[Mad Ness]

 

 

 

Вступление. День Основания.

Глава I. Чужие среди своих.

Глава 2. Собирая осколки.

Глава 3. Беги или умри.

Эпилог. О том, что после.

 

 

 

 

Филипп Крамер

Мара Морель
Хауэлл Арчер

† Николас Моррисон †

Дженниффер Лем

Харальд Ларсен

Сообщение отредактировал Lawless: 24 октября 2016 - 01:17

[Кайра]

Толпа одержимых, которые  хотели убивать  за дозу, а ведь  если  у  нее  не хватило  бы мужество, то  сейчас  девушка сражалась против  своих   В Джен  произошел какой- то  надлом  и вместо того. чтобы попытаться напасть а парня с дробовиком. Детектив закрыла  Мару  щитом, чтобы  у той была возможность  уйти с линии  атаки.  Дождь все лил  и лил словно стремясь смыть  всю  грязь с улица Сент - Джона.  Дробовик  оказался  бесполезным,  видимом  наркотики помогали атакующим. Было чувство, что  все это  бесполезно,  отчаяние  и горесть. Беспросветный мрак  без проблеска  надежды, казалось, что все сегодня ополчилось против  охотников

 

Джен даже не знала, когда началось отступление сначала они потеряли Мару, а потом  увальня  кузнеца, который  был слишком ранен. Надо было перегруппироваться   в подворотне она крикнула это Нику, но втер и дождь  заглушали  ее слова. - Ник пойдем с нами, но тот  решил стоять на своем, упрямый, но  если  они сейчас все не уйдут  то погибнут. -Ник, еще раз крикнула девушка и отправилась к подворотне. чтобы не смотреть и не видеть, как толпа наркоманов расправиться  юношей, на краткий миг  ей  почудилось, что может случиться чудо....

[Лакич]

Хауэлл действительно оказался одним из самых беспомощных - сначала его оружие заклинило (так, похоже, мировой консенсус пытался намекнуть относительно игр с реальностью и вероятностями), а, когда его холодные руки вцепились в брошенный одним из наркоманов дробовик, то попасть ему из этого смертоносного оружия было не суждено. Увы.

Тем временем Мара и Харальд были на волоске от смерти, и доктор, видя эта, не мог понять, почему же ему так... страшно за этих людей, которых назвать друзьями он не мог.

Нужно... нужно было бежать.

 

https://www.youtube.com/watch?v=NwSU9uvl7Mc

 

Арчер больно прикусил губу, сжимая в руке прототип. Этот... фанатик решил остаться. Что ж, пусть. В конце-концов Николас, хоть и был немного повернут на религии, был большим мальчиком и знал, на что шел... И Хауэллу совсем не жалко его, этот фрика, избившего его в госпитале. Совсем.

Но на душе все равно было... тоскливо.

Тоскливо? Пфа! Все было в тысячу раз хуже. Только та тусклая, будто тлеющий огонек, мысль, что Джейн могла быть еще жива мешала доктору присоединится к Нику.

 

[Фели]

Здесь было холодно.

Харальд не знал, было то из-за того выстрела, что изрешетил его тело почти до состояния крупного ситечка, или из-за дождя, но факт оставался неименным: холод. Пробирающий до оголенных и окровавленных костей холод. Он не выронил оружие из руки на одной лишь силе воли. Каким образом всё дошло до всего этого? Вся их группа вышла на улицу, оставив Каспара и дрожащего от ужаса Джонатана в полуразрушенной церквушке, и устремилась на площадь, где уже разразился ад.

Оно кипело.

Море взбешенных, бьющихся в ярости и экстазе людей, с неистовым гневом и невероятной силой атакующие таких же людей — только полицейских. Кровь лилась на брусчатку потоками и размывалась льющимся дождем, не важно — содержался в ней губительный наркотик иль нет.

Ларсен смог поспешно отразить часть направленного на него первого удара и с мстительным гневом воткнул серебристый кортик в живот зазевавшегося наркомана — не с той убийственной точностью, какой Мара некогда вонзила сестру оружия Ларсена в печень Филиппа, но всё же достаточно ощутимо для того, чтобы заставить противника отшатнуться. К сожалению, этот краткий успех был не таким уж и продолжительным — бой, начавшийся не на такой уж и неудачной ноте, продолжился сущим кошмаром.

Стоило быть откровенным: он не ожидал того, что их враги будут настолько… дикими. Настолько сильнее, настолько неистовее — возможно, всё дело было в том, что им было нечего терять.

В отличие от Мары, отыскавшей человека — нет, не человека, нечто — что было ей в какой-то степени дорого.

В отличие от Филиппа, который столь трепетно относился к рыжему, дабы получать такое же отношение в ответ.

В отличие от Хауэлла, перед глазами которого впервые за многие годы забрезжил луч надежды, надежды на то, что выпавшее из его рук к нему вернется.

В отличие от Дженнифер, наконец сумевшей простить себя и устремиться к лучшему.

И, разумеется, в отличие от Николаса…

Дьяволы, разве это должно было закончиться так?

Сообщение отредактировал Фели: 05 октября 2016 - 17:05

[Mad Ness]

Люди бежали. Один за другим, они бежали прочь от обезумевшей со вкусом крови на губах своры существ, которых нельзя назвать даже зверьми. Одержимые прорвали оборону, выплескиваясь на церковную площадь темным приливом, захлестывающим отступающих защитников гибельными волнами свинца и стали. Лишь один из участников бойни не сдался, лишь один не повернул назад, когда ясно увидел перед собой пожелтевшую ухмылку приближающейся смерти. Ник стоял, твердо глядя в глаза белокурому созданию, спокойно перешагивающему через трупы врагов и товарищей. Юнец отбросил перевязь с пистолетом, уронил нож в лужу, накрытую розовато-алой пенной шапкой и, подобрав валявшуюся рядом биту, ухмыльнулся в ответ на взгляд проповедника. Пару мгновений они смотрели друг на друга, а потом сошлись лицом к лицу...

Тонкий луч теплого золотистого света пролег сквозь возникшую в облаках, посреди ревущего шторма, брешь, но никто его не видел. Никто, кроме Николаса, что в последний раз улыбнулся, растворяясь в небесном сиянии.

 

Когда разъяренная толпа вошла в храм, Каспар молился. Он просил Господа простить его за грехи, совершенные ли прежде, или те, что ему еще предстоит совершить. Едва лишь грохнул первый выстрел, разнося вдребезги статую святой Беатриче, священник встал с колен. Джонатан, увидев глаза настоятеля содрогнулся - из них истекала черная точно сама тьма преисподней смола, пятнающая мраморно-бледную кожу вампира.

- Закрой глаза, сын мой. И не открывай, что бы ты ни услышал. - Твердо произнес старик, оборачиваясь к захватчикам, пришедшим чтобы принести гибель всему, что дорого для не-мертвого сердца Каспара. А дальше мир окутала тьма. Тьма пронизанная невыносимым холодом и вытягивающая из тела и разума все до последней капли, в своей ненасытной жажде. Кошмарные звуки, издать которые, казалось, не может живое создание, наполнили пространство, утопая без малейшего намека на эхо в ничто, призванном в мир силой вампира. Но даже те единицы, которым удалось вырваться, были обречены. Эггиль Андервейл, похожий больше на исчадие бездны, чем на проклятое творение Господа, обрушился своей ледяной яростью на посмевших бросить ему вызов безумцев, отправляя их души в вечную пустоту.

 

...

 

- Святейший... - Эггиль стоял рядом с алтарем, на которое возложил тело Николаса, вынесенное им из гущи безумия, где вповалку громоздились горы трупов, где вода уже не отличалась от крови, а слово "жизнь" стало синонимом слову "проклятие". - Он умер достойно. И бился за то, во что верил.

 

Каспар, почтительно склонив голову, провел сухой шершавой ладонью по мертвенно-бледному лбу павшего, шепча молитву.

- Господь примет его душу, как принимает подле себя души всех праведных. Он умер, чтобы остальные могли жить, а потому мы не имеем права подвести его и предать эту жертву. Ты... знаешь, что должен сделать, Эггиль. Наш долг - отрубить голову Змее, даже если это окажется лишь одна из сотен голов гидры. - Кажется, впервые в голосе Каспара слышны были нотки гнева, но не того, который застилает глаза, мешая мыслить во благо, а гнева чистого, гнева, что придает сил и направляет тебя, даже когда кажется, что все потеряно.

 

- Да, Отец. Браво выяснил, где свили логово Эс-Шейр, и теперь Змею не укрыться от меня. Я найду его, и еще до рассвета мир станет чуточку лучше, чем был прежде. - Андервейл поклонился старику и обернулся людям, стоящим посреди царящей в храме разрухи. К Крамеру, Маре, Хауэллу, Джен, Харальду и Джонатану. К тем, кто выжил, и кто помог спасти многие и многие жизни. - Вы заслужили свою свободу и доказали, что не нуждаетесь более в попечении. Вы вольны сами выбирать свою судьбу, смертные, так распорядитесь же ею достойно. - Глухо произнес вампир, пристально оглядывая каждого. - Я в долгу перед вами, как и весь Сент-Джонс.

[Лакич]

В холодных глазах Арчера не было ни радости за победу, для достижения которой он ничего не сделал, ни горя из-за потери стольких жизней и повторной утраты любимой - лишь безмерная пустота Бездны, опустошенность и равнодушие.

Равнодушие к собственной жизни.

- Логово? - Хауэлл с интересом поправил очки, изучая Андервейла, будто прикидывая, анализируя, сможет ли он справится, - у меня есть взрывчатка, способное выжечь все в радиусе пары десятков метров, - и эта неточность явно не приносила облегчения, когда речь шла о штуке "способной выжечь все в радиусе пары десятка метров", - было бы неплохо, чтобы она наконец исчезла. Слишком опасно подобное хранить.

Да и к тому же - это не портативное оружие судного дня было до ужаса тяжелым.

[Фолси]

— Вы заслужили свою свободу и доказали, что не нуждаетесь более в попечении. Вы вольны сами выбирать свою судьбу, смертные, так распорядитесь же ею достойно. — Глухо произнес вампир, пристально оглядывая каждого. — Я в долгу перед вами, как и весь Сент-Джонс.

 

— Почему?

Едва различимый даже в храмовой тишине вопрос сорвался с искусанных губ Фила. Очки телепата блестели линзами, отражая падающий на них свет лампад, и покачивались в опущенной руке. Юрист устало потёр саднящие веки двумя пальцами — кажется, теми самыми, которыми он лишь совсем недавно выдавливал кому-то глаза. На расстоянии, воображая исполнение ментального приказа, но всё-таки выдавливал. Лишь ощутив тепло чужой крови на своих руках, мужчина понял, что его мутит. Охотник… человек в нём больше не хотел убивать.

— Почему ты не мог просто сбросить свою спесивую маску раньше? — положа руку на сердце, Филипп признался самому себе, что в сей момент почти не видит разницы между Энди и Андервейлом. Почему эти двое просто не могли сотрудничать? Почему вампир не мог прямо сказать: город нуждается в защите, и вы сможете ему помочь. Зачем весь этот дым в лицо и треснувшие зеркала, что только искажали в какой-то мере благородную реальность? Вопросы без ответов.

— Андервейл… отец Каспар… прошу вас, хватит этих игр, — юрист всё больше напоминал себя прежнего: спокойного и рассудительного. Разве что чудовищно уставшего. — Позвольте смертным, — Филипп едва не сбился на саркастичную усмешку, но удержал себя, — тоже сражаться за свою свободу. Не под вашей направляющей палкой, а… может быть, из благородных побуждений духа? — мужчина скорбно протянул руку к почившему Нику, являя собравшимся вампирам явный пример человеческого благородства. — Выйдите на агентов Сети, организуйте их. Сплотитесь, ведь цель у вас одна. Не дайте Змею посеять между вами… между всеми нами раскол. Отец Каспар, вы добровольно рисковали своей… жизнью, чтобы исцелить нас и сберечь Джона, — в зелёных глазах сияла благодарность. — Мы тоже добровольно старались помочь вам. И теперь стоим все здесь, в доме Бога, куда захватчикам города нет пути. Разве это ничего не значит?

Филипп развёл руки и пожал плечами с таким видом, словно иных аргументов и не нужно.

— Я обещал Энди, что использую свой дар ради защиты жителей Сент-Джонса. Мне не нравились твои методы, Андервейл, но этой ночью мы все сбросили маски, готовые умереть за общее дело. Кто-то больше, кто-то меньше, но готовые. Поэтому обещание, данное Энди, я передаю тебе, — мужчина без трепета шагнул к вампиру, глядя тому прямо в заполненные тьмой глаза. — Если я нужен для атаки на убежище этих Змей, то направь меня. Если же я буду там мешаться… то прошу, отпустите нас и больше не преследуйте. Никогда и ни для чего, — юрист по-очереди посмотрел сначала на вампиров, затем, полным нежности и тяжкой грусти взглядом, на Джона. На своего Джона. — Делай то, что должен, Андервейл.

Плечи телепата опустились, а лихорадочный блеск в глазах исчез.

[Фолси]

- Джонатан, идём, - юрист устало поманил своего возлюбленного и, оперевшись на его плечо, неловко зашагал к выходу. Довольно с него смертей и бессмысленных интриг. Пора возвращаться домой. И желательно, чтобы этот новый дом оказался подальше от Сент-Джонса. 

[Фели]

— Джонатан, идём.

 

Обеспокоенно поежившись, рыжеволосый патологоанатом бросил на двух созданий ночи последний, словно извиняющийся и благодарный взгляд, прежде чем поспешно скрыться вслед за Филиппом. В последнюю очередь этот взгляд остановился на притихшем Харальде, как бы вопросительно. Приметив уставившегося на него рыжего, кузнец закатил пронзительно-голубые глаза и неопределенно дернул плечом, с усмешкой отвернувшись. Эти двое справятся — должны справиться, по мнению Ларсена. У рыжего была… как бы так сказать верно… прилипчивость пиявки, которая, кажется, и была нужна Крамеру — дабы извлечь из ран весь гной, скопившийся за всё пережитое им в Сент-Джонсе.

Кузнец лишь надеялся, что после этого Джонатана не выбросят, как уже исполнивший свое предназначение предмет, сделавшую свое дело пиявку. Судя по поведению рыжего и цепливости, «выбрасывали» его немало.

По правде говоря, Харальд теперь… не знал, что делать. Что-то в глубине — в области груди, быть может — отчаянно желало узнать финал всей этой истории, после чего продать дом, собрать сбережения, и отправиться путешествовать. Другое что-то — в голове — настойчиво ныло, что ему следовало уйти отсюда прямо сейчас, совсем как Филипп и Джонатан, и вернуться к своей старой жизни. По крайней мере — к тому, что от неё осталось. После такого погрома больше людей пожелает иметь под рукой оружие, в том числе и холодное, ведь так?

Он и не знал, какое из этих «что-то» было сильнее. Может, дождаться ответа других?

Сообщение отредактировал Фели: 05 октября 2016 - 20:28

[Gonchar]

Морось забивала глаза, заставляя пригибать голову и постоянно смаргивать налипавшую на веки влагу. Лицо усеивали мелкие капли воды, постепенно сливаясь в более крупные, чтобы рухнуть по щекам, скулам и лбу вниз, скапливаясь на округлом подбородке и срываясь вниз одним большим сгустком чистой, словно холодная слеза младенца, воды. На чёрную куртку налипало ещё больше влаги, укрывая всю девушку мокрым блеском белых ламп фонарных столбов, упорно разгонявших ночь.
Девушка поёжилась, поднимая кожаный воротник, ощущая неприятную сырость, однако последняя явно не была их самой большой проблемой...психи, буйные, обезумевшие, с широко раскрытыми пустыми глазами самых настоящих психопатов-убийц. Маски кривились в глумливых оскалах, одежда самого разного фасона и оружие, которые сжимали побелевшие от нечеловеческого напряжения, скопившегося в их конечностях. Бешеные животные, буйные психи, которые хотят лишь убивать, убивать и убивать. Без разницы во имя чего и зачем, без разницы кого. Убийца в глубине души содрогалась при виде этого буйного безумия, заставлявшего слуг Змей бросаться на ряды полицейских, не чувствуя боли от ран, не чувствуя страха. Мара всегда считала себя выше бессмысленного убийства. Вульгарно, глупо, грязно.
Но дикие звери оставались опасными дикими зверьми. Слишком быстрыми, слишком сильными. Убийца сделала быстрый шаг назад и сместилась в сторону, стараясь уклониться от усеянной шипами биты. Но слишком медленно двигалась убийца...или нечеловечески быстро обрушился удар, с резким свистом рассекающий капли дождя и врезающийся прямо под самые рёбра, извлекая из них жалобный хруст. На губах выступила кровь и девушка, судорожно задохнувшись, рухнула на землю.
Бесславный конец. Быть раздавленной словно букашка так и не успев ничего сделать...она подвела его...
Мокрый асфальт леденил руки, отдавал ещё большей сыростью, грязью. Влага от брызг застилала глаза. Убийца стала ползти. Остервенело, вперёд, кое-как подбираясь с земли и, пошатываясь, стараясь оказаться подальше от буквально уничтоживших тело безумцев. Острые струны боли впивались под рёбра, лишая дыхания после каждого шага, кровавые серебристые нити протыкали кожи, спуская по своим тонким желобкам железистые струйки алой жидкости.
Голова закружилась и Мара тяжёло опёрлась плечом о влажную кирпичную кладку и впилась взглядом в происходящее, тихо постанывая от боли, но не находя в себе силы отвернуться, бежать дальше...она просто не могла сдаться, хотя бы так, ничтожно жалкой и ничего не стоящей жертвой, пока безумцы разрывали в клочья единственный луч надежды в этом городе. Того, кто не склонился перед безумием, кровью, смертью, злобой. Такие люди всегда были обречены на смерть, Мара слишком хорошо знала таких, слишком...
Он не поступился бы идеалом не смотря ни на что, стальной стержень не мог согнуть даже самый сильный ветер, буря не могла коснуться пронзительных синих глаз, а тепло рук, казалось, не смогло забрать даже трупное окоченение...взгляд девушки затуманился, перенося её далеко в прошлое, глубины памяти, чувств. Но те воспоминания несли лишь угасающий свет, такой же, который угасал сейчас здесь - удар за ударом. Под холодными струями дождя по веснушчатым щекам скатились две скупые горячие капли.
***
Мара стояла в церкви, мрачно взирая на побледневшее тело Ника. Слова Андервейла медленно доходили до затуманенной болью головы, однако оседали там прочнее любых других. Девушка вздёрнула голову, чуть покачиваясь на ногах, но всё же упрямо стоя прямо, придерживая изуродованный бок, ощущая боль при каждом вдохе, отчего старалась дышать мелко и прерывисто. Взгляд серых глаз встретился с чёрными безднами и был полон решимости.
- Я тоже сделала свой выбор, - как можно более плавно она ступила вперёд, не отрывая глаз от бледного лица вампира, на одном упрямстве, едва сдерживаясь, чтобы не зашипеть от боли, - и отказываться от него не собираюсь.

Сообщение отредактировал Gonchar: 06 октября 2016 - 05:54

[Фолси]

Эти двое справятся — должны справиться

 

https://www.youtube.com/watch?v=heRLuqwrBCA

 

Двое шли по улицам ночного города под отчаянные завывания штормового ветра, похожего на вой голодного пса, которому не перепала кость. Что-то кончалось, что-то начиналось. Серая лента дороги разворачивалась под ногами, приковывая пару задумчивых взглядов к своему полотну. В воздухе роилась мокрая взвесь, похожая на стаи светлячков под фонарями. Прохлада склизкой змеёй пробиралась под одежду, но лишь бессильно отступала перед теплом обычных смертных, что грели друг друга усталыми, но искренними в своей заботе прикосновениями.

— Теперь ты знаешь всё, — Филу потребовалось изрядное усилие, чтобы разлепить ссохшиеся губы. Молитвами Каспара плоть исцелилась, а вот душа продолжала сочиться беспокойством из приоткрытых ран. — Но это уже ничего не изменит. Я не смогу отпустить тебя. Прости.

Оставалось ещё одно… нет, не обещание, скорее желание помочь соратнику. Неисполненное и забытое. Случайно нащупав в кармане тоненький обруч кольца, телепат вспомнил об Арчере и о той цене, которую предлагал за предательство Сайрус. Но прошлое должно лежать забытым в прошлом. Поздно возвращаться, страшно поворачивать назад.

Протянув Джону ладонь, на которой в свете фонарей и звёздного неба мерцал крохотный подарок, Филипп опустился на колено.

— Прошу тебя быть рядом со мной. В печали и радости, в богатстве и бедности. Пока… — мужчина запнулся, зелёные глаза его блестели, глядя снизу вверх на рыжего, — пока жизнь не станет прежней. Раз и навсегда.

Трясущимися пальцами вложив кольцо в бледную руку парня, Филипп заключил его ладонь в свои и прильнул к ней губами.

Если адвокат чему и научился в перипетиях жестокой битвы за Сент-Джонс, так это сражаться за своё счастье со всем доступным человеческому роду пламенем в сердце.

 

***

 

Квартира Джона встретила мужчин уютной пустотой. Беспорядки на улице носили характер бунта, рождённого в погромах и насилии. Остатки банды Змей не тратили своё драгоценное время под наркотиками для того, чтобы вламываться в дома и красть ценности. На деле, лишь одна ценность интересовала этих несчастных, одураченных марионеток — жизнь врагов Эс-Шейр.

Но Филипп с Джонатаном уже были далеки от уличных стычек. Пару раз телепаты отводили глаза бандитам на своём пути, пару раз просто ныряли в тени и двумя неприметными мышками скользили мимо заслонов полицейских патрулей. Хотелось верить, что в обозримом будущем благодарность Андервейла распространится на закрытие уголовных дел с именами охотников.

— Раздевайся, я наберу воду, — необходимости ещё больше мочить голову после свирепого уличного ливня, разумеется, не было. Однако ноющие мышцы насквозь прозябшего тела требовали разогрева — и чем скорее, тем лучше. Брезгливо скинув с себя абсолютно всю одежду, сейчас насквозь промокшую, Филипп повернул смесители и сел на бортик, гипнотизируя мощную струю воды пристальным взглядом. Как быстро течёт жизнь. Казалось бы, ещё вчера закончил школу, научился читать поверхностные мысли и поступил в юридический колледж, мечтая сделать мир чуточку лучше. Встретил там свою любовь, провёл пять лет в анабиозе совершенного, неописуемого счастья, а затем упал на дно. Наркотические оргии в клубах, пробуждение в чужой постели, безудержный секс в морге, обвинение в массовом убийстве и полное, удушающее погружение в мир ночной тьмы. Наконец, самое настоящее убийство, пусть и чужими руками, ради безопасности города, ради будущего Джона. Филипп поднял руки к лицу, но нет — они не покрыты кровью, а сам телепат с отстранённым спокойствием вспоминает о том, как наркоманы под его контролем царапали себе глаза. Что-то внутри Фила надломилось. Та невесомая соломинка, что отделяет законника от преступника. И, что самое ужасное — телепату нравилась обретённая мощь. От перспектив захватывало дух, кружило голову! С такими навыками управления людьми он мог бы… мог бы…

Крамер с тихим рыком ударил кулаком по исходящей паром поверхности воды, заполнившей глубокую ванну. Нет. Нет! Он не подведёт Джона, не подвергнет его опасности. Должен ведь остаться в этом мире тьмы хоть какой-то ориентир, на который можно уверенно идти, как на маяк. И не бояться оступиться.

Встревоженный патологоанатом тут же показался в дверном проёме, привлечённый шумом. Фил лишь улыбнулся и пожал вспотевшими от пара плечами — мол, не обращай внимания. После чего уверенно полез в воду, шлёпнув себя ладонями по бёдрам. Джон не заставил просить дважды и плюхнулся в воду следом. Чуть поёрзал, устраиваясь поудобнее на груди и животе любовника. Филипп обнял парня со спины и уткнулся носом в шею, сдувая пламенную прядку с уха.

— Расскажи мне о себе. О своей семье, о друзьях. Не хочу тебя читать. Хочу слушать и любить, — задумчиво пробормотал юрист, что-то сосредоточенно рисуя пальцем на груди у Джона.

[Mad Ness]

- Логово? - Хауэлл с интересом поправил очки, изучая Андервейла, будто прикидывая, анализируя, сможет ли он справится, - у меня есть взрывчатка, способное выжечь все в радиусе пары десятков метров, было бы неплохо, чтобы она наконец исчезла. Слишком опасно подобное хранить.

 

Вампир впился клубящимся тьмой взглядом в Арчера, и на лице его на миг отразилось легкое удивление, смешанное с чем-то... чем-то подозрительно похожим на зарождающееся уважение? Нет. Даже сейчас, после всего произошедшего, после тех слов, что Андервейл произнес мгновениями ранее, подобное казалось совершенно невозможным.

- И что вы надеетесь получить взамен, доктор? - Чуть изогнув брови и склонив голову, спросил он холодно, как, должно быть, смерть могла бы спросить у случайного прохожего адрес библиотеки, если бы вдруг заплутала в мире живых. - Ведь всему есть цена.

 

- Я тоже сделала свой выбор, - как можно более плавно она ступила вперёд, не отрывая глаз от бледного лица вампира, на одном упрямстве, едва сдерживаясь, чтобы не зашипеть от боли, - и отказываться от него не собираюсь.

 

Бледные губы растянулись в улыбке, обнажив кончики острых игл клыков, что уже успели оставить свои отметины не только на теле убийцы, но и в ее дикой душе. Отметины, горящие подобно пламенным клеймам, которым суждено быть с нею до конца дней, независимо от ее желаний или воли оставившего их.

- Как часто наш порок, на кажется призванием, как часто в злой судьбе, свободу видим мы... - Чуть хриплым голосом нараспев продекламировал Эггиль, делая шаг навстречу Маре, и обнажая алебастрово-белое запястье. - Твой выбор ясен, Мара Морель, и я принимаю его, как и ответственность домитора, пред своим темным избранником. Служи верно, Мара Морель, и однажды я первым поприветствую тебя в мире Ночи.

[Лакич]

- Ведь всему есть цена.

 

Ответ не заставил себя ждать, будто Хауэлл заранее знал, что ответить на подобный вопрос:

- Но у вас нету разменной монеты, - сухо ответил Арчер, а в его глазах так и читался немой вопрос: "Будто я переживу, чтобы что-либо просить?".

В конце-концов, сам Ад предоставил доктору шанс вернуть то, что дороже ему на свете любых богатств, однако решимость у Хауэлла не хватило, иначе бы...  Вместо церкви, например, могло бы быть пепелище.

Но что сделано, то сделано, и горевать нету смысла.

- Так что насчет логова? - Арчер нахмурился, ожидая ответа.

[Gonchar]

Мара осторожно шагнула ближе, обжигая теплом живого тело сосредоточие холодной Бездны в теле бледного вампира. Она видела, на что он способен, пусть звуки и вид поглощала тьма, но изуродованные трупы говорили сами за себя. Ей никогда не достичь такого даже достигни она своего человеческого предела. Просто на её стороне не было роя теней, способного изорвать десяток человек в клочья, не было дара бессмертия, даровавшего свободу. Да, быть может она не знала, что на самом деле ждёт её по ту сторону жизни, что с ней случится потом. Возможно, это была уверенность мотылька, летящего в ночи на свет, чтобы сгореть дотла и оставить после себя лишь иссушённый труп. 

Но она всегда бежала по лезвию, всегда рисковала и знала, что её Осень близка. Мышцы перестанут быть идеально послушными, суставы гибкими, а  сухожилия упругими. Год за годом будут сковывать тело из самого пика физической формы заточая её в медленно умирающую оболочку. Утратившую нюх, азарт охоты, саму суть жизни. Такова была Мара Морель, этим она жила. И упускать свой шанс обмануть человеческий рок не собиралась.

- Пусть будет так, - прошептала она чуть хрипло, блестящими от болезненной лихорадки глазами скользя по лицу Андервейла, - я не очень сильна в пафосных речах, - губы девушки дрогнули, а длинные пальцы коснулись тыльной стороны запястья Эггиля, согревая прохладную кожу мягким касанием, словно прося прощения за ту боль, которую вот-вот причинит. Как будто бессмертному существу нужно было успокоение после боли клыков Паучихи.

Девушка склонилась к запястью, поднося его к губам и впиваясь болезненной вспышкой острых зубов в бледную плоть, одним отработанным мощным движением прокусывая кожу и открывая поток сладкого, божественного нектара, застелившего глаза чистой блаженной дымкой...

Vitae: 1+4=5-4(регенерация)=1

Сообщение отредактировал Gonchar: 06 октября 2016 - 17:12

[Фели]

— Расскажи мне о себе. О своей семье, о друзьях. Не хочу тебя читать. Хочу слушать и любить.

 

Жмурясь от удовольствия, Джонатан с улыбкой запрокинул голову, заглянув в глаза Филиппа с опьяняющей, бьющей словно обухом по голове любовью в экзотичной смеси с почти детской доверчивостью. Смеси настолько экзотичной, почти невероятной — по крайней мере, для взрослого и самостоятельного парня, который, невзирая ни на что, сумел удержать себя... целым, наверное. Потемневшие от влаги рыжие прядки на груди Крамера сейчас чем-то напоминали бордовые лепестки.

Не голубые. Бордовые.

— Я? Я скучный, в отличие от тебя, — он с блаженной улыбкой прикрыл веки.

После недолгой паузы болотно-зелёные глаза немного недоуменно приоткрылись. Заметив нежный, но всё-таки уверенный и твёрдый взгляд, Джонатан со вздохом пожал плечами. Из-за близости их тел бывший «законник» легко почувствовал, как напряглись мышцы его возлюбленного.

— Даже... и не знаю, что рассказать, — с неуверенным смешком пригладив мокрые волосы, Джонатан отвёл взгляд в сторону и после недолгой паузы с каким-то ребяческим смущением плеснул воды за бортик ванны. — Ну, у меня замечательные друзья — в основном из коллег на работе или практикантов. Нат, Миша, Вернон... И Харальд, разумеется!

Неожиданно рыжеволосый патологоанатом тихонько рассмеялся и покачал головой. Мышцы под бледной кожей заметно расслабились.

— Вот уж с кем знакомство нестандартным было, хех. С остальными всё по работе, но с Ларсеном... нет, тоже по работе, но иначе. Никогда не забуду его выражение лица, когда он увидел, как меня тем стулом... кхм, в общем, бывало хоть раз такое, что видишь лицо незнакомца и прямо чувствуешь, что он неплохой человек? Просто потому что у «плохих» такого выражения быть не может? Тут примерно то же самое.

Джонатан с усмешкой покачал головой, и ванная комната ненадолго погрузилась в молчание. Тишина, нарушаемая лишь тихим плеском воды, выдалась недолгой — Филипп буквально кожей чувствовал потребность Джонатана рассказать о чем-то. О чем-то важном, быть может.

— Семья же... ну, их было много, если можно так сказать, — наконец, выдавил тот уклончиво, понуро опустив плечи.

Сообщение отредактировал Фели: 06 октября 2016 - 19:14

[Mad Ness]

...

 

Ночной город медленно оправлялся от событий, развернувшихся на его улицах, и омывших их кровью людей, на чьей бы стороне они ни сражались. Отряды правительственных войск, вместе с оставшимися полицейскими патрулями старательно прочесывали каждую подворотню, подобно муравьям-чистильщикам отыскивая всякую мерзость, посмевшую искать укрытия в Сент-Джонсе, и уничтожая ее. Остатки безумцев, попытавшихся устроить переворот в городе из последних сил огрызались, с озлобленной яростью загнанны в угол крыс, но у них уже не было шансов спастись. Те, кто сохранил хотя бы подобие разума, лелея последние искры самосознания в заполненном наркотическим дурманом мозге, просто становились на колени пред закованными в пласты брони спец-отрядами, сдаваясь на милость правосудия, остальные же гибли, до последнего внемля чарующей песне своих Богов, велящей им сеять хаос и разрушение.

В за тонированными окнами автомобиля проносились огни полицейских машин, яркие вспышки вертолетных прожекторов, возвещая рокотом о своем скором появлении, прочерчивали трассу точно бдительные взгляды небесных глаз, оглядывающих город в бесконечно стремлении привести его к чистоте и покою, а оранжевые языки редких пожаров, возникших в нескольких района, слабо мерцали вдали, так и не сумевшие набрать силу под проливным дождем, подсвечивая темные подбрюшья исторгнувших себя до капли облаков.

 

Постепенно за ночь за окном сгущалась. Ярко освещенные районы центра остались позади, и автомобиль катил уже по пригороду, казавшемуся будто бы вымершим, как города-призраки, покинутые жителями после чудовищных катастроф, однако в этот раз виной всему была вовсе не природа, но жажда власти не-мертвых "богов", возомнивших себя превыше всего, и простая, по-детски наивная, глупость, присущая многим из смертных "венцов творения". Дома, выстроившиеся вдоль обочин, вперивали пустые взгляды темных окон в проезжающую мимо одинокую машину, едва слышно шуршащую шинами по мокрому асфальту, но никто в них не видел ее. Просто некому было видеть, и никто не мог знать, куда направляются люди, молча сидящие внутри него, отгородившись от внешнего мира тонким металлом, и погрузившись в собственные мысли, какими бы они ни были.

Очередной поворот, и дорога резко пошла под уклон, спускаясь с возвышенности к морскому побережью, где расположился один из портов Сент-Джонса. Возле одного из небольших пирсов, терзаемых набегами все еще беспокойных после шторма волн, стоял пришвартованный грузовой теплоход. На палубе были видны тускло освещенные техническими фонарями контейнеры, покрытые выцветшей за долгое время под солнцем и соленой морской влагой краской. До выхода в море оставались считанные часы, но судно молчало, не подавая признаков жизни. Всего-то семнадцать человек команды легко терялись среди нагромождений стоящего на воде металла, становясь не более чем призраками для стороннего наблюдателя. Если, конечно, они вообще еще были живы.

 

Выйдя из машины, Эггиль Андервейл окинул открывшуюся ему картину мрачным взглядом. Пришла пора положить конец власти Эс-Шейр в этой части света, пока их скверна не укоренилась здесь окончательно. Пусть это, возможно, будет последним, что ему удастся сделать, но такой размен был вполне уместен сейчас.
- Вы хотели видеть логово Змеи, доктор, - Он обернулся на звук захлопнувшейся двери, посмотрев на вышедшего в промозглую осеннюю ночь Хауэлла, - оно перед вами.

[Фолси]

Квартира Джона

— Стулом? — нахмурился Крамер. Зелёные глаза опасно заледенели, сверля взглядом пустоту. В отличие от чистого в своей непосредственности парня, мужчина не сумел пронести себя через тяготы Долгой Ночи… не расплескав. Сострадание, альтруизм, жалость — они остались, но в настолько малом, исчезающем количестве, что Филипп внутренне молился, лишь бы этого гаснущего уголька в его душе хватило Джону. — Тебя кто-то обижал?

Наверное, такой вопрос мог прозвучать излишне пафосно из уст калеки, который даже поставленным ударом похвастаться не мог. Зато в груди Фила с самой этой ночи тлела ярость, готовая вспыхнуть пожаром от малейшего дуновения переменчивого ветерка, имя которому — Настроение. В таком состоянии мужчина был готов не только выдавливать глаза и стрелять в спину. Джон больше, чем любовник — игрушка для взрослого. Отныне он принадлежал Крамеру, а это накладывало определённую ответственность. Тяжёлую, но добровольную и сладкую ответственность.

Рука Филиппа скользнула по нагому бедру парня, потёрлась о внутреннюю сторону игривой гладкой рыбкой.

— Расслабься, — тёплое дыхание закрутилось в хитром лабиринте ушной раковины рыжего за миг до того, как мягкие губы ласково куснули патологоанатома за мочку. — Ты можешь рассказать мне всё, что важно. Всё, что пожелаешь.

Пальцы погружённой в воду руки Фила резко сжались, от чего из груди Джона вырвался судорожный, но довольный вздох. Крамер крепко держал его… и совсем не губами за ухо.

— Или можем по-другому отпустить себя, — чуть ослабив хватку, Филипп провёл мокрым пальцем незанятой руки по контуру чуть приоткрытых губ рыжего любовника. — Мы заслужили небольшую встряску.

[Фели]

Квартира Джона

С почти облегчённым вздохом Джон расправил плечи и, к великому но подавляемому неудовольствию Филиппа чуть отпрянул — лишь для того, чтобы повернуться к нему лицом, с улыбкой прикрыв один глаз. Ванна была не такой уж большой, но затруднений у него это не заняло — даже удивительно.

— Ещё одну встряску? — тихонько рассмеявшись, немного смущённо поинтересовался рыжеволосый у Филиппа. — Мне казалось, после всего произошедшего захочется немного покоя. А история со стулом... — он сокрушенно покачал головой, — просто один очень несчастный человек прибыл на опознание своего единственного друга. Он не хотел вредить, просто... ему было больно, и он хотел излить эту боль. Любым способом. И я... я сам его спровоцировал. Знаешь как. Это было лучше чем то, что он...

Джонатан вздрогнул и поёжился, так и не закончив предложение. Взгляд зелёных глаз скользнул на алеющий, глубокий след на животе адвоката, и беззаботно-счастливое выражение юноши болезненно помрачнело.

— Тебе... легче? — блёкло спросил он, протянув ладонь и бережно прикоснулся к следу некогда почти смертельной раны. — У меня есть болеутоляющие, если что!

Быстро моргнув, словно пытаясь избавиться от попавшей на слизистую глаза пылинки, рыжеволосый юноша нахмурился и растерянно пригладил подмокшие волосы. Похоже, этот жест был для него привычным, даже интуитивным — и не сказать, что Крамер был против.

— Нам, наверное, стоит уехать из города, верно? — неуверенно спросил парень, подавшись вперёд и приобняв Филиппа за плечи.

Сообщение отредактировал Фели: 09 октября 2016 - 09:03

[Фолси]

Квартира Джона

И я… я сам его спровоцировал. Знаешь как.

 

— О, да. Знаю, — усмехнувшись, Филипп вспомнил крайне необычные обстоятельства своего первого… знакомства с рыжим парнем. — Провокатор ты отменный.

Отчего-то весь игривый настрой телепата улетучился. Когда-нибудь, когда тоска когтями схватит за горло, он воспользуется талантами любовника к поглощению чужого горя. Но не сегодня. Джонатан прав — довольно с них пока что встрясок, да и рана на животе грозила разойтись от слишком уж несдержанных движений.

— Как скажешь, мой родной, — Филипп аккуратно убирал мокрые локоны с бледного лба, второй рукой поглаживая парня пальцами вдоль ложбинки позвоночника. И ниже, чего уж там. Проследив взглядом за чутким движением Джона, мужчина кивнул. — Рана не болит, если ты об этом. Но главное, что теперь и тут спокойно, — оторвавшись от накручивания рыжих прядок на пальцы, юрист положил ладонь парня себе на грудь. Туда, где ровно билось сердце. — Слышишь? Оно говорит тебе: «спасибо».

Лёгкая, беззаботная улыбка украсила заросшее щетиной лицо Крамера.

— Мы уедем отсюда, обещаю. Туда, где проще затеряться. В Торонто, может быть… или в небольшой посёлок — зависит от того, что ты предпочтёшь. Осторожность осторожностью, но я хочу, чтобы ты оставался счастлив и доволен своей жизнью, — Филипп чуть вытянул шею, поцеловав парня в самый кончик носа. — Завтра постараюсь выйти на Сеть. Прежде, чем уезжать, мне нужно как-то обелить себя или получить новую личность. И квартиру продать — деньги из воздуха я делать не умею. Но об этом будем думать завтра, а сейчас…

Интонация Фила приобрела рычаще-предвкушающий оттенок, и крепкий шлепок смуглой руки по ягодице рыжего лишь подтверждал догадки.

18+

— …сейчас я тебя хорошенько взмылю, — щедро смазав руку мыльной пеной, Фил чуть приподнялся, выталкивая Джона из воды. Сложив пальцы щепотью, мужчина начал плавно вдавливать их практически в то самое место, которое недавно гладил. Ускоряясь и проскальзывая на мыле, пальцы входили всё глубже, пока каждое их касание не стало вызывать толчки сбивающего дыхание удовольствия. Пальцы второй руки юриста впились в мокрые рыжие волосы, настойчиво потянули голову Джона вбок, выгибая шею. Фил впился взглядом в фисташковые глаза любовника за миг до того, как жадными губами впиться в каждую клеточку его порозовевшего лица.

[Gonchar]

Чёрный зев замершего стального Левиафана на водах залива поглотил пришельцев без остатка, приветствуя их лишь гулким эхом шагов, разносившихся по опустевшим коридорам. Казалось, весь корабль вымер до последнего завалящего кока, пав жертвой какой-то загадочной болезни, после которой не осталось ни единого трупа. Только звенящая пустота и гудение корабельных ламп, замурованных под толстым слоем полупрозрачного пластика и оплетённые железной сетью, выкрашенной в серый. Как и пол, стены, потолок этого железного чудища.

Убийца пристально озиралась по сторонам, но больше для проформы. В этом лабиринте важнее был слух, который доносил о любых малейших изменениях в путанице этого вымершего места…точнее — ровно никаких изменений.

Однако блужданиям не было суждено стать вечными, у них ещё было одно предназначение этой ночью. А что дальше? Что же, на этот вопрос пока рано искать ответ. Серые глаза убийцы каждый раз задевали тёмную фигуру Андервейла. О чём тот думал? Фарфоровая маска не выдавала эмоций и мыслей, а в глубине бездны глаз невозможно было что-то прочитать. Но одного уверенного присутствия вампира хватало для того, чтобы убийца ощущала внезапное тепло и уверенность.

 

Сжав покрепче рукоять кинжала, Мара шагала дальше. Чёрные локоны подпрыгивали на ходу, выбиваясь из собранных волос небрежными чернильными прядями. Девушка сейчас олицетворяла собой воплотившуюся метафору «затаившийся хищник». Плавные, скользящие шаги, наполненные невероятной лёгкостью и изяществом, собранная поза, готовая в любой момент разжаться словно тугая пружина чтобы атаковать или спасаться. Она не была настолько самоуверенной, чтобы полагать будто сможет разобраться со всем, что может послать на её голову Змей. Ей уже не раз пришлось убедиться в том, что от этих тварей можно ожидать какой угодно подлости и какой угодно выворачивающей наизнанку реальность выходки.

 

Однако то, что ждало их впереди, было словно отрыжкой, порождением худших из кошмаров, ступившим из глубин какого-то больного и извращённого разума. Коридор впереди устилал…ковёр из мёртвых людей. Одни были мертвы, другие лишь на грани между жизнью и смертью, оглашая равнодушные стальные своды полными боли стонами, вырывающимися из их истерзанных тел. Болезненная звуковая вибрация, когда не осталось сил говорить, кричать, орать, испытывать боль, лишь тупая обречённость и бесконечная агония смерти. Их горла были изодраны, одежда заляпана засыхающей кровью, лица изуродованы следами от ногтей, у некоторых не хватало глаз, а вместо них лишь раздавленные кроваво-белые яблоки. Единственным, что объединяло этот карнавал мёртвых была посеревшая изъязвлённая кожа. Из чёрных влажных струпьев разносились отвратительные миазмы, люди словно начали гнить ещё при жизни, а после смерти вонь их тел смешалась с застарелой кровью, блевотиной и испражнениями. Мара, морщась от отвращения, быстро пересекла коридор, щурясь от рези в глазах.

— Не затягивайте там, — бросила она через плечо, видя как Арчер склонился над одним из трупов, а Харальд достал кинжал, направляясь к ещё живым людям. Убийца не считала нужным брать на себя чужие страдания. Хотя, быть может, стоило помочь кузнецу, всё же мало кто заслуживал такой участи…но её внимание привлёк странный шорох, раздавшийся впереди, где начиналось переплетение труб технических отсеков. Поймав вопросительный взгляд Андервейла, убийца качнула головой и стала медленно продвигаться вперёд, одой рукой нашаривая смартфон и включая фонарик.

 

Гудение ползущих над головой и по бокам труб проникало куда-то вглубь груди, отдаваясь монотонной, глухой нотой. Тихие шаги, мерно горящее пятно белого света…быстрая тень попала в свет фонарика и убийца тут же навела свет в ту сторону, куда скользнула чья-то рука.

Девочка. Лет десяти-одиннадцати…что-то внутри Мары ухнуло вниз при взгляде на неё и ушло глубоко в пятки. Кровоподтёк на скуле, смоляные волосы, дрожь в худых руках и взгляд загнанного побитого зверька, но зверька отчаянного, готового кусаться до последнего. Взгляд серых пронзительных глаз.

На какое-то мгновение у убийцы перехватило дух. На какое-то мгновение она увидела в маленькой девочке перед собой себя саму. Когда-то очень давно, гораздо раньше, чем она помнила, чем разрешала себе помнить.

— Кто ты? Я не причиню тебе вреда, — просевшим голосом сказала Мара, садясь на корточки и отводя пятно фонаря в сторону, чтобы не слепить маленькую дикарку.

Из тёмного угла раздался какой-то шорох и сдавленное сопение.

— Не бойся, — уже теплее произнесла убийца, совладав со своим голосом, — всё будет хорошо. Мы не хотим делать тебе больно, просто дай мне увидеть тебя.

Какое-то время в глубине технического тоннеля была лишь тишина, прерываемая поскрипыванием и гулом корабля, но потому девочка всё же вышла из своего убежища, аккуратно ступая вперёд, не сводя настороженных серых глаз с Мары, словно готовый в любой момент броситься прочь зверёк.

— Так-то лучше, — сами по себе пухлые губы девушки разошлись в лёгкой улыбке, — меня зовут Мара, а как тебя, — она показательно выставила руки перед собой, перегнув кисти через колени.

Стрельнув глазами именно туда, девочка замялась, но всё же подошла ещё чуть ближе, смотря исподлобья на неожиданную гостью.

— Мария.

— Что ты здесь делаешь одна, Мари? Этот корабль не место для маленьких девочек, — девушка чуть сощурилась, склонив голову набок, изучая внимательней внешность находки.

— Я не маленькая. — Мария чуть прищурила глаза и поджала губы, — Люк, он пропал. Я искала. Увидела его сегодня, и нашла это место. Он ушел вниз, я не смогла открыть дверь. Жду, когда вернется.

— Брат… — убийца чуть дёрнула уголком рта, на мгновение потеряв контроль с лицом и дёрнувшись в какой-то странной судороге, однако она тут же совладала с собой, тихо вздохнув, — как так вышло… — тихо пробормотала она себе под нос, а потом опять подняла взгляд на Марию, — куда он ушёл? И как ты спряталась от тех людей на корабле?

— Здесь не было никаких людей. — Девочка нахмурилась, — А Люк ушел вниз. Дверь вон-там, но ее не получилось открыть, — Она указала кивком в сторону дальней части машинного отделения, куда и направлялись люди в поисках Сайруса.

— Люк — какой он? Опиши его, — в душе у Мары стали крепиться сомнения, а после того, как девочка описала внешность своего брата сомнения превратились в ледяную ярость. Лицо Морель превратилось в холодную фарфоровую маску ненависти. Но та почти сразу схлынула на нет, оседая в душе смертельной усталостью.

Бледная рука легла на смоляную макушку Марии и длинные пальцы слегка взъерошили гладкие, блестящие локоны. Такие же, как и у Мары. Убийца опять улыбнулась, глядя сверху вниз, так что в углах чуть миндалевидных глаз залегли тонкие морщинки.

— Не бойся, мы найдём твоего брата. Пойдём, — Мара взяла ладонь девочки в свою и тепло сжала…

 

Запирающий винт переборки заскрипел, разгоняя вибрацию уходящих вглубь люка стержней по металлу внутренней обшивки. Когда Харальд потянул его на себя, перед пополнившимся непонятно откуда взявшимся ребенком отрядом открылась площадка уходящей вниз металлической лестницы. Путь не занял много времени, но в конце его их уже ждали. В дальней части корабельного трюма, уставленного несколькими контейнерами, сидел в старом потертом кожаном кресле Сайрус, поигрывая тростью. По бокам от него стояли двое — уже знакомый Жан-Люк, и чернокожий мужчина, обнаженный по пояс, и похожий на изваяние древнего бога. В дальнем углу площадки, на которой расположился Змей со своими прихвостнями, сидела оперевшись на стену Джейн. Глаза ее были закрыты. Увидев брата, Мария сорвалась с места ему навстречу.

— Люк! — Ее крик эхом загулял по нутру корабля.

Светловолосый дёрнулся, его глаза расширились, а в их синей глубине мелькнула искра узнавания. Однако Сайрус тут же взмахнул рукой и с довольной змеиной ухмылкой наблюдал, как эта искра гаснет и заменяется тупой блаженной покорностью.

Крепкие руки убийцы сжались на маленьких плечах, удерживая девочку на месте.

Сайрус медленно встал с кресла, опираясь на трость.

— Ах, доктор… Я рад, что вы наконец изволили прийти к нам. Бедняжка Джейн уже совсем ослабела от тоски. Она так переживала за вас…

— Что ты сделал с ним? — выкрикнула Мара, взмахнув в сторону брата девочки, не давая змею продолжить речь.

— Я лишь дал мальчишке будущее. Я дал ему кров, я дал ему цель. Я дал ему Бога. — Сайрус довольно улыбается, глядя на Мару, — Ведь ты тоже нашла себе… Бога, Мара?

— Захлопни пасть, колдун, — зло прошипела Морель, сузив серые глаза в опасном прищуре, — оставь своё дерьмо для кого потупее. Дай девчонке поговорить с её братом.

— Кто это дитя? — Сайрус продолжал улыбаться, сверкнув тёмными глазами уже глядя на маленькое подобие убийцы, — Подойди, не бойся.

Девочка тут же стала снова вырываться, не очень обращая внимание на странных людей рядом и впереди, больше всего желая оказаться, наверное, со своим единственным родным человеком. Однако хватка убийцы была стальной, ей приходилось сдерживать людей посильнее маленьких детей.

Миндалевидные глаза с равной ненавистью буравили Змея и Люка, однако трепещущая Мария заставляла говорить дальше.

— Он одурманил твоего брата, разве не видишь, — обратилась она к Марии, а потом громко крикнула Люку, — разве ты не узнаёшь свою сестру?!

Однако тот лишь покачивался на волнах колдовского дурмана, глупо улыбаясь и смотря в пустоту. Это заставило девочку прекратить попытки вырваться, теперь тонкие пальцы ослабили свою хватку на укрытых чёрной кожей руках убийцы, а в серых глазах появилось недоумение.

Тут вперёд выступил Арчер и Мара воспользовалась заминкой, чтобы увести Марию за один из контейнеров, опускаясь перед ней на колено и держа ладони на хрупких плечах, заглядывая в зеркала собственных глаз.

— Оставайся здесь и не выходи что бы не происходило, хорошо? — убийца постаралась ободряюще улыбнуться, однако из неё всегда был плохой актёр, а оттого улыбка вышла рваной, — Я сделаю всё, чтобы вернуть твоего брата.

Бледные пальцы пробежались тёплым пауком по тёмным волосам Марии и Мара, следуя какому-то инстинктивному порыву, прижала девочку к груди как своё маленькое сокровище. Маленькие ручки легли на спину убийцы в ответ.

Она хотела для неё другой судьбы, для своего миниатюрного отражения. Ей не хотелось, чтобы та теряла своего лучшего человека, осталась одна, чтобы быть взрощенной жестокой сукой-жизнью на улицах или в детдоме. Не хотела всего того, что получила сама…

— Все будет хорошо, — солгала она, касаясь пухлыми губами лба и оставляя с Марией часть своего тепла.

 

Когда убийца вернулась, Сайрус сделал своё предложение, от которого просто нельзя отказаться.

— Вы пришли ко мне, чтобы уничтожить меня. Я же хочу предложить вам… соглашение. — Сайрус чуть склонил голову, добродушно улыбаясь. — Я готов дать клятву, что покину эти земли раз и навсегда, и не ступлю на них ни под одним из обличий, ни в одном из существующих миров. Я оставлю вам то, что вам дорого, — Его взгляд упал на Арчера, — И верну, что утрачено, — Теперь немигающий взор сосредоточился на Харальде. — И верну свободу тем, кто был пленен… — Мужчина провел ладонью по светлым волосам Жан-Люка, и по его лицу прошла дрожь.

Мара скривилась, слушая Змея. Его речи были сладки, полны соблазна, такого желанного яда. Вот так просто дать ему уйти и получить взамен то, чего они все так хотели?

Невероятный соблазн…девушка посмотрела на притаившуюся Марию. Она не была уверена, что переживёт эту схватку, но она привыкла отвечать только за себя. Порой безрассудно бросаясь в самые разные авантюры. Ради адреналина, ради блаженства охоты, ради силы, которой в такие моменты дышало тело. Но вот за один короткий миг всё буквально перевернулось вверх дном. В её жизни, уже очень давно делимой только с самой собой, появился кто-то ещё. Сначала Андервейл, а теперь это маленькое сероглазое недоумение, так сильно напоминавшее убийце о ней самой.

Соблазн был велик, чересчур велик…

 

Она вздохнула и опустила голову, прикрыв на мгновение глаза. Глубоко в глубине души она понимала, что Андервейл не отступится. Но и не станет уговаривать. То ли дурак, то ли действительно настолько идеалист. И она понимала, что не бросит его здесь одного, костьми ляжет, но не даст змеям прикоснуться к нему. Буквально раздираемая противоречиями изнутри девушка посмотрела на вампира, потом на Харальда, на Арчера. Она не могла решить. Впервые за долгие годы она не могла, чёрт побери, решиться. На что?

 

Однако точку после любых сомнений резко и недвусмысленно поставил доктор. Ни с того ни с сего он выхватил из кобуры пистолет и направил его в сторону Сайруса. В этот момент всё стало предельно просто и ясно.

Люк бледным вихрем рванул вперёд, нечеловечески быстро, с абсолютно пустым выражением на молодом лице. В его руках свистнул нож и он закружился с убийцей в смертоносном стремительном танце. Та успевала лишь уворачиваться, словно гибкая кошка умудряясь отклониться на какую-то долю дюйма, чтобы пропустить мимо клинок, которым тот орудовал на удивление ловко, но без какой-либо техники. Мастерство заменялось невероятной силой и невесть откуда взявшейся скоростью. Маре только и оставалось, что крутиться и уворачиваться от ударов, стараясь превратить отступление в стремительную контратаку, однако любые финты разбивались о стену безумной наседающей скорости Жан-Люка.

Тяжёлое дыхание срывалось с губ девушки, такое противостояние выматывало, новые финты и увороты не приносили ничего нового. Звякнула сталь и короткие лезвие перекрестились, врезаясь друг в друга и высекая искры. Парированный удар был такой невероятной силы, что убийца не удержалась и покачнулась, стараясь отшатнуться в сторону от тут же последовавшего удара.

Но не успела, не успевала…лезвие со свистом резало воздух, время превратилось в тягучую патоку, пока всё естество сжалось в ожидании неотвратимого удара, который оборвёт тонкую нить жизни одним чудовищным ударом.

И его не последовало. На пути неотвратимой смерти выросла невысокая девочка, раскинувшая руки в стороны, со смесью ужаса и невероятной боли смотрящей на бездумное лицо самого лучшего, самого любимого человека в её жизни…

Хруст, удар, шлепок. Буквально разрубленное тело оседает на пол. Без крика боли, мгновенная, полная боли смерть. В широко раскрытых серых глазах навеки застыло разбитое вдребезги сердце. Из уголка губ стекала струйка крови.

 

Тугая чёрная спираль обвивалась вокруг души кольцами змеи. Норовя раздавить, измолоть, уничтожить. Острые иглы вонзались под кожу, заставляя вибрировать под ними дрожащей серебряной нитью. Капли крови оседали осенними хлопьями на плечи, укрывая бледную кожу в монотонный карминовый плащ. Железо забивалось в нос, вытравливая там свой запах. Сердце билось в груди как трепетная птица в клетке, которая вот-вот вырвется наружу. Острый кинжал вошёл под рёбра, достигая трепещущей пташки, чтобы прекратить её сопротивление навеки. Не было боли, не было чувств, не было эмоций, не было мыслей.

Только чистая, незамутнённая, безумная Ярость.

 

— НЕЕЕЕТ! — из горла убийца раздался полный нечеловеческой боли и ненависти крик, лицо исказилось демонической гримасой и полный пылающего безумия взгляд упёрся в Сайруса. Люк оседал бесформенной изрубленной массой плоти у ног убийцы. Он умер не от её руки. Как жаль.

В считанные мгновение она оказалась рядом с укрывшимся каким-то подобием змеиной кожи колдуном и наотмашь ударила его ножом по груди. Ещё и ещё, сначала тяжело, а потом всё легче проходили удар за ударом, превращая плоть Змея в изодранную мочалку с такой скоростью, что тот успел лишь прохрипеть что-то нечленораздельное. Но убийца не думала останавливаться, нет, не сейчас.

Ещё удар, ещё.

Пока в руках клокочет безудержная ярость, пока разум заходится в неизмеримом желании мести, убийства. Не смотря ни на что! Плоть с влажным хлюпаньем поддавалась под ударами кинжала, обагряя пальцы вязкой, почти чёрной жидкостью.

Она продолжала колоть даже тогда, когда мерцающее лезвие меча Эггиля пронзило горло колдуна с сухим хрустом, заставляя его захрипеть и застыть навеки. Чтобы почти сразу осыпаться кучей пепла под ноги своим убийцам.

Они победили?

 

Из разжатых пальцев с оглушительным, казалось, грохотом на металлический пол упал скупо украшенный кровью кинжал. Покачнувшись, Мара, словно сомнамбула, стала приближаться к жуткой картине. Брат и сестра. Одна убитая другим. Кровь, много крови, нетронутым осталось только бледное лицо, казалось, навеки застывшее в одном положении.

Мара упала перед ней на колени и глухо застонала, укладывая к себе голову в обрамлении окровавленных смоляных локонов.

— Нет, нет, нет… — тихо шептала она, склоняясь над неподвижным лицом и касаясь губами стремительно становящийся холодным лоб, — нет…нет…

Глухие слова постепенно превратились во всхлипы. Впервые за долгие годы Морель по-настоящему рыдала. По веснушчатым щекам катился град солёных и таких горьких слёз, а где-то глубоко внутри оборвалась какая-то нить. Что-то умерло, чтобы уже никогда не вернуться.

Она качала и баюкала мёртвую девочку на руках, словно убитая горем мать до последнего не желающая верить в то, что её ребёнок умер.

Но всему приходил конец. Казалось, через бесконечно долгое время не осталось больше слёз, чтобы пролить, не осталось горя в онемевшей душе, чтобы выплеснуть его в этот безумный жестокий мир, дланью которого она сама была до последнего. Частью которого стала. Но не хватит слёз, чтобы забыть…

Окровавленные дрожащие пальцы подцепили цепочку на шее изуродованного мечом парня. Амулет. Внутри — светловолосый парень, светлый день, на его плечах маленькая девочка с большим шаром розовой сладкой ваты. Погожий летний день, улыбки.

Теперь они лежат хладно рядом друг с другом. В луже собственной крови, на холодном полу. Всеми забытые и никому не нужные. Павшие жертвой амбиций существ, которым плевать на человеческие жизни, которым плевать на всё, кроме своих амбиций. Кто заплачет о них? Кто вспомнит? Осколки разбитых жизней на обочине дороги. И лишь убийца, чья душа раздиралась в клочья, истекая серебряной кровью, стоящая на коленях в их крови, чтила их последнюю память.

Серые глаза поймали две чёрные бездны на небосводе глухого склада. Бледное лицо в веснушках светилось невероятной убеждённостью, нарушить которую могла лишь смерть.

— Никто, слышишь, больше никто не пострадает от рук таких, как эти…я сделаю всё, чтобы этого не допустить.

https://www.youtube.com/watch?v=V7QRFQzQ1qQ

Сообщение отредактировал Gonchar: 10 октября 2016 - 01:30

[Фели]

Квартира Джона

Поцелуй этот был долгим, почти отчаянным; поцелуй мужчины, чей мир буквально разрушился на его глазах словно колосс на глиняных ногах и поцелуй парня, для которого этот колосс, похоже, и оставался безногим на протяжении всей его жизни. Джон ответил на ослепляющую и пьянящую страсть так, как мог только он: с нежной, упрямой заботой и искренним желанием принять и ответить на предложенное, ответить так, как он мог только Филиппу. Ладонь человека скользнула с мокрого, отчасти мыльного плеча по груди Крамера и животу, ненадолго остановившись на ещё свежем шраме. Пальцы коснулись его бережно и аккуратно, словно пытаясь пообещать: они всегда будут всеми силами исцелять подобное и не подобное, раны физические и ментальные, всегда, покуда их обладатель ещё может жить. И лишь затем они, скользнув к небольшому островку жёстких волос внизу живота, сосредоточились на кое-чём конкретном.

Дыхание Филиппа стало слишком сбивчивым и, когда он ненароком прервал их поцелуй, рыжеволосый любовник с необъятным обожанием в глазах прикоснулся свободной ладонью к его щеке.

— Боже, как же я тебя люблю, — сдавленно прошептал раскрасневшийся, смущённый и улыбающийся Джонатан, неотрывно глядя в зелёные глаза бывшего адвоката Крамера, которого в узких кругах уже давно знали как «адвокат дьявола», не чурающегося даже самых безнадёжных дел и с блестящим успехом одолевающего в них победу. Неизвестно, можно ли считать любовь этого рыжеволосого чуда с неуклюжестью и синдромом нехватки внимания «безнадёжным делом», но одно было наверняка — в нём Филипп был самым настоящим победителем, единственным в своём роде.

В какой-то мере это, возможно, и послужило для него своеобразным «крючком», в котором роль живца несли добродушие и приязнь рыжеволосого, быстро переросшие в нечто большее. Но как бы он ни жалел о разрушенном, попранном чужими ногами мире, Крамер просто не мог сказать, что он так уж сильно жалел.

Просто не мог.

В особенности когда двое улыбающихся словно идиоты мужчин наконец-то удосужились помыться, отсидев в мыльной воде почти до того момента, когда подушечки пальцев скукоживаются будто изюм, оставленный и забытый в шкафу на добрые десятилетия. Игнорируя всяческие слабые протесты, парень достал откуда-то предварительно нагретые махровые полотенца и, бесцеремонно накинув одно на голову недоумевающего Филиппа хорошенько просушил мокрые волосы, в своём скорбном состоянии совершенно лишённые всякой кудрявости и ныне напоминающие колючки разозлённого ежа, которому недодали яблок.

Джонатан в своей заботе почти напоминал добрую птицу-мать, вьющуюся вокруг своего единственного птенца едва ли не ежесекундно. Позволить вытирать себя всюду было... странно и приятно. Крамер не был уверен, что даже Джейн так делала. Лишь после того как его основательно высушили и оставили с небольшим головокружением, Джонатан сжалился и высвободил из цепких рук заботы, всучив какой-то потешно-пушистый халат и зачем-то... указания устроиться на диване.

Уже через полчаса укрытый изъятым с кровати пледом Крамер сидел перед телевизором с приготовленной для него кружкой горячего, почти обжигающего «связанного» чая, внимая вещающей по Нетфликсу какой-то новой серии «Игры престолов», в которой, похоже, убили ещё одного первостепенного персонажа. Ощущая на своём плече тепло и мерное, недовольное сопение проникшегося происходящим Джонатана, перед этим успевшего в очередной раз полить несчастный фикус... Филипп чувствовал умиротворение.

Сообщение отредактировал Фели: 11 октября 2016 - 16:24