1
17-й день Месяца Начала морозов.
Теперь наш путь ведёт нас по горам, то ныряя в глубокие ущелья, то упираясь в отвесные скалы. Идти становится всё тяжелей, и даже нехитрый наш походный скарб становится нам тяжкой ношей. Холодает, и всё чаще наши сапоги шагают по снежному покрову. Вокруг всё так же никого, лишь одинокий ветер поёт свои печальные песни, скитаясь меж крутых утёсов подобно заблудившемуся путнику. Безвременная пустошь. Не верится порой что где-то там, внизу, исходит кровью целый мир, израненный страшной войной, и Тамриэльская Империя готовится принять свой последний бой с будто бы сошедшими со страниц древних легенд альдмерскими ратями. Скоро, совсем скоро война вновь властно призовёт нас к себе. Но сейчас мы здесь, в маленьком походном лагере на дне ложбины меж двух высоких скал, сидим у тёплого костра.
Тревожные мысли снедают мою душу. Через несколько дней мы выйдем к условленному месту, где, согласно инструкциям, мы встретимся с отрядом Талмора, и с каждой пройденной милей всё яснее проступает в моей памяти клубок противоречивых чувств, что вызывает во мне этот древний орден, загадочный и непостижимый.
Он пришёл к нам из седой старины, давно забытый, возродился фениксом в том огне, в котором горел наш Алинор когда пришли даэдра. Кризис Обливиона… Страшное было время. Одни за другими открывались врата в Мёртвые Земли, и иномировые орды демонов вторгались в наш мир. Рушились вечные святыни, исчезали с лица земли древние леса, и страшные потусторонние твари бродили по опустевшим залам прекрасных дворцов.
И пришёл Талмор. Позабытые изгнанники, живущие давно ушедшим прошлым, они встали на пути захватчиков. Они дали нам силу и новые знамена – знамёна наших славных предков, великих эльфийских вождей прошлого, героев и первооткрывателей что ходили по этому миру когда он был ещё юн. Они напомнили нам о гордости Высокорожденных и том, что значит сражаться до конца за свой вековечный край. Талмор дал нам силу и возвысился, вновь, как было встарь, встав во главе нашего народа
Мы выстояли, и смогли дожить до дня когда сам Акатош, Дракон времени, спустился в мир чтобы одолеть в бою принца разрушений, Мерунеса Дагона, и навек закрыть врата Обливиона, запечатав их собственной кровью. Запорошенный пеплом Алинор лежал в руинах. Само его сердце – Кристаллическая башня, стоявшая средь гор Этон Нир со дня сотворения этого мира, когда молодые ещё боги ходили по земле – было разбито вдребезги, а её осколки оставили на душе каждого альтмера незаживающие раны. Вместе с Башней рассыпалась пылью вся наша старая жизнь, и нам предстояло искать новую в опустошённом, поруганном краю.
Талмор повёл нас к новому будущему. Возрождались старые, давно забытые традиции. Возгорелись новым пламенем тлеющие угли эльфийской горькой гордости. После всего пережитого мы уже не были согласны довольствоваться ролью окраинной провинции Империи, что потеряла своего последнего настоящего Императора. Мартин Септим ушёл героем, без колебаний бросив в свою жизнь в жертвенный огонь с тем, чтобы из него смог войти в мир спаситель Акатош, и то был великий подвиг последнего истинного правителя той прежней Империи, что объединяла все народы Тамриэля. Он спас нас всех, но с ним угасла его династия, единственная, что правила в своей державе всеми народами континента. Смута поглотила Тамриэль.
Новым правителем стал Тит Мид Первый. Простой военачальник с коловианского нагорья, средь воцарившегось вокруг беззакония и хаоса он захватил столицу с двумя тысячами своих воинов и объявил себя императором. В его жилах не текло ни капли благородной крови великих драконорожденных, и не был он наследником коронованного бурей Тайбера Септима. Древний орден Клинков, много веков служивший правителям Империи верой и правдой, отказался признавать выскочку. Не захотели преклонить пред ним колени и народы рухнувшей Империи, а меньше всего – высокорожденные эльфы Алинора. Лишь верховный король Скайрима поддержал первого императора новой династии, и так великая Империя Тамриэль стала державой людей и не более того.
И тогда на острове Саммерсет мы возродили Доминион Альдмери. Давно забытое гордое имя из ушедших в прошлое веков вновь звучало над Алинором. Мы больше не были подданными людского императора. Впервые за целую эпоху мы были свободны. Прошедшие через огонь и кровь Кризиса Обливиона, мы стали владыками своей собственной судьбы. Наша родина возрождалась, и вновь выросли прекрасные сады, и были отстроены древние храмы. Лишь весёлых песен пелось в них всё меньше. Мы знали, что придёт время и люди вновь придут к нам с мечом, придут чтобы захватить нас силой и вернуть под свою руку. Наши сердца пылали праведным гневом, единые в стремлении не допустить больше ноги захватчика на нашей священной земле. И тогда на смену песне арфы и флейты пришёл стук молота по наковальне, и вновь выкованные эльфийские клинки сияли под лучами восходящего солнца новой эпохи.
Прошёл век, стал клониться к закату другой, и грянул гром войны. Великая война, расколовшая Тамриэль – война Доминиона Альдмери, возрождённого государства эльфов, и людской Империи, бледной тени старой сгинувшей державы. Мы шли в бой с песней на устах и с гордостью в сердце, шли для того, чтобы положить конец правлению узурпаторов и принести уставшему израненному миру мудрое и справедливое правление эльфов. Легионы дрогнули под мастерством наших умелых мечников, меткостью наших беспощадных стрел и могуществом древней магии. Мы шли от победы к победе, оставляя за собой лишь пепел старого мира чтобы затем возродить на нём новый, лучше прежнего.
Талмор вёл нас в бой. Талморцы разжигали в нас праведный гнев против несправедливого мирового порядка, который мы шли опрокинуть, они же планировали наши победоносные битвы, а затем правили освобождёнными землями. За всем стоял Талмор, который давно уже получил в свои руки абсолютную власть. Многие из нас были этому лишь рады – ведь именно он помог нам подняться из пепла и повёл к великому будущему. Жестокие методы ведения войны были приняты как должное, ибо могли ли мы позволить себе колебания когда на весах лежит судьба мира? Приняли и то, что все значимые посты могли занять лишь чистокровные эльфы – кому же, в конце концов, ещё можно было доверить направить этот мир ко всеобщему благу как не перворожденной меретической расе? Всё, что мы делали, было во благо нового рассвета, прекрасного утра нового, возрождённого мира, упорядоченного и справедливого. Все наши жертвы оправдывала великая цель. Лишь позже мы узнали, что ради победы нам предстоит отдать не только свою кровь и сами наши жизни.
И вот прошло три года. Три года на этой войне, тянувшиеся как долгие века – века ужаса и боли, века смертей, невосполнимых потерь, пепла пожарищ и кошмаров, не отпускающих истерзанный разум даже во сне. Всё, что мы видели на этом пути, было царством ожившего кошмара. Талмор обещал нам свет ясного солнца над райским садом мечты под мирным небом, убеждал сражаться, не ведая сомнений, не щадить ни врага, ни самих себя. Наша цель оправдывает любые средства! – говорили они, - ибо нет цели достойнее этой.
Но разве может прекрасный новый мир взрасти на залитой кровью выжженной пустоши? Разве расцветут шиммеренские розы средь костей безжалостно убитых? И разве сможем мы забыть всё, жить прежней жизнью и спать спокойно по ночам, зная, какова была цена?
Я больше не способен в это верить. А сейчас мне нужно отдохнуть.
19-й день Месяца Начала морозов.
Едва мы устроились на привал сегодня, преодолев очередной крутой спуск по заснеженному горному склону и найдя защищённую от морозных ветров трещину в скале, я решил предпринять некоторые меры предосторожности касательно этого дневника. Воспользовавшись заклятием из моей далёкой юности, я зачаровал эти страницы, и теперь сделанные здесь записи будут видны лишь мне самому. Посторонний же увидит здесь пустые бумажные листы. Это придётся очень кстати если этому дневнику случится попасть в неподходящие руки. Конечно, всякое заклятие можно развеять, но даже для того чтобы только обнаружить его потребуется быть настоящим мастером. Я намерен распространять действие этой магии и на последующие свои записи. Надеюсь, я ещё доживу до тех дней, когда я смогу со спокойной душой и лёгким сердцем развеять чары. Но сейчас я предпочту чтобы мои мысли оставались при мне.
Синдевин же, тем временем, поделился с нами сокровищем. Оказалось, что и он кое-что вынес из сожжённого поместья – несколько альбомных листов. Как выпадало время, он зарисовывал на них понравившиеся виды, и теперь мы с замиранием сердца узнавали в тонких и аккуратных штрихах пройденную нами дорогу. Всё было как живое – а ведь мы даже и не знали, что он умеет рисовать. Особенно же ему удался рассвет над святилищем Азуры. Когда я закрываю глаза – то всё ещё вижу Сумеречную Принцессу в сиянии зари.
Тарвион надолго замолчал, бродя взглядом по неведомым дорогам мысли, а затем вдруг достал старую потёртую флейту и заиграл, тихо и мелодично, и устремилась к звёздам дивная мелодия. Так звучали вечера в холмах над Реллентилом. Заслушавшись, мы все вдруг оказались где-то далеко… Затем мелодия угасла, и мы очнулись снова на войне.
Тот вечер мы сохраним в сердцах надолго. Возможно, солдатам на задании в тылу врага не стоит рисовать пейзажи и музыку играть. Быть может, это было глупо. Но если и так – это была наименьшая из глупостей, которые мы сделали на этой войне.
21-й день Месяца Начала морозов.
Много о чём хочу я написать, но эта запись будет короче чем я бы того желал, ибо заботы военного времени вновь сомкнули на мне хватку своих железных когтей. Сегодня мы вышли к условленному месту и встретились с талморским чародеем. Теперь нам надлежит следовать его приказам. Он назвал все нужные пароли и отзывы, но, впрочем, его и без того узнать было не трудно: строгая черная униформа, столь характерная для их ордена, и холодные, безжалостные глаза, всегда смотрящие сквозь собеседника, будто он – пустое место. Возможно, мы и есть для него пустое место – может, именно поэтому талморцы без колебаний шлют сыновей и дочерей Алинора в горнило войны. Только сейчас я начинаю понимать, что все мы – лишь фигуры на доске непонятной нам игры, затеянной Талмором. Фигуры, которыми можно и нужно жертвовать для достижения желаемого. Ради высшей цели: за дивный новый мир.
Я сражался за эту мечту. Мы все сражались. А затем она утонула в крови. Что пошло не так? Что стало со всеми нами? И что же мы наделали? Неужели разорённый войною мир – наше главное наследие, а беспощадная жестокость – единственное, что осталось в наших душах? Не за это мы боролись. Не за такой мир. Не может быть чтобы за такой.
Единственное, что помогает мне сохранить надежду – шиммеренская роза. Волшебный цветок, дитя легенд далёкого и позабытого Алинора. Ни снег, ни ветер не в силах навредить его красоте, будто незримая сила оберегает его – а он сам хранит всех нас. Я всё ещё боюсь его касаться, и с каждым днём всё сильней, но когда я нахожу в себе на это силы и вижу, что не врежу ему – в глубине моей души оживает что-то сокровенное, что слишком долго спало.
Как мог я быть столь слеп так долго? Сколько ещё могло продолжаться это безумие? Сейчас я будто пробуждаюсь от долгого недоброго сна. Не знаю, что именно помогло мне увидеть, наконец, очевидную, но так давно забытую истину. Может быть, тому благоприятствовал этот дневник, мой молчаливый собеседник. А может, то, что мы хоть на несколько дней вырвались из затянувшей наши души чёрной пучины, из зла, ставшего для нас рутиной. Но я точно знаю, с чего начался мой новый путь. Он начался в тот день, когда я встретил розу из Шиммерена.
Куда же он ведёт? И что теперь я должен сделать? Я не хочу более участвовать в бессмысленном кровопролитии. Но если дойдет до боя – товарищей своих я не оставлю. Не предам своих друзей, ближе которых у меня нет никого. Мне нужно с ними поговорить, но как?.. Нужно остерегаться талморского мага.
При нём – шестеро солдат, молчаливые и исполнительные, и ещё двое, по его словам, отправились в разведку, связанную с нашим следующим заданием. О сути нашей миссии талморец говорить отказывается, отвечая, что скоро мы узнаем всё, что требуется. Одно ясно уже сейчас: будет бой, жестокий и отчаянный. Мы зашли далеко на территорию Империи, и теперь находимся совсем недалеко от крупнейшего города северного Сиродила – заснеженной Брумы, где укрепляет оборонительные рубежи ставка имперского командования. У нас нет права на ошибку. Нет места колебаниям. Именно так это всегда и происходит.
Завтра мы выдвигаемся, за два часа до рассвета. Тягостные мысли терзают мою душу, и на сердце неспокойно. Слишком много смертей, и каждая ложится тяжким грузом на мою совесть. Я не хочу вновь к этому возвращаться.
Сейчас я намерен поспать сколько смогу, а, засыпая, я буду смотреть на розу из Шиммерена.
22-й день Месяца Начала морозов.
Сегодня вернулись разведчики. Талморец выслушал их короткий доклад и, наконец, сообщил нам детали предстоящего задания. Этим утром из Брумы на север вышел имперский конвой с ценным грузом и двинулся в сторону Скайрима, страны наших врагов нордов. Нам предстоит устроить засаду на пути, встретив его на узкой тропе в предгорьях гор Джерол, убить всех легионеров, а затем уничтожить груз, который они будут защищать. Синдевин спросил о том, что именно они везут, на что талморец ответил, что это не имеет значения – всё должно быть уничтожено. Ну разумеется.
Мы выступили ещё затемно, смутными тенями скользя по склонам заснеженных холмов. Разведчики вели нас за собой вглубь графства Брума. Снега лежали здесь круглый год, и с севера дышал нам в лица холодом Скайрим. К вечеру мы поднялись выше в горы и подошли ближе к тракту. Дорога здесь проходила по краю обрыва, а с другой стороны местность круто забирала в гору, упираясь в отвесные скалы. Огромные седой валун нависал над снежными сугробами, широкий и массивный, а по бокам к нему клонились несколько камней поменьше, подпирая его с боков. Это место напомнило мне распахнутый зёв. Здесь мы разбили лагерь. Символично – все мы тут в пасти зверя.
Замысел был прост. Валунов не видно с юга из-за поворота тропы, зато дальше она оттуда вся как на ладони. С нашей позиции будет не трудно разить врагов с помощью боевой магии, а подниматься им к нам придётся по крутому каменистому склону, где они станут лёгкой мишенью. Когда они поймут, в какую ловушку угодили – будет уже слишком поздно. Теперь нам остаётся лишь ждать когда наша западня захлопнется.
Я не знаю как мне быть. Что я буду делать когда начнётся битва? Вновь убивать людей, разить их мечом и магией лишь потому что они «враги»? Я не могу так больше. Жизнь так коротка и мимолётна, неужто нам непременно нужно отнимать её друг у друга? Зачем и ради чего?.. Ведь мы успеваем так мало важного и настоящего. Алинор где-то далеко, за горами и морями, где-то в другой жизни, в совсем ином мире, и ему не станет лучше от того, что ещё один вступивший в легион юноша погибнет от моих рук. Довольно уже с меня смертей.
Нужно набраться сил пока есть возможность. Завтрашний день изменит многое. Я смотрю на розу из Шиммерена и моя решимость крепнет.
23-й день Месяца Начала морозов.
Вот и всё. Всё кончено. Эта запись, скорее всего, будет последней в моём дневнике.
Встав засветло, мы заняли боевые позиции над дорогой и стали ждать когда придут имперцы. По всем расчетам выходило, что вскоре они будут здесь. В последний раз мы проверили снаряжение и приготовились к бою. Я взглянул на Тарвиона, и он едва заметно улыбнулся мне, задумчиво вертя в пальцах свой айлейдский амулет.
- По правде, - сказал он тихо, - меня немного тревожит наше положение.
- В самом деле? – я спросил.
- Этот большой валун – он крепко там сидит, но, всё же, мне кажется, его можно обрушить если ударить в те скалы каким-нибудь заклинанием школы Разрушения. Не всяким, конечно. Для этого понадобился бы по-настоящему большой огненный шар. Будем надеяться, что среди врагов не найдется опытного боевого мага с достаточно вместительным резервуаром магической энергии.
Я пристально взглянул на него и долго всматривался в лицо друга, тщась угадать его намерения. Он не отводил глаз, и взгляд его был спокойным и умиротворённым, а на устах играла лёгкая улыбка.
- Не переживай, - продолжил он. – Не посрамим ни Алинор, ни розу Шиммерена.
Я оглянулся на Синдевина, что был рядом и всё слышал. Он был собран, бледен, а губы его сжались в тонкую линию. Поймав мой взгляд, он коротко кивнул, не проронив ни слова. Я покосился на талморца – тот застыл, подобно изваянию, а под неподвижной маской беспристрастного лица не читались никакие чувства. Взгляд его был прикован к дороге и был холоднее льда. Тогда я в последний раз взглянул на свою драгоценную ношу, на шиммеренскую розу, и стал ждать. Недолго.
…мы услышали их раньше, чем увидели. Немоту заснеженных гор внезапно пронзило гулкое эхо сильных голосов, и к тихим небесам взлетела песня. Её мелодия звенела меж камней подобно водам горной реки, сильной и чистой. Язык её был мне незнаком, но в тот момент мне чудилось, что так могли бы говорить леса и горы, снег и лёд. То была песнь скайримских нордов. Не гимн военным подвигам тогда звучал, не песнь кровавой славы. Нет, слишком умиротворённо для такого, слишком мелодично. Таилась в песне какая-то скрытая грусть, сожаление о потерянном – не плач отчаяния, а просто память. А с ней – надежда. И тогда я вспомнил куда ведёт эта дорога, и всё вдруг стало ясно: воины возвращались домой. А затем мы их увидели.
На дороге показался небольшой отряд легионеров. Они весело вышагивали трактом, пели и смеялись. Высокие, выше имперцев Сиродила, многие из них шли без шлемов, и светлые волосы развевались на утреннем ветру. Норды. Приглядевшись, я увидел, что они шли без щитов, на многих и броня не полная. Иные брели с повязками бинтов. Так не ходят в бой – даже отчаянные северяне. Должно быть, врага никто из них не ждал. В середине отряда мерно вышагивали несколько сильных лошадей, таща за собой пару тяжело гружённых телег, прикрытых плотной тканью. Тот самый груз, что нам не нужен.
Я закрыл глаза и медленно вдохнул холодный воздух гор. Нас привели сюда для того, чтобы мы перебили этих солдат, что возвращались домой с войны. Прошедшие через железо и огонь, терявшие друзей и братьев, теперь они шли обратно в свои родные края, и уже здесь, вдали от битв и так близко от дома, попали в западню Талмора. Прямо в пасть ко зверю. Не открывая глаз, я с замершим сердцем в последний раз коснулся шиммеренской розы и выдохнул. Затем грянула буря.
Переплелись молнии и пламя, и лёд разил подобно отточенному клинку. Снег испарился под волнами разрушительной магии, и вспыхнула уже сама земля. Всё, что мы умели, всё, чему научила нас война и за что мы заплатили слишком дорогую цену – всё это было пущено в ход в тот миг. Но ни одно заклинание не достигло идущих по дороге нордов – их мощь обрушилась на талморцев.
Троих смела первая атака, другие же успели защититься и вступили с нами в бой – они были хорошими солдатами и храбрыми воинами. Воля встретилась с волей, и вот уже зазвенели свою песнь эльфийские клинки, сшибаясь друг с другом. И хоть талморцев было больше, а их маг, казалось, был неуязвим для наших чар, мы дрались отчаянно, как никогда, в последней нашей битве на этой войне. Коротким и стремительным был тот бой, и последнее, что я помню – как меня отбросило в сторону страшной силы заклинание, смявшее мою защиту и протащившее меня по земле. Силясь подняться, я увидел лежащего поодаль Синдевина. Рядом пали бездыханными двое врагов, и сам он не шевелился. На ногах держался лишь Тарвион. Двое противников обступали его справа и слева пока он из последних сил отбивал летящие в него заклинания талморского мага, целого и невредимого, затем вдруг перешёл в атаку сам и что-то яркое, как солнце, слетело с его рук и обрушилось на скалы. Мелькнула удивлённая мысль: вот это по-настоящему большой огненный шар. Горы рухнули, упало небо и мир вокруг померк.
Когда я вновь пришёл в себя то увидел над собой бездонное синее небо. Какой-то миг мне казалось, что мой земной путь окончен, и душа моя уже летит в Этериус. Затем же боль пригвоздила меня обратно к земле. Найдя в себе силы подняться, я увидел, что скального карниза более не существовало. Испещрённый трещинами монолит лежал, зарывшись в землю, а сверху оползень насыпал над ним курган. Пасть зверя захлопнулась. В ней остались все – мои друзья, Тарвион и Синдевин, мои враги – талморец и все восемь его солдат. Двенадцать жизней забрала безымянная могила, затерянная средь чужих гор. Двенадцатая – моя, ибо альдмерский боевой маг Рунил тоже умер здесь.
Долго я стоял, глядя на безжизненные камни. Несколько раз повторял заклинания поиска жизни, но не потому, что тешил себя надеждами, что моим друзьям каким-то чудом удалось спастись. Зачем тогда?.. Я уже и сам не знаю. Слёзы текли из моих глаз и замерзали на северном ветру, но тогда я этого не замечал – стоял неподвижно, на одном месте, и вспоминал. Вспоминал всё. Тот недолгий, но такой большой путь, что мы прошли с Тарвионом и Синдевином в последние наши дни вместе. Все наши битвы бок о бок на полях этой страшной войны. И совсем уже далёкий Алинора мирный сон. Затем я коснулся ладонью холодного камня, ставшего надгробием, и простился со всем этим навсегда.
Я повернулся и зашагал прочь. Куда именно – я тогда ещё не знал. Просто вперёд. Бредя в снегу, я чуть не споткнулся о лежавший в сугробе меч из лунного камня, а когда присел чтобы подобрать его – увидел на клинке синий лепесток. Моя рука привычно потянулась к шиммеренской розе и наткнулась на пустоту. Сердце похолодело от ужаса. Несколько раз я тщательно осмотрел свой плащ – изорванный и обуглившийся в нескольких местах. Ничего. Я ходил кругами, высматривая вокруг – но видел лишь снега и камни. Пусто. В тот миг мне захотелось упасть на колени затем чтоб никогда не встать. Я знал, что потерял всё. Но лишь в ту минуту понял, что утратил даже больше.
Я не мог уже даже плакать. Не знаю, как я нашёл в себе силы продолжить путь. Я не знал, зачем иду дальше. Только чувствовал, что не хочу так просто выпустить из рук свою израненную жизнь. Я поднял взгляд, осматриваясь, а затем стал карабкаться на ближайший заснеженный склон, спотыкаясь о припавшие снегом камни.
Солнце клонилось уже к закату. На юге собирались тяжелые густые тучи. Где-то там, за склонами скалистых холмов, стоял город Брума. С той стороны в любой момент мог появиться имперский патруль. Я посмотрел на север и увидел ослепительно белые очертания высоких гор под чистым синим небом, и пошёл к ним последней дорогой которая мне оставалась.
Туда, должно быть, ушли и норды – их уже и след простыл. Видели ли они произошедшее? Этого я знать не мог. Может, и видели, и поспешили поскорее уйти от места схватки чародейских сил. А может, они увидели только как упала, раскалываясь, скала, и решили, что всё дело в оползне. В конце концов, они ведь не нашли меня.
В ложбине у северного подножия холма что-то привлекло мой взгляд – что-то тёмное на покрывале снега. Подойдя ближе, я замер как вкопанный, а затем ощутил, как отчаянно трепещет измученное сердце, а по щекам вновь текут слёзы.
Роза из Шиммерена. Живая и невредимая.
Теперь, когда я пишу эти строки, мы вдвоем уже далеко ушли от тракта. На горном склоне мне удалось найти место для лагеря и разжечь костёр. Здесь я согреюсь и немного отдохну, а затем нас ждёт долгий путь.
На юге – ставка Легиона и имперские войска. Возможно, они уже ищут меня. И там же, только дальше – линия фронта с Доминионом Альдмери. Пройдет немного времени прежде, чем Талмор тоже займется поисками. Если я сумею вернуться к своим, быть может, мне удастся ложью купить себе жизнь. Рассказать о неожиданной засаде имперских боевых магов, сразивших весь отряд, и о том, как по счастливой случайности мне удалось выжить. Может быть, мне даже поверили бы и не казнили бы немедленно – ведь разве когда-нибудь было такое, чтобы гордый эльфийский воин поднимал оружие на своих сородичей-меров ради того, чтобы спасти каких-то незнакомых нордских воинов, своих врагов?
Да, может быть, я ещё могу вернуться. Но я больше не хочу. Не хочу бессмысленных смертей и жестоких убийств. Не хочу бесконечной войны, чья пламя разожгла гордыня – теперь я это вижу. Легко убивать без сожалений, не зная милосердия, когда веришь, что ты намного лучше своего врага. Когда считаешь, что он не такой, как ты, не тянется к высокому, не ощущает боли и душевной муки и не способен на благородство. И не мечтает когда-нибудь вернуться в родной дом, к своей семье и друзьям, которых он готов защищать до последней капли крови. Легко ведь убивать бесчувственных чудовищ – не потому ли мы так легко рисуем их в других? Возможно, если бы я прошёл той дорогой до конца, идя по бездыханным телам друзей и врагов, по разрушенным домам – то когда-нибудь вернулся бы домой, в Алинор, и меня назвали бы героем войны. И я верил бы, что все мы убивали и умирали ради прекрасного рассвета новой эры. Ради лучшего мира, чистого и светлого. Но после всего, что мы наделали, разве было бы нам место в нём?.. Разве можно выстроить такое на тысячах смертей? Мы потянулись бы к красоте наших роз из Шиммерена, и от наших испачканных кровью и пеплом рук они рассыпались бы пеплом.
Нет, куда бы не вёл меня мой путь – я пойду по нему вперёд, а не назад. Я не могу возвратиться домой, и я больше никогда не увижу свой Алинор, не вернусь на его белые берега. Моя родина больна, и болезнь её – беспощадный Талмор; покуда власть его сильна – туда мне нет дороги. Может быть, когда-нибудь, когда мир изменится…
Но Алинор – не только лишь дворцы и сады, не только башни и озера. Алинор – больше, чем место. Мой Алинор теперь всегда со мной.
Куда же я теперь направлюсь? На юге мне делать нечего. На запад и восток тянутся горы Джерол. Остаётся лишь один путь, и он ведёт на север, в заснеженный Скайрим. Туда ушли те воины, что возвращались домой. Быть может, мне стоит последовать за ними, и тогда я узнаю, куда ведёт этот путь?
Завтра на рассвете начинается наше новое путешествие – для меня и для розы из Шиммерена. Теперь я знаю, что некоторые цветы живут столько, сколько ты сумееешь их хранить.
Теперь наш путь ведёт нас по горам, то ныряя в глубокие ущелья, то упираясь в отвесные скалы. Идти становится всё тяжелей, и даже нехитрый наш походный скарб становится нам тяжкой ношей. Холодает, и всё чаще наши сапоги шагают по снежному покрову. Вокруг всё так же никого, лишь одинокий ветер поёт свои печальные песни, скитаясь меж крутых утёсов подобно заблудившемуся путнику. Безвременная пустошь. Не верится порой что где-то там, внизу, исходит кровью целый мир, израненный страшной войной, и Тамриэльская Империя готовится принять свой последний бой с будто бы сошедшими со страниц древних легенд альдмерскими ратями. Скоро, совсем скоро война вновь властно призовёт нас к себе. Но сейчас мы здесь, в маленьком походном лагере на дне ложбины меж двух высоких скал, сидим у тёплого костра.
Тревожные мысли снедают мою душу. Через несколько дней мы выйдем к условленному месту, где, согласно инструкциям, мы встретимся с отрядом Талмора, и с каждой пройденной милей всё яснее проступает в моей памяти клубок противоречивых чувств, что вызывает во мне этот древний орден, загадочный и непостижимый.
Он пришёл к нам из седой старины, давно забытый, возродился фениксом в том огне, в котором горел наш Алинор когда пришли даэдра. Кризис Обливиона… Страшное было время. Одни за другими открывались врата в Мёртвые Земли, и иномировые орды демонов вторгались в наш мир. Рушились вечные святыни, исчезали с лица земли древние леса, и страшные потусторонние твари бродили по опустевшим залам прекрасных дворцов.
И пришёл Талмор. Позабытые изгнанники, живущие давно ушедшим прошлым, они встали на пути захватчиков. Они дали нам силу и новые знамена – знамёна наших славных предков, великих эльфийских вождей прошлого, героев и первооткрывателей что ходили по этому миру когда он был ещё юн. Они напомнили нам о гордости Высокорожденных и том, что значит сражаться до конца за свой вековечный край. Талмор дал нам силу и возвысился, вновь, как было встарь, встав во главе нашего народа
Мы выстояли, и смогли дожить до дня когда сам Акатош, Дракон времени, спустился в мир чтобы одолеть в бою принца разрушений, Мерунеса Дагона, и навек закрыть врата Обливиона, запечатав их собственной кровью. Запорошенный пеплом Алинор лежал в руинах. Само его сердце – Кристаллическая башня, стоявшая средь гор Этон Нир со дня сотворения этого мира, когда молодые ещё боги ходили по земле – было разбито вдребезги, а её осколки оставили на душе каждого альтмера незаживающие раны. Вместе с Башней рассыпалась пылью вся наша старая жизнь, и нам предстояло искать новую в опустошённом, поруганном краю.
Талмор повёл нас к новому будущему. Возрождались старые, давно забытые традиции. Возгорелись новым пламенем тлеющие угли эльфийской горькой гордости. После всего пережитого мы уже не были согласны довольствоваться ролью окраинной провинции Империи, что потеряла своего последнего настоящего Императора. Мартин Септим ушёл героем, без колебаний бросив в свою жизнь в жертвенный огонь с тем, чтобы из него смог войти в мир спаситель Акатош, и то был великий подвиг последнего истинного правителя той прежней Империи, что объединяла все народы Тамриэля. Он спас нас всех, но с ним угасла его династия, единственная, что правила в своей державе всеми народами континента. Смута поглотила Тамриэль.
Новым правителем стал Тит Мид Первый. Простой военачальник с коловианского нагорья, средь воцарившегось вокруг беззакония и хаоса он захватил столицу с двумя тысячами своих воинов и объявил себя императором. В его жилах не текло ни капли благородной крови великих драконорожденных, и не был он наследником коронованного бурей Тайбера Септима. Древний орден Клинков, много веков служивший правителям Империи верой и правдой, отказался признавать выскочку. Не захотели преклонить пред ним колени и народы рухнувшей Империи, а меньше всего – высокорожденные эльфы Алинора. Лишь верховный король Скайрима поддержал первого императора новой династии, и так великая Империя Тамриэль стала державой людей и не более того.
И тогда на острове Саммерсет мы возродили Доминион Альдмери. Давно забытое гордое имя из ушедших в прошлое веков вновь звучало над Алинором. Мы больше не были подданными людского императора. Впервые за целую эпоху мы были свободны. Прошедшие через огонь и кровь Кризиса Обливиона, мы стали владыками своей собственной судьбы. Наша родина возрождалась, и вновь выросли прекрасные сады, и были отстроены древние храмы. Лишь весёлых песен пелось в них всё меньше. Мы знали, что придёт время и люди вновь придут к нам с мечом, придут чтобы захватить нас силой и вернуть под свою руку. Наши сердца пылали праведным гневом, единые в стремлении не допустить больше ноги захватчика на нашей священной земле. И тогда на смену песне арфы и флейты пришёл стук молота по наковальне, и вновь выкованные эльфийские клинки сияли под лучами восходящего солнца новой эпохи.
Прошёл век, стал клониться к закату другой, и грянул гром войны. Великая война, расколовшая Тамриэль – война Доминиона Альдмери, возрождённого государства эльфов, и людской Империи, бледной тени старой сгинувшей державы. Мы шли в бой с песней на устах и с гордостью в сердце, шли для того, чтобы положить конец правлению узурпаторов и принести уставшему израненному миру мудрое и справедливое правление эльфов. Легионы дрогнули под мастерством наших умелых мечников, меткостью наших беспощадных стрел и могуществом древней магии. Мы шли от победы к победе, оставляя за собой лишь пепел старого мира чтобы затем возродить на нём новый, лучше прежнего.
Талмор вёл нас в бой. Талморцы разжигали в нас праведный гнев против несправедливого мирового порядка, который мы шли опрокинуть, они же планировали наши победоносные битвы, а затем правили освобождёнными землями. За всем стоял Талмор, который давно уже получил в свои руки абсолютную власть. Многие из нас были этому лишь рады – ведь именно он помог нам подняться из пепла и повёл к великому будущему. Жестокие методы ведения войны были приняты как должное, ибо могли ли мы позволить себе колебания когда на весах лежит судьба мира? Приняли и то, что все значимые посты могли занять лишь чистокровные эльфы – кому же, в конце концов, ещё можно было доверить направить этот мир ко всеобщему благу как не перворожденной меретической расе? Всё, что мы делали, было во благо нового рассвета, прекрасного утра нового, возрождённого мира, упорядоченного и справедливого. Все наши жертвы оправдывала великая цель. Лишь позже мы узнали, что ради победы нам предстоит отдать не только свою кровь и сами наши жизни.
И вот прошло три года. Три года на этой войне, тянувшиеся как долгие века – века ужаса и боли, века смертей, невосполнимых потерь, пепла пожарищ и кошмаров, не отпускающих истерзанный разум даже во сне. Всё, что мы видели на этом пути, было царством ожившего кошмара. Талмор обещал нам свет ясного солнца над райским садом мечты под мирным небом, убеждал сражаться, не ведая сомнений, не щадить ни врага, ни самих себя. Наша цель оправдывает любые средства! – говорили они, - ибо нет цели достойнее этой.
Но разве может прекрасный новый мир взрасти на залитой кровью выжженной пустоши? Разве расцветут шиммеренские розы средь костей безжалостно убитых? И разве сможем мы забыть всё, жить прежней жизнью и спать спокойно по ночам, зная, какова была цена?
Я больше не способен в это верить. А сейчас мне нужно отдохнуть.
19-й день Месяца Начала морозов.
Едва мы устроились на привал сегодня, преодолев очередной крутой спуск по заснеженному горному склону и найдя защищённую от морозных ветров трещину в скале, я решил предпринять некоторые меры предосторожности касательно этого дневника. Воспользовавшись заклятием из моей далёкой юности, я зачаровал эти страницы, и теперь сделанные здесь записи будут видны лишь мне самому. Посторонний же увидит здесь пустые бумажные листы. Это придётся очень кстати если этому дневнику случится попасть в неподходящие руки. Конечно, всякое заклятие можно развеять, но даже для того чтобы только обнаружить его потребуется быть настоящим мастером. Я намерен распространять действие этой магии и на последующие свои записи. Надеюсь, я ещё доживу до тех дней, когда я смогу со спокойной душой и лёгким сердцем развеять чары. Но сейчас я предпочту чтобы мои мысли оставались при мне.
Синдевин же, тем временем, поделился с нами сокровищем. Оказалось, что и он кое-что вынес из сожжённого поместья – несколько альбомных листов. Как выпадало время, он зарисовывал на них понравившиеся виды, и теперь мы с замиранием сердца узнавали в тонких и аккуратных штрихах пройденную нами дорогу. Всё было как живое – а ведь мы даже и не знали, что он умеет рисовать. Особенно же ему удался рассвет над святилищем Азуры. Когда я закрываю глаза – то всё ещё вижу Сумеречную Принцессу в сиянии зари.
Тарвион надолго замолчал, бродя взглядом по неведомым дорогам мысли, а затем вдруг достал старую потёртую флейту и заиграл, тихо и мелодично, и устремилась к звёздам дивная мелодия. Так звучали вечера в холмах над Реллентилом. Заслушавшись, мы все вдруг оказались где-то далеко… Затем мелодия угасла, и мы очнулись снова на войне.
Тот вечер мы сохраним в сердцах надолго. Возможно, солдатам на задании в тылу врага не стоит рисовать пейзажи и музыку играть. Быть может, это было глупо. Но если и так – это была наименьшая из глупостей, которые мы сделали на этой войне.
21-й день Месяца Начала морозов.
Много о чём хочу я написать, но эта запись будет короче чем я бы того желал, ибо заботы военного времени вновь сомкнули на мне хватку своих железных когтей. Сегодня мы вышли к условленному месту и встретились с талморским чародеем. Теперь нам надлежит следовать его приказам. Он назвал все нужные пароли и отзывы, но, впрочем, его и без того узнать было не трудно: строгая черная униформа, столь характерная для их ордена, и холодные, безжалостные глаза, всегда смотрящие сквозь собеседника, будто он – пустое место. Возможно, мы и есть для него пустое место – может, именно поэтому талморцы без колебаний шлют сыновей и дочерей Алинора в горнило войны. Только сейчас я начинаю понимать, что все мы – лишь фигуры на доске непонятной нам игры, затеянной Талмором. Фигуры, которыми можно и нужно жертвовать для достижения желаемого. Ради высшей цели: за дивный новый мир.
Я сражался за эту мечту. Мы все сражались. А затем она утонула в крови. Что пошло не так? Что стало со всеми нами? И что же мы наделали? Неужели разорённый войною мир – наше главное наследие, а беспощадная жестокость – единственное, что осталось в наших душах? Не за это мы боролись. Не за такой мир. Не может быть чтобы за такой.
Единственное, что помогает мне сохранить надежду – шиммеренская роза. Волшебный цветок, дитя легенд далёкого и позабытого Алинора. Ни снег, ни ветер не в силах навредить его красоте, будто незримая сила оберегает его – а он сам хранит всех нас. Я всё ещё боюсь его касаться, и с каждым днём всё сильней, но когда я нахожу в себе на это силы и вижу, что не врежу ему – в глубине моей души оживает что-то сокровенное, что слишком долго спало.
Как мог я быть столь слеп так долго? Сколько ещё могло продолжаться это безумие? Сейчас я будто пробуждаюсь от долгого недоброго сна. Не знаю, что именно помогло мне увидеть, наконец, очевидную, но так давно забытую истину. Может быть, тому благоприятствовал этот дневник, мой молчаливый собеседник. А может, то, что мы хоть на несколько дней вырвались из затянувшей наши души чёрной пучины, из зла, ставшего для нас рутиной. Но я точно знаю, с чего начался мой новый путь. Он начался в тот день, когда я встретил розу из Шиммерена.
Куда же он ведёт? И что теперь я должен сделать? Я не хочу более участвовать в бессмысленном кровопролитии. Но если дойдет до боя – товарищей своих я не оставлю. Не предам своих друзей, ближе которых у меня нет никого. Мне нужно с ними поговорить, но как?.. Нужно остерегаться талморского мага.
При нём – шестеро солдат, молчаливые и исполнительные, и ещё двое, по его словам, отправились в разведку, связанную с нашим следующим заданием. О сути нашей миссии талморец говорить отказывается, отвечая, что скоро мы узнаем всё, что требуется. Одно ясно уже сейчас: будет бой, жестокий и отчаянный. Мы зашли далеко на территорию Империи, и теперь находимся совсем недалеко от крупнейшего города северного Сиродила – заснеженной Брумы, где укрепляет оборонительные рубежи ставка имперского командования. У нас нет права на ошибку. Нет места колебаниям. Именно так это всегда и происходит.
Завтра мы выдвигаемся, за два часа до рассвета. Тягостные мысли терзают мою душу, и на сердце неспокойно. Слишком много смертей, и каждая ложится тяжким грузом на мою совесть. Я не хочу вновь к этому возвращаться.
Сейчас я намерен поспать сколько смогу, а, засыпая, я буду смотреть на розу из Шиммерена.
22-й день Месяца Начала морозов.
Сегодня вернулись разведчики. Талморец выслушал их короткий доклад и, наконец, сообщил нам детали предстоящего задания. Этим утром из Брумы на север вышел имперский конвой с ценным грузом и двинулся в сторону Скайрима, страны наших врагов нордов. Нам предстоит устроить засаду на пути, встретив его на узкой тропе в предгорьях гор Джерол, убить всех легионеров, а затем уничтожить груз, который они будут защищать. Синдевин спросил о том, что именно они везут, на что талморец ответил, что это не имеет значения – всё должно быть уничтожено. Ну разумеется.
Мы выступили ещё затемно, смутными тенями скользя по склонам заснеженных холмов. Разведчики вели нас за собой вглубь графства Брума. Снега лежали здесь круглый год, и с севера дышал нам в лица холодом Скайрим. К вечеру мы поднялись выше в горы и подошли ближе к тракту. Дорога здесь проходила по краю обрыва, а с другой стороны местность круто забирала в гору, упираясь в отвесные скалы. Огромные седой валун нависал над снежными сугробами, широкий и массивный, а по бокам к нему клонились несколько камней поменьше, подпирая его с боков. Это место напомнило мне распахнутый зёв. Здесь мы разбили лагерь. Символично – все мы тут в пасти зверя.
Замысел был прост. Валунов не видно с юга из-за поворота тропы, зато дальше она оттуда вся как на ладони. С нашей позиции будет не трудно разить врагов с помощью боевой магии, а подниматься им к нам придётся по крутому каменистому склону, где они станут лёгкой мишенью. Когда они поймут, в какую ловушку угодили – будет уже слишком поздно. Теперь нам остаётся лишь ждать когда наша западня захлопнется.
Я не знаю как мне быть. Что я буду делать когда начнётся битва? Вновь убивать людей, разить их мечом и магией лишь потому что они «враги»? Я не могу так больше. Жизнь так коротка и мимолётна, неужто нам непременно нужно отнимать её друг у друга? Зачем и ради чего?.. Ведь мы успеваем так мало важного и настоящего. Алинор где-то далеко, за горами и морями, где-то в другой жизни, в совсем ином мире, и ему не станет лучше от того, что ещё один вступивший в легион юноша погибнет от моих рук. Довольно уже с меня смертей.
Нужно набраться сил пока есть возможность. Завтрашний день изменит многое. Я смотрю на розу из Шиммерена и моя решимость крепнет.
23-й день Месяца Начала морозов.
Вот и всё. Всё кончено. Эта запись, скорее всего, будет последней в моём дневнике.
Встав засветло, мы заняли боевые позиции над дорогой и стали ждать когда придут имперцы. По всем расчетам выходило, что вскоре они будут здесь. В последний раз мы проверили снаряжение и приготовились к бою. Я взглянул на Тарвиона, и он едва заметно улыбнулся мне, задумчиво вертя в пальцах свой айлейдский амулет.
- По правде, - сказал он тихо, - меня немного тревожит наше положение.
- В самом деле? – я спросил.
- Этот большой валун – он крепко там сидит, но, всё же, мне кажется, его можно обрушить если ударить в те скалы каким-нибудь заклинанием школы Разрушения. Не всяким, конечно. Для этого понадобился бы по-настоящему большой огненный шар. Будем надеяться, что среди врагов не найдется опытного боевого мага с достаточно вместительным резервуаром магической энергии.
Я пристально взглянул на него и долго всматривался в лицо друга, тщась угадать его намерения. Он не отводил глаз, и взгляд его был спокойным и умиротворённым, а на устах играла лёгкая улыбка.
- Не переживай, - продолжил он. – Не посрамим ни Алинор, ни розу Шиммерена.
Я оглянулся на Синдевина, что был рядом и всё слышал. Он был собран, бледен, а губы его сжались в тонкую линию. Поймав мой взгляд, он коротко кивнул, не проронив ни слова. Я покосился на талморца – тот застыл, подобно изваянию, а под неподвижной маской беспристрастного лица не читались никакие чувства. Взгляд его был прикован к дороге и был холоднее льда. Тогда я в последний раз взглянул на свою драгоценную ношу, на шиммеренскую розу, и стал ждать. Недолго.
…мы услышали их раньше, чем увидели. Немоту заснеженных гор внезапно пронзило гулкое эхо сильных голосов, и к тихим небесам взлетела песня. Её мелодия звенела меж камней подобно водам горной реки, сильной и чистой. Язык её был мне незнаком, но в тот момент мне чудилось, что так могли бы говорить леса и горы, снег и лёд. То была песнь скайримских нордов. Не гимн военным подвигам тогда звучал, не песнь кровавой славы. Нет, слишком умиротворённо для такого, слишком мелодично. Таилась в песне какая-то скрытая грусть, сожаление о потерянном – не плач отчаяния, а просто память. А с ней – надежда. И тогда я вспомнил куда ведёт эта дорога, и всё вдруг стало ясно: воины возвращались домой. А затем мы их увидели.
На дороге показался небольшой отряд легионеров. Они весело вышагивали трактом, пели и смеялись. Высокие, выше имперцев Сиродила, многие из них шли без шлемов, и светлые волосы развевались на утреннем ветру. Норды. Приглядевшись, я увидел, что они шли без щитов, на многих и броня не полная. Иные брели с повязками бинтов. Так не ходят в бой – даже отчаянные северяне. Должно быть, врага никто из них не ждал. В середине отряда мерно вышагивали несколько сильных лошадей, таща за собой пару тяжело гружённых телег, прикрытых плотной тканью. Тот самый груз, что нам не нужен.
Я закрыл глаза и медленно вдохнул холодный воздух гор. Нас привели сюда для того, чтобы мы перебили этих солдат, что возвращались домой с войны. Прошедшие через железо и огонь, терявшие друзей и братьев, теперь они шли обратно в свои родные края, и уже здесь, вдали от битв и так близко от дома, попали в западню Талмора. Прямо в пасть ко зверю. Не открывая глаз, я с замершим сердцем в последний раз коснулся шиммеренской розы и выдохнул. Затем грянула буря.
Переплелись молнии и пламя, и лёд разил подобно отточенному клинку. Снег испарился под волнами разрушительной магии, и вспыхнула уже сама земля. Всё, что мы умели, всё, чему научила нас война и за что мы заплатили слишком дорогую цену – всё это было пущено в ход в тот миг. Но ни одно заклинание не достигло идущих по дороге нордов – их мощь обрушилась на талморцев.
Троих смела первая атака, другие же успели защититься и вступили с нами в бой – они были хорошими солдатами и храбрыми воинами. Воля встретилась с волей, и вот уже зазвенели свою песнь эльфийские клинки, сшибаясь друг с другом. И хоть талморцев было больше, а их маг, казалось, был неуязвим для наших чар, мы дрались отчаянно, как никогда, в последней нашей битве на этой войне. Коротким и стремительным был тот бой, и последнее, что я помню – как меня отбросило в сторону страшной силы заклинание, смявшее мою защиту и протащившее меня по земле. Силясь подняться, я увидел лежащего поодаль Синдевина. Рядом пали бездыханными двое врагов, и сам он не шевелился. На ногах держался лишь Тарвион. Двое противников обступали его справа и слева пока он из последних сил отбивал летящие в него заклинания талморского мага, целого и невредимого, затем вдруг перешёл в атаку сам и что-то яркое, как солнце, слетело с его рук и обрушилось на скалы. Мелькнула удивлённая мысль: вот это по-настоящему большой огненный шар. Горы рухнули, упало небо и мир вокруг померк.
Когда я вновь пришёл в себя то увидел над собой бездонное синее небо. Какой-то миг мне казалось, что мой земной путь окончен, и душа моя уже летит в Этериус. Затем же боль пригвоздила меня обратно к земле. Найдя в себе силы подняться, я увидел, что скального карниза более не существовало. Испещрённый трещинами монолит лежал, зарывшись в землю, а сверху оползень насыпал над ним курган. Пасть зверя захлопнулась. В ней остались все – мои друзья, Тарвион и Синдевин, мои враги – талморец и все восемь его солдат. Двенадцать жизней забрала безымянная могила, затерянная средь чужих гор. Двенадцатая – моя, ибо альдмерский боевой маг Рунил тоже умер здесь.
Долго я стоял, глядя на безжизненные камни. Несколько раз повторял заклинания поиска жизни, но не потому, что тешил себя надеждами, что моим друзьям каким-то чудом удалось спастись. Зачем тогда?.. Я уже и сам не знаю. Слёзы текли из моих глаз и замерзали на северном ветру, но тогда я этого не замечал – стоял неподвижно, на одном месте, и вспоминал. Вспоминал всё. Тот недолгий, но такой большой путь, что мы прошли с Тарвионом и Синдевином в последние наши дни вместе. Все наши битвы бок о бок на полях этой страшной войны. И совсем уже далёкий Алинора мирный сон. Затем я коснулся ладонью холодного камня, ставшего надгробием, и простился со всем этим навсегда.
Я повернулся и зашагал прочь. Куда именно – я тогда ещё не знал. Просто вперёд. Бредя в снегу, я чуть не споткнулся о лежавший в сугробе меч из лунного камня, а когда присел чтобы подобрать его – увидел на клинке синий лепесток. Моя рука привычно потянулась к шиммеренской розе и наткнулась на пустоту. Сердце похолодело от ужаса. Несколько раз я тщательно осмотрел свой плащ – изорванный и обуглившийся в нескольких местах. Ничего. Я ходил кругами, высматривая вокруг – но видел лишь снега и камни. Пусто. В тот миг мне захотелось упасть на колени затем чтоб никогда не встать. Я знал, что потерял всё. Но лишь в ту минуту понял, что утратил даже больше.
Я не мог уже даже плакать. Не знаю, как я нашёл в себе силы продолжить путь. Я не знал, зачем иду дальше. Только чувствовал, что не хочу так просто выпустить из рук свою израненную жизнь. Я поднял взгляд, осматриваясь, а затем стал карабкаться на ближайший заснеженный склон, спотыкаясь о припавшие снегом камни.
Солнце клонилось уже к закату. На юге собирались тяжелые густые тучи. Где-то там, за склонами скалистых холмов, стоял город Брума. С той стороны в любой момент мог появиться имперский патруль. Я посмотрел на север и увидел ослепительно белые очертания высоких гор под чистым синим небом, и пошёл к ним последней дорогой которая мне оставалась.
Туда, должно быть, ушли и норды – их уже и след простыл. Видели ли они произошедшее? Этого я знать не мог. Может, и видели, и поспешили поскорее уйти от места схватки чародейских сил. А может, они увидели только как упала, раскалываясь, скала, и решили, что всё дело в оползне. В конце концов, они ведь не нашли меня.
В ложбине у северного подножия холма что-то привлекло мой взгляд – что-то тёмное на покрывале снега. Подойдя ближе, я замер как вкопанный, а затем ощутил, как отчаянно трепещет измученное сердце, а по щекам вновь текут слёзы.
Роза из Шиммерена. Живая и невредимая.
Теперь, когда я пишу эти строки, мы вдвоем уже далеко ушли от тракта. На горном склоне мне удалось найти место для лагеря и разжечь костёр. Здесь я согреюсь и немного отдохну, а затем нас ждёт долгий путь.
На юге – ставка Легиона и имперские войска. Возможно, они уже ищут меня. И там же, только дальше – линия фронта с Доминионом Альдмери. Пройдет немного времени прежде, чем Талмор тоже займется поисками. Если я сумею вернуться к своим, быть может, мне удастся ложью купить себе жизнь. Рассказать о неожиданной засаде имперских боевых магов, сразивших весь отряд, и о том, как по счастливой случайности мне удалось выжить. Может быть, мне даже поверили бы и не казнили бы немедленно – ведь разве когда-нибудь было такое, чтобы гордый эльфийский воин поднимал оружие на своих сородичей-меров ради того, чтобы спасти каких-то незнакомых нордских воинов, своих врагов?
Да, может быть, я ещё могу вернуться. Но я больше не хочу. Не хочу бессмысленных смертей и жестоких убийств. Не хочу бесконечной войны, чья пламя разожгла гордыня – теперь я это вижу. Легко убивать без сожалений, не зная милосердия, когда веришь, что ты намного лучше своего врага. Когда считаешь, что он не такой, как ты, не тянется к высокому, не ощущает боли и душевной муки и не способен на благородство. И не мечтает когда-нибудь вернуться в родной дом, к своей семье и друзьям, которых он готов защищать до последней капли крови. Легко ведь убивать бесчувственных чудовищ – не потому ли мы так легко рисуем их в других? Возможно, если бы я прошёл той дорогой до конца, идя по бездыханным телам друзей и врагов, по разрушенным домам – то когда-нибудь вернулся бы домой, в Алинор, и меня назвали бы героем войны. И я верил бы, что все мы убивали и умирали ради прекрасного рассвета новой эры. Ради лучшего мира, чистого и светлого. Но после всего, что мы наделали, разве было бы нам место в нём?.. Разве можно выстроить такое на тысячах смертей? Мы потянулись бы к красоте наших роз из Шиммерена, и от наших испачканных кровью и пеплом рук они рассыпались бы пеплом.
Нет, куда бы не вёл меня мой путь – я пойду по нему вперёд, а не назад. Я не могу возвратиться домой, и я больше никогда не увижу свой Алинор, не вернусь на его белые берега. Моя родина больна, и болезнь её – беспощадный Талмор; покуда власть его сильна – туда мне нет дороги. Может быть, когда-нибудь, когда мир изменится…
Но Алинор – не только лишь дворцы и сады, не только башни и озера. Алинор – больше, чем место. Мой Алинор теперь всегда со мной.
Куда же я теперь направлюсь? На юге мне делать нечего. На запад и восток тянутся горы Джерол. Остаётся лишь один путь, и он ведёт на север, в заснеженный Скайрим. Туда ушли те воины, что возвращались домой. Быть может, мне стоит последовать за ними, и тогда я узнаю, куда ведёт этот путь?
Завтра на рассвете начинается наше новое путешествие – для меня и для розы из Шиммерена. Теперь я знаю, что некоторые цветы живут столько, сколько ты сумееешь их хранить.
- Lord RZ это нравится
