%TextNameA

Сумрачная слизь вновь расползлась по улицам города, будто огромное запотевшее зеркало человеческих грехов и порочности. Эта сырость роднит город с огромным старым коллектором, с канализационным туннелем, протянувшимся под кирпичным монстром подобно смрадному кишечнику. Прохожие смотрят под ноги с опаской, встречаясь в размытом зеркале асфальта со своими безликими тенями. Эти силуэты абсолютно точно передают их собственное "Я" - пустое, серое, безнравственное, бездушное. Жаль, что зеркала в домах так не умеют.
Свист тормозов, визг мокрых шин по скользкой дороге, шелест ветра в страницах газет и разбросанном мусоре. Стрелки на часах загоняют людей домой, подчиняя себе их время: женщины спешат на очередной фильм, мужчины торопятся к холодным бутылкам и горячим ночам, дети с кислой миной лежат в кроватях, завистливо слушая реплики взрослых. Это так странно - сначала люди создают вещь для своих нужд, используют её, а потом вдруг - щёлк! - и изобретение начинает навязывать человечеству свои правила, диктовать образ жизни, менять мировоззрение... В рабстве у собственных игрушек.
"20 июня, сопливо-холодно. Нашел Карриган Стрит и дверь ублюдка, убившего в парке Роуз Никерман. Декстер Гарри Хадсон, тридцать семь лет, вдовец, жена погибла при странных обстоятельствах, детей не имеет. Безработный."
Безработный. Не обремененные трудом руки частенько измазаны кровью по самые локти. В конце концов, скатываться всегда намного проще, чем взбираться, верно?..
В потертом замке засуетились отмычки, управляемые судорожной белой перчаткой. Пара привычных уху щелчков, небольшой скрежет - и дверь покорно заскрипела не смазанными петлями. Фигура в шляпе и кожаном пальто огляделась по сторонам и тут же растворилась в тенях коридора.
Роуз Никерман, студентка, девятнадцать лет. Ничем не примечательна, не пользовалась популярностью, жила обычной студенческой жизнью, подрабатывала. Любила алкогольные посиделки в кругу одногруппников, часто возвращалась домой через парк. Изнасилована и убита три дня назад. Смазливая мордашка теперь с укором смотрит на остальных с надгробной плиты.
Комната "4", зеленая дверь, никогда не закрыта даже на щеколду. Только безумцы и самоуверенная мразота после убийства не ждет у себя дома ангела отмщения, оставляя квартиру нараспашку. Мол, заходите, мне плевать на всех вас! Без доказательств вы ничего не получите!
Бедняга забыл, что слуги Божьи видят всё. Придется преподнести ему этот урок.
- Кто там? - донеслось из полутьмы, перекрикивая завывающего комментатора футбольного матча. Сегодня играли серьезные соперники - "Ангелы Свифт" и "Скары", и счет все еще не сдвинулся с мертвой точки.
- Эй? - обеспокоился Хадсон, и по полу покатились пустые пивные бутылки. - Есть тут кто?..
Ублюдок замер, я тоже. Сквозняк, думает он, пока моя фигура сливается с висящей недалеко от входа верхней одеждой. Еще секунда - и вот он проходит, открывая себя моему взору.
Да, это он. Второй небритый подбородок, небольшая залысина, пугливо выглядывающий из-под майки животик. На лице красуется синяк - подарочек от Никерман, преподнесенный пяткой. Мне кажется, такого презента мало. Мне кажется, отпечаток моей подошвы будет в самый раз.
Декстер прикрыл дверь и поплелся обратно, не забыв приложится к банке "Хайникен". По обрюзгшим щекам потекли, одна за одной, капли напитка, преодолевая жировые складки и смешиваясь с потом, пятная бывшую когда-то белой майку. Отвратительное зрелище, но я даже не морщусь - я привык к этому. Он тоже не морщится - убийца видел и похуже, что сказать: кровь, выпущенные внутренности, грубо отсеченные конечности... После такого человек выходит на новую ступень жестокости, моральные принципы для него либо растворяются в слезах всё новых и новых жертв, либо становятся оружием внутренней Фемиды, делящей человечество на бешеных псов и их жертв. Оправданных не существует, отдавших в тюрьме долг обществу - тоже.
Убийца девятнадцатилетней Роуз Никерман видел ужас, заползший под кожу девушки, видел умоляющий взгляд, слёзы. Но самое худшее он увидит сегодня, прямо перед своей смертью - сам Лик Ужаса, лик жестокой справедливости, лик неизбежности наказания. Мой лик.
Наводку на дом убийцы дал старый Джи Бороу, бездомный, ошивающийся той ночью неподалеку от Карриган Стрит. Пока негр копался в мусорном баке, мимо него спешно прошагал человек, сжимавший пропитанный чем-то сверток. С ткани падали редкие капли, которые бомж принял за бобовый соус и поскорее слизал.
Бобовый соус оказался бобово-человеческим.
Маньяк отрубил молодой девушке руку. Уже три убийства с одним и тем же почерком, а копы продолжают хлопать ушами и расследовать исчезновение породистых кошек у одной богатой и влиятельной стервы пенсионного возраста. Возможно, они зачешутся после пятого однорукого трупа, возможно - после седьмого, но отдать на заклание еще четыре чьих-то жизни, чтобы чудо наконец произошло... Полицейский отдел - не какой-нибудь гребаный храм с гребаным языческим божеством, требующим гребаное жертвоприношение, в конце концов.
Развалился на диване и спокойно залипает на матче, сжимая пиво в алюминиевом гробу. Шум болельщиков, разрывающий запылившиеся динамики, успешно скрывает мои шаги. С пятки на носок, с пятки на носок, с пятки на...
Дзынь!
- Что? - подскакивает Декстер, пока я проклинаю покатившуюся бутылку. - Ты кто такой, клоун?!
Выпрямляюсь. Прятаться теперь бессмысленно, он прекрасно видит меня. Видит и боится.
- Ты, мудачье в пятнистой маске, что здесь делаешь?! - Хадсон на глазах эволюционировал до человека разумного, вытянув из-за пояса заточку. Сжимаю и разжимаю кулаки, прошибая урода взглядом насквозь, наслаждаясь его чувством. Даже в воздухе, даже между молекулами этот запах - он в ужасе.
- Ну все, сейчас ты сдохнешь, даун! - зарычал он наконец, бросаясь вперед. Нервишки-то пошаливают, черт побери.
Хватаю одну из бутылок, рядком устроенных на одной из покосившихся полок, и шагаю навстречу. Острие рассекает воздух, зеленоватое стекло разбивается на множество мелких осколков, значительно умерив пыл Хадсона. Столкновение стеклотары с черепушкой - дело нехитрое, но действенное: серое вещество с одной извилиной решает сохранить равновесие, уронив своего носителя на грудь.
- Роуз Никерман, девятнадцать лет, студентка, - наклонился я к обмякшему то ли от страха, то ли от удара бутылью по лбу ублюдку, - была найдена мертвой в парке. Хелли Грин, двадцать один год, - продолжаю, схватив его правую руку и пробив металлической ножкой дивана.
- А-а-а, что ты делаешь, придурок! - заорал маньяк, активно зашевелившись. Чересчур активно - выдаю порцию анестезии прямо по лицу, разбивая скулу.
-... Двадцать один год, есть дочь. Убита в Кенсингтонском переулке, - отхожу от постанывающего Хадсона, выискивая то, что пригодится для вынесения решения суда. - Кэтрин Фиерра, двадцать один год, танцовщица в ночном клубе. Обнаженное и изуродованное тело выловили из реки сотрудники полиции...
То, что нужно. Хорошая рукоять, удобная. Сразу видно, что сделана на славу, для приятной работы. Что же, дадим ей реабилитироваться за прежние прегрешения.
-... Итак, как минимум три убийства, с особой жестокостью. Слишком много для такого ничтожества, как ты, не находишь? - наступаю на ладонь свободной, разрывая пространство неприятным хрустом и очередной порцией криков и стонов. Вторая нога вдавливает предплечье, фиксируя.
- Господи, я отдам тебе все, клянусь, а-а-а! - рыдает прижатый к полу убийца, пытаясь поднять взгляд. - Забери мои деньги, я никому не скажу, честно!
- Я заберу то, что считаю нужным, Декстер Гарри Хадсон, - рычу я в ответ. - Для начала - твою руку.
Лезвие мачете впивается в плоть маньяка, заставляя того истошно орать. Второй удар, третий... Рукоять лежит, как влитая, посылая удар точно в цель, с нужной силой.
- Приятно? О, уверен, она украсит твою коллекцию, ублюдок, - разрубаю последний лоскут, связывающий Хадсона с его конечностью.
- Ты сгоришь в аду, понял?! А-а-а, урод! Мразь!
Анастезия. На этот раз - ногой.
- Итак, часть долга ты обществу отдал. Мои поздравления, - наступаю на спину, предотвращая попытки подняться. - Даже не часть - треть. Зачем нести такие обязательства перед миллиардами людей, м? Я помогу тебе расплатиться.
Орудие возмездия описывает дугу и пробивает левый локоть, застревая где-то на середине. Новые брызги крови, новые повизгивания хищника, вместо скота попавшего на забой и осознавшего это слишком поздно.
- Так держать, Хад, - переворачиваю агонизирующий обрубок, ставя ногу на грудь. - Твой кредит почти погашен. Только вот третьей руки у тебя нет... - почесываю шляпу, изображая замешательство. - Знаешь, нога бы вполне сошла оплатить оставшиеся тридцать три процента, но за эти пару дней, что я потратил на твои поиски, накрутились еще несколько... Ничего личного.
Прикладываю мачете к горлу, выбирая место удара. Замах по траектории к высшей точке, выдох и...
- НЕ-Е-Е-кх-х... - захлебнулся в крови маньяк, глядя мне прямо в глаза. Он словно смотрит сквозь маску, будто видит мои очи и чует эту ненависть, источаемую ими. Когда голова покатилась в сторону, этот наполненный ужасом взгляд отпечатался в ней навсегда. Взгляд, на котором растянулось моё лицо. Интересно, а что он увидел в этих пятнах перед своей смертью?..
Телевизор взрывается ликованием. Матч окончен со счетом "один-ноль".
"Один-ноль" в мою пользу.

Жестокость порождает жестокость, насилие порождает насилие. Это - собачья чушь, направленная на умы потенциальных жертв.
Жестокость порождает страх. Бешеный пес запугивает людей, жестоко расправляясь с кем-то из них, разгрызая устои цивилизации, наполняя все варварством и вандализмом. Ответный удар запугивает уже самих псов, давая понять: правило жестокого убийства работает в обе стороны. Ответный удар предостерегает от опрометчивых решений, вроде продажи наркотиков детям или забивания арматурой до смерти случайного прохожего. Пёс понимает, что если справедливость доберется до него, то он будет пережевывать ВИЧ-инфицированные иглы шприцов или полностью сломает себе все кости все той же железякой. И это пса останавливает.
Человек сам наполняет мир жестокостью. Брань, ненависть, нужда - все это подталкивает к деяниям бесчеловечным, неестественным. В природе убивают ради пропитания, в мегаполисе убивают ради процесса, ради адреналина, ради новых ощущений и следующей ступени в познании жизни. В мегаполисе убивают, ибо знают, что максимальное наказание - это тюрьма для отбросов общества вроде него. Если каждый из потенциальных преступников будет представлять перед злодеянием не толстых копов с бурито, а пятна на моей маске, то я успокоюсь.
Жестокость порождает человек, и лишь ответная жестокость может остановить все это безумие, сломать замкнутый круг. Но, пожалуй, хватит теории. Практика, практика и ничего, кроме практики.
"21 июня, стареющий ветреный вечер. Конвейер справедливости начал свою работу, курьер - лучший работник месяца. Мистер Роршах."