Конец Спокойствию Нирна, или Поиск Единорога

Естественно, я не пошёл в таверну. Делать мне больше нечего, как потворствовать идиотам в их начинаниях? Я остался в библиотеке, залечивал ногу (четыре многостраничных тома на один мизинец — это жутко больно) и наводил порядок на стеллажах. За несколько дней до встречи с Сабинусом я нашёл один прелюбопытнейший стенд, где лежало несколько книг, покрытых, должно быть, вековой паутиной. В одной из них я не без удивления узнал «Наилучший и Прекраснейший Справочник по Всевозможным Приключениям», написанный Велоном Хвастливым. Опытный путешественник и хитрейший авантюрист, Велон был о себе весьма высокого мнения и стремился убедить окружающих в том, что он — лучший во всём. Велон даже странствовал только для того, чтобы как можно больше существ узнало о нём, повсюду распространял своеобразный культ имени себя и написал книгу, которая являлась наполовину автобиографией, а наполовину — руководством начинающим приключенцам. К слову, кончил Хвастливый не слишком-то хорошо — его съели людоеды из затерянного где-то в топях Аргонии племени, слыхом не слыхивавшие о его подвигах, зато на личном примере убедившиеся во вкусе мяса знаменитого ходока.

Когда я увидал, что вытащил на свет Магнуса (образное выражение, разумеется. Я был уверен, что, стоит мне вынести книгу на свет божий, та рассыплется прахом подобно истощённому вампиру), то на миг опешил. Казалось, судьба и провидение выстроились по струнке, чтобы собственнознаково вручить мне сей дар. Книга была потрёпанная, её кожаная обложка изрядно истёрлась, а золотое сечение на ней исчезло за многие годы, и теперь лишь буква «П» ютилась одиноко на переплёте, видимая в тусклом свете висевшей на стене лампы. К счастью, титульная страница была в порядке; так я и узнал справочник. Вообще, о нём ходили противоречивые слухи; кто-то слёзно благодарил труд Велона, говоря, что не прожил бы и часа без его подсказок. Другие от всей души желали остаткам Хвастливого вертеться в гнилостной земле Чернотопья, пугая умы недалёких аргониан. Согласитесь, очень неоднозначная книга.

«Справочник» лежал в руке, как пригревшийся котёнок. Отчего-то я сразу понял, что это оригинал, которому передалась непоседливость создателя и который теперь желает снова отправиться в путь. Оставалось только надеяться, что книга не получила от писателя ещё и фантастическую надменность.
Я положил труд жизни Велона на прикроватный столик. Всякий раз, когда я просыпался, первым делом я видел именно справочник. Впрочем, это не пробуждало в моей душе ни малейшего отклика. Так я и жил ещё дня четыре, пока ко мне снова не наведались.

Я смахивал пыль с полки, посвящённой книгам, описывающим способы получения магических эманаций из драконьего дерьма, когда парадная и единственная дверь в мою библиотеку распахнулась от сильного толчка. Стоит ли упоминать о том, что я в это время находился на вершине высокой лестницы? Воистину, хороший библиотекарь — это отличный акробат и неплохой скалолаз. Я подтвердил этот факт, удержавшись на месте, хотя прохладный каменный пол манил мою тушку вниз, обещая незабываемый поцелуй.

— Элберт, во имя шигоратовой бабушки! Почему ты не пришёл?! — Раздражённый крик Сабинуса изрядно действовал мне на нервы, расшатанные пребыванием на высоте. Поэтому мой ответ не отличался куртуазным изяществом, которому я научился из одного романа, посвящённого Прекрасной Даме.

— Драл я твои пятки, придурочный сын припадочной ослицы и пьяного до скампов даэдра! Я же чуть не грохнулся, ты, порождение двух умственно отсталых троллей! — Выдав эту гневную тираду, я стал спускаться. Достигнув земли, я ощутил, как улетучившаяся наверху уверенность возвращается ко мне. Взглянув на руки, я отметил, что они дрожали. Всё-таки я испугался.

Сабинус стоял с открытым ртом, уставившись на меня с таким видом, будто бы увидел призрака. Потом забавно, как вытащенная на берег рыбёшка, принялся шлёпать губами. Произнёс наконец, оправившись от шока:

— Эт ты откуда такому научился?!

— Школа жизни, — сказал я. На самом деле, ругательства я почерпнул из другого романа, в котором Прекрасная Дама попала в руки злых и очень озабоченных моряков. Многие эпизоды, продемонстрированные там, в свой время весьма поразили мой тогда тринадцатилетний ум. Хотя кончилось всё хорошо: Прекрасная Дама вышла замуж за капитана, и жили они долго и счастливо. Прощальная постельная сцена была описана с особым смаком.

— И когда успел… Так это я о чём? Ты не заходил, и я подумал, что нужно проведать тебя. Узнать, согласишься ли ты…

— Нет.

— Ну почему же? — Парень выглядел таким расстроенным, что я решил разъяснить своё решение.

— Понимаешь, я живу тут уже двадцать второй год. Меня не достают. Я хорошо питаюсь, занимаюсь любимым делом и неплохо развлекаюсь, читая книги. Зачем мне твоё Приключение? Оно только твоё.

— А как же дух странствий? Неужто он не посещал тебя, не заставлял мечтать о чём-то далёком?

— Единственный дух, который меня навещает, — это пыль. Да и к чему путешествия, если можно прочесть обо всём интересном? Извини, но я отказываюсь. — Я отвернулся от Сабинуса и взялся за лестницу. Надо подняться наверх и закончить с уборкой.

Раздавшийся вопрос заставил меня замереть. Он был хорош, это вопрос; залез в моё ухо и поселился в голове, вкрадчивым шепотом подтачивая волю:

— Разве ты никогда не хотел написать свою книгу? Признай, красиво пишут о чём-то, что испытали сами. Сидя здесь, ты не сможешь создать что-то действительно гениальное.

Отвратительно правдивое замечание. И впрямь, кто не желал бы погладить корешок собственноручно написанного тома? Чужие книги тоже бывают замечательны, но тебе никогда не избавиться от ощущения инородности, отторжения. «Не твоё» — вот что звучит в шелесте их страниц. Своя книга не будет вредничать, не будет падать всем своим весом на ногу; она поддержит в трудную минуту, покажет, что ты способен на что-то, не даст в обиду. И я прекрасно осознавал, в чём заключается разница между книгой, созданной из собственных эмоций, переживаний и мыслей, от пресной компиляции других творений. Нет, до компиляции, этого пошлого подобия творчества, я не опущусь! Но смогу ли я… Хочу ли я? Да! Значит, нужно где-то побывать. Что-то узнать, заработать опыт. А потом уже и определиться, о чём писать. Получается, я должен принять предложение этого пройдохи? На кого я оставлю библиотеку? Как проживут без меня подопечные?

Вопросы теснились в сознании, из-за чего оно вспухло, как тесто в кадушке. Я заработал честную головную боль, вне всяких сомнений. В поисках ответов я огляделся по сторонам, и мне послышалось воодушевляющее шуршание тысяч страниц; книги поддерживали меня. Они обойдутся без моей помощи некоторое время.

— Ну, раз они не против…

— Кто это — они? — Удивлённо поинтересовался Сабинус.

— Книги. Эх, а я ведь как раз собрался провести инвентаризацию… Ну ладно. Считай, что убедил меня.

Я поймал озадаченный взгляд будущего предводителя группы, идущей навстречу Приключениям. Должно быть, он думает, что я сошёл с ума. Как много теряют люди, отказываясь от вовлечения в бумажный мир!

— Тем не менее, нам всё ещё нужны священник и воин для хорошей группы, — сказав это, я осознал, что окончательно смирился с собственным решением. Такое бывает: мучаешься-мучаешься, напряженно размышляешь, а стоит сделать выбор, так — бац — решение перестаёт давить на голову, отцепляется и живёт собственной жизнью, паря где-то в вышине. И ты ничего с ним не поделаешь. Остаётся только расхлёбывать последствия, приятные или не очень — уже не важно.

— Я нашёл нам воина. А вот с храмовником посложнее будет. То есть я, конечно, отыскал согласного, но он… как бы выразиться попроще… за решёткой. Нет, он не сделал ничего особо плохого, — поспешил добавить Сабинус, глядя на моё медленно вытягивающееся лицо. — У каждого есть грешки, верное? Он просто платит за них. Но нам надо сделать так, чтобы заплатил он их сегодня ночью, и заплатил до конца.

— Мы должны будем выкрасть его? — Я не верил своим ушам. Приключение только началось, но до криминала мы дойти успели.

— Ну, можно и так сказать. Скорее, спасти от произвола властей.

— Звучит не слишком-то убедительно.

— А я что, на вступительных экзаменах в Винтерхолльский университет? Убедительно, не убедительно… — Сабинус быстро привык к роли лидера, и повелительные интонации в его голосе не отметил бы только глухой. — Сегодня ночью мы идём спасать нашего друга. Подготовься, собери всё необходимое в поездке, запечатай библиотеку — после посещения тюрьмы нам придётся сваливать из этого танства.

— Я его даже не знаю. В смысле, это понятно, но каким образом я являюсь другом человеку, которого в глаза не видел?

— Не придирайся к словам, Элберт. Какой же ты зануда… — С горестным вздохом заключил Сабинус и уселся на пошатывающийся стул, который я использовал как временную подставку для книг. Он был старше меня, и потому я всегда относился с почтением к сему предмету интерьера. Прежде чем сесть, спрашивал: «Не возразит ли господин стул, ежели я примощусь на его краешке?». Это был гарант того, что стул не сломается. Сабинус отверг установленные мной традиции, хотя и сделал это по незнанию, — и потому поплатился: стул, гордо скрипнув напоследок, подогнул под себя все три с половиной ножки и обвалился (иного слова не подберёшь) на пол, увлекая за собой усевшегося на нём имперца. Тот вскочил и покрыл площадной бранью несчастную мебель, меня, библиотеку и почему-то Акатоша. Кажется, Сабинус искреннее верил, что дракон времени обязан прикрывать непоседливого авантюриста круглые сутки.

Остаток дня я провёл, прибираясь в библиотеке. Расставил книги по полкам, погасил свет везде, кроме нужных проходов и помещений, собрал сумку со всей необходимым в пути: кучей свитков с заклинаниями, «Справочником» Велона, одеждой, спальным мешком и кое-чем по мелочи. Еда, как я рассчитывал, проблемой не будет: ею займётся воин.

На закате мы вышли. Я закрыл библиотеку на ключ. Защёлкивающийся звук замка принёс с собой щемящую горечь, этакий кислый привкус во рту, говорящий, что ты оставляешь позади себя большую часть того, чему посвятил жизнь. На дверь я повесил деревянную табличку с надписью «Ушёл на пять минут. Вернусь скоро». Так как норды всё равно не посещают читальный зал, мой обман продлится довольно долго; может, даже зарплату не перестанут начислять.

Наша прогулка закончилась у первого же канализационного люка. Убедившись, что на улице нет стражи, а редкие прохожие заняты исключительно собой, мы нырнули вниз. Хорошо, что я догадался надеть самую рваную одежду, потому что после такого турне от неё точно придётся избавляться. В канализации было темно, сыро и пахло плесенью вперемешку с нечистотами. Попискивание крыс вносило какое-то разнообразие, но, честно признаться, никакого удовольствия от пути по городской клоаке я не получил. Мерзкое занятие.

Я потратил свиток Света, и рядом с моим плечом теперь парил белоснежный пульсирующий сгусток, разгоняющий тьму впереди нас и отчасти тьму внутри нас. Одуряющий запах выводил из себя, и я бы давно рассвирепел или запаниковал, не будь поблизости этого комочка яркого дня.
Сабинус знал, куда шёл: он уверенно сворачивал на всех развилках, пропускал подъёмы вверх и в целом производил впечатление человека, знакомого с местными катакомбами.

Мы миновали несколько широких резных арок, неизвестно зачем поставленных посреди царства зловония, свернули налево, пройдя мимо груды костей, бывших когда-то целым скелетом. Если бы я порылся в ней, то нашёл бы ухмыляющуюся черепушку. Немного положительных эмоций пошло бы мне на пользу, а кто знает толк в веселье лучше, чем запечатанный вечностью оскал на лике мертвеца? Уж точно не клоуны. Унылые и скучные кривляки даже самих себя не рассмешат, а после одного случая с тортом у меня появилась самая настоящая фобия к разнообразным паяцам.

— А тут крокодилы не водятся? — Спросил я.

— Что такое крокодилы? — ответил вопросом самозваный проводник, обернувшись и едва не впечатавшись при этом в покрытую махровой плесенью стену.

— Э-э-э… Кто-то типа четвероногих аргониан.

— Ни один аргонианин в эту помойку не полезет, — с всезнающим видом сказал Сабинус, закончив отряхиваться от налипшей гнили.

— Крокодилы не разумны.

— Тем более, Элберт, тем более! Только тот, кто имеет наглость звать себя «разумным», погрузится в бочку с дерьмом до самого конца, лишь бы проверить, нет ли на дне мёда.

Это было не совсем то, что я ожидал услышать, но пришлось довольствоваться малым. Кроме того, судя по тому, что лидер пока не существующей команды соизволил остановиться рядом с лестницей, ведущей наверх, мы достигли цели. Какой бы грязной в обоих смыслах она ни была.

Лестница была металлическая, покрытая слоем склизкого налёта и ржавчины, мгновенно прилипшей к рукам. Она слегка пошатывалась, когда мы двигались по ней, ступеньки-прутья выжидали удобного момента, чтобы предательски спихнуть с себя ногу. Первым шёл Сабинус; где-то на пятом футе он остановился, зашумел чем-то железным. Щелчок, кряхтение имперца, свет, показавшийся после чуть ли не кромешной тьмы подземелий ослепляющим. Огонёк заклятья погас, зад проводника, который я имел честь лицезреть в течение нескольких минут, убрался с дороги, и я выбрался в коридор тюрьмы. Тут было уютнее, что ли; запах пота многих тел смешивался с вонью прелого сена, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось внизу. Я прислонился к сухой — сухой и относительно чистой — стене, и её холод остудил моё тело. В канализации царила жара.

— Дальше нужно вести себя тихо, если не хотим оказаться здесь в качестве постоянных обитателей, — прошептал Сабинус. Я согласно кивнул.

Прятаться в тенях, когда на каждом повороте горят факелы, — дело безнадёжное, поэтому мы не стали мучиться с этим и пошли без показательных натуг, стараясь, тем не менее, не шаркать или пинать попадавшиеся под ноги крохотные камушки. С этим мы справились на отлично.

— Ты знаешь, где его камера?

— Да. Я навещал его. Заодно запомнил проходы к нему.

— Хм, что-то тут не складывается. Зачем тут проход в канализацию и как ты умудрился запомнить такое количество информации всего за одно посещение?

— Никогда не жаловался на память. Для вора она необходима чуть ли не больше, чем умение обращаться с отмычками.

— А что с люком?

— Откуда я знаю, что он тут делает? Просто есть, и всё. Наверное, архитекторы из нордов никудышные. И вот ещё: подумай, если бы здесь не было этого люка, нам бы пришлось выдумывать способ проникнуть сюда, и не факт, что он сработал бы. — Сказал Сабинус и добавил: — Не забывай, это начало Приключения. Неужели не ясно, что Приключение и логика — вещи несовместимые, как, например, лошадь и высоченная отвесная гора? Лошади на гору не взобраться, как бы она ни старалась.

Я счёл за лучшее промолчать.

Мы потратили четверть часа на то, чтобы найти камеру священника. Четверть часа, наполненная отдалёнными голосами, хриплым сипением других арестованных, которым те отмечали наш путь. Стражу не позвал никто. Так, перемигивались, просили их выпустить, но больше для порядка. Людям было лень сбегать. На свободе их ждали преступления, которые они ещё успеют совершить, а пока что каторжники отбывали уже привычное наказание. Не стоило сбрасывать со счетов раскаяние, конечно, но бывших проституток я нигде не обнаружил, так что отбросил этот вариант как не имеющий смысла. И впрямь, какое раскаяние без проституток?

— Вот он, — пробормотал имперец.

— Господа, наконец-то! Я уже совсем заждался, — произнёс худощавый данмер, вынырнувший из сумрака камеры, представлявшей собой этакий каменный мешок без окон, ограниченный прутьями с одной стороны. Дверь тоже была сделана из штырей, разве что замок выделялся с нашей стороны. — Хотя на обед не было сыра, я всё ещё питал определённые надежды на ваш счёт.

— Сыр? — Недоверчиво сказал я.

— Без сыра нет удачи, открою вам секрет. Но стражники предпочитают скармливать те жалкие кусочки, которые достаются нам, бездомным псам. Такие сердобольные и такие нелепые, почти как заострённые железяки… как их там… Мечи.

— Что это с ним?

— Точно не уверен, но, по-моему, он рад нас видеть, — процедил сквозь зубы Сабинус, возясь с замком. Сложный попался, видимо.

Я вздохнул. Что-то подсказывало мне, что этот жрец не зря сидит здесь.

— Как тебя зовут хоть? — Обратился я к нему.

— Галмис. А что, вы из налоговой? Если да, то я заплатил положенную пеню ещё в прошлом квартале.

— А-а-а-га. Ты ведь священник?

— Виновен, мутсэра. Бывший.

— Какому богу поклонялся?

Галмис нервно хихикнул.

— Богу? Нет-нет, не богу. Даэдра. Шигорат, если точнее. Такой дедок с тростью. Мы с ним болтали много, я ему молился, делал, что он говорит. Всё было хорошо, а потом он пришёл и заявил: завязывай, говорит. Я и завязал. Пришёл в город и признался, мол, я даэдрапоклонник и хочу завязать. Мне сначала не поверили, пришлось завязать кролика. Или то был не кролик? Ну, такой, в перьях и квохчет.

— Курица?

— Нет… Начальник стражи! То есть до знакомства со мной он обходился без перьев, но квохтал ещё так. Кричал, ругался, а потом стал узлом. Нелепая жизнь, если вдуматься.

Я повернулся к имперцу. Тот ощупывал замок и вполголоса шептал что-то неприличное — его выдавала интонация.

— Он сумасшедший.

— Более или менее. Зато жрец. Это покрывает все его недостатки. Лучшей кандидатуры ещё не предлагали.

Я пожал плечами.

— Надеюсь, он может сдержать себя.

— А уж как я на это надеюсь!

Наш увлекательный разговор прервал звук быстро приближающихся шагов. Толстый стражник с недельной щетиной на щеках и изумлённым взглядом встал, как вкопанный, едва только увидел нашу компанию. Запинаясь, сказал:

— А чой-то вы тута забыли?

И я понял, что настал мой звёздный час. Достав из котомки толстенную книгу (тюремщик напрягся, когда я потянулся к сумке), я подошёл к толстяку и произнёс, пустив в ход самые обольстительные интонации:

— Господин, у вас не найдётся минутка поговорить о Боге?

— Чо-о-о-о? О кком щё бохе?

— О Едином, — закатив глаза в религиозном экстазе, я принялся быстро декламировать:

— Люди погрязли в грехах, тёмных и отвратительных. Души горели в очагах безверия, грязные языческие оргии заменили послушание и смирение. И тогда ОН спустился на землю, чтобы остановить беззаконие и беспорядки, кровосмесительство и духовное растление. Единый желал умереть, чтобы очистить свой народ от прошлых грехов, дабы тот начал свой новый путь с чистого листа, но ЕМУ не дали покинуть свою паству так быстро. ОН прожил долгую и удачную жизнь с многочисленной роднёй, выпустил множество законов и скончался в возрасте семидесяти шести лет в окружении родни. С тех пор, кстати, число семьдесят шесть является счастливым. Не хотите ли прочитать Кобибве? Это священная книга для каждого истинно верующего.

— Що за бредовое название?! Ви кто? Про шо вы талдычете? Нада б пазвать кого… — смущённый стражник распахнул пошире рот, чтобы крикнуть, но я наступил ему на ногу.

— Ой! За шо?!

— Жаль, конечно… — сказал я, и вся тысячестраничная мощь Кобибве впечаталась в рожу толстяка, отправив того в мир грёз на неопределённый срок. — Но иногда, если тебе наступили на одну ногу, ты просто не можешь подставить вторую. И ещё я запачкал книгу слюнями этого идиота.
Скрежет распахнувшейся двери заглушил мои последние слова. Выскочивший стрелой данмер затараторил:

— Идём-идём-идём!

— Нужно найти сторожку, где сидел этот хряк, — произнёс Сабинус, убирая в малозаметный на первый взгляд кармашек свои инструменты.

— Зачем?

— Узнаешь, — улыбнулся он. — А, и ещё. Зачем тебе эта книжонка?

— Не книжонка, а священная книга. Будет что почитать в дороге, — ответил я, убирая Кобибве обратно в сумку.

На поиски комнатёнки мы потратили ещё полчаса. Нам повезло, что толстяк дежурил один. Видимо, его напарник или напарники сочли своё присутствие не столь необходимым. Спасибо им за это. Я подумал было, что имперцу понадобилось паршивое вино, которым накачивался от скуки стражник, но Сабинус сделал кое-что другое: найдя на стене большой колокольчик, от которого шла куда-то в стену верёвочка, он стукнул по нему. Результат превзошёл наши — по крайней мере, мои — ожидания. Раздался пронизывающий звон, ворвавшийся, казалось, не только в помещение, где стояли мы, но и в каждый закуток тюрьмы. Имперец подал сигнал тревоги.

— На кой тебе это понадобилось, дубина ты безмозглая? Кретин, придурок, скампов тупица!

— Успокойся, — безумно щурясь, с непередаваемым удовольствием на лице сказал Сабинус. — Как встретишь Приключение, так его и проведёшь. Нам же не нужно сплошное уныние?

Обратный путь мы проделали, мчась со всех ног. Готов поклясться, в нас стреляли из луков, чего делать в узких проходах строго не рекомендуется. Я надеялся, что мне показалось, но, когда мы спустились в канализацию, Галмис вытряхнул из робы обломок стрелы. Эти норды — сущие дураки. Поэтому мы и оторвались.

— Куда теперь? — Пытаясь отдышаться, осведомился я. Нам следовало поторопиться; рано или поздно стража сообразит, что мы внизу, и последует за нами.

— Восточные конюшни. Нас ждёт воин. Его зовут Буграш, он орк.

Хоть кто-то нормальный. У нас будут лошади. Я с сожалением подумал, что теперь-то не видать мне зарплаты. Поднятая шумиха не оставляет иного выбора для ярла, кроме как начать расследование, а это означает, что отсутствие скромного библиотекаря и побег из тюрьмы свяжут на раз-два. Обидно.

Путь по катакомбам до конюшен не слишком-то отличался от дороги к темнице, разве что прибавились давящее чувство страха и ожидание, что нас вот-вот поймают. Звуков погони, однако, не было. Я думал, что из-за вони у меня заложило уши — защитная реакция мозга, а то в голове остался бы один дурно пахнущий смрад, — но всё оказалось куда лучше. Выбравшись в квартале от цели, мы кое-как перебрались через городскую стену, которую давно следовало укрепить, — камень рассыпался под ногами, а примостившиеся вплотную здания позволили нам пусть и без особой лёгкости, но перелезть и спрыгнуть в ров с прохладной, чуть подгнившей водой. Я порадовался, что сейчас не зима, ведь судороги во всём теле не способствуют дальним заплывам. Удивительно, как мы не свернули шеи или переломали ноги в ночной темноте.

Конюшня располагалась севернее, но к ней мы не отправились. Сабинус повёл нашу компанию к высокому холму справа. Я оглянулся: из глубины Виндхельма вверх вырывался густой столб чёрного дыма, заслоняя звёзды. Снизу его подсвечивала огненная кайма. Ветер донёс до меня аромат гари. Кажется, мы ничего не поджигали…

Разгадка не заставила себя ждать. Обойдя холм, мы натолкнулись на орка, очевидно бывшего Буграшем, и четырёх осёдланных лошадей. Запасных не было. Я хотел возмутиться этим фактом, но, присмотревшись внимательнее к орку, оторопел: на вид тому было не меньше ста лет. Казалось, в каждой из его морщин можно было спрятать не только нашу компанию, но вообще половину Скайрима! Ходил Буграш с трудом, опираясь, как на палку, на порыжевший от старости топор, который на вид годился только для колки дров.

— Что-то не так? — Спросил он. Его дыхание походило на дуновение времени, таким слабым и противным оно было.

Я досадливо отмахнулся и спросил, откуда в городе пожар.

— Это я его устроил, ага. Поджёг склад с тканями, ага. Вот переполох будет, ага. Наш уход останется незамеченным. Отвлекающий манёвр, вот как это звал мой учитель, — гордо сказал Бургаш и примолвил: — Ага.

Наверное, его учитель жил в Третьей Эпохе.

— И почему же ты не попался? Ты не выглядишь орком, способным убежать от сторожа. Да даже от бродячей кошки, честно говоря.

— Хех, всё намного проще. Я был тем сторожем. — Воздев палец вверх, изрёк орк, пошатнувшись, ибо ему пришлось оторвать одну руку от топора-костыля.

— Ага? — Уточнил я.

— Ага.

Галмис, в это время умащивающий своё седалище на спине пегой кобылки, решил напомнить о себе:

— А что делать с этими штуками? — И показал на поводья. Это единственное, что я узнал из конской амуниции, потому что, к стыду своему, совсем не умел ездить верхом. Его лошадь, к слову, почувствовав свободу, перестала стоять смирно и потихоньку отходила всё дальше.

— То есть ты никогда не путешествовал на лошадях? — Спросил Сабинус.

Отвечали мы со жрецом хором.

— Да.

Имперец поглядел на нас, слегка шокированный, и задумался.

— У нас нет времени учить вас сейчас, — заговорил он после пары минут. — Грузите ваши пожитки и берите лошадей под узду.

— Как грузить и что брать? — Я не слишком-то понимал, что происходит. Галмис же вообще выпал из реальности, сидя на пегой с закрытыми глазами без движений, и его кобылка тихой сапой отдалялась всё дальше. Сабинус, заметив это, с воплем бросился за ней и подвёл неудачливую беглянку к общему "табуну".

— Хорошо. Я сделаю всё сам. Смотрите и учитесь, — имперец глубоко задышал. Кажется, ему стоило больших усилий не озвереть.

В конце концов, Буграш и Сабинус сделали всю работу. Я боялся, что орк переломится пополам, когда возьмёт мою сумку, но обошлось: он просто согнулся так, будто бы на нём сидела парочка троллей.

— Огромное спасибо, — сказал Галмис и лихо вскочил на бедняжку-пегую. — Куда отправляемся?

— Ты. Умеешь. Ездить. На. Лошади. — Чуть ли не по буквам произнёс имперец, начиная наливаться красным.

— Не совсем. Скорее, позволяю ей везти меня. Но, кажется, это одно и то же для таких, как ты.

Только боязнь привлечь внимание остановила Сабинуса от немедленной расправы над хитрецом.

— Может быть, ты тоже просто... скрываешь свои таланты, а? — С глубоким вздохом поинтересовался лидер нашей компании, обращаясь ко мне.

— Нет. Где я вообще мог научиться этому искусству? Всю жизнь в одной библиотеке. — Я постарался улыбнуться наиболее обескураживающей улыбкой.

— А, всё равно тебе придётся сесть на лошадь. Ради одного мы не можем задерживаться. И без того уже...

С горем пополам меня посадили-таки в седло. Кое-как разъяснили, что делать. Теперь я прислушивался к своим ощущениям. Мир "за кормой" покачивался, моя вороная с парой белых пятнышек кобылка стояла смирно, но я чувствовал себя невесомым, как пушинка, едва заметно поднимаясь и опускаясь от любого её движения — да даже от дыхания! Боязливо держа в руках поводья, я попробовал рулить, но получалось не очень. Седло было неудобное, и я подумал, что после пары часов езды моя задница будет напоминать огромную стёртую в кровь лепёшку.

Я умудрился прослушать вдохновляющую речь Сабинуса. Как-то не подумал, что каждое начинание должно предваряться воодушевляющим обращением. Спохватившись, я насторожил ухо, но имперец уже заканчивал, произнося заключительные слова.

— Навстречу единорогу!

Все заулюлюкали, но тихонько, чтобы не испугать лошадей или не привлечь любопытного прохожего, который заглянет узнать, что за стойбище идиотов орёт под утро. Похоже, Приключение началось.