1
Вьюга над Дайренгольским перевалом (часть 1)
Написано Daniel_Chizh,
19 декабря 2020
·
306 просмотры
рассказ tes
Необходимое предисловие:
Что же сделать в первую очередь, вернувшись на tesall, как не рассказать старую историю на новый лад? "Вьюга над Дайренгольским перевалом" была первым моим рассказом, который я здесь опубликовал. Сердце моё исполнено благодарности к отважным первопроходцам, которые упорно пробивались через тернии сырого и шероховатого текста чтобы узнать историю преданного воина Эмера, затерявшегося в снежной буре. Без тёплых слов их поддержки в самом начале моего пути потерялся бы и я... Спасибо, друзья, от всего сердца.
А если вы читаете это впервые - что ж, я искренне желаю вам приятного путешествия и благодарю за то, что решили уделить внимание моим историям.
Буду рад видеть вас всех в комментариях после.
И ещё одна вещь.
А хотите прочесть рассказ в атмосферном рисованном оформлении? Если да - вам сюда.
https://drive.google...X5fCB0Sk-OSCSaW
Ну а если вы предпочитаете классический черный по белому текст - то продолжайте здесь.
И в обоих случаях - приятного чтения, друзья.
Вьюга над Дайренгольским перевалом
Вспышка. Свет. Без красок и оттенков, без полутонов. Безжалостно яркое сияние заполонило всё, бледное и мертвенное. Некуда было отвести взгляд – ничего иного не существовало. Лишь бесконечная пелена полыхающего зарева, что отзывалась болью в напряжённых глазах. Мгновенье за мгновеньем падали в вечность, и на безжизненном холсте смутно проступило движение. Причудливый танец множества белых пылинок, едва заметных на немногим более светлом фоне. Снег.
Холод. Мучительный холод сковывает руки и ноги, в которых едва теплится жизнь, пробирает до самого сердца железной хваткой ледяных когтей. Из неё не вырваться, и не пытаюсь. Зачем? Останусь здесь, лёжа на пронзительно мёрзлом ложе, наблюдая за тем, как падает снег. И всё уйдет, угаснет понемногу. Останется лишь белесая мгла, за которой нет уже ничего.
Боль. Клинком коварного злодея она вонзилась в душу, и волна ослепляющей агонии прокатилась по всему телу, сминая все прочие чувства, разрывая их в клочья. Свет вокруг померк когда отчаянный крик обернулся едва слышным хрипом, а разрываемое на части тело против воли приподнялось над стылой землёй.
Смерть. Она повсюду, со всех сторон. Куда ни глянь – вокруг её трофеи: тела, застывшие и неподвижные. Десятки и сотни. Одни сверкают сталью начищенных нагрудников, хранящих тех, кому защита больше не нужна. Иные закутаны в шкуры и меха, что больше не согреют их. Некоторые всё ещё сжимают в руках клинки и топоры, которым уже некого разить. Потемневшая кровь успела впитаться в белый покров и припасть снегом сверху, смешаться с ними раствориться в нём. Мой взгляд скользит от одного навек застывшего мертвеца к другому, и нет на чём ему остановиться – вокруг нет ничего, кроме покойников и сугробов.
Память. Она тоже здесь – похоронена под снегом вместе с павшими. Краем глаза я различаю её в вихрях поднимающейся метели – призрачные силуэты налетают друга на друга, сражаются и умирают. В голосе ветра я слышу эхом лязг стали и крики умирающих. Но стоит мне задержать на них взгляд или напрячь слух – как всё пропадает без следа.
Я потряс головой, прогоняя наваждение. Нет, ничего этого нет. Нет вокруг движения, кроме падающего с неба снега. Нет ни звука – только ветер. Всё закончилось вчера. Я был здесь, сражался вместе с теми, кого теперь укрыл белый саван зимы. А потом всё стихло.
Чувства возвращались ко мне. С каждым глотком ледяного воздуха я раздувал в сердце трепещущий огонёк жизни. Тепло его пламени понемногу растекалось телом, охватывало руки и ноги, отзывалось покалыванием в разминаемых пальцах.
Холод разжимал свои челюсти, нехотя отпуская свою добычу, но он не уходил – его пронизывающе морозное дыхание по-прежнему пробирало до костей. Я пошевелился, подвигал руками и ногами – и боль вновь напомнила о себе. Но для воина она – старый друг. Верный спутник, говорящий: ты ещё здесь, ты всё ещё жив. А раз так – надо вставать.
Я осторожно повернулся набок, опираясь на руку, затем медленно встал на ноги, постепенно выпрямляясь. Когда я оттолкнулся ладонью от промёрзшей земли – та заходила ходуном под моими ногами. Весь мир, казалось, норовил вот-вот перевернуться. Я широко развёл руки в стороны, отчаянно ловя равновесие, подобно рыбаку в лодке, терзаемой в море ненастной бурей. Качка понемногу сошла на нет, и тогда я, твёрдо стоя на ногах, выпрямился во весь рост.
Метель набирала силу, вздымая колючие вихри, завывая голосами горных духов. За завесой снега смутно проступала громада близких гор. Это север. Знание об этом пришло нежданно, подобно льду замёрзшего озера, открывшемуся под дыханием ветра. С ним пришли два названия – «Ротгарианские горы» и «Дайренгольский перевал» – будто луч света пробился через ледяную броню, блеснув во мраке. Мы должны были защитить перевал, удержать их по ту сторону любой ценой. Кого? Почему? И кто такие Мы? Увы, проблеск исчез, омут памяти вновь затопила тьма, и не разглядеть, какие ещё тайны скрылись под её покровом.
Значит, мои враги пришли с северных гор. Я и соратники мои встретили их здесь, и разразилась битва. Кто победил? И ради чего был бой? Это предстояло выяснить позже. Сейчас же я сделал единственное, что мне оставалось – повернулся спиной к горам и направился в противоположную сторону, на юг.
Осторожно обходя лежащих в снегу воинов, я бегло осматривал каждого, стараясь не вглядываться в лица. Надежда найти других выживших ещё тлела во мне. Братьев ли моих по оружию или вчерашних врагов – уже не важно. Кого угодно, чьё сердце ещё билось, сражалось за жизнь. Но и быстрого взгляда на лежащие на морозе тела хватало, чтобы понять: Аркей уже сопроводил их души в последний путь. Ещё несколько минут напряжённых, отчаянных поисков понадобилось прежде, чем я понял – всё тщетно. На поле смерти живых не осталось.
Вскоре я уже избегал смотреть на них. Путь их закончился, и я больше ничего не мог для них сделать. Им теперь суждено было остаться здесь навсегда. А мне нужно было идти дальше, пока я ещё мог. Теперь мой взгляд был устремлён в переплетение снежных вихрей впереди, силясь пронзить их хоть на мгновение и разглядеть, что ждёт меня за ними. Тоже безуспешно.
Я не знал, куда я шёл, не ведал, что ждало меня дальше. Я твёрдо знал одно: здесь была лишь смерть. Чудом сохранённую мне жизнь даром отдавать не стоило. Поэтому – я решил идти, покуда хватит сил. Если удача мне улыбнётся – я сумею добраться до людского жилья, или хотя бы найду место где устрою лагерь. Сейчас важно одно – поскорее оставить позади перевал, с которого спустилась наша погибель. Пробираясь вперёд, я резко остановился и замер на месте без движения. Я был не один.
Черное пятно на белом холсте в десяти шагах впереди. Тонкая фигура в тяжелом зимнем плаще с капюшоном. В пол оборота ко мне, опустившись на одно колено, она склонилась над одним из погибших, и бережным движением закрыла навсегда его глаза. Я не видел, но знал, какой у него был взгляд – погасший, остекленевший, направленный в пустоту, что ждёт нас за гранью. Незнакомец в плаще медленно поднялся, опираясь на дорожный посох, и теперь я разглядел иссиня чёрного ворона на его плече. В тот же миг птица разрезала мёртвую тишину на поле битвы громогласным «КАРРР!!!», и голова в капюшоне повернулась в мою сторону.
Моё сердце дёрнулось испуганной птицей, пронзённой ледяной стрелой. Мороз суровой метели, кружащей вокруг подобно стервятнику, не мог сравниться с тем холодом, что стиснул мою душу. Вздрогнув от смутного предчувствия, я пригляделся. Передо мной был не солдат – не было при нём ни оружия, ни доспехов. Под капюшоном не видел я лица – казалось, вместо него под накидкой растекалась тьма, непроницаемая и безграничная. И сейчас она смотрела прямо на меня.
Фигура не двигалась. Стояла там же, где я впервые её увидел, и лишь ветер приподнимал полы тяжелого плаща. Ворон на плече не шевелился, и вместе они походили на высеченного из камня давно забытого идола из ушедших времён. Их облик не таил угрозы, но чем дальше, тем яснее проступало чувство: это вестники моей смерти.
Вот он каков – конец моего пути. Теперь можно не торопиться. Страха нет и уже не будет, осталась только усталость. Я не нашёл бы в себе сил бежать, да и зачем? Это уже не поможет. Захотелось сесть на заснеженную землю прямо здесь, но я не стану: это не пристало воину, за которым пришла его смерть. Когда она сделала шаг в мою сторону – я лишь улыбнулся.
Осторожно ступая, она шла свежим снегом, окружённая мертвецами, и ветер с воем кружил вокруг неё. Чёрный ворон восседал на её плече недвижимо, как изваяние. Достойный спутник для молчаливой госпожи, которую каждому суждено однажды встретить. Она пришла на поле боя за нами, не разделяя правых и виноватых, святых и грешных. Всех она готова принять с распростёртыми объятиями. Так было всегда. Сейчас она подойдет, и лёгким касанием пальцев закроет мои глаза, а затем… «затем» уже не будет. Когда до неё оставалось несколько шагов – я вдохнул морозный воздух полной грудью. В последний раз.
Нас разделяло лишь несколько шагов когда она остановилась, и осталась так стоять. Всё замерло, и жизнь моя застыла, ожидая своей развязки. Казалось, умолкнул даже горный ветер. Снежинки беззвучно падали вокруг, будто крупицы в песочных часах. Из-под капюшона вырвалось облачко пара, затем рука поднялась и потянула капюшон назад, приоткрыв лицо.
Длинные волосы рассыпались эбеновой волной. Молодая девушка, не разменявшая ещё третий десяток, глядела на меня колким и цепким взглядом карих глаз. Ни страха, ни злости не выдавали они – лишь спокойный интерес и сосредоточенность. Но крылось за этим что-то ещё. Я будто смотрел в тёмный омут вырубленной во льду озера полыньи, и видел игру света на сокрытом толщей вод дне. Солнечные блики играли там, позволяя не видеть, но угадывать контуры и смутные очертания. В её взгляде мне виделась тень печали и тоски, а ещё, кажется, там блеснула искра сочувствия. Сочувствия ко мне.
– Ты из тех, кто сражались здесь вчерашней ночью, - произнесла она глубоким и спокойным голосом, скорее, утверждая, чем спрашивая. Я кивнул.
– Тебе не нужно меня бояться, - продолжила она. – Я не причиню тебе вреда.
Долгий и протяжный выдох вырвался из моих уст. Я медленно поднял ладони к лицу и провёл ими сверху вниз, будто смывая родниковой водой незримую пелену. Затем снова взглянул на незнакомку. Передо мной был человек из плоти и крови. Живой. Обычная девушка. Худощавая, немного суровая и по-своему красивая – той красотой, что подобна больше терпкому крыжовнику чем сладкой вишне. Мои глаза обратились к ворону, что, не моргая, следил за мной, повернув голову. Просто птица. Мираж рассеивался, истаивал как снег на солнце, а жизнь – продолжалась.
Я скользнул взглядом по накинутому на плечи зимнему плащу девушки, а затем обратил внимание на сжимаемый ею посох. Неровный, с вырезанными на потемневшем дереве загадочными знаками. Кое-где – с врубленными в него длинными когтями и клыками неведомых созданий, обвязанный чёрными бусами. Он не походил на обычную палку, какие берут порой в дорогу скитальцы.
– Ты ранен? – заговорила его владелица.
Я поднял взгляд.
– Я… не знаю, – произнёс я и вздрогнул от звука собственного голоса: до того тихо и слабо он звучал. – Кажется, нет. По крайней мере, я могу идти. Только я ничего не помню. Ни боя, ни того, что было до него – вообще ничего. Кажется, мне здорово досталось.
Огонёк сострадания в её глазах разгорелся ярче, как тёплый костёр посреди безбрежной зимней ночи.
– Похоже, - повторила она. – Пойдем со мной. У меня здесь хижина недалеко. Там я постараюсь тебе помочь.
Заметив, как я покосился вновь на её посох, она ответила на незаданный вопрос:
– Я ведьма.
Вьюга набирала силу. Северный ветер, дувший с перевала, пробирал до костей своим морозным дыханием. Вздымаемые им колючие снежинки носились вокруг ненастным роем. Я едва мог разглядеть что-то дальше своего носа и наверняка потерялся бы, если бы не моя проводница. Она стойко выдерживала холодное дыхание гор и уверенно шла вперёд, видно, точно зная направление – куда-то на юг, к долине внизу. Я шёл за ней следом и старался не отставать. Ведьма или нет, другого выбора у меня не было – разве что побрести наугад в метель, да так и сгинуть в снегах.
– Как далеко идти к твоей хижине? – спросил я, кутаясь в рваный плащ. Он совсем не согревал, и холод нещадно пронзал его своими морозными клыками.
– Недалеко, – послышался голос спереди. – Пожалуй, даже слишком близко.
Слишком близко? Я было растерялся, затем понял – слишком близко от поля боя, отгремевшего здесь вчера. И правда – кто будет рад, если к его дому подступит война?
– Ты живёшь в деревне? Люди, должно быть, напуганы вчерашней битвой…
– Нет никакой деревни. Просто дом. На много верст вокруг нет людского жилья, кроме хижины Старой Гретты. Туда мы сейчас и идём.
– Старая Гретта? Кто это? – удивился я.
– Неужто не слыхал? – не сбавляя ход, вопросила девушка. – Родители в долинах пугают непослушных детей именем Горной Ведьмы, и путники стараются обойти это место стороной. За полвека в этом краю столько историй родилось, неужели все они прошли мимо твоих ушей?
– Если и слышал – то сейчас не вспомню, – растерянно произнёс я. – Но постой, неужто ты хочешь сказать, что…
– … что я и есть Старая Гретта, страшная колдунья с пустошей? А почему бы и нет? – она остановилась и обернулась вполоборота. Я замер. Глаза её закрывал капюшон, подбородок был вздёрнут, а губы не улыбались. – Слишком молодо выгляжу? Ну так всякий знает, что ведьма личины меняет как одежду, и какой захочет морок может навести. Что с того, если тебе и правда посчастливилось встретить знаменитую Гретту, ту, что на короткой ноге с даэдра и одним взглядом может навек проклясть?
Я не знал, что и думать. Память молчала – или я и правда ни о какой Гретте никогда не слыхал. Впрочем, если я нездешний – то и не должен был. Со слов моей спутницы выходило, что это опасная колдунья. Но если это она и есть – зачем она мне всё это выкладывает? Разве что… разве что она полностью уверена в том, что мне это никак не поможет. Как только это уложилось в моей голове, незнакомка едва заметно ухмыльнулась – будто трещина пробежала по льду.
– Не нужно бояться. Я же сказала, что не причиню тебе вреда. Я не Гретта, – устало добавила она, – и уж тем более не Старая. Я Беатрис. Просто Беатрис.
– Я Эмер, - произнёс я в ответ и удивился тому, как внезапно вынырнуло из замётов памяти моё имя. Беатрис кивнула.
– Будем знакомы, Эмер, – и, развернувшись, она направилась дальше, а я – следом. Голоса наши терялись в дыхании ледяных ветров подобно тому, как сами мы были затеряны средь бескрайних снегов.
Вскоре Беатрис стала рассказывать. Давным-давно ещё её прапрапрабабка – прабабка Старой Гретты – поднялась в горы, оставив в долинах свою прошлую жизнь, и построила себе хижину на склоне горы. Теперь уже никто не скажет, почему. Может, её изгнали за тяжкий проступок, а может, она сама искала одиночества и покоя. А может, есть правда и в том, и в другом. Много воды утекло с тех пор, и она унесла с собой тайны прошлого. Известно лишь, что с тех пор уже не одно поколение их семьи родилось и умерло там, затерянные средь вечных холодов, вдали от всех. Теперь туда направлялись и мы. Девушка затихла, и пока мы шли дальше, сопровождал нас лишь голос горной метели, несший одну суровую истину – иди вперёд или пропади.
Когда ведьма заговорила вновь, то поведала, что колдовской дар был в их семье издревле, может, от самой прапрапрабабки. Он передавался по наследству, а с ним – колдовские амулеты, обереги, посохи, и самое важное – знание. Тайные имена духов гор и ветров, названия чародейских трав, руны, заключающие в себе непостижимую силу. С каждым новым поколением знание множилось, ветвилось, пускало корни глубоко к сердцу гор подобно могучему древу. Так и жила здесь их семья, занятая постижением колдовских секретов и тихой жизнью вдали от хоженых путей, городов и деревень, вдали от всей мирской суеты. Ни зверь, ни человек не тревожил их здесь. Битва, что разразилась здесь вчера, была первым значимым событием за долгие, долгие годы. Беатрис надеялась, что последним.
Дальше шли молча. Беатрис затихла, погрузившись в свои мысли. А может, просто успела уже сказать всё, что хотела. Я же пытался ухватиться за смутные образы, то появлявшиеся в моем измученном разуме, то вновь исчезавшие. Я брёл в снегах, но перед моим взором стояла деревня, залитая солнцем, утопающая в зелени садов. Мелькнуло лицо красивой русоволосой девушки. Кто она? Кажется такой знакомой, близкой... Сейчас она далеко. Далеко отсюда, от замёрзших гор, где бушует свирепая метель, засыпая снегом безжизненные скалы. Нет, она сейчас на юге. Там ярко светит солнце на ясном небе, там тепло, а воздух полнится ароматами трав и фруктов. В эту мысль мне хотелось верить, и я бережно хранил её, будто тлеющий уголёк костра, не давая угаснуть. Но это не спасало от невыносимого холода.
Что-то было не так. Эта мысль пришла внезапно, промелькнула ледяным предчувствием беды. Что-то стряслось ещё, кроме битвы, кроме ран, кроме утерянных воспоминаний. Что-то… хуже. Но что ещё могло произойти? Может, во мне говорит усталость и печаль? Будто всего пережитого мало... Отдохнуть. Мне нужно отдохнуть, нужна передышка. Немного покоя и всё пройдёт. Но пока где-то рядом с сердцем засела ранящая острыми гранями льдинка.
Хижина показалась нежданно, вынырнула из пурги на нашем пути, словно заплутавший странник. Невысокая, приземистая, срубленная из грубо отесанных бревен. Снег укрыл её со всех сторон, лишь ко входу вела едва расчищенная тропинка. Заканчивалась она у массивной двери, сколоченной из двух широких досок. Их поверхность была покрыта причудливой вязью рунических символов, грубых и угловатых, как и сам дом, вырезанных на твёрдом дереве сильной рукой. Эти загадочные письмена не были мне знакомы, и смысл написанного ускользал от меня. Быть может, это были обереги, хранящие дом от беды, а может, то были колдовские знаки. Беатрис поравнялась с дверью, замерла на миг, что-то тихо сказав. Я не разобрал слов, и, кажется, предназначались они не мне. Затем она отворила дверь и шагнула в объятия тьмы, таящейся за порогом. Я последовал за ней.
Как и снаружи, здесь царила стужа. В маленьком каменном очаге напротив входа дрожало пламя, но оно было не в силах с ней совладать. Пронзительный до боли холод – от него, видно, нигде было не укрыться. Как же она здесь живёт?.. Потолок был низким, по его краям висели связки сушёных трав, листьев и кореньев. В неярком свете они отбрасывали на стены причудливые, искажённые тени, пляшущие в разлившемся по дому полумраке подобно настоящему травяному морю, колышущемся на несуществующем ветру. Колдунья сорвала с одной такой связки пучок каких-то листьев, бросила в огонь – и он взвился вверх, полыхнул, разгораясь с новой силой. В комнате сразу стало светлее, а воздух наполнился неясным, едва ощутимым терпким ароматом.
Теперь я мог разглядеть хижину ведьмы получше. Сбоку от камина вынырнул из мрака стул, видно, вырезанный из цельного бруска дерева. Слева в углу ютился видавший виды шкаф, дверца которого потемнела от времени и покосилась. К боковой стене примыкал стол, на котором лежало несколько свёртков разных размеров, обёрнутых мешковиной и перевязанных верёвками. Блеснули, отражая огонь в очаге, несколько бутылей из тёмного стекла. С противоположной стороны стояла невысокая кровать, застеленная одеялом из шерсти. Пол укрывали несколько овечьих шкур. Единственное окно выходило на восток и сейчас было надёжно закрыто тяжелыми ставнями. Ворон смахнул с плеча хозяйки и устремился в угол, где уселся на насест из сухих ошкуренных веток. Затем повернул голову боком и уставился на меня немигающим взглядом чёрного как беззвёздная зимняя ночь глаза.
– Ты живёшь здесь одна? – я повернулся в сторону стоявшей у камина Беатрис. Она протягивала руки к огню, тянулась к его спасительному теплу, силясь согреться посреди заполонившего, казалось, весь мир холода.
– Одна? Нет, со мной Элги, – ответила она немного отвлечённо, выныривая из омута своих мыслей. Ощутив моё смятение, она повернула голову, улыбнувшись краем губ, и кивком указала на угол, откуда за мной молчаливо наблюдала птица.
– Элги, значит, – повторил я за ней, покосившись на ворона.
– Умная птица, – колдунья снова повернулась к очагу, чей свет обрамлял её длинные чёрные волосы золотистым ореолом. – Всегда внимателен, примечает зорким глазом такое, что я сама порой не разгляжу. Никогда не мешает и не отвлекает, а главное – не болтает попусту.
Не зная, стоит ли расценивать последний комментарий как намёк, я рискнул осторожно продолжить.
– Вы вдвоем здесь живёте? А где остальная твоя родня?
Беатрис смолчала. Когда я уже уверился, что она не ответит, девушка молвила:
– Они живут в горах вокруг. Кто по двое, по трое, кто сам по себе, как я, – она вновь ненадолго затихла, а затем продолжила: – В нашем роду ценят уединение. Каждый занимается своим делом и не мешает другим. Видимся, когда в том возникает нужда. Нечасто.
Я обвёл взглядом нехитрое убранство жилища.
– А ты, выходит, живёшь в старом доме, том, что построила ещё твоя прапрапрабабушка?
– Да. Это та самая хижина, где позже жила её правнучка, Старая Гретта, заслужившая среди жителей долин славу столь же громкую, сколь и недобрую. Мне она приходилась бабушкой. Ну а теперь это мой дом, – она повернулась ко мне вполоборота. – Потому, что заслужила, – её взгляд и голос были тверды как скалы Ротгарианских гор.
На сей раз я решил закончить с расспросами.
– А теперь, если я удовлетворила твоё любопытство… - взгляд ведьмы смягчился, и вновь в нём сверкнула искра сочувствия. – Давай займёмся тобой.
– Мной? – удивился я. – Я в порядке, кажется. Уже ничего не болит. Мне бы только немного отдохнуть. Если бы не этот невыносимый холод повсюду… – невольно добавил я, не ведая, что всё ещё говорю вслух.
Беатрис слушала, внимательно глядя на меня и не упуская, кажется, ни единого слова. Когда я закончил, она вновь нырнула взглядом в сполохи пламени, пляшущие на грубо сколотых дровах в камине. Затем потёрла ладони одна о другую, встряхнулась и сказала:
– Да, отдых и покой – это то, что тебе сейчас нужно.
Развернувшись, колдунья сделала шаг к стене и решительным движением сорвала пучок каких-то трав, из тех, что висели под дощатым потолком. Наклонившись у очага, она подожгла край связки, выпрямилась и медленно двинулась по кругу, обходя меня слева направо.
– Не двигайся и ни о чём не беспокойся, - размеренно звучал её голос. Это залечит твои раны, а затем ты уснёшь долгим сном без сновидений. Когда ты проснёшься – всё будет в порядке.
От зелья в её руках исходил приятный аромат, свежий и бодрящий. Едва заметный сизый дым растекался по хижине, густел, собираясь под крышей, оборачиваясь туманом, в котором тонуло колдовское разнотравье.
Насколько я доверяю Беатрис? Осколки памяти понемногу собираются воедино, и я начинаю вспоминать давно услышанное и забытое. Как те слухи, что вечерами кочуют из уст в уста в заполненных посетителями залах трактиров или средь странников у костра. Были средь них истории о колдунах и ведьмах, живущих в горах – и рассказывались эти истории всё больше шёпотом. Быть может, от этого заклинания я усну вечным сном? Бежать, развернуться и бежать за порог, в снега, навстречу метели, напрячь все силы и хоть как доползти до какой деревни, хотя бы хутора или, может, лагеря охотников? Но зачем ей меня убивать? Если мой труп ей нужен – то на поле битвы их полно. Хотела бы моей смерти – могла бы просто подождать. Нет, здесь дело явно не в этом. А за порог, в таком виде – да на мороз, не зная дороги… Это – верная смерть. Какие бы намерения ни были у ведьмы – а без её доброй воли мне с этих гор живым не уйти. Мне нужна её помощь – и она не похожа на злодея, что погубит доверившегося человека в беде. Так говорило мне скованное холодом сердце. И я доверился. Стоял неподвижно, вдыхая седой туман и растворяясь в нём.
Колдунья взяла приставленный к стене резной посох, и, сев на устланный шкурами пол, положила его на колени скрещённых ног, другой рукой держа перед собой истекающий туманом моток трав. Затем она закрыла глаза и тихо запела. Мелодично и почти ласково произносила она слова древнего заклятья. Я не понимал их значения и никогда прежде не слыхал такого наречия.
Дым вокруг пришёл в движение, медленно закручиваясь спиралью и поднимаясь выше, будто повинуясь сокрытой в незнакомых мне словах силе, их загадочному смыслу. Я почувствовал, как мои веки тяжелеют, и чувство покоя медленно наполняет мою душу. И когда стало казаться, что я вот-вот усну, ладони вдруг обожгло леденящим холодом. Он растекался по жилам, поднимаясь к плечам, одновременно впившись морозными клыками в бедро. Сонливость мигом развеялась, как клубы пара под дыханием северных ветров. Я поднёс руки к лицу вверх ладонями – и не увидел ничего, что могло бы объяснить это чувство: будто я крепко-накрепко ухватился за огромную глыбу льда.
– Беатрис, это ты делаешь?.. – вопросил я, одновременно опуская взгляд на своё бедро и осторожно ощупывая его немеющей рукой – к нему будто приложили брусок лежавшего на морозе металла. – Заклинание должно так действовать?
Что же сделать в первую очередь, вернувшись на tesall, как не рассказать старую историю на новый лад? "Вьюга над Дайренгольским перевалом" была первым моим рассказом, который я здесь опубликовал. Сердце моё исполнено благодарности к отважным первопроходцам, которые упорно пробивались через тернии сырого и шероховатого текста чтобы узнать историю преданного воина Эмера, затерявшегося в снежной буре. Без тёплых слов их поддержки в самом начале моего пути потерялся бы и я... Спасибо, друзья, от всего сердца.
А если вы читаете это впервые - что ж, я искренне желаю вам приятного путешествия и благодарю за то, что решили уделить внимание моим историям.
Буду рад видеть вас всех в комментариях после.
И ещё одна вещь.
А хотите прочесть рассказ в атмосферном рисованном оформлении? Если да - вам сюда.
https://drive.google...X5fCB0Sk-OSCSaW
Ну а если вы предпочитаете классический черный по белому текст - то продолжайте здесь.
И в обоих случаях - приятного чтения, друзья.
Вьюга над Дайренгольским перевалом
Вспышка. Свет. Без красок и оттенков, без полутонов. Безжалостно яркое сияние заполонило всё, бледное и мертвенное. Некуда было отвести взгляд – ничего иного не существовало. Лишь бесконечная пелена полыхающего зарева, что отзывалась болью в напряжённых глазах. Мгновенье за мгновеньем падали в вечность, и на безжизненном холсте смутно проступило движение. Причудливый танец множества белых пылинок, едва заметных на немногим более светлом фоне. Снег.
Холод. Мучительный холод сковывает руки и ноги, в которых едва теплится жизнь, пробирает до самого сердца железной хваткой ледяных когтей. Из неё не вырваться, и не пытаюсь. Зачем? Останусь здесь, лёжа на пронзительно мёрзлом ложе, наблюдая за тем, как падает снег. И всё уйдет, угаснет понемногу. Останется лишь белесая мгла, за которой нет уже ничего.
Боль. Клинком коварного злодея она вонзилась в душу, и волна ослепляющей агонии прокатилась по всему телу, сминая все прочие чувства, разрывая их в клочья. Свет вокруг померк когда отчаянный крик обернулся едва слышным хрипом, а разрываемое на части тело против воли приподнялось над стылой землёй.
Смерть. Она повсюду, со всех сторон. Куда ни глянь – вокруг её трофеи: тела, застывшие и неподвижные. Десятки и сотни. Одни сверкают сталью начищенных нагрудников, хранящих тех, кому защита больше не нужна. Иные закутаны в шкуры и меха, что больше не согреют их. Некоторые всё ещё сжимают в руках клинки и топоры, которым уже некого разить. Потемневшая кровь успела впитаться в белый покров и припасть снегом сверху, смешаться с ними раствориться в нём. Мой взгляд скользит от одного навек застывшего мертвеца к другому, и нет на чём ему остановиться – вокруг нет ничего, кроме покойников и сугробов.
Память. Она тоже здесь – похоронена под снегом вместе с павшими. Краем глаза я различаю её в вихрях поднимающейся метели – призрачные силуэты налетают друга на друга, сражаются и умирают. В голосе ветра я слышу эхом лязг стали и крики умирающих. Но стоит мне задержать на них взгляд или напрячь слух – как всё пропадает без следа.
Я потряс головой, прогоняя наваждение. Нет, ничего этого нет. Нет вокруг движения, кроме падающего с неба снега. Нет ни звука – только ветер. Всё закончилось вчера. Я был здесь, сражался вместе с теми, кого теперь укрыл белый саван зимы. А потом всё стихло.
Чувства возвращались ко мне. С каждым глотком ледяного воздуха я раздувал в сердце трепещущий огонёк жизни. Тепло его пламени понемногу растекалось телом, охватывало руки и ноги, отзывалось покалыванием в разминаемых пальцах.
Холод разжимал свои челюсти, нехотя отпуская свою добычу, но он не уходил – его пронизывающе морозное дыхание по-прежнему пробирало до костей. Я пошевелился, подвигал руками и ногами – и боль вновь напомнила о себе. Но для воина она – старый друг. Верный спутник, говорящий: ты ещё здесь, ты всё ещё жив. А раз так – надо вставать.
Я осторожно повернулся набок, опираясь на руку, затем медленно встал на ноги, постепенно выпрямляясь. Когда я оттолкнулся ладонью от промёрзшей земли – та заходила ходуном под моими ногами. Весь мир, казалось, норовил вот-вот перевернуться. Я широко развёл руки в стороны, отчаянно ловя равновесие, подобно рыбаку в лодке, терзаемой в море ненастной бурей. Качка понемногу сошла на нет, и тогда я, твёрдо стоя на ногах, выпрямился во весь рост.
Метель набирала силу, вздымая колючие вихри, завывая голосами горных духов. За завесой снега смутно проступала громада близких гор. Это север. Знание об этом пришло нежданно, подобно льду замёрзшего озера, открывшемуся под дыханием ветра. С ним пришли два названия – «Ротгарианские горы» и «Дайренгольский перевал» – будто луч света пробился через ледяную броню, блеснув во мраке. Мы должны были защитить перевал, удержать их по ту сторону любой ценой. Кого? Почему? И кто такие Мы? Увы, проблеск исчез, омут памяти вновь затопила тьма, и не разглядеть, какие ещё тайны скрылись под её покровом.
Значит, мои враги пришли с северных гор. Я и соратники мои встретили их здесь, и разразилась битва. Кто победил? И ради чего был бой? Это предстояло выяснить позже. Сейчас же я сделал единственное, что мне оставалось – повернулся спиной к горам и направился в противоположную сторону, на юг.
Осторожно обходя лежащих в снегу воинов, я бегло осматривал каждого, стараясь не вглядываться в лица. Надежда найти других выживших ещё тлела во мне. Братьев ли моих по оружию или вчерашних врагов – уже не важно. Кого угодно, чьё сердце ещё билось, сражалось за жизнь. Но и быстрого взгляда на лежащие на морозе тела хватало, чтобы понять: Аркей уже сопроводил их души в последний путь. Ещё несколько минут напряжённых, отчаянных поисков понадобилось прежде, чем я понял – всё тщетно. На поле смерти живых не осталось.
Вскоре я уже избегал смотреть на них. Путь их закончился, и я больше ничего не мог для них сделать. Им теперь суждено было остаться здесь навсегда. А мне нужно было идти дальше, пока я ещё мог. Теперь мой взгляд был устремлён в переплетение снежных вихрей впереди, силясь пронзить их хоть на мгновение и разглядеть, что ждёт меня за ними. Тоже безуспешно.
Я не знал, куда я шёл, не ведал, что ждало меня дальше. Я твёрдо знал одно: здесь была лишь смерть. Чудом сохранённую мне жизнь даром отдавать не стоило. Поэтому – я решил идти, покуда хватит сил. Если удача мне улыбнётся – я сумею добраться до людского жилья, или хотя бы найду место где устрою лагерь. Сейчас важно одно – поскорее оставить позади перевал, с которого спустилась наша погибель. Пробираясь вперёд, я резко остановился и замер на месте без движения. Я был не один.
Черное пятно на белом холсте в десяти шагах впереди. Тонкая фигура в тяжелом зимнем плаще с капюшоном. В пол оборота ко мне, опустившись на одно колено, она склонилась над одним из погибших, и бережным движением закрыла навсегда его глаза. Я не видел, но знал, какой у него был взгляд – погасший, остекленевший, направленный в пустоту, что ждёт нас за гранью. Незнакомец в плаще медленно поднялся, опираясь на дорожный посох, и теперь я разглядел иссиня чёрного ворона на его плече. В тот же миг птица разрезала мёртвую тишину на поле битвы громогласным «КАРРР!!!», и голова в капюшоне повернулась в мою сторону.
Моё сердце дёрнулось испуганной птицей, пронзённой ледяной стрелой. Мороз суровой метели, кружащей вокруг подобно стервятнику, не мог сравниться с тем холодом, что стиснул мою душу. Вздрогнув от смутного предчувствия, я пригляделся. Передо мной был не солдат – не было при нём ни оружия, ни доспехов. Под капюшоном не видел я лица – казалось, вместо него под накидкой растекалась тьма, непроницаемая и безграничная. И сейчас она смотрела прямо на меня.
Фигура не двигалась. Стояла там же, где я впервые её увидел, и лишь ветер приподнимал полы тяжелого плаща. Ворон на плече не шевелился, и вместе они походили на высеченного из камня давно забытого идола из ушедших времён. Их облик не таил угрозы, но чем дальше, тем яснее проступало чувство: это вестники моей смерти.
Вот он каков – конец моего пути. Теперь можно не торопиться. Страха нет и уже не будет, осталась только усталость. Я не нашёл бы в себе сил бежать, да и зачем? Это уже не поможет. Захотелось сесть на заснеженную землю прямо здесь, но я не стану: это не пристало воину, за которым пришла его смерть. Когда она сделала шаг в мою сторону – я лишь улыбнулся.
Осторожно ступая, она шла свежим снегом, окружённая мертвецами, и ветер с воем кружил вокруг неё. Чёрный ворон восседал на её плече недвижимо, как изваяние. Достойный спутник для молчаливой госпожи, которую каждому суждено однажды встретить. Она пришла на поле боя за нами, не разделяя правых и виноватых, святых и грешных. Всех она готова принять с распростёртыми объятиями. Так было всегда. Сейчас она подойдет, и лёгким касанием пальцев закроет мои глаза, а затем… «затем» уже не будет. Когда до неё оставалось несколько шагов – я вдохнул морозный воздух полной грудью. В последний раз.
Нас разделяло лишь несколько шагов когда она остановилась, и осталась так стоять. Всё замерло, и жизнь моя застыла, ожидая своей развязки. Казалось, умолкнул даже горный ветер. Снежинки беззвучно падали вокруг, будто крупицы в песочных часах. Из-под капюшона вырвалось облачко пара, затем рука поднялась и потянула капюшон назад, приоткрыв лицо.
Длинные волосы рассыпались эбеновой волной. Молодая девушка, не разменявшая ещё третий десяток, глядела на меня колким и цепким взглядом карих глаз. Ни страха, ни злости не выдавали они – лишь спокойный интерес и сосредоточенность. Но крылось за этим что-то ещё. Я будто смотрел в тёмный омут вырубленной во льду озера полыньи, и видел игру света на сокрытом толщей вод дне. Солнечные блики играли там, позволяя не видеть, но угадывать контуры и смутные очертания. В её взгляде мне виделась тень печали и тоски, а ещё, кажется, там блеснула искра сочувствия. Сочувствия ко мне.
– Ты из тех, кто сражались здесь вчерашней ночью, - произнесла она глубоким и спокойным голосом, скорее, утверждая, чем спрашивая. Я кивнул.
– Тебе не нужно меня бояться, - продолжила она. – Я не причиню тебе вреда.
Долгий и протяжный выдох вырвался из моих уст. Я медленно поднял ладони к лицу и провёл ими сверху вниз, будто смывая родниковой водой незримую пелену. Затем снова взглянул на незнакомку. Передо мной был человек из плоти и крови. Живой. Обычная девушка. Худощавая, немного суровая и по-своему красивая – той красотой, что подобна больше терпкому крыжовнику чем сладкой вишне. Мои глаза обратились к ворону, что, не моргая, следил за мной, повернув голову. Просто птица. Мираж рассеивался, истаивал как снег на солнце, а жизнь – продолжалась.
Я скользнул взглядом по накинутому на плечи зимнему плащу девушки, а затем обратил внимание на сжимаемый ею посох. Неровный, с вырезанными на потемневшем дереве загадочными знаками. Кое-где – с врубленными в него длинными когтями и клыками неведомых созданий, обвязанный чёрными бусами. Он не походил на обычную палку, какие берут порой в дорогу скитальцы.
– Ты ранен? – заговорила его владелица.
Я поднял взгляд.
– Я… не знаю, – произнёс я и вздрогнул от звука собственного голоса: до того тихо и слабо он звучал. – Кажется, нет. По крайней мере, я могу идти. Только я ничего не помню. Ни боя, ни того, что было до него – вообще ничего. Кажется, мне здорово досталось.
Огонёк сострадания в её глазах разгорелся ярче, как тёплый костёр посреди безбрежной зимней ночи.
– Похоже, - повторила она. – Пойдем со мной. У меня здесь хижина недалеко. Там я постараюсь тебе помочь.
Заметив, как я покосился вновь на её посох, она ответила на незаданный вопрос:
– Я ведьма.
Вьюга набирала силу. Северный ветер, дувший с перевала, пробирал до костей своим морозным дыханием. Вздымаемые им колючие снежинки носились вокруг ненастным роем. Я едва мог разглядеть что-то дальше своего носа и наверняка потерялся бы, если бы не моя проводница. Она стойко выдерживала холодное дыхание гор и уверенно шла вперёд, видно, точно зная направление – куда-то на юг, к долине внизу. Я шёл за ней следом и старался не отставать. Ведьма или нет, другого выбора у меня не было – разве что побрести наугад в метель, да так и сгинуть в снегах.
– Как далеко идти к твоей хижине? – спросил я, кутаясь в рваный плащ. Он совсем не согревал, и холод нещадно пронзал его своими морозными клыками.
– Недалеко, – послышался голос спереди. – Пожалуй, даже слишком близко.
Слишком близко? Я было растерялся, затем понял – слишком близко от поля боя, отгремевшего здесь вчера. И правда – кто будет рад, если к его дому подступит война?
– Ты живёшь в деревне? Люди, должно быть, напуганы вчерашней битвой…
– Нет никакой деревни. Просто дом. На много верст вокруг нет людского жилья, кроме хижины Старой Гретты. Туда мы сейчас и идём.
– Старая Гретта? Кто это? – удивился я.
– Неужто не слыхал? – не сбавляя ход, вопросила девушка. – Родители в долинах пугают непослушных детей именем Горной Ведьмы, и путники стараются обойти это место стороной. За полвека в этом краю столько историй родилось, неужели все они прошли мимо твоих ушей?
– Если и слышал – то сейчас не вспомню, – растерянно произнёс я. – Но постой, неужто ты хочешь сказать, что…
– … что я и есть Старая Гретта, страшная колдунья с пустошей? А почему бы и нет? – она остановилась и обернулась вполоборота. Я замер. Глаза её закрывал капюшон, подбородок был вздёрнут, а губы не улыбались. – Слишком молодо выгляжу? Ну так всякий знает, что ведьма личины меняет как одежду, и какой захочет морок может навести. Что с того, если тебе и правда посчастливилось встретить знаменитую Гретту, ту, что на короткой ноге с даэдра и одним взглядом может навек проклясть?
Я не знал, что и думать. Память молчала – или я и правда ни о какой Гретте никогда не слыхал. Впрочем, если я нездешний – то и не должен был. Со слов моей спутницы выходило, что это опасная колдунья. Но если это она и есть – зачем она мне всё это выкладывает? Разве что… разве что она полностью уверена в том, что мне это никак не поможет. Как только это уложилось в моей голове, незнакомка едва заметно ухмыльнулась – будто трещина пробежала по льду.
– Не нужно бояться. Я же сказала, что не причиню тебе вреда. Я не Гретта, – устало добавила она, – и уж тем более не Старая. Я Беатрис. Просто Беатрис.
– Я Эмер, - произнёс я в ответ и удивился тому, как внезапно вынырнуло из замётов памяти моё имя. Беатрис кивнула.
– Будем знакомы, Эмер, – и, развернувшись, она направилась дальше, а я – следом. Голоса наши терялись в дыхании ледяных ветров подобно тому, как сами мы были затеряны средь бескрайних снегов.
Вскоре Беатрис стала рассказывать. Давным-давно ещё её прапрапрабабка – прабабка Старой Гретты – поднялась в горы, оставив в долинах свою прошлую жизнь, и построила себе хижину на склоне горы. Теперь уже никто не скажет, почему. Может, её изгнали за тяжкий проступок, а может, она сама искала одиночества и покоя. А может, есть правда и в том, и в другом. Много воды утекло с тех пор, и она унесла с собой тайны прошлого. Известно лишь, что с тех пор уже не одно поколение их семьи родилось и умерло там, затерянные средь вечных холодов, вдали от всех. Теперь туда направлялись и мы. Девушка затихла, и пока мы шли дальше, сопровождал нас лишь голос горной метели, несший одну суровую истину – иди вперёд или пропади.
Когда ведьма заговорила вновь, то поведала, что колдовской дар был в их семье издревле, может, от самой прапрапрабабки. Он передавался по наследству, а с ним – колдовские амулеты, обереги, посохи, и самое важное – знание. Тайные имена духов гор и ветров, названия чародейских трав, руны, заключающие в себе непостижимую силу. С каждым новым поколением знание множилось, ветвилось, пускало корни глубоко к сердцу гор подобно могучему древу. Так и жила здесь их семья, занятая постижением колдовских секретов и тихой жизнью вдали от хоженых путей, городов и деревень, вдали от всей мирской суеты. Ни зверь, ни человек не тревожил их здесь. Битва, что разразилась здесь вчера, была первым значимым событием за долгие, долгие годы. Беатрис надеялась, что последним.
Дальше шли молча. Беатрис затихла, погрузившись в свои мысли. А может, просто успела уже сказать всё, что хотела. Я же пытался ухватиться за смутные образы, то появлявшиеся в моем измученном разуме, то вновь исчезавшие. Я брёл в снегах, но перед моим взором стояла деревня, залитая солнцем, утопающая в зелени садов. Мелькнуло лицо красивой русоволосой девушки. Кто она? Кажется такой знакомой, близкой... Сейчас она далеко. Далеко отсюда, от замёрзших гор, где бушует свирепая метель, засыпая снегом безжизненные скалы. Нет, она сейчас на юге. Там ярко светит солнце на ясном небе, там тепло, а воздух полнится ароматами трав и фруктов. В эту мысль мне хотелось верить, и я бережно хранил её, будто тлеющий уголёк костра, не давая угаснуть. Но это не спасало от невыносимого холода.
Что-то было не так. Эта мысль пришла внезапно, промелькнула ледяным предчувствием беды. Что-то стряслось ещё, кроме битвы, кроме ран, кроме утерянных воспоминаний. Что-то… хуже. Но что ещё могло произойти? Может, во мне говорит усталость и печаль? Будто всего пережитого мало... Отдохнуть. Мне нужно отдохнуть, нужна передышка. Немного покоя и всё пройдёт. Но пока где-то рядом с сердцем засела ранящая острыми гранями льдинка.
Хижина показалась нежданно, вынырнула из пурги на нашем пути, словно заплутавший странник. Невысокая, приземистая, срубленная из грубо отесанных бревен. Снег укрыл её со всех сторон, лишь ко входу вела едва расчищенная тропинка. Заканчивалась она у массивной двери, сколоченной из двух широких досок. Их поверхность была покрыта причудливой вязью рунических символов, грубых и угловатых, как и сам дом, вырезанных на твёрдом дереве сильной рукой. Эти загадочные письмена не были мне знакомы, и смысл написанного ускользал от меня. Быть может, это были обереги, хранящие дом от беды, а может, то были колдовские знаки. Беатрис поравнялась с дверью, замерла на миг, что-то тихо сказав. Я не разобрал слов, и, кажется, предназначались они не мне. Затем она отворила дверь и шагнула в объятия тьмы, таящейся за порогом. Я последовал за ней.
Как и снаружи, здесь царила стужа. В маленьком каменном очаге напротив входа дрожало пламя, но оно было не в силах с ней совладать. Пронзительный до боли холод – от него, видно, нигде было не укрыться. Как же она здесь живёт?.. Потолок был низким, по его краям висели связки сушёных трав, листьев и кореньев. В неярком свете они отбрасывали на стены причудливые, искажённые тени, пляшущие в разлившемся по дому полумраке подобно настоящему травяному морю, колышущемся на несуществующем ветру. Колдунья сорвала с одной такой связки пучок каких-то листьев, бросила в огонь – и он взвился вверх, полыхнул, разгораясь с новой силой. В комнате сразу стало светлее, а воздух наполнился неясным, едва ощутимым терпким ароматом.
Теперь я мог разглядеть хижину ведьмы получше. Сбоку от камина вынырнул из мрака стул, видно, вырезанный из цельного бруска дерева. Слева в углу ютился видавший виды шкаф, дверца которого потемнела от времени и покосилась. К боковой стене примыкал стол, на котором лежало несколько свёртков разных размеров, обёрнутых мешковиной и перевязанных верёвками. Блеснули, отражая огонь в очаге, несколько бутылей из тёмного стекла. С противоположной стороны стояла невысокая кровать, застеленная одеялом из шерсти. Пол укрывали несколько овечьих шкур. Единственное окно выходило на восток и сейчас было надёжно закрыто тяжелыми ставнями. Ворон смахнул с плеча хозяйки и устремился в угол, где уселся на насест из сухих ошкуренных веток. Затем повернул голову боком и уставился на меня немигающим взглядом чёрного как беззвёздная зимняя ночь глаза.
– Ты живёшь здесь одна? – я повернулся в сторону стоявшей у камина Беатрис. Она протягивала руки к огню, тянулась к его спасительному теплу, силясь согреться посреди заполонившего, казалось, весь мир холода.
– Одна? Нет, со мной Элги, – ответила она немного отвлечённо, выныривая из омута своих мыслей. Ощутив моё смятение, она повернула голову, улыбнувшись краем губ, и кивком указала на угол, откуда за мной молчаливо наблюдала птица.
– Элги, значит, – повторил я за ней, покосившись на ворона.
– Умная птица, – колдунья снова повернулась к очагу, чей свет обрамлял её длинные чёрные волосы золотистым ореолом. – Всегда внимателен, примечает зорким глазом такое, что я сама порой не разгляжу. Никогда не мешает и не отвлекает, а главное – не болтает попусту.
Не зная, стоит ли расценивать последний комментарий как намёк, я рискнул осторожно продолжить.
– Вы вдвоем здесь живёте? А где остальная твоя родня?
Беатрис смолчала. Когда я уже уверился, что она не ответит, девушка молвила:
– Они живут в горах вокруг. Кто по двое, по трое, кто сам по себе, как я, – она вновь ненадолго затихла, а затем продолжила: – В нашем роду ценят уединение. Каждый занимается своим делом и не мешает другим. Видимся, когда в том возникает нужда. Нечасто.
Я обвёл взглядом нехитрое убранство жилища.
– А ты, выходит, живёшь в старом доме, том, что построила ещё твоя прапрапрабабушка?
– Да. Это та самая хижина, где позже жила её правнучка, Старая Гретта, заслужившая среди жителей долин славу столь же громкую, сколь и недобрую. Мне она приходилась бабушкой. Ну а теперь это мой дом, – она повернулась ко мне вполоборота. – Потому, что заслужила, – её взгляд и голос были тверды как скалы Ротгарианских гор.
На сей раз я решил закончить с расспросами.
– А теперь, если я удовлетворила твоё любопытство… - взгляд ведьмы смягчился, и вновь в нём сверкнула искра сочувствия. – Давай займёмся тобой.
– Мной? – удивился я. – Я в порядке, кажется. Уже ничего не болит. Мне бы только немного отдохнуть. Если бы не этот невыносимый холод повсюду… – невольно добавил я, не ведая, что всё ещё говорю вслух.
Беатрис слушала, внимательно глядя на меня и не упуская, кажется, ни единого слова. Когда я закончил, она вновь нырнула взглядом в сполохи пламени, пляшущие на грубо сколотых дровах в камине. Затем потёрла ладони одна о другую, встряхнулась и сказала:
– Да, отдых и покой – это то, что тебе сейчас нужно.
Развернувшись, колдунья сделала шаг к стене и решительным движением сорвала пучок каких-то трав, из тех, что висели под дощатым потолком. Наклонившись у очага, она подожгла край связки, выпрямилась и медленно двинулась по кругу, обходя меня слева направо.
– Не двигайся и ни о чём не беспокойся, - размеренно звучал её голос. Это залечит твои раны, а затем ты уснёшь долгим сном без сновидений. Когда ты проснёшься – всё будет в порядке.
От зелья в её руках исходил приятный аромат, свежий и бодрящий. Едва заметный сизый дым растекался по хижине, густел, собираясь под крышей, оборачиваясь туманом, в котором тонуло колдовское разнотравье.
Насколько я доверяю Беатрис? Осколки памяти понемногу собираются воедино, и я начинаю вспоминать давно услышанное и забытое. Как те слухи, что вечерами кочуют из уст в уста в заполненных посетителями залах трактиров или средь странников у костра. Были средь них истории о колдунах и ведьмах, живущих в горах – и рассказывались эти истории всё больше шёпотом. Быть может, от этого заклинания я усну вечным сном? Бежать, развернуться и бежать за порог, в снега, навстречу метели, напрячь все силы и хоть как доползти до какой деревни, хотя бы хутора или, может, лагеря охотников? Но зачем ей меня убивать? Если мой труп ей нужен – то на поле битвы их полно. Хотела бы моей смерти – могла бы просто подождать. Нет, здесь дело явно не в этом. А за порог, в таком виде – да на мороз, не зная дороги… Это – верная смерть. Какие бы намерения ни были у ведьмы – а без её доброй воли мне с этих гор живым не уйти. Мне нужна её помощь – и она не похожа на злодея, что погубит доверившегося человека в беде. Так говорило мне скованное холодом сердце. И я доверился. Стоял неподвижно, вдыхая седой туман и растворяясь в нём.
Колдунья взяла приставленный к стене резной посох, и, сев на устланный шкурами пол, положила его на колени скрещённых ног, другой рукой держа перед собой истекающий туманом моток трав. Затем она закрыла глаза и тихо запела. Мелодично и почти ласково произносила она слова древнего заклятья. Я не понимал их значения и никогда прежде не слыхал такого наречия.
Дым вокруг пришёл в движение, медленно закручиваясь спиралью и поднимаясь выше, будто повинуясь сокрытой в незнакомых мне словах силе, их загадочному смыслу. Я почувствовал, как мои веки тяжелеют, и чувство покоя медленно наполняет мою душу. И когда стало казаться, что я вот-вот усну, ладони вдруг обожгло леденящим холодом. Он растекался по жилам, поднимаясь к плечам, одновременно впившись морозными клыками в бедро. Сонливость мигом развеялась, как клубы пара под дыханием северных ветров. Я поднёс руки к лицу вверх ладонями – и не увидел ничего, что могло бы объяснить это чувство: будто я крепко-накрепко ухватился за огромную глыбу льда.
– Беатрис, это ты делаешь?.. – вопросил я, одновременно опуская взгляд на своё бедро и осторожно ощупывая его немеющей рукой – к нему будто приложили брусок лежавшего на морозе металла. – Заклинание должно так действовать?
- Lord RZ это нравится
Я и не заметил как рассказ разросся до того что одной частью уже не помещается. Прошу прощения у тех из вас, кто прочёл его в первой редакции в виде внезапно обрывающегося текста. Вторая часть здесь:
https://tesall.ru/bl...evalom-chast-2/