Уэлш Скитт
Пролог
— Проблема таких, как ты, в том, что вы думаете, будто можете плевать на таких, как я. — Грубый голос норда добавлял в нависшую тишину немного веселья, на доли мгновения отгоняя угнетающие звуки завывающего за окном ветра и капель растаявшего снега, просачивающихся сквозь дырявую крышу. — Вы не понимаете, в каком мире мы сейчас живем; не понимаете, что несчастные и запуганные требуют внимания и признания.
Имперец, сидевший, прислонившись спиной к деревянной стене хижины, был очень самоуверенным молодым человеком, таким довольным собой.
Был.
Сейчас он стонет; кровь густо вытекает из ран на голове, а желтые растерянные глаза шарят по сторонам, отчаянно стараясь обнаружить в обступившей унылой темноте хоть какую-то ясность, какое-то значение. Такое же чувство испытывают потерявшийся в лесу ребенок, последний догорающий уголек, первая звезда на небосводе. Как же ему должно быть одиноко.
Сейчас имперец пытается говорить.
— И что же такое ты тужишься мне сказать? — Поинтересовался норд, наклонившись над телом.
— Помо…гите. Страж… — кровь, в которой он захлебывается, мешает ему говорить.
— Что? — с издевкой переспрашивает норд. — Может быть, помогите, пожалуйста, стража?
В общем-то это было не важно - сия маленькая деталь не имела ровным счетом никакого значения, потому что жизнь уходила из имперца: человеческое существование свелось к униженным мольбам о срочной помощи.
— Вы оттолкнули меня. Вы отвергли меня. Отбраковали. Вы обманули меня и разлучили с моей любимой. Я уже видел тебя раньше. Давно, когда ты валялся там, как сейчас валяешься здесь. Мерзкий, сломленный, подыхающий. Я радовался тогда и рад сейчас.
Норд опустил руку в висящую на плече сумку и достал оттуда молоток. Мощным движением руки он обрушил орудие на голову имперца.
— Я чувствую странную раздвоенность, как будто часть меня не здесь, а где-то еще, — произнес мужчина, нанеся удар, но собеседник ему не ответил. Он уже ничего не может сделать. У него нет сил сопротивляться. Разозлившись, норд замахнулся еще раз.
Два удара ничего не дают, но вместе с третьим он почувствовал, как его охватывает эйфория - голова жертвы раскалывается. Кровь брызжет, заливая лицо подобно маслянистому водопаду, и он уже будто сам не свой: бьет и бьет по голове, череп трещит и разлетается, обнажая мозг. Норд прикрывает нос рукой, чувствуя сильную вонь, исходящую от мертвого имперца, и пары этой вони застывают в неподвижном зимнем воздухе. Мужчина вытаскивает молоток и отступает назад, чтобы понаблюдать за предсмертными судорогами, посмотреть, как он переходит от ужаса в неприглядное состояние человека, сознаюшего, что все кончено, что ему уже не подняться. Споткнувшись в неудобных сапогах и едва не потеряв равновесие, но все-таки удержавшись на ногах, он повернулся и спустился по старой лестнице на улицу.
Там, на улице, холодно и пусто. Норд посмотрел на скомканную бумажку с остатками еды. Кто-то помочился в нее, и крупинки нарезанного картофеля плавают в маленькой замерзающей лужице. Мужчина сплевывает и уходит оттуда. Сжимаясь от холода, пробравшегося в его кости, он чувствует, как каждый шаг отдается противным дребезжанием, как будто его тело вот-вот расколется, разобьется на мелкие кусочки. Как будто плоть и кости существуют по отдельности. Как будто между ними пустота. Нет ни страха, ни сожаления, но нет также ни восторга, ни ощущения триумфа. Просто работа, которую нужно было сделать.
Игра
Работа. Она затягивает. Она вокруг; постоянно присутствующий, обволакивающий, засасывающий бальзам. Когда ты на работе, то и на жизнь смотришь через кривое стекло. Иногда у тебя появляются крохотные зоны относительной свободы, убежища, светлые хрупкие пространства, где новое, иное, лучшее воспринимаешь как возможное.
Потом исчезают и они. Ты вдруг видишь, что таких зон больше нет. Они постоянно уменьшались. Ты знал, что так будет, знал, что однажды тебе придется что-то с этим делать. Когда это случилось? Осознание пришло не сразу, а через какое-то время. Не важно через какое: через два года, три, пять или десять. Зоны все уменьшались и уменьшались, пока и вовсе не перестали существовать, а все, что осталось, - чушь. Игра.
Игра - единственный способ пережить этот творящийся вокруг кошмар. У каждого свои маленькие тайны, каждый мнит о себе что-то. Что касается меня, я тешу себя мыслью, что никто не играет в эту игру лучше меня, Уэлша Скитта, офицера Имперского Легиона.
— Тебя отправляют в Вивек, — альтмер отвлекла норда от своих мыслей и тот, поморщившись от болевшей после вчерашней попойки головы, выдал единственную имеющую смысл фразу.
— Зачем?
Я уже и без нее знаю, зачем. Да, мне все рассказал этот олух Регулус, который спит с этой альтмершей Альдмерил. Она ходит взад-вперед, словно ей пришлось сесть на раскаленные угли. Бурная ночь, хм? Лживые, мелочные, противные существа. Ненавижу эльфов.
— Ты должен будешь наблюдать за советом Великих Домов, касательно сложившейся политической ситуации в Морровинде. Особенно, нас интересует Дом Хлаалу.
Такой тон, как будто она сама рыцарь-дракон, а на самом деле может лишь перечислить приказы сверху. Давай, опусти уже свою задницу на стул, кончай вести себя, как фиглярша, танцующая для скупой толпы бедняков.
Альтмерша опускается на стул и скрещивает руки.
— Будешь докладывать мне…
Вчера я здорово выпил, так что свет режет глаза, а кишки недовольно урчат, как продажная девка в конце смены. Слова этой вероломной эльфийки смутно доносятся до меня, словно ее рот полон воды и она пытается говорить, не пролив ни капли. А ведь было время, когда я умел не распространять презрение и ненависть на остальных. Голова кружится, мысли и чувства отделяются от мозгов, низвергаются потоком и изливаются во что-то вроде дырявого ведра, которое опорожняется прежде, чем я успеваю исследовать его содержимое.
— …в таверну «Черный Шалк»…
Бла-бла, мой мозг сам выцепляет нужные фрагменты разговора, подобно вору, выбирающем кошели потолще, на заполненном людьми рынке. Почему нельзя говорить более кратко? Неужели желание выставить на показ свой несравненно богатый внутренний мир важнее сохранения моего времени? Ее губы продолжают двигаться, а я думаю только о том, как буду заливать в себя вварденфеллский бренди из комуники и развлекаться с местными девахами. Заслуженный отпуск. Вкусите, выродки.
Раса: Норд
Возраст: 35-40 лет
Лояльность: Дом Хлаалу
Род деятельности: Имперский легионер
Сообщение отредактировал Юми: 05 марта 2016 - 16:20