Сказки, что в нашем мире читают деткам на ночь или включают в виде мультика, чтобы хоть ненадолго удержать их на одном месте (и при этом не на голове у родителей), это чистый вымысел. Но совсем не в том смысле, что драконов, фей и добрых королей не существует. Просто по ним столь многократно проехались цензурой, что от того, как всё было на самом деле, практически ничего не осталось: каждое поколение имело свои соображения, что детям надо рассказывать, что не надо, а что надо добавить для пущего воспитательного эффекта. Настоящие же биографии Сказаний содержат такую концентрацию секса и насилия, что многие из них только рады были бы поверить в свои "официальные" истории. А Рапунцель уже через пару лет жизни в Нью-Йорке без особого труда запамятовала многое, включая своё настоящее имя. ..Мать Валерианеллы была дурой изумительной красоты. Мужчины не давали ей прохода, женщины не спали ночами, выдумывая, как извести такую соперницу. Но удивительная глупость позволяла ей считать досадными недоразумениями все невзначай опрокинутые на неё вёдра с помоями, и красота её таким образом ничуть не омрачалась терзаниями и обидами, а железное упрямство в сочетании с достаточно строгим воспитанием способствовало тому, что "до свадьбы - ни с кем", поэтому, вопреки стараниям и поклонников, и завистниц, репутацию ей тоже удалось сохранить, и в свой срок благополучно выйти замуж.. за простого и искреннего человека, не принца и не нищего, не красавца и не урода, не дурака и не хитреца, не злодея и не героя - за совершенно не по-сказочному обычного парня. Все были разочарованы и в первый момент даже как-то отстали от так скучно вышедшей замуж красавицы, но.. красота ведь никуда не делась. А муж, тем более такой никакой - не стенка, можно и подвинуть. Поэтому, когда оторопь прошла, всё началось по новой - вёдра помоев невзначай и ухаживания очень даже взначай.
Выпроводив очередного соискателя жениной благосклонности из собственной спаленки, будущий отец Валерианеллы понял, что больше не может. Пусть всё злословие скатывалось с супруги, как вода с гуся, пусть все ухаживания были совершенно бесплодны, он так больше жить не желал. Долго он решался и подбирал слова, и каково же было его удивление, когда жена не просто согласилась уехать в лесной домик, а согласилась с радостью, тут же расщебетавшись о том, как замечательно они там будут жить. Трудностей она не осознавала, поэтому они её не пугали.
Возможно переезд и правда пошёл на пользу то ли ей, то ли ему (постоянный стресс - дело такое), но едва они обустроились на новом месте и жизнь покатилась своим чередом, стало понятно, что стоит ожидать прибавления в семействе. Радость гордого отца быстро сменилась чем-то совсем иным, когда стало понятно - беременность жена переносит плохо и потому капризначает очень хорошо. А будучи глупой и очень упрямой женщиной ни на какие доводы и уговоры она не смягчалась - "хочу!", и всё тут.
Пару раз ей хотелось чего-то, что не легко, но можно было раздобыть в лесу, на опушке которого стоял их домик. Пару раз ему удавалось обмануть её и подсунуть одно за другое (потому что о том, что просит, она сама имела весьма смутное представление). Но когда она захотела салатную травку валерианеллу, никакие хитрости не помогли: все лже-валерианеллы отправлялись в окошко, а плач стоял такой, что у бедного мужика разрывалось сердце и барабанные перепонки. Самое обидное заключалось в том, что "какая она на вкус, твоя валерианелла-то", капризуля сказать не могла, и у мужа было серьёзное подозрение, что ей просто нравится длинное вычурное слово.
День шёл за днём, а страсти по валерианелле не унимались. Надо было собираться за чёртовым салатом в город - ради ребёнка, за которого он уже начинал опасаться. Куда как проще было бы наведаться туда, где они жили до переезда, но показываться там ему не хотелось, тем более не хотелось самому показываясь там, тем самым давать понять, что жена осталась одна здесь. Поэтому, зная, что по другую сторону леса тоже есть городишко, он вышел затемно и направился туда с единственным желанием - обернуться как можно быстрее. Он очень любил свою глупую жену, и очень тревожился, как бы в его отсутствие с ней чего не случилось.
Поэтому, когда на лесной дороге он почувствовал запах дымка, то есть жилья, он без раздумий свернул с дороги на узенькую, малоприметную тропку. Ну вдруг неизвестный ему лесной отшельник выращивает на огороде не только честную брюкву и тыкву, но и эту самую проклятую салатную траву? Несколько минут - зайти и спросить, а может быть не придётся тащиться в дальнюю даль, откуда он вернётся, хорошо, если к ночи.
Надо сказать, что неладное он смутно почуял - чем ближе он подходил, тем противней пах этот дымок, словно жгли там мокрую шерсть, а может кости.. Но мало ли что приходится делать в хозяйстве, и он не сбавил шага.
Заколебался, правда, когда вместо хижины или домика, продравшись сквозь почему-то сомкнувшиеся на самой тропке колючие ёлки, он увидел каменный дом за высокой каменной оградой. Странные господа должны были бы жить в глуши, посреди леса. И не бояться разбойников - вон, калитка покосилась на одной петле и не заперта..
Он честно собирался зайти, постучаться в дом и спросить. Он не был вором и за всю жизнь не присвоил себе ни одной чужой крошки. Всё просто так вышло. Сначала, пройдя сквозь противно скрипнувшую калитку, и послушав тишину на своё громкое "эй, добрые хозяева!", он увидел огород. Потом, потоптавшись немного и отчего-то робея постучать в треснувшую посредине толстую дверь, решил глянуть одним глазом - может он и сам увидит, что никакой валерианеллы здесь нет, да и не станет терять времени на пустые разговоры и объяснения. И наконец он увидел её.
Не было сомнений - на одной из неровных, словно в дурном настроении разбитых грядок, росла валерианелла. Розочки нежных, овальных, чуть зубчатых по краю листьев были покрыты утренней росой, как драгоценными камнями. Он ещё раз посмотрел на дверь, из которой не доносилось ни звука, на поднимавшийся из трубы тёмный вонючий дым, и решил, что не станет докучать хозяевам, которые, видно, заняты чем-то важным, а просто сорвёт немножко несчастного салата и положит пару монет на порог.
Сорвать-то он сорвал, а вот монеты положить не успел. Прижимая нежные розетки листиков к груди и неловко развязывая одной рукой кошелёк у пояса, он уже подходил к двери (но пойди докажи, что он подходил к ней, а не крался мимо), когда она распахнулась - с такой силой, что ударила кованным переплётом о каменную стену. "Воррррррр!!" - пророкотал гневный старушечий бас, и злополучный салат выпал из враз ослабевшей руки. "Ведьма Мёртвычада," - пролепетал несчастный, в ужасе глядя на ту, что появилась в дверях и указывала прямо на него корявым пальцем.
Он не был героем, но и трусом не был, а может, просто не был дураком, и понимал, что бежать от колдуньи бесполезно - пробежишь два шага, а на третий уже поскачешь лягушкой.. в лучшем случае. В общем, бежать он и не пытался, и, между нами говоря, именно это и спасло ему жизнь - Мёртвычада на всякий детский сад с лягушками размениваться бы не стала. Но он стоял смирно, и она лишь рокотала раз за разом "Ворррррр!!", не спуская с него корявого пальца и в крайнем бешенстве топая ногами. Но вечно так продолжаться не могло, он более-менее собрался с мыслями и начал попытки объясниться. Ещё некоторое время они представляли собой довольно забавный для стороннего наблюдателя дуэт, особенно если б сторонний наблюдатель был любителем оперы: неумолимая тема судьбы в тяжёлом ведьмином басе и этом колокольном "ворррр-ворррр", и тревожный, трепещущий, нежный речататив оправданий лирическим баритоном, местами переходящим в драматический тенор.
И как росток пробивает камень, постепенно до ведьмы начали доходить все эти "салатик", "беременная жена", "очень люблю".
— Любишь, значит? - неожиданно спросила ведьма противным, но вполне себе человеческим, а не колокольным голосом , не опуская, впрочем, пальца.
— Очень, - простодушно ответил злополучный добытчик салата.
И ведьма сделала ему предложение, от которого, в лучших традициях всех миров, бедолага не смог отказаться, каким бы чудовищным и несправедливым оно ни было: отдать ведьме ребёнка, чтоб сохранить жизнь обоим родителям. "Траву подбери," - велела Мёртвычада, отирая руку о бесформенную складчатую юбку, когда договор был скреплён рукопожатием "на слюнки". - "Полезная и нервы успокаивает".
Один из двух полезных пучков он, не чувствуя вкуса, сжевал по дороге. Хотя может быть особого вкуса там просто не было. Подходя к дому, он с удивлением обнаружил, что вернулся к завтраку - всё его судьбоносное путешествие заняло несколько часов, никаких тебе "долго ли, коротко ли".
Когда жена выбежала навстречу и, обняв, прижалась к нему уже изрядно округлившимся животом, он чуть не заплакал. "Вот.. я принёс валерианеллы, милая.. Не очень много, понима.." Но она перебила его, толком и не взглянув на нежные листики в его руке: "Ах, ну зачем ты вообще пошёл куда-то, я соскучилась, тебя не было так долго!" С глухим стоном он схватился за голову.
Потом, когда с десятого раза ему удалось всё объяснить, было очень много слёз. Вернее, они начались где-то на четвёртом заходе объяснений, ну а потом уж не иссякали. Но вся эта история происходила в сказочной земле, поэтому они не обвиняли друг друга, они пытались друг друга утешить. Должны же быть у сказки какие-то отличия от наших порядков..
И в конце концов, в одиннадцатый раз пересказывая жене слова ведьмы, он обнаружил то, что как-то упускал раньше - ведьма сказала: "Сама я уж слишком стара, чтобы родить ребёнка, так вы отдадите мне свою девочку в падчерицы". То есть съесть ребёнка или употребить его на чёрное колдовство она не собиралась! Всё познаётся в сравнении, и теперь они почти обрадовались. Слёзы были вытерты, и было принято решение не горевать. В конце концов они молоды, и будут у них ещё дети. На том и порешили, а начавшую уж подвядать валерианеллу кинули в салат с молодым редисом и варёными яйцами, получилось хорошо.
И вот тут настало "долго ли, коротко ли", дни шли за днями, живот подростал, а каждое утро на пороге словно сама собой появлялась корзинка свежей валерианеллы. Жена иногда вхлипывала, когда крошила её листики в большую миску, но в целом - история родителей Рапунцель на этом себя исчерпывает. Они смирились и в назначенный час, после лёгких и благополучных родов, услышали стук в дверь и отдали новорожденную девочку явившейся за ней собственной персоной ведьме Мёртвычаде.
Несмотря на жуткое имя и исключительно недобрую славу, ведьма не была лишена определённой человечности. И о маленькой девчушке проявляла самую трогательную и пристальную заботу, ежедневно по нескольку раз купая её в отварах девяти колдовских трав, выкармливая молоком девяти чёрных коз, спрядая ей пелёнки-одежонки на девяти станках, сделанных из деревьев, в которые били молнии, и всё такое прочее. Ведьма бережно взращивала самое дорогое, что может быть, помимо собственного дитя - преемницу своего искусства.
Но когда девочке исполнилось три года, Мёртвычада, что смотрела на неё, играющую с птичьими пёрышками и косточками, со смешанными чувствами сделала два вывода. Первый - девочка будет очень красива, правда не той классической красотой ведьмы, что одновременно манит и пугает, а той, от которой мужчины превращаются в идиотов. Второй - преемницы из неё не получится, потому что она не блещет памятью, усидчивостью и быстротой соображения. Мягко говоря. Сама-то Мёртвычада в сердцах плюнула и загнула невоспроизводимое сказочное ругательство, от которого где-то в чаще леса раскололась пополам вековая сосна.
Ведьма назвала белокурую малышку Валерианелла, то ли руководствуясь горькой иронией автора ситуации (ведь кто знает, не была ли вся история подстроена ею с того самого момента, как молодая пара поселилась на опушке её леса), то ли просто потому, что это было красивое длинное слово. Она перестала ждать от девочки чего-то выдающегося, но не съела и не пустила на колдовство, а оставила, потому что.. даже ведьмы нуждаются в компании.
Но, всё же, не в любой. А когда Валерианелле исполнилось лет девять, стало понятно, что предварительные выводы Мёртвычады насчёт неё были не совсем верны. Второй был, пожалуй, излишне категоричен, девочка была скорее рассеяна и легкомысленна, чем патологически тупа. А вот первый, пожалуй, не отражал всей серьёзности ситуации. Ведьма не раз мучалась вопросом - не проморгала ли она рыжего пятнышка на одной из черных коз, и не осыпалась ли цветочная пыльца в настой девяти трав, и не помочился ли кобель-крипторх на одно из тех деревьев, в которое потом ударила молния.. В общем, не приложила ли нечаянно сама ведьма руку к обозначившейся способности Валерианеллы.
Первым был младший сын того охотника, что раз в год приходил в ведьмин лес за непуганными оленями, в виде платы оставляя у её калитки лучший подвяленный окорок. Кому страшная злая ведьма, а кому - деловой партнёр. Но отношения несколько расстроились после того, как Мёртвычада обнаружила его пятнадцатилетнего мальчишку, самозабвенно целующегося с Валерианеллой в садовом сарае и уже задравшего ей на голову юбку. Лишившись сына, охотник несколько расстроился, и на зиму ведьма осталась без оленины. Искренне расстроенная (не отсутствием оленины, а довольно таки мрачным финалом ухажёра) Валерианелла только хлопала полными слёз глазами, и повторяла, что не знает, как так получилось. "Чуть было не получилось", - с мрачным сарказмом думала ведьма, вновь отмечая, как быстро оформляется фигура у девятилетней девочки.
Потом был бродячий музыкант, забредший в зимнее ненастье на огонёк. Он был постарше, и ведьма не стала ждать чего-то помимо жарких взглядов, которыми он начал обшаривать девчонку, затеявшую мыть на карачках пол, едва отогрел у огня сосульки на бороде. Валерианелла, которая так и не поняла, куда же делся такой приятный человек, посланный ведьмой за дровишками, очень сокрушалась - он-де обещал ей, оказывается, показать что-то интересное перед сном. Мёртвычада только диву давалась - и когда успел. Хотя был шустрым, хорошо бежал по снегу.. те пару шагов.
Одинокий домик в лесу удивительным образом переставал быть одиноким. Чем теснее в груди становилась Валерианелле детская рубашка, тем чаще ведьме приходилось, подобрав свою складчатую юбку, спешить за дом, к сараю, на чердак, на ягодную полянку, к ручью, обратно к дому, туда и сюда, чтобы обнаружить всё ту же картину: Валерианеллу, совершенно лучезарно и невинно улыбающуюся какому-нибудь, непонятно откуда взявшемуся двуногому кобелю, едва только не развязывающему уже штаны. Так часто Мёртвычада не изводила людей, кажется, никогда за всю свою долгую карьеру злой ведьмы.
Одной звёздной летней ночью, когда Валерианелле должно было исполниться 12 лет, Мёртвычада долго возилась у своего ведьминского котла, а когда бросила в варево последнюю щепотку, её дом содрогнулся от крыши до основания, так, что трещина в толстенной входной двери стала ещё глубже, а на чердаке совы, уже вернувшиеся с охоты, разухались возмущённо, как какие-нибудь куры.
Наутро, когда рассвело, вышедшая на двор Валерианелла не узнала леса вокруг. Колдовство перенесло дом ведьмы в самую глушь, куда не забредали ни охотники, ни певцы, ни разбойники, ни коробейники. Девочка простодушно обрадовалась и захлопала в ладоши - ведь так интересно должно было теперь исследовать новое место! Но радость обернулась слезами, когда выяснилось, что переездом план ведьмы не исчерпывается.
Весь день Мёртвычада готовилась к большому колдовству, не поддаваясь на мольбы и не откладывая задуманное и на "пару денёчков, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста". С последним лучом солнца на полянке неподалёку от дома был закончен круг из камней, а посредине, голая и дрожащая была привязана к столбу Валерианелла. Когда же взошла луна, Мёртвычада смочила колдовским варевом камни вокруг девочки, приказав им расти выше деревьев, и её волосы - им повелев расти до земли.
К утру Валерианелла оказалась наверху высокой башни без дверей, а белокурые, золотистые волосы её через единсвенное окно свешивались, послушно касаясь земли. Так и кончилось её детство.
И вновь было "долго ли, коротко ли", дни шли за днями, и нельзя сказать, что так уж была безрадостна её жизнь. Хотя, конечно, довольно скучновата. Не обладая никакими особыми талантами, а значит и увлечениями, способными занимать время, Валерианелла большую часть времени проводила в мечтах и уходе за волосами. Её тело менялось и расцветало день ото дня, и Мёртвычада, которая навещала узницу ежедневно, поднимаясь в башню по опущенным из окна волосам со сноровкой бывалого альпиниста, говорила себе, что всё сделала правильно и вовремя.
Неизвестно, что там было в голове у ведьмы, хотела ли она навсегда оставить Валерианеллу при себе или, быть может, дождаться только ей известного срока, и выдать ту замуж за короля или колдуна.. Но вряд ли, осуществись её планы, сказка стала бы известна. Ведь в интересной истории всё должно постоянно идти наперекосяк.
Наперекосяк пошёл, вернее поехал некий юный принц, заплутав в лесу. И конечно он набрёл на Валерианеллову башню. И конечно ведьма именно в тот день отправилась на дальнее болото за белыми пиявками и слюной болотных русалок, а добывать и то, и другое - дело не быстрое. И в распоряжении принца был весь день.. и вся ночь. А Валерианелла так соскучилась по людям за годы своего заточения, и так жалко ей было бедного уставшего от блужданий по лесу принца, которому из высокого окошка и стакана воды было не подать, что, само собой, она выбросила из окна свои косы, по которым он, несмотря на всю усталость, забрался в её башню пошустрей ведьмы..
На этом роль принца в истории Валерианеллы заканчивается. Больше она его не видела. И совсем не потому, что его настигла страшная Мёртвычада, просто он как-то и не планировал возвращаться.
Но Валерианелла об этом не знала и каждое утро с улыбкой смотрела вдаль из своей башни, ожидая процессию сватов. Ведь если любовь, то это значит свадьба, верно?.. А потом она пожаловалась ведьме, что платье почему-то стало узковато в талии.
Не одно вековое дерево в чаще леса треснуло в ту ночь от ведьминой брани. Поросль послабее и вовсе разлеталась мешаниной листьев и веток. Ярости Мёртвычады не было предела, и она не убила забившуюся в угол Валерианеллу только по одной причине - не хотела для неё такой лёгкой судьбы.
Намотав на одну руку её чудесные золотистые волосы, на другой ведьма выпустила огромные когти и отсекла их. На чёрных перепончатых крыльях вылетела она из окна башни, держа Валерианеллу поперёк живота, и выбросила её в самой мрачной чаще, немало не заботясь, как та приземлилась. Сломала себе что-нибудь - и хорошо, думала разъярённая, обманутая и обиженная в лучших чувствах ведьма. Она ли не растила, она ли не берегла..
Мягкие еловые лапы смягчили падение Валерианеллы, лишь немного оцарапав. От пережитых волнений она уснула тут же, на мшистой земле, и крепко проспала до самого утра. А когда проснулась, обнаружила сразу несколько проблем: она не знала, куда идти, она была голодна, начавшее жать платье свободнее не стало, и честно продолжавшие исполнять однажды наложенное заклятье волосы отросли до самой земли. В своей одуряющей ярости Мёртвычада не учла, что просто обкорнать их недостаточно.
С голодом вопрос решался проще всего - выросшая в лесу девочка, пусть и бездарная ученица с точки зрения ведьмы, Валерианелла быстро нашла и грибы, что можно было есть сырыми, и ягоды, что утоляли жажду. Цеплявшиеся за всё, тяжёлые от ночной росы волосы она кое-как заплела в косы и завязала на поясе. Не понимая причины, по которой жало платье (дети - это ведь после свадьбы, верно?..), она всё надеялась, что проблема решится сама собой, просто надо сильно не наедаться. Оставалось только решить, куда идти. Это кажется смешным, но Валерианелла решила искать дом ведьмы. В конце концов та была её единственной семьёй.
Её не тронули дикие звери, она не умерла от голода, распорола острым камнем платье на талии, привыкла укрываться на ночь волосами, и через пару месяцев даже нашла свою башню, забраться в которую, впрочем, всё равно не смогла бы, даже не будь беременной. А вот каменный дом ведьмы исчез, оставив только пятно голой земли, где ещё девять лет не должна была осмеливаться расти трава. Мёртвычада вновь переехала, как говорится, не оставив адреса.
Всякая наивность имеет пределы, и к этому моменту Валерианелла уже понимала, что раздуло её отнюдь не от ягод и грибов. И ещё она знала, что носит не одного ребёнка, а двоих - они уже начали толкаться, и она часто замирала, прижимая руки к животу навстречу этим толчкам и улыбаясь. Но улыбка сменялась слезами страха и отчаяния. С каждым днём ей было всё тяжелее, она боялась предстоящего и нуждалась в помощи.
Первыми людьми, которых она встретила, выйдя через несколько недель на опушку огромного леса, был старый охотник с сыновьями, некогда привозивший к дому ведьмы вяленые оленьи окорока. Эта история могла бы стать намного страшнее и печальнее, но то ли из страха, то ли из брезгливости, они лишь прогнали "ведьмину приживалку" - ту, которую считали виновной в гибели своего младшего брата.
Не исключено, что охотник послал сыновей предупредить окрестный люд о том, что тут таскается "проклятая ведьмина брюхатая потаскуха", и когда Валерианеллу в пятый или шестой раз встретили камнями, она поняла, что ей остаётся лишь уйти обратно в лес.
Идя, не разбирая дороги и рыдая, она не сразу поняла, что у неё начались роды. Дальнейшее потонуло в боли и бреду.
Когда Валерианелла очнулась, она почувствовала.. пустоту. И ещё странный вкус на губах. Шатаясь, она вышла к ручью и долго пила, пытаясь холодной водой хоть немного заполнить пустоту внутри себя и смыть этот отвратительный, навязчивый, приторный до горечи вкус с яблочным запахом.
Постепенно она начала что-то вспоминать. Как кричала, выгибаясь на траве, набирая полные пригоршни лесной земли, и как откуда-то появилась незнакомая ей женщина, шептавшая успокаивающие слова и давшая ей яблоко, с каждым укусом от которого боль становилась всё глуше, ей начинало казаться, что она парит в ночном небе и видит далеко внизу свою башню, и себя в ней, высунувшуюся из окошка и придерживающую намотанные на крюк в стене волосы, по которым взбирается её принц.. Она смеялась, а он всё поднимался и поднимался.. А потом она услышала детский плач. Но женщина, чьё лицо никак не желало вспоминаться, склонилась очень близко и прошептала грустно: "Твои дети умерли, милая. Ни к чему тебе их видеть, я унесу и похороню их. Спи, тебе нужно отдохнуть." И она послушно уснула, но засыпая продолжала слышать детский плач, и в дурмане, навеянном колдовским яблоком, думала: как же так, ведь мёртвые дети не могут плакать?..
До наступления Врага и бегства из Родных Земель Валерианелла не раз предпринимала попытки разыскать своих детей. Но ни разу ей не удавалось найти хоть малейший след. Время шло, и иногда ей казалось, что не только детский плач почудился ей в бреду, а что и та женщина, спасшая ей жизнь, но унёсшая детей, тоже была видением. В Нью-Йорке, оказавшись одной из тех Сказаний, что смогли относительно неплохо устроиться в чужом для себя мире, она, кажется, твёрдо решила начать всё с чистого листа. В том числе - с лёгкостью приняв более привычное для этого мира имя Рапунцель. 
Тема закрыта
После звонка двери лифта открылись, и свет лампы в фойе здания Вудлэндс осветил полные усталости черты шерифа. В коридоре перед офисом Администрации как всегда толпилась очередь, но в этот раз ему удалось миновать ее без осуждающих взглядов и выкриков вслед. Время вело себя сегодня особенно странным образом, и сейчас ему казалось, что очередь он видел невозможно давно, а спускался вниз невообразимо долго. Впрочем, это все от усталости: последние несколько дней были... не самыми легкими в его... его "карьере".
