Миднайт-сити, 15 октября 2017 года, полночь
Эпилог Никоса
Смерть преследовала тебя по пятам, но ты никогда не думал о ней больше, чем нужно. На полях сражений мрачные мысли вытесняла отчаянная жажда жить, которой не было равных. Как и сотни других солдат ты, с головой, окунался в этот извращенный мир беспредельного насилия, страданий, и гибели. Но редко задумывался о том, что одним из мёртвых солдат, уставившихся остекленевшими глазами в безоблачное небо, можешь стать ты сам. Если бы всё было иначе, ты бы сошёл с ума, как сходили многие. Взялся бы за оружие, перестрелял своих. Скрылся в дремучих лесах, навсегда превратившись в живую легенду.
Смерть подстерегала тебя и дома, когда ужасы войны отступили, позволив вкусить чуждый мир. Оставшись один, ты был в шаге от отчаяния, прекрасно понимая, что молчаливое ожидание не могло закончиться благом. Ты топил горе на дне бутылки. Ты думал, зачем продолжать жизнь, если она потеряла последние краски. Но вместо того, чтобы расстаться с жизнью, как делали многие, ты взялся за оружие. Осознание того, что война не закончилась, было подобно молнии. Пусть здесь не было артиллерийских залпов, приказов командира, и автомата, который приходилось сжимать в руках даже во сне. Здесь были враги, что отравляли жизнь всему миру, равнодушные люди, с пренебрежением взиравшие на окровавленных жертв, а ещё был ты. Последний солдат, вернувшийся домой, но не сумевший оставить войну позади.
А потом в Миднайт-сити пришёл полуночный душегуб, и мрачное предчувствие повисло над тобой, как дамоклов меч. Он не был похож на остальных, кого сразил твой армейский нож, не ведая жалости. Он был
другим, и об этом кричали с первых полос пожелтевших газет, шептались в заплесневелых переулках и оставляли кровавые надписи на кирпичных стенах. Он был неуловим, прямо как ты сам, и странное прозрение настигло тебя, как только ты это понял. Вы были как зеркальное отражение друг друга. И лишь ты мог остановить бесчисленные смерти, пусть и ценой своей жизни. Эта охота стала самой важной, но грозила превратиться в последнюю. И пусть смерть преследовала тебя по пятам, ты никогда не думал о ней больше, чем нужно.
Просто делай, что должен, и будь, что будет. Это кредо ты унёс с собой в могилу.
Старый город продолжает свою лихорадочную пляску, невзирая ни на что. Сотни неоновых огней, тысячи историй, миллионы жизней, они заполняют этот город, делая его столь неповторимым. Как бы странно это ни звучало, но ничего не изменилось с тех пор, как Максвелл Каннингем расстался с жизнью, а Нерождённый сгорел в пламени оглушительных взрывов. Стоило луне выйти не небосвод, ночь и пламя, сходились в своей вечной войне, не ведая жалости друг к другу. Власть корпораций довлела над городом, находя отражение в иссиня-чёрных небоскрёбах, застывших на горизонте. Хрупкая красота расцветала под светом одиноких фонарей, и лишь подлинные мечтатели могли её разглядеть. Декаданс властвовал над душами извращённых властолюбцев, и они, с радостью, погружались в пучину порока. Насилие, не знавшее конца, превращало узкие улочки в поля боя, залитые чьей-то кровью. Искра бунта охватывала честные сердца, а затем становилась пожаром, для которого не было своих и чужих. Лица, искажённые гримасой гротеска, походили на клоунские маски, но за пеленой жестокой насмешки всегда таилась горькая правду, которую так боялись сказать вслух.
И всё-таки что-то изменилось. Это нельзя было описать словами, как и многое из того, что тебе пришлось пережить за эти долгие дни. Но оно было, это смутное ощущение, что теперь всё будет хорошо, и всё будет хорошо, и всё будет хорошо. Пока не наступит конец времён, и мир не будет сожран теми, кто придёт из предвечной тьмы.
Ты нашёл её в ту ночь. Ту, кто просила найти её, когда всё закончится. Ту, кто оставила обжигающий поцелуй на твоей бледной щеке. Она так и не назвала своего имени. Но дала тебе ценный урок, а затем исчезла среди тумана, как только взошло бледное солнце.
И ты нашёл её снова, когда луна зашла в другую ночь. И она вновь поведала тебе ценный урок, а затем растворилась среди рассвета. Так продолжалось много дней, она поведала тебе о Стигии, городе городов, что был выкован в самом сердце бури, бушующей в царстве мёртвых, о Хароне, что властвовал над Стигией долгие годы, о порочной Иерархии, что пришла ему на смену, и Жнецах, что освобождаю призраков от Оболочек, кем была и она сама. Она поведала тебе о силах, что скрывало твоё эфемерное тело, о том, как обернуть их на пользу, о Тени, тёмной сущности, что мечтала взять верх над каждым, и о том, как говорить ей «нет». Она поведала о Спектрах, призраках, пожранных тенью без остатка, о Забвении, что мечтало забрать себе каждую душу, и о её Нерождённых детях.
Покидая тебя в прошлый раз, она сказала, что вас ждёт последний урок. Когда луна вышла на небосвод, ты отправился на поиски. Зашёл в сгоревший бар, где пировали мертвецы, потерявшие людской облик. Спустился в вонючую реку, на дне которой стенали десятки неприкаянных душ. Прошёлся по скрипучим крышам, бросая взгляд на полуночный город. Но её нигде не было, и никто не знал, где её можно было найти.
Ты долго бродил по полуночному городу. Исходил каждую улицу, пока не понял, что остался
без сил. Очутившись на старой детской площадке, исписанной яркими граффити, что рассказывали историю от сотворения мира до неизбежного конца, ты тяжело вздохнул и сел на краю бетонной площадки, по которой, в иные дни, так любили кататься скейтеры.
Холодный октябрьский ветер покачивал скрипучие качели. Где-то вдалеке виднелись чахлые деревья, лишённые последней листвы. Жёлто-голубая луна зависла посреди серого небосвода, и ты больше не мог ощутить прикосновения её живительных лучей.
— Эй, Никос, — ты резко оборачиваешься, и понимаешь, что это был не ветер. Это она раскачивалась на цепях ржавой качели. Бритвенно-острая коса была приставлена к железному столбу. — А ты правда хочешь спуститься
туда? Ну, где начинается Забвение, которое лакомится нашими душами. Без обид, но как бы сильно тебе ни хотелось остановить конец света, в итоге ты просто потратишь свой второй шанс. Это будет чертовски глупо, не находишь? — её голос звучит слишком задорно для этих слов. На губах, выкрашенных в чёрный, застывает загадочная улыбка. А коса одиноко поблёскивает под светом луны.
Эпилог Джессики
Ещё месяц назад твоя жизнь была простой, как три копейки. Нет, ты не была счастлива, и не знала, что ждёт тебя завтра, однако мир вокруг был
понятным. Ты понимала незыблемые законы, на которых зиждилось мироздание. Один из них звучал так: всё можно объяснить рационально. Не существует вещей, которые человек не в силах объять своим умом. Всё можно расставить по своим местам с помощью логики — идеального инструмента настоящего детектива. Но одна единственная ночь изменила
всё. Ты столкнулась с вещами, которые нельзя было объяснить с помощью науки. Увидела такое, отчего десятки людей на твоём месте загремели бы в бедлам. Пережила события, которые сотни человек приняли бы за дурной кошмар. Но ты осталась собой. И вместо того, чтобы отмахнуться от странностей, что не вписывались в привычное восприятие мира. Списать их на морок, температуру, игру света и тени. Ты приняла эти странности. Взяла на вооружение. И стала изучать, как и полагается настоящему детективу.
Номер свежей газеты лежит на твоём столе. Ты вздыхаешь, сминаешь её и швыряешь в урну. Полуночный душегуб так и сгинул в безвестности. Никто не узнал, кто скрывался за этим броским прозвищем. Максвелл Каннингем растворился в ночи, став тенью, неразличимой в кромешной тьме. Возможно, это было и к лучшему, ведь у него не появилось подражателей. Никто не взялся за серебряное лезвие, блестящее в свете луны, и не вышел на узкие улочки Миднайт-сити, чтобы залить их кровью невинных. Остались лишь смутные легенды о вестнике смерти, которые продолжали пересказывать друг другу бледные подростки, и те, кто оказался на краю отчаяния. Но ты знаешь, пройдёт время, сгинут и они, исчезнув в вихре времён. Легенда о полуночном душегубе будет забыта. А Миднайт-сити придётся выйти на свет.
Агнес помогала тебе в последние ночи, но сегодня она ушла по личным делам, оставив тебя одну в прокуренном офисе. Ты вздыхаешь, и кладёшь окурок в пепельницу, зажигаешь настольную лампу, чей бледно-жёлтый свет отдалённо напоминает лунный. И берёшь книгу, взятую в единственной во всём Старом городе библиотеке, чтобы скоротать полночь. Это биография сэра Бертрама Ингитрауда, оккультного детектива, что жил в Англии девятнадцатого века. Легенды гласят, что, столкнувшись c чем-то поистине необъяснимым, он никогда не пытался спрятаться, забыть или найти оправдание. Он зажигал свечу, и крепко сжимая её в руке, спускался в самое сердце первородной тьмы…
Звучат шаги, и ты замираешь, оторвав взгляд от пляшущих букв. В полуночной тишине каждый звук похож на нестерпимый грохот. Кто-то идёт к твоему офису по длинному коридору. Ты не помнишь, чтобы у тебя были клиенты в эту ночь, и машинально тянешься к старому доброму револьверу.
Со скрипом открывается входная дверь, и в проёме застывают две тени. Когда лунный свет пробивается сквозь жалюзи, освещая лица, ты уже знаешь, как их зовут.
Агент Стайлз снимает солнцезащитные очки, его по-кошачьи зелёные глаза поблёскивает в лунном свете, когда он делает мягкий шаг навстречу твоему столу. Шрам пересекает щеку агента Палмерстоуна, и он остаётся стоять в дверном проёме, прислонившись к нему спиной. Судьба сводит вас уже в третий раз, и лишь тебе решать, станет ли эта встреча последней.
Агент Стайлз не произносит ни звука, пока не садится на скрипучий стул. Прочистив горло, он кладёт свои очки на стол, бросает взгляд на книгу и смятую газету.
— Прости, что заглянул так поздно, — его бархатный голос мог бы свести с ума любую, но только не тебя. — Пришлось здорово постараться, чтобы избежать шумихи. Ты знаешь, лишний шум — последнее, что нужно Миднайт-сити, после всего, что произошло. — он выдерживает паузу, на губах застывает лукавая улыбка. — Вы славно постарались в ту ночь. Или скорее «ты»? — он ухмыляется. — Каким бы ни был вклад твоих друзей, он не привлёк внимание тех, кто смотрит на Старый город сверху вниз. А вот твой— вполне.
Агент Палмерстоун походит на недвижимую статую, но ты знаешь, какая мощь таится в его теле. В обречённом мире никто не получает шрамы просто так. Это символ, который говорит о многом.
— Ладно, не буду тратить твоё время впустую, — Агент Стайлз хлопает ладонью по поверхности стола. — Ты заинтересовала корпорации. А вернее Эндрон, для которых местные нефтяные месторождения — настоящая золотая жила. И они, — Агент Стайлз щёлкает пальцами, улыбаясь ещё шире, чем прежде. — Предлагают тебе должность в корпоративной полиции. Ага, ты не ослышалась, — он подмигивает тебе, издав смешок. — Всё это взаправду, а я решил лично тебе об этом сообщить. Эх, а в наше время… — мечтательно произносит агент Стайлз, глядя в пустоту, но спустя мгновение кладёт ладони на стол, и опёршись на них, шепчет тебе прямо в ухо. От его дыхания мурашки ползут по коже. А эти глаза едва не сводят с ума.
— Не отказывайся, Джесс, это гораздо лучше службы в полиции, или просиживания штанов в пыльном офисе. Возможности, слышишь? Возможности, вот что такое работа на корпорации. Если хочешь изменить этот мир к лучшему — вот твой счастливый билет.
Эпилог Агнес
Единицы и нули, нули и единицы, информация — это ключ ко всему, ты знаешь это лучше многих. В конце прошлого века сбылись худшие людские опасения, и повсеместный контроль над информацией, из детской страшилки превратился в обыденность. Всемогущие корпорации контролировали СМИ, газеты, радио и телевидение, ни одна кроха данных не могла просочиться в большой мир, не пройдя их тщательный отбор. Всё, что было неугодно корпорациям, тщательно замалчивалось, или того хуже — искажалось до неузнаваемости, а факты переворачивались с ног на голову, заставляя смотреть на события под немыслимым углом. Интернет мог стать раем для всех, кто жаждал свободы, будучи опутанным сетью повсеместного контроля. Однако, корпорации не могли допустить, чтобы у подножия их бетонных зданий расцвел прекрасный цветок.
Из информационного рая, общедоступный интернет стал помойкой, куда, безудержным потоком, сливались больные фантазия сумасшедших отбросов, среди которых безнадёжно тонули вожделенные крупицы истины. Корпорации предпочли дать людям площадку, где царила бы полная вседозволенность, позволяя выплёскивать накопившуюся ненависть в виртуальное пространство. Каждая поисковая система имела множество уровней доступа, не позволяя обывателям соваться дальше груды бессмысленных информационных помоев. А поистине ценные данные так и остались надёжно спрятаны в закрытых сетях, которые были у каждой корпорации и даже страны.
Большинство простых людей давно смирилось с таким положением вещей. Интернет для них — не больше чем ещё одна возможность удовлетворить свои извращённые желания. Выплеснуть ненависть, переполняющую каждого, кто ежедневно сталкивается с несправедливостью обречённого мира. И поделиться своими больными фантазиями с такими же безумцами, как они сами.
Однако не только обыватели и всемогущие корпорации пользуются интернетом. Ещё остались люди, верящие, что цифровые технологии — это не детская страшилка, и не средство удовлетворения низменных желаний. Они верят, что интернет — это окно в новый мир, полный безграничных возможностей, которых люди оказались лишены в реальном мире. Именно в это, до сих пор, веришь и ты.
Полуночный душегуб пал бесславной смертью, в которой не было и тени красоты, что он воспевал, даря девушкам смерть. Однако, никто в Миднайт-сити так и не узнал об этом, его имя осталось неназванным, его труп исчез с обзорной площадки в тот же день, и никто даже не пытался установить его подлинную личность. Это можно было списать на случайность, халатность копов и безразличие ко всему, в Миднайт-сити, день ото дня находили чьи-то тела, и труп полуночного душегуба мог просто затеряться в этом потоке плоти, крови и костей. Однако, мысль о том, что это было не просто так, никак не хотела тебя покидать.
Ты и сама не знала, к добру это или к худу, но жажда узнать правду не оставляла тебя ни днём ни ночью. И однажды, закончив с работой в офисе Джессики, ты вышла на улицы Старого города, чтобы узнать правду. Все трупы хранились в больничном морге, куда имели доступ лишь полицейские, корпораты и тщательно проверенные сотрудники госпиталя. Взломав чёрный ход с помощью своего верного устройства, ты сумела проникнуть внутрь, оставшись незамеченной, а затем найти серверную комнату, до отказа, набитую громоздким оборудованием. Подключившись к компьютеру, ты слила с него всю информацию, имевшую отношение к поступившим телам, и приказам, исходящим из высших инстанций. А затем выбралась оттуда, стерев записи с камер, и вздохнув холодный полуночный воздух полной грудью, отправилась к себе домой.
Когда ты, дрожа от нетерпения, подключила устройство к домашнему компьютеру, то поняла, что худшие подозрения оказались правдой. Сотрудники морга получили приказ сжечь кислотой лицо, пальцы и зубы полуночного душегуба, перед тем, как его тело должен был осмотреть судмедэксперт. После осмотра, и подтверждения невозможности установить подлинную личность, всё тело было приказано растворить, чтобы от полуночного душегуба не осталось и следа. И судя по отчётам, оба этих приказа были выполнены с завидной точностью.
Трудно было сказать, зачем корпорации, столь отчаянно, хотели скрыть от полиции и общественности то, что Максвелл Каннингем был полуночным душегубом. Но скорее всего дело было вовсе не в личности, а в том, что они, до последнего оставались верны версии, которую объявила полиция уже в самом начале расследования. Это были самоубийства. Полуночный душегуб — не больше, чем миф и герой городской легенды. А все, кто пытались сеять панику, должны быть преданы справедливому суду.
Ты была готова забыть об этом, и полностью посвятить себя работе детектива в офисе Джессики, пока не получила странное электронное письмо несколько дней спустя. Неизвестный заявил, что знает о твоей находке, и предлагал встретиться в полночь пятнадцатого октября в заброшенном парке аттракционов на окраине Старого города, для того, чтобы обсудить нечто очень важное.
Всё это походило на одну большую ловушку, но врождённое любопытство не позволило тебе остаться в стороне, а тренировки с Никосом и пережитое за длинный-длинный день придавало уверенности в собственных силах. Сославшись на личные обстоятельства, ты покинула офис Джессики раньше срока, и направилась в сторону парка аттракционов.
Холодный осенний ветер свистел возле самого уха, забираясь под одежду, и отзываясь дрожью в хрупком теле. Водная гладь пестрила рябью, с жутковатым скрипом покачивалось старое колесо обозрения, а выцветшие рекламные объявление с лицами детей и взрослых, что расплывались в радостных улыбках, походили на жестокую насмешку. Прогулявшись по заброшенному парку, и так и не встретив ни души, ты была готова вернуться домой, списав электронное письмо на жестокую шутку, но в то же мгновение увидела сияющую ярко-красным неоновую вывеску старого зала игровых автоматов…
Сама не понимая, чем именно привлекло тебя это место, ты входишь внутрь, и едва не ахаешь от удивления. Среди броских игровых автоматов, автоматов с газировкой и попкорном, ты видишь в полдюжины громоздких компьютеров, соединённых меж собой пучками разноцветных проводов. Шум работающих машин наполняет помещение, от компьютеров исходит жар, а по выпуклым ЭЛТ мониторам бегут строки двоичного кода. На пыльных столиках рядом с машинами валяются футуристичные устройства, сбежавшие из фильмов категории «Б»: полукруглые шлемы, подсоединённые к компьютерам и испещрённые лампами, что мигают всеми цветами радуги; перчатки из гладкого пластика и хромированной стали, полные странных кнопок, клавишей и рычажков, громоздкие очки и наушники в одном флаконе, от которых исходит приглушённый свет и мерное статическое жужжание…
Не успеваешь ты подойти ближе, привлечённая этим чудом небывалой техники, как слышишь чей-то голос у себя за спиной, и тут же резко оборачиваешься.
— Э-э-э-э… привет! — парень с волосами цвета вороного крыла до самых плеч, в круглых очках и плаще, машет тебе рукой, стоя на входе в зал. Второй рукой он прижимает к телу две блестящие банки с содовой. Из наушников, повисших на плечах, раздаются приглушённые звуки тяжелого рока.
— Похоже я выбрал неподходящий момент, чтобы сходить за выпивкой, — говорит он, входя внутрь, и ты замечаешь нашивку «Don’t Fuck with Mike» на всю его спину. — Но, может оно и к лучшему. Добро пожаловать в последний оплот свободы во всём Миднайт-сити, — говорит он, указывая рукой в сторону дальней стены. Ты видишь граффити, наскоро выведенное на ней баллончиком: «Свобода. Равенство. Информация», потёки алой краски напоминают тебе кровь. — Мы крадём у корпов, огребаем, и делимся с миром, тем, что удастся схоронить на хардах. И нам чертовски нужен классный взломщик. Вроде тебя. Будешь, кстати? — он протягивает тебе ледяную банку с газировкой.
Эпилог Джека
Пламя вспыхнуло посреди глубокой ночи, осветив предвечную тьму, не знавшую солнечного света. Оно обнажило все секреты полуночного города, что веками скрывали от людских глаз, боясь, что они узнают страшную правду. Оно позволило взглянуть на лица, скрытые во тьме, что дёргали людей за ниточки, восседая на верхушках каменных башен, чей фундамент давно треснул, грозя обрушить их вниз. Оно изгнало прочь тварей, сторонившихся узких улочек, предпочитая прятаться в заброшенных подвалах, пропахших сыростью, старых домах, полных вымышленных привидений, и пыльных чуланов, из которых, каждую ночь, выглядывала пара горящих глаз, взирая на тех, кто отдался сну, потеряв последние капли бдительности. Огонь воспылал под полной луной, чтобы подарить людям надежду, но уже спустя мгновение, обратился в воспоминание, что греет душу, но не может согреть озябших рук.
Совсем недавно, бунт был для тебя смыслом жизни, что давал силы вставать по утрам, вопреки нестерпимой головной боли и отчаянному желанию вновь провалиться в забытьё. Ты видел лица людей, что не могли выступить против всемогущих властей, молчаливо терпя любые унижения. И ярость в груди обращалась в пожар, заставляя тебя сжимать стальную биту, и бросаться в бой без оглядки. Ты видел лица скрытые во тьме, что наслаждались порочной властью, плюя с высоты исполинских небоскрёбов на бедных людей, вкалывавших от зари до зари, лишь бы прокормить себя и свою семью. И пожар становился огненным вихрем, а запах крови, бьющий в нос, самым сладким на свете. Ты видел лица братьев и сестёр, что стали живыми знамёнами несогласных, идя в первых рядах любого протеста, бросаясь на пропитанные кровью баррикады, своей грудью закрывая других от жестоких пуль. И огненный вихрь превращался в жар тысячи солнц, взор застилало кровавой пеленой, а каждая клеточка совершенной машины живого тела мечтала вкусить чужой боли, омыться в их крови, и рвать зубами живую плоть.
Но затем ты встретил Максвелла Каннингема и всё полетело в пропасть. Его намерения были столь же благородны, как и твои. Он точно также мечтал освободить Миднайт-сити от цепей корпоративного рабства. И был готов спалить старый мир в очищающем пламени, чтобы построить на пепелище новый. Именно тогда что-то внутри тебя треснуло, заставив оглянуться и посмотреть в лицо собственным поступкам. Осознать, где проходит граница между благими намерениями и дорогой, ведущей прямиком в пылающий ад. И отринуть старые принципы, чтобы стать кем-то большим, чем просто уличный панк, охочий до чужой боли.
В ту ночь ты изменился, обрёл новых друзей, избавился от старых врагов. Это похоже на второе рождение, но для него ты всё ещё слишком жив. Или позднее взросление, ведь не зря говорят, что лучше поздно, чем никогда.
Крайности пожирают людей, оставляя от них лишь пустые оболочки, лишённые души. Они становятся живыми символами, получая в обмен невообразимую мощь, но лишаясь крупиц того, что делало их людьми. А затем они падают прямиком в костёр, становясь пеплом, что будет развеян по ветру и забыт. Ты отказался от крайностей, сумев нащупать тропу между ночью и огнём. Не поддался зову ярости, что требовал большой крови во имя мнимого блага. Сумел остаться человеком, когда другие превратились в зверей.
Прошло уже десять дней с тех пор, как вы отпраздновали свою победу в баре «Дикий койот». Нэнси Финнеган была отомщена, как хотел павший Эндрю Салливан по прозвищу «Волк», как мечтал ты сам, мысленно пообещав пойти на всё, чтобы претворить в жизнь эту сладкую месть. Но месть перестала быть столь сладкой, как была бы в иные дни, куда приятней стало чувство избавления, не только для тебя самого, но и для всего города. Полуночный душегуб пал от твоей руки, и Старый город был избавлен от власти обуявшего его первобытного страха. Нерождённый был изгнан из нашего мира, и полуночный город получил шанс стать лучше, чем был когда-либо.
Бомбы не взорвались, и это случилось благодаря тебе. Именно ты выбрал меньшее зло, хоть внутренний голос соблазнительно шептал предать этот город огню. Меньшим злом стала жизнь Волка, что стал тлеющим огарком по сравнению с ярым пламенем в твоём лице. Меньшим злом стала власть всемогущих корпораций, что продолжит довлеть над Миднайт-сити, опутывая его паутиной тотального контроля. Меньшим злом стал компромисс, не столько внешний, сколько внутренний. Иногда, ужиться с самим собой — это самое трудное испытание.
В тот день Миднайтские хищники безоговорочно ощутили твою мощь, приняв тебя своим первым среди равных. Они узрели врага в лице Четвёртого рейха, и отправились в пылающий крестовый поход, чтобы стереть его с лица земли. Шли дни, враг исчез, в полуночном городе вновь воцарился хрупкий миг. И вдруг, Миднайсткие хищники осознали: они больше не знают, за что сражаются. Ещё вчера всё было так просто, они видели врагов, падали и вставали, но не прекращали своей борьбы. Теперь лица друзей и врагов были неотличимы друг от друга. Они стали просто горсткой людей, которых объединяли символы, грозившие раствориться в вихре времён.
Ты почувствовал, как они дрогнули, и ощутил горький привкус тревоги. В Старом городе наступил мир, но бунтари не могут оставаться бунтарями, если не знают, против чего восстать. Само их естество требует быть против. А иначе, они просто растворятся в безлунной ночи, избрав себе новые ипостаси, или пополнив безликую и серую толпу.
В глубине души ты и сам боишься стать таким. Но в то же время, какая-то крохотная часть твоей души требует положить конец прежней жизни. Это противоречие и делает тебя человеком, но, вместе с тем, подтачивает силы.
Ты решаешь покончить с этим раз и навсегда, собрав Миднайтских хищников под стенами их бара, а затем огласив своё решение. Они собираются в эту ночь, все до единого, едва умещаясь в главном зале. Каждый мешает услышать решение первого среди равных. Они хотят знать, за что им бороться. Или лучше просто сложить оружие, оставив алые стяги и содрав с кожи все отличительные знаки, что объединяли их столько лет?
Ты докуриваешь сигарету, сидя на пороге бара. Остальные уже внутри, остаётся лишь последний шаг, вынести свой приговор, сделать выбор. Ты сминаешь окурок, и отдаёшь его холодному осеннему ветру, что дует под полной луной, дарящей тебе свой серебряный свет.
— Пора, — говорит Билли Смайт по прозвищу «Британский бульдог», он стоит, опёршись об ободранную стену, и скрестив руки на груди.
— Пора, — говорит Локке Коул, он сидит рядом, глядя куда-то в пустоту.
— Пора, — говорит Карлайл Стивенс, взор его бездонных очей устремлён к бледному лику луны.
Ты молчаливо киваешь тем, с кем прошёл этот долгий путь, и встаёшь с порога.
Тема закрыта
