- И ты собираешься вот просто так взять и уйти?
- Да. М'айк устал, и не находит смысла в разговоре.
- Мы никогда не уходим от ответа. А ты уходишь.
- М'айк не уходит от ответов. Ответы уходят от М'айка, когда становятся не нужны.
- Но именно сейчас ты идешь куда-то отсюда!
- Да. М'айк закончил разговор. Иди, приставай к кому-нибудь другому.
- Но ты его начал!
- И уже закончил.
- И ты ничего не хочешь объяснить?
- М'айк не понимает. Зачем?
- Затем, что это несерьезно! Никто так не делает.
- Я делаю. И зачем поступать серьезно?
- Затем, что если каждый будет поступать так, как ему вздумается, мир сойдет с ума!
- Мир не может сойти с ума. Ибо он изначально без ума.
- Он не может быть безумен. Иначе бы он давно уже перестал существовать.
М'айк сел на придорожный камень и потянулся. Затем встал и начал собирать отовсюду ветки, и складывать костер. С точки зрения путника делал он это как-то странно: собирал большие ветки вперемешку с маленькими, и сухие с мокрыми. Закончив с ветками каджит достал из складок одежды трут и огниво и стал высекать огонь. После четвертой попытки Клинок спросил:
- Тебе помочь?
- Нет. Так гораздо интереснее – поставив таким ответом путника в тупик Каджит все-таки смог разжечь костер. Пламя было на удивление ровным и почти не дымило. М'айк извлек трубку и стал набивать её серым порошком. Клинок принюхался – смесь пахла табаком и лунным сахаром. Такой способ использования драгоценного для каджитов снадобья был ему в новинку.
- Так что ты хотел сказать, тем, что мир, по твоему мнению изначально безумен?
- Не безумен. Ему нечего было лишаться. Шеогорат недоволен, но ничего не может поделать.
- То есть, ты хочешь сказать, что мир не разумен? Но как же тогда равновесие сил, развитие мира, его сохранение, в конце концов?
- А разве он что-то делал? М'айк может что-то делать, мир – не делает.
- Но ведь в нем живут люди, боги, эльфы, дейдра. Кто-то же заботится о том, чтобы ничего не случилось с миром.
- Никто. Да и зачем? Если кто-то начнет о нем заботится, он захиреет.
- Ты совсем сбил меня с толку. Причем здесь Шеогорат? И эти твои слова насчет заботы?
- Маленький котенок лежал и скучал. У него не было игрушек, чтобы себя развлечь, а собственный хвост он уже поймал не единожды. И не было вокруг ничего, чтобы развеяло его скуку. Слабый ветерок коснулся его уха. Он вздрогнул и поднял голову. Над его головой порхала маленькая белая бабочка. Котенок подпрыгнул, пытаясь достать её лапой. Затем попытался достать когтями. Бабочка лишь слегка поводила крыльями, и снова зависла над головой. Затем качнулась в сторону и внезапно опустилась ниже. Котенок присел. Бабочка спустилась еще ниже. Котенок прыгнул и промахнулся. Бабочка отлетела в сторону. Тогда котенок зарычал и кинулся её догонять. Бабочка долго летела, временами опускаясь ниже, чтобы котенок мог прыгнуть. Но каждый раз она вовремя улетала. Котенку нравилась эта игра. Бабочка – не хвост. И поймать её намного сложнее. Так продолжалось до тех пор, пока в очередной раз не прыгнув, он вдруг не увидел бабочки у себя перед носом. Он опустил глаза на сведенные вместе лапы. Между ними было что-то белое. Бабочка. Он её поймал. Котенок недоверчиво потрогал её лапой. Она не двигалась. С недоумевающим видом котенок сел и снова потрогал бабочку лапой. Та вдруг взмахнув крыльями и осыпав котенка с головы, до кончика хвоста, скрылась высоко в тумане. Вокруг стало так пусто. Серо. Уныло. Котенок понял, что натворил. Он слишком сильно ударил, и обидел того, кто сам пришел к нему. И едва не убил Бабочку. Теперь он снова был один. В тишине и серости. Он снова стал грустным.
Над головой послышалось тихое хлопанье крыльев. Бабочка вернулась. Котенок хотел уже было подпрыгнуть, как в первый раз, но подумал и втянул когти. Потом подпрыгнул, но совершенно в другую сторону. И все смотрел на бабочку. А снизилась. Задела крыльями нос и отлетела. Затем снова подлетела и отлетела. Котенок направился в её сторону. Бабочка убедилась, что котенок следует за ней, и полетела вперед, освещая путь. Она не снижалась, не взлетала, а просто вела котенка за собой. И он шел. Наконец бабочка остановилась и замерла в воздухе. Перед ними было большое пространство. Место, где они встретились в первый раз. Котенок только сейчас заметил, сколько с него нападало шерсти. И еще следы от когтей везде. И маленькие белые крупинки везде – пыльца с крыльев Бабочки. И еще Ветер. Ветер, который подняли они. Когда играли. Сейчас Ветер свободно гулял, и перемещал пылинки и шерстинки, смешивал их, разделял. Скручивал шерстинки в тончайшие нити и соединял ими крупинки. Иногда он останавливался, и собирал из следов когтей скапливающуюся там темноту. Он кидал её в тончайшую созданную им сеть, и она местами рвалась, местами становилась прочнее. Ветру не надоедало его занятие. Бабочка села котенку на ухо. Тот не стал её сгонять. Они вместе смотрели, как играя, создается мир. Блестящий, сверкающий искрами, отливающий тьмой, посеребренный шерстью, сплетенной в нити судеб. Ветер подкатил к ним еще один отрезок сети. Бабочка взлетела и осыпала его пыльцой, а котенок кинулся в самое сплетение узлов из шерстинок. У него еще никогда не было такой увлекательной игры. И еще он перестал быть один.
Голос М'айка смолк. Каджит не отрываясь смотрел на огонь. Клинок решился первым нарушить молчание:
- Но я все равно не понимаю. Что ты хочешь сказать всеми своими фразами, иносказаниями, и, теперь вот, рассказами?
- Ты так и не понял?
- Нет. Обясни.
- Но я не хочу ничего объяснять. Пусть это делают другие.
- Но других тут нет.
- Зато они есть в других местах. Много мест.
- Но все же! Неужели ты не можешь серьезно отнестись серьезно даже к собственным словам? Не может быть, чтобы слова ушли впустую.
- Не может. Слова надо беречь. И не стоит их разбрасывать. Они не возвращаются.
- Тогда что?
- Ничего! Просто перестань относиться к миру серьезно. Иначе уподобишься котенку, поймавшему бабочку. Этот мир свит из шерсти и пыльцы. Он рожден в игре, и им играют. И он отвечает тем же. И нет никого, кто бы прервал эту удивительную игру. Не становись тем, кто отнимает игрушки. Становись тем, кто играет. И тебе это понравится!
М'айк по-прежнему, с довольным прищуром, глядел в костер. В языках его пламени, раздуваемых Ветром, не опаляя своих крыльев, порхала белая Бабочка.
Прикрепленные файлы
-
Майк.jpg 111,58К
88 Количество загрузок:
