Прага, 24 октября, 1895 год.
“Ярослав Лебовски. Родился в 1880 году, в семье инженера и акушерки. В шесть лет меня отдали в школу при Соборе Святого Вита, где я проявил себя, как весьма способный ученик, но особый талант имел к естественным наукам и теологии. В пятнадцать лет получил начальное образование. Отец настаивал на том, что бы я поступил в Карлов Университет, на факультет механики и практической физики,пойдя по его стопам. Желания наши, к его великому сожалению, не совпали. Я действительно поступил в Карлов Университет в 1895 году, но избрал для себя путь хирурга. Отец, в гневе, выгнал меня из дома и оставил без средств к существованию, в надежде на то, что я раскаюсь и приползу просить прощения, умоляя принять назад. Он ошибся…“
Прага, 13 декабря, 1896 год.
“Из Университета меня исключили из-за неспособности оплатить дальнейшее обучение, это сильно задело мое самолюбие. Для того, чтобы иметь возможность находиться в здании Университета и посещать лекции, а также заработать средства к существованию, я пристроился работать в Университетском анатомическом музее и прилегающем к нему морге , - откуда, собственно, и поступали экспонаты. Работа не пыльная: сортировать образцы согласно каталогу, следить за их целостностью, развозить свежие, - и не очень, - тела по ячейкам… Сделать все это, по большей мере, я успеваю с утра, так что редко пропускаю занятия”.
Прага, 19 декабря, 1899 год.
“ Ночная жизнь нищего студента оказалась разнообразнее. В морге платили сущие гроши. Чтобы компенсировать все свои расходы, - то есть, чтобы хоть как-то пропитаться, - я был вынужден искать дополнительные источники заработка. Подобным источником оказался бордель. Не буду рассказывать о четырех годах проведенных в «Утехе», так-как воспоминания, связанные с этим периодом, далеко не самые приятные… Разврат и переплетенные в грязной жажде плотских утех тела, отнюдь не способствуют гармоничному развитию психики пятнадцатилетнего мальчишки, особенно если одно из этих тел – его собственное”.
Прага, 4 мая, 1899 год.
“Спустя четыре года «веселых ночей» лишенных сна, но полных голода и издевательств, я, наконец, смог собрать сумму достаточную для нормальной жизни в течение ближайших лет. Покинув бордель, снял комнатушку у овдовевшей, - еще, пожалуй, в прошлом столетии, - старухи-румынки, которую не интересует ничего, кроме своевременной платы и стерильной чистоты. Несмотря на мое не совсем легальное обучение, профессора все же обратили внимание на «смышленого парня» и, даже, зачислили меня, как официально обучающегося студента. До недавней поры жизнь шла своим чередом. Связей с родителями у меня не было, и о том, что матери не стало, я узнал лишь на днях, спустя полгода после ее смерти. Однако, это происшествие лишь подстегнуло меня к началу исследований в давно интересовавшей меня области”.
Прага, 25 августа, 1901 год.
“Целью моей жизни стало изучение способов продлить эту самую «жизнь». В Университете я был на хорошем счету, имел свободный доступ в лаборатории. Морг, заботе о котором я посвятил уже четыре с половиной года, выразил свою благодарность в виде качественного, и, что самое главное, свежего материала для исследований.
Недолго позабавившись гастролями по старой доброй Чехии, я, помимо потешной славы колдуна-чернокнижника, добыл деньжат на все необходимые реагенты и приборы, которых не было в лаборатории Университета. Фокус с заработком был прост: Томаш Воганька, повешенный за грабежи, внезапно оживал, на глазах у изумленной публики, подмигивая, корча гримасы, дергая руками и ногами, словно одержимый. Стоит ли говорить, что такое представление произвело настоящий фурор? А ведь для “оживления" довольно было замкнуть им цепь гальванической установки, позаимствованной на кафедре практической физики”.
Прага, 12 сентября, 1901 год.
“Сегодняшний день станет кульминацией моих исследований. Я намерен приживить голову недавно умершего человека к живому телу. Пусть это еще не истинный способ жить вечно, но уже огромный шаг на пути к прорыву в области виталогии”.
Ярослав отер перо и, положив его в футляр, отправил в карман халата, вслед за дневником и флаконом чернил. Теперь он готов. Этот эксперимент будет значить очень многое не только для него, но и для человечества в целом.
На одном хирургическом столе лежал еще не остывший труп, больше похожий на спящего, лишь небольшой синяк под скулой и следы от ремней на руках свидетельствовали о насильственной смерти.
– Превосходно. Ежевечерняя доставка, значительных повреждений нет, как и просил… Интересно, где они его нашли? Но не суть важно. – Склонившись, парень провел рукой по лбу трупа, отбросив волосы, и покачал головой. – Красивый. Даже жалко. – В голосе промелькнули нотки иронии. Подготовив первое тело, студент ушел в соседнюю комнату и выволок оттуда второе. Еще живое. Человек, почувствовав, что его куда-то тащат, истерически задергался и стал вопить что-то невнятное через забитую в рот ветошь. Жаль, что для работы придется его усыпить…
– … да, содрогающаяся от боли плоть куда более приятна в работе… - Соглашаясь с собственными мыслями, Ярослав скривил рассеченные уродливым шрамом губы, после чего свалил "пациента" на хирургический стол.
– Очнулся Матеуш? – парень вытащил кляп и потрепал мужчину по волосам. – Пожалуйста, подожди немного, все почти готово. – Отвернувшись, он продолжил раскладывать инструменты на покрытом белым полотном столике. Металл поблек от длительного использования и многочисленных стерилизаций, но был идеально чист. В конце концов, если ты делаешь что-то, ты должен делать это хорошо.
Мужчине было около сорока лет. Резко очерченное лицо имело вид довольно растерянный, а обыкновенно надменный колкий взгляд был подернут пеленой страха и непонимания. Оказавшись пристегнутым к хирургическому столу, он, на удивление быстро, растерял всю свою былую важность. Вытаращив глаза и уставившись на оставленный его же рукой шрам, связанный выпалил, - Т-ты?! – Глаза его расширились от ужаса, - Н-но, этого же… Нет!
- Да Матеуш, это я. Вижу, ты еще помнишь, как забавлялся со мною? – Прошипел Ярек, наклонившись к “пациенту” так, что тот ощутил болезненно-горячее дыхание парня. - Ничего, я смог это пережить. Более того, я умею быть благодарным, и потому окажу тебе большую услугу. Ты станешь вместилищем для чужого разума. Он, - кивок в сторону трупа, - вернется в мир в твоем теле, а ты этот мир покинешь. Если, конечно, все пройдет успешно. Но, поверь мне, я приложу к тому все свои усилия.
- Я буду звать на помощь! Ты знаешь, кто я?! Знаешь, что с тобой за это сделают?! – Голос мужчины сорвался на последних словах, и он зашелся хриплым кашлем.
Парень, несколько раздраженно, махнул рукой, отчего один из зажимов слетел на пол, заставив его недовольно поморщиться - придется обходиться тремя оставшимися, - Не напрягай связки, тебя все равно не услышат. Во-первых, мы в подвале, во-вторых, в здании никого нет. – Закончив с инструментами, он отпустил пружину стоящих рядом часов, запуская маховик, и приблизился к операционному столу. Времени мало, нужно торопиться. Доза эфира позволила успокоить "пациента" и придать ему необходимую для работы “пластичность”. Хрустнув пальцами, Ярослав приступил к операции.
Сделав аккуратный циркулярный надрез, Ярек принялся отделять голову Матеуша, рассекая перевязанные лигатурами сосуды. Осторожно выполняя необходимые манипуляции, он шепотом повторял лекции по оперативной хирургии - это помогало ему сосредоточиться. - Мышцы следует отделять на уровне связочных креплений, оставляя их неповрежденными и сохраняя возможность будущего функционирования. Разделить позвонки шейного и грудного отделов, не повредив спинной мозг, невозможно - остается лишь надеяться на достаточную репаративную способность нервной ткани…
По стене мелькнула тень, и тяжелая обвязанная тканью дубинка обрушилась на голову экспериментатора.
*Записи без даты*
“Я очнулся в каком-то темном помещении. Решетки на окнах и тяжелая металлическая дверь говорят сами за себя. Я в тюрьме”.
“Одна ночь пролетает за другой. Никого нет. Меня не допрашивают. Я не понимаю, где оказался, и не смогу долго протянуть здесь. Ничего не слышно, кроме моих собственных шагов и капель воды, разбивающихся о земляной пол. Каждый раз, после очередного забытья, я обнаруживаю рядом с дверью миску. Какая-то муть, похожая на болотную жижу”.
“Не ел семь дней, если предположить, что я сплю только по ночам. Один раз рискнул. За сиюминутное утоление голода заплатил тем, что меня весь день выворачивало наизнанку. День ли? В этой камере ни черта не разберешь”.
“Не знаю, сколько времени я провел здесь. Видимо я схожу с ума - почти каждую ночь, просыпаясь, я вижу фигуру, растекающуюся темным пятном и втягивающуюся в едва заметную трещину в стене”.
“Я обнаружил у себя симптомы тяжелой анемии. Сказывается длительный голод и гиподинамия”.
*Записи корявым почерком*
“Фигура заговорила со мной! Оно предложило мне пищу, свободу и... совершенство? Я боюсь его, я не знаю, что Оно. Оно напоминает мне тех вымышленных тварей из забытых сказок и румынских легенд, которые так любила старая вдова, принявшая меня на постой".
“Я… Я не смогу больше терпеть! Он издевается надо мной! Он слепил мои губы, а ноги... Матерь Божья, мои ноги! ...Он дал мне еще одну ночь на размышление”.
*Последняя запись, почерк безупречно ровный, буквы украшены изящными завитками*
Прага, 30 сентября, 1901 года.
“Ты согласился".
***
Из потока воспоминаний Ярослава вырвал лай псов, раздавшийся во дворе старого поместья. Хрустнув пальцами, - старая привычка, пережившая даже смерть, - Цимисх вытолкнул себя из кресла и направился вниз. Стоило встретить гостей прежде, чем Лихо и Кручина порвут их в клочья.
Тема закрыта
И даже уже ждём 
