не слушайте, я слишком напуган, я ничего не знаю о тех делах, но он пугает! Я боюсь, Боже, со дня на день он придёт и прикончит меня, а вы тут сидите! Сделайте что-нибудь, вы!
Я переглянулся с Сэмом. Отчасти мне были понятны чувства Джорджа — Гарри незримым роком висел надо мной, умнее и старее меня, готовый нанести удар.
Но это не отменяло того факта, что Росс — слизняк, растёкшийся зловонной лужицей слишком рано и фактически уже проигравший бой за свою жизнь.
— Мы ничего не можем сделать без доказательств, — сказал я.
— В бездну доказательства! Подкиньте ему что-нибудь или просто прикончите, — простонал Джордж.
— Вы понимаете, что предлагаете нам совершить тягчайшее должностное и уголовное преступление?
— Вам же нужна информация? Вот и окажите услугу, будьте любезны, — мужчина, оправившись от первого потрясения, приобрёл наглость и упорство загнанной в угол крысы.
Сэм похлопал себя по коленям.
— Хрен с тобой, по рукам, — произнёс он. Заметив мой взгляд, он сложил пальцы в знак «ОК». Вряд ли Джордж дождётся обещанной помощи.
— Да? — удивился учёный: нечасто встретишь сразу двух самоубийц. Но деваться ему было некуда. — тогда отлично. Замечательно. Чу-у-у-дно…
Он замер без движения. Начал едва заметно раскачиваться из стороны в сторону, и слова полились из него, как жидкость из треснувшей бутылки — сочась по каплям.
— Вы видели этот бардак внизу? Это всё — чушь, трепыхания. Мы ничего, да, ничего не сделали. И не могли, просто не могли. Вы знаете, что некоторые составляющие механизмы производства виталиса способны нарушить нормальную деятельность всего звездолёта? Ошибки в чертежах. А корабль-то вот он — построен и скоро взлетит. Догадайтесь, станут ли его переделывать? Нет, конечно. Но это не наша проблема, а заботы ведущих инженеров рабочих отсеков. А вот что действительно паршиво — так это процесс изготовления волшебных таблеточек. У нас на Земле с этим просто — преступники и… ну, всякий уволенный сброд, не способный найти новую работу. Их ведь по-быстрому в чём-нибудь обвиняют и перерабатывают. Ха, пе-ре-ра-ба-ты-ва-ют. Как скот. Кого пускать под нож на звездолёте? Там вряд ли будет много нарушений, а поселенцев вырезать — как-то глупо, а? В общем, экосистема «Рассвета» на виталис не рассчитана. Вот так вот. Некоторые хотят вывести формулу виталиса без гормона смерти. Их зовут «альтернативщиками», чёртовы мечтатели, идиоты. Мы лишились оригинального рецепта кучу веков назад, а теперь механически повторяем, что раньше было. У нас нет знаний, необходимых для повторного открытия формулы. — Джордж говорил, а я смотрел на него — нескладную пародию на человека — смотрел и не находил слов, чтобы описать то, что творилось у меня в мозгу. Потрясение, ошеломление — они казались слишком мягкими.
— Я уж хотел было собрать совет руководства строительства, а тут ваш Купер — чёрт из табакерки — явился и таким многозначительным шёпотом — не стоит. Забейте свой отсек капсулами с виталисом, а другим знать про это не надо. А я отмечу, что у вас всё готово. И что мне было делать? В смысле, контролёр — фигура значительная. Я согласился. И вот теперь я тут, на одной стороне — грозящийся прикончить помощник, на другой — мертвец, даже из могилы сумевший меня подставить.
— Как… как вы умудрились просрать формулу виталиса? — выдавил я из себя.
— Не знаю, это было до меня. Плевать, не моя вина, — ответил Джордж.
— То есть люди на «Рассвете» обречены на смерть от старости? — сказал Сэм, поёжившись.
— Несомненно. — учёный замолчал. Поднялся, нервно поправил халат. — я сказал вам всё, что знал сам. Не забудьте о нашем договоре, прошу.
— Благодарим за сотрудничество со следствием, мистер Росс.
Отодвигаемые стулья заскрипели — мы встали. Я вышел из кабинета, Сэм направился следом. Последним покинул офис Джордж.
— И мы не забудем, — легко ли забыть о том, что твоя жизнь зависит от тех, кто века назад потерял путь к источнику этой самой жизни? Едва ли.
В коридорах всё было по-старому — суетливое безумие. Я сделал пару шагов, прежде чем до моих ушей донёсся странный хрипящий звук. Я обернулся — и наткнулся на взгляд Росса, заглянул в глубину его глаз, блестящих и запавших так глубоко, что, казалось, чернота смотрела в ответ на меня; глаза учёного заволакивало пеленой недоумения. Новый всхлип — и я понимаю, что он срывается с уст Джорджа, на лице которого читается обида и мольба о помощи. Он хватается за грудь, там, где сердце, движется неуверенной поступью — шаг — и хватается за пуговицу моего пиджака, безвольной марионеткой сползая на пол, марионеткой с оборванными нитями. Гримаса страха оживляет его лицо, на щеках — ямы, выпирающие скулы торчат, натягивая и без того бледную кожу, лопоухие уши едва заметно пульсируют. На меня наваливается безвольное уже тело, но Джордж пытается подтянуться, выкарабкаться из провала, кадык судорожно ходит вверх-вниз, Росс давится словами и — хрипит, по носу течёт одинокая капля — слеза, влажной дорожкой чертя свой путь на маске — большой посмертной маске, украшающей теперь голову мужчины.
Джордж Росс, главный сотрудник отделения биохимии, умер на глазах множества подчинённых. Его гибель не была достойной — распахнув рот в искаженной букве «О», он свалился на землю, когда я отшатнулся. Мир замер. Я смотрел на человека, ещё мгновение назад дышащего, ходящего, боящегося — и видел теперь лишь пустую оболочку, мусор. Тишина, кромешная тишина, ничем не нарушаемая, укрыла уровень своим саваном. Замершие сотрудники, замерший Сэм, замерший я — и труп. Несколько секунд никто не шевелился. Морозное бездвижие холодило воздух. Но вот кто-то чихнул, и ледяная глыба украсилась первым разломом — учёные один за другим подходили ближе, вставали вокруг тела. Ни слова.
Я гулко сглотнул, организм запоздало отреагировал вспышкой боли в руке. Послышался шум, почти сразу же утихший, — кто-то подбежал к сборищу. Мужчина с аккуратной бородкой в таком же, как у остальных, кремовом халате, миновал толпу, расступившуюся перед ним. Он тронул руку Джорджа, наверняка ещё тёплую, в поисках пульса. Покачал головой и разогнулся, с непонятным выражением глядя на тело.
Треск разрываемой тишины прозвучал взрывом. Гулкие звуки, отдающиеся в помещении, растянулись и ворвались в меня, приведя в чувство. Люди хлопали в ладоши на удивление тихо, но после оглушающей тиши мне хватило и этого. Учёные смотрели на бородатого и рукоплескали. Мужчина стоял в центре круга, скрестив руки на груди, и глядел на Росса, ничего не замечая. Из толпы послышался возглас:
— С назначением, мистер Холл, сэр!
Аплодисменты усилились.
Сообщение отредактировал Mr.Nobody: 08 октября 2013 - 12:58
