« То, что нас не убивает »

– Ах, ты ж паскуда!
Грохот.
– Да какого скампа я тебя вообще пустил-то!
Топот ног по лестнице.
– Да чтоб ты сдох, пес паршивый! Чтоб у тебя отсохло всё! Чтоб ты..!
Стук входной двери, скрип ступеней и снова топот босых ног.
На этот раз по доскам двора. Позади, в доме, продолжала бушевать буря. Потому-то Эндрас и принял благоразумное решение убраться от туда как можно скорее. Даже скорее, чем потрудился натянуть портки. И вот теперь он несся по дороге, подставив ясному Вварденфелльскому солнышку самые что ни на есть беззащитные тылы.

— Нельс!
— Быстрей, залезай на гуара!
Топот ног и возмущенная брань были рядом, так же как и угроза оказаться на вилах для барда, который, кстати, уже сидел сзади данмера и всем телом жался к его спине. Гуар раздраженно фыркнул, когда Нельс Ллендо пришпорил его под бока, и помчался вперед, настолько скоро, насколько позволял вес седоков, пустив пыль подбежавшим разъяренным людям в глаза. Они пытались еще догнать крупное позвоночное с выраженными чертами рептилии, но не смогли, и, плюнув и звучно выругавшись, ушли восвояси.
Гуар вез их по узким улочкам базара в Суране, распугивая своим цоканьем когтей прохожих-покупателей. Эндрас, воспользовавшись их некой неуловимостью, стащил с корзинки одной женщины пирожок. Нельс молчал. Повисла напряженная тишина, для них обоих, конечно, но никак не для оживленного полуденного базарного переулка. Когда они миновали торговую площадь и оказались у небольшого фонтана со скамьями, Нельс остановил гуара и слез, похлопав скотинку по голове. Следом слез и поэт, жуя пирожок, который оказался с крабовым мясом.
— И во что ты опять вляпался, скажи на милость? – недовольно буркнул Нельс, зыркнув на друга. Тот лишь пожал плечами, проглатывая кусок.
— Давай, рассказывай. Твоя задница ни за что ни про что никогда не попадает в передряги.
Эндрас закатил глаза:
— Ну, подумаешь, задолжал я одному борделю пару золотых. Спокойно, сородич, я обещал вернуть, как только заработаю, но меня преследует злой рок! Здесь никому не нужен такой выдающийся бард, как я! Представляешь, меня везде гонят в шею! – сородич молча смотрел на него. — Не сверли меня своим взглядом, муцерра! Хорошо, уговорил, это не все. Ко мне прицепилась, как квам, хозяйка заведения - Хельвиан Дезель. Нет, Нельс, я за ней не ухлестывал, больно надобно. Скажу по секрету: она – старая толстая уродина, кикимора болотная! Ее муженек попер на меня с вилами, крича, что я оскорбил его честь, охмурив его «ненаглядную» жену, но друг мой, какая у этой свинячьей морды честь, нету ее, тю-тю! О боги, никогда я столько не бегал, как сегодня! Еле ноги унес, благо тебя увидел.
Он хотел было продолжить свою тираду, но данмер прервал его:
— Лезь на гуара, и поехали.
Бард моргнул:
— Куда?
— На Красную гору, Эндрас. В Дом земных наслаждений этот, расплатимся.
— Но у меня нет золота!
— Зато у меня есть. Поторапливайся, садись, или хочешь, чтобы тебя кто-нибудь из гнавшихся увидел?
Эндрас повиновался и снова вскарабкался на рептилию позади Нельса, обхватив его руками, чтобы не свалиться на скаку.

Суран – городок, уютно пристроившийся на обрывистом побережье озера Масоби. Истинная жемчужина Аскадианских островов.
В помещении было душно и скверно пахло чем-то непонятным, что заставляло всех морщить нос, но только не Нельса Ллендо, данмерского пройдохи и сердцееда. Он шел к стойке, около которой толпилось немало завсегдатаев этого прискорбно-мерзкого заведения. Эндрас знал бордели и получше, но пребывание в южной части Вварденфелла привело его сюда. Нельс отодвинул одного подвыпившего охотника за головами, так и норовящего наступить ему на ногу и взглянул на супруга хозяйки борделя. Тот был пузатым небритым имперцем, с заплывшим жиром лицом, со свинячьими глазками и противными короткими волосатыми руками, говорил он, запинаясь, неграмотно, то и дело вытирая потные ладони о грязно-серую рубаху. Муженек, завидев Эндраса, перекосился от ярости и сжал руки в кулаки.
— Явился, гад ползучий! – рявкнул он, выходя из-за стойки. Посетители стали с интересом наблюдать за происходящим.
— Должок вернуть пришел, — теперь уже бард не боялся, что его могут побить, ведь с ним сородичь данмер, который, кстати, уже успел положить руку на плечо имперца и сдержать его от нападок на ехидно ухмыляющегося эльфа.
— Убери руку, паршивец! – пузатый мужчина хотел вырваться, но железная хватка бандита никогда не давала слабины.
— Скажите, сколько этот трубадуришко задолжал, — спокойно и холодно проговорил Нельс, но снова встретил яростное сопротивление.
— Никуда он не уйдет, покуда не заплатит за мое унижение и унижение моей жены! – лицо побагровело от натуги, а руки начали трястись.
— Ишь, какой непонятливый! Ничегошеньки я не делал с твоей старухой! – возмутился Эндрас, видимо, уставший повторять одно и то же этому тупоголовому человечишке. – Я с скампихами не вожусь!
— Эндрас, заткнись, — процедил сквозь зубы Нельс и снова обратился к изрыгающему ругательства имперца.
– Так сколько?
— Триста септимов и десять ударов его тренькалкой по башке!
— Что-то многовато за три раза с той кхаджиткой! – и тут бард понял, что ляпнул лишнего.
Несколько находившихся завсегдатаев ахнули, другие же, видимо, тоже осведомленные, что здесь промышляют и такими делами, просто покачали головами, мол, попал мужик. Здесь было не принято в открытую заявлять, кого тот или иной посетитель снимал на ночь, это знали только хозяйва заведения, которые немного опешили, как, собственно, и сам Нельс. Он стоял и недоуменно глядел на сопевшего от досады Эндраса, который повернулся к нему спиной и сложил руки на груди. Довольно быстро придя в себя, Нельс вынул из мешочка, висевшего на поясе, триста септимов и, положив их на стойку, воспользовался моментом и потащил дружочка-барда за локоть на выход. Отойдя подальше от борделя, данмер втолкнул Эндраса в узкий переулочек.
— А, — небрежно махнул рукой тот, отвечая на невысказанный вопрос, который читался на лице Нельса, — захотелось разнообразия.
Он промолчал. Бард нелепо почесал затылок и добавил:
— Я был сверху.
Физиономия Нельса говорила: «Не вдавайся в подробности», и, глядя на нее, хотелось рассмеяться, настолько глупой и нелепой она была. Но Эндрасу было не до смеха. Он хлопнул Нельса по плечу, что-то буркнул себе под нос и уже собирался смыться, как ощутил, что его все еще прижимают к стене каменного дома. Снова повисла тишина.
— Может, пустишь? – спросил, наконец, он, стараясь больше не смотреть в глаза данмера. Он отошел, освобождая другу путь. Когда Эндрас ушел, Нельс вернулся к гуару, взял под уздцы и повел к выходу из города. Больше ему здесь делать нечего. Наверное.

Эндрас шел по улицам быстро, не останавливаясь, желая скорей покинуть этот городишко. Хорошо, что в этом захолустье его творческую персону знала лишь определенная группка богатых людей, которые выходили в свет, нежели эти простаки-горожане. Он впервые не хотел привлекать на себя ничье внимание. Даже когда какая-то растяпа-девица с размаху врезалась в него и начала краснеть и извиняться, бард не остановился, а просто побрел дальше, пиная носком ботинка камешки.
«Промолчал, значит. Ну ладно, пусть думает» — крутилось в голове трубадура, когда он подходил к воротам. Но все же в его мысли забрался вопрос, от которого сердце невольно екнуло. А что Нельс скажет, когда обдумает?
«Сейчас даже за поцелуйчик садят в яму, не говоря уже о том, что делал я. Да и люди на улице как завидят, так камни только и свистят! Гонят вилами, а монахи вообще розгами лупят, несмотря на все их запреты. Нет, конечно, в поэтических кругах встречаются те, кто с мужиками, того. Эээх, дурная моя башка!»
Цоканье Эндрас услышал уже тогда, когда шел по дороге, огражденной полями с двух сторон, но не обернулся, пока всадник не опередил его и не перегородил путь. Конечно же, это был Нельс. Вот этого-то эльф и хотел и не хотел: вроде бы и услышать надобно, чтоб душу отвести, и боязно как-то, что лучше б вообще не знал, не видел и не слышал. Гуар тихо фыркнул и потопталась на месте, поднимая пыль и песок в воздух. Эндрас не смотрел на бандита, что сейчас сверлил его взглядом, от которого невольно пробегали мурашки по коже у всякого, но только не у трубадура. Он уже привык к молчанию, которым Нельс не брезговал. Вот и в этот момент бард подумал, что данмер будет молчать, будет ждать, пока он сам что-нибудь скажет, но нет.
— Садись.
— А…
— Мне безразлично, с кем ты кувыркаешься. Лезь на гуара, и поехали.