Похищение: Элсбет
- Мэм? Вы... - голос диспетчера службы спасения оборвался длинным гудком и над ухом раздался приглушенный хлопок, похожий на звук вылетевшей из бутылки шампанского пробки. Тихо звякнуло и в комнату дохнуло попурри городской клоаки: вечерняя прохлада, смешанная с мокрой крышей, мокрая крыша, смешанная с жженой резиной, жженая резина, смешанная с бензиновой пленкой, бензиновая пленка, смешанная со стоком канализации, сток канализации, смешанный с вечерней прохладой. Стационарный телефон затих и длина отстреленного провода уже не имела никакого значения, но ведь оставался еще мобильный в руке - единственное средство связи с внешним миром. Единственный шанс. Из окна напротив Элсбет подмигнула красная точка снайперского прицела. Мысли в голове путались, сердце бешено билось о ребра, ватное тело ползло по стене на пол.
- Неправильный выбор, сучка. Ты сделала неправильный выбор. Кстати, пуля прошьет навылет и стену и тебя. Не одна, так вторая. Не вторая, так третья. Так или иначе, но я тебя достану, так что прятаться нет никакого смысла. Встань и выгляни в окно.
Выглянув в окно, ты увидишь стрелка и его жертву. Ты увидишь, как он спускает курок поднесенного к ее голове пистолета и как перемазанное страхом лицо, обмотанное скотчем, идет волнами, разлетается в клочья и выплескивается на стекло грязной лужей. Ты увидишь, как тягучие струйки крови, черной и густой, медленно ползут вниз и как останавливаются на полпути. Ты поймешь, что жульничать нехорошо. Что у любого выбора есть последствия. У любого. Выбора. Есть. Последствия. Сучка.
Похищение: Алис
- Да. Хорошая девочка.
Хорошая маленькая глупенькая девочка. Жадно кусаешь его пальцы, ни на секунду не выпуская их изо рта. Втягиваешь глубже. Cловно первая затяжка первой с утра сигареты. Еще глубже. Словно глоток ледяной воды после изнуряющей пробежки. Сведенные до боли скулы напряженно дрожат. Льнешь ближе, почти вплотную. Рука опускается ниже, длинные ногти оставляют на коже едва заметные бороздки. Грубые пальцы с порочным цинизмом проникают в горло еще глубже. Топорно и резко. Рука на ЕЕ талии, потускнев до увядшего лубка, теряет всякое значение - только ЕГО рука, не дающая тебе дышать и вползающая все глубже в твое горло и в твои мысли, наполняет тебя смыслом. Будит образы столь же запретные, сколь и желанные, образы, горящие ярче любых картинок. Ты забываешь, что тебе нужен воздух. ОН нужнее. ОН важнее. ОН - Хозяин. И пускай он вырывает руку, пускай шипит от боли, пускай со всей силы бьет тебя по лицу тыльной стороной ладони, пускай смотрит на тебя с презрением и досадой. Пускай. По щекам текут невольные слезы. Мириады соленых капель, отдающих горчинкой стыда и сладостью мечты.
- С новосельем, - в голосе сквозят озорные нотки. От досады не осталось ни следа. Теперь он упивается твоей беспомощностью. Твоей растерянностью. Страхом в твоих глазах. Размазанной по лицу тушью. Неужели он хочет оставить тебя одну? Неужели хочет избавиться от тебя? На душе скребут кошки. Щелчок пальцами, несколько пассов нечеловечески огромными, покрытыми густой шерстью лапами - и откуда только столько изящной грации в этих пудовых ручищах - и под тобой разверзается пол. Ты летишь вниз и с каждой секундой все сильнее ощушаешь нарастающий вокруг влажный жар, но в душе у тебя обледенелая черствая пустота, которую не сможет растопить или напитать ни один жар на свете. Ни один, кроме зеленого болотного огня.
//Лайошка-шалунишка, перечисли личные вещи Алис, бывшие при ней на момент отбытия в Аркадию//
Заключение/Пребывание: Томас
- Назови. Мое. Имя.
Чеканит каждое слово полновесным молотом. Вколачивает в виски. Вдолби это себе в башку, Чэд. Нет, тебя зовут иначе. Тебя зовут Томас, а Чэд - всего-лишь очередной герой очередной книжонки, названия которой ты не помнишь. Всего-лишь еще одно ненужное воспоминание. Еще одна лишняя вещь в куче бесполезного хлама.
- Имя.
- Имя.
- Имя.
- Имя.
- Имя.
Улыбаешься. Должно быть, ты просто обсажен какой-то убойной дрянью. Ты в это не веришь, но почему бы не попробовать убедить себя в очевидной лжи? Всю жизнь получалось - может и сейчас сработает. Проводишь языком по губам. Слабость во всем теле. Апатия. Язык высох, губы в мелких трещинах. Больно. Больнее, чем отклоненный запрос на дружбу. Больнее, чем мизинцем об угол шкафа. Больнее, чем прокушенная десна. Больнее, чем ножом по венам вдоль. Зрачки по капле вбирают в себя расплавленный свет. В уголках глаз наворачивается по слезинке. Их не удержать, но ты стискиваешь зубы. Все без толку. Ты сделал все, что мог. Текут по щекам. Пытаешься слизнуть. Одна закатывается тебе в рот, но вся влага осталась на коже - во рту только соль. Соль мертвого моря.
- Имя.
- Скажешь.
- Ты.
- Его.
- И лишишься своего.
Хватит. Хватит. Хватит пи*деть. Пить. Дайте воды. За один глоток ты сейчас готов на все. Сказать, сменять, солгать, отдать, предать, убить, молить, забыть, рыдать, стенать, кричать, молчать. Жить. Имя? О да, ты знаешь много имен, целый телефонный справочник - от A до Z. Там даже фамилии есть. И номера телефонов. Надолго хватит. Всего-лишь еще одно ненужное воспоминание. Еще одна лишняя вещь в куче бесполезного хлама.
- Врать.
- Не сметь.
- Запретна.
- Ложь.
- Имя ты произнесешь.
Ты еще не отдаешь себе в этом отчета, но ты уже похож на них больше, чем они на тебя.
Похищение: Стефани
Эксперимент за экспериментом, исследование за исследованием, опыт за опытом Машина приближала себя к абсолютному-знанию-всего. Машина тяготела в области тьмы так же безудержно, как и в области света. Машина стремилась к совершенному-обладанию-всем. Машина предоставляла равные шансы. Вот черный кролик залез на белого, вот судорожно сжал и разжал бедра, вот толкнул их вперед, вот белый кролик поймал ритм, вот две тушки, почти неразличимые в гуще черно-белого пятна, стали единым целым. Машина равнодушно наблюдала, но поскольку все, что видела Машина, должно было быть регламентировано, то кролики были моментально вскрыты, пристально изучены, эмпирически оценены, точно взвешены, метрологически стандартизированы и должным образом каталогизированы согласно реестру Механорегулуса за Эдиктом # 134726 “О бихейвиорально-когнитивной мотивации совокупления кроликов различающегося окраса”. Черный кролик был найден выходящим за рамки, белый же был определен, как приемлемый.
Мисс Сайлент открыла глаза и взгляду предстало простирающееся во все стороны черное зеркало с убегающей вдаль золотой лентой прямо посередине взгляда - и будь у воровки с невероятно гибкими пальцами возможность прямо сейчас воспарить вверх, она бы увидела под собой циферблат огромного хронометра: черный зеркальный диск и две позолоченные стрелки, короткую часовую и длинную секундную, направленные на полдень прямо из того места, где стояла девушка.
- Видишь? Я сказал тебе чистую правду, милая. Ни окон, ни дверей. Страна Чудес, ни дать ни взять.
Голос был хорошо ей знаком, но девушка не могла определить, откуда он раздается - пока не почувствовала легкое прикосновение к левой ступне и не опустила взгляд вниз. Маленький белоснежный кролик сидел прямо у ее ног. Обхватив маленькими лапками левую голень, он споро взобрался на ногу и теперь предпринимал попытки ей овладеть.
- На двенадцать часов, Стеф.
Вдалеке - там, куда указывали огромные стрелки часов - стоял сейф, казавшийся сейчас не больше наперсточного колпачка.