1
2 голосов
Чары Мары
Написано Хиса,
07 ноября 2018
·
251 просмотры
скайрим хоббит старое оос ятаквижу х)
Обида
Кокетливое «Я тебе нравлюсь?» прозвучало до ужаса внезапно. Азог подозрительно уставился на перемазанную в человеческой крови Ару Стальную Хватку, позабыв о том, что всё ещё держит в руках труп какого-то дурака, осмелившегося броситься на него с топором. Женщины Мории были приучены к покорности, а не к прямолинейности, поэтому-то внезапный вопрос застал Бледного Орка врасплох. Черноволосая желтоглазая Ара ожидала ответа, одной рукой сжимая рукоять боевого топора, а второй — нервно теребя какую-то побрякушку на шее. Амулет… как там его… Мары, что ли? Осквернитель встряхнулся, поймав себя на том, что таращится на гипнотические блики, пробегающие по поверхности амулета, и не без труда отогнал назойливую мысль, подсказывающую странный ответ: «Да, ты мне очень нравишься! А как насчет тебя?»
— Так я тебе нравлюсь? — повторила Ара, не дождавшись желаемой реакции, и выразительно вскинула топор в неиллюзорной угрозе. Осквернитель мученически вздохнул, отбросил в сторону труп бандита и стремительно ринулся навстречу товарищам убитого, совершенно искренне обрадовавшись их появлению.
— Нет, это всё же не Средиземье, — доверительно сообщил он первому же нападающему, прежде чем проломил ему череп стальной булавой. — Совсем не Средиземье.
Всё пошло кувырком сразу после того, как он, сраженный в поединке гномом, по имени Торин Дубощит, упал на лёд, чувствуя жаркую, всепоглощающую боль, туманящую рассудок. Следом за болью, как водится, пришла темнота. За темнотой… слова. Слова?
— Малакат радуется твоей отваге. В одиночку одолеть великана — дорогого стоит, — хриплым басом сказал кто-то рядом.
— Гнома, — едва слышно рыкнул Азог. Во рту было солоно от крови, ресницы слиплись. Он повернул голову на бок, сплюнул горьковато-солёный сгусток, потом — с усилием протёр глаза, уставился на деревянную, чуть подкопченную стену.
— Ну что там с ним? — откуда-то справа вопросил звонкий молодой голос.
— Бредит, — пояснил хриплый бас. — Или вспоминает какой-то поход в двемерские руины. Кто его разберёт.
Уже после, отлежавшись и залечив раны, Азог выяснил, что находится в орочьей крепости, что принесла его туда — буквально на своих плечах — молодая орчанка, подобравшая белокожего сородича близ великаньей стоянки. Местные орки были все как на подбор — зеленокожи, мускулисты, очень сильны и довольно низкорослы — примерно по пояс Осквернителю. Жили они обособленно — каждый род занимал просторный деревянный дом, обнесенный крепким частоколом. Дом вместе с близлежащей территорией, назывался крепостью, что поначалу заставляло Азога хрипло хохотать всякий раз, когда он мысленно сравнивал нелепую деревянную постройку с величественными каменными громадами Мории. Впрочем, не только крепости ввергали Осквернителя в недоумение. Орки абсолютно не боялись солнечного света, по ночам — спали, под землю забирались только по суровой необходимости и постоянно торговали с эльфами, а то и людьми. Последний факт вверг Завоевателя в состояние крайней задумчивости. Сколько же лет… или веков?.. он провел в безмолвной темноте, если всё так изменилось?
— Почему бы вам не взять оружие и не показать эльфам и людям, что вы — истинные орки? — поначалу подначивал он вождя. — Вырвать их сердца, выпить кровь, перемолоть в пыль кости?
— Малакат ценит силу и смелость, но не глупость, — рассудительно замечал тот. — Мы не станем нарушать Кодекс из-за прихоти чужака.
— Тогда я убью тебя и сам поведу войско на человеческие города, — рычал потерявший терпение Осквернитель.
— Попробуй, — загадочно ухмылялся орк. — Даже если ты одолеешь меня в поединке и станешь вождём, за тобой не пойдут, белокожий. Малакат презирает глупцов, готовых положить весь клан, чтобы только потешить свою гордыню. Он проклянет тебя и твоих последователей. Он поразит твоё сердце страхом, а руки — слабостью. Ты окончишь свои дни в зубах поганых злокрысов и останешься горестной тенью, вечно скитающейся по ледяным пустошам, вечно оплакивающей свою судьбу.
Азог смеялся, не верил и собирался-таки в скором времени вызвать вождя крепости на поединок, но внезапно отказался от этой затеи, стал угрюмым, хмурым и несколько дней избегал выходить во двор — туда, где гордо высилась статуя дэйдрического принца, покровительствующего своим бесстрашным детям. Ара, не упускавшая случая понаблюдать за найденышем, догадалась о причине такой перемены: Малакат говорил с Азогом во сне и, видимо, в подробностях пояснил ему Кодекс. Иначе с чего бы пришелец несколько ночей назад с воплем подскочил с добротного дубового ложа… и рухнул навзничь, тяжело дыша и обливаясь потом от внезапно накатившей слабости? Тогда Ара помогла ему подняться, уложила на постель и никому ничего не рассказала. А через несколько дней, когда заметила, что страх Бледного Орка поулёгся, позвала с собой на охоту. Со временем они вдвоём стали уходить всё дальше от крепости, а возвращаясь — приносили всё больше золота, мяса, звериных шкур. Азог был доволен — он ощущал, как возвращаются силы, как тело снова становится послушным и гибким. Высокие травы касались кожи, запахи дичи щекотали ноздри, погоня дарила азарт близкого боя. Однажды он нагнал оленя, легко свернул ему шею, прокусил горло, припал ртом к ране, глотая терпкую горячую кровь и Ара Стальная Хватка, забросившая в колчан ненужную уже стрелу, смотрела на него с восхищением.
— Ара — целеустремленная девочка, — однажды заметил вождь с ухмылкой. — Берегись чар Мары. Я слышал, как она молилась.
Тогда Осквернитель пропустил слова вождя мимо ушей, но теперь они припомнились сами. И вовремя. Бандиты в пещере подходили к концу, рано или поздно пришлось бы объясняться с Арой.
Азогу повезло. Орчанка не стала повторять свой вопрос в безлюдной уже пещере. Она задала его позже, когда они вдвоем оказались в нордской гробнице, окруженные рявкающими драуграми, жадно тянущимися к живому теплу.
— Я тебе нравлюсь? — рычала Ара, вращая эбонитовый топор и срубая головы оживших мертвецов, как сухие ветки. Синий блеск в глазах драугров гас, головы, подпрыгивая как дыни, катились по полу к ногам Азога. — Отвечай, заклинаю Марой!
— Ты — дочь вождя, — откликался Осквернитель, парируя искусные удары драугров-полководцев. — Я уже знаю Кодекс. Ты отправишься в соседнюю крепость.
— Четвертая, младшая дочь. — весело возражала Ара, мимоходом слизывая кровь с рассеченной руки. — В соседних крепостях у всех вождей есть по две жены — мне не найдется места. Мы с тобой станем основателями нового дома. Мы прославим Малаката своей силой! Принц Изгоев будет доволен нами!
При упоминании о Малакате Осквернитель зло скрежетнул зубами, припомнив постыдное ощущение абсолютной беспомощности, ревущее изумрудное пламя, огромную мрачную фигуру, глядящую на него пылающими глазами и гулкий голос — повелевающий, потусторонний. Свою ярость Бледный Орк тут же выместил на драугре, который собирался было издать драконий крик, да так и встретил свою смерть — с нелепо раззявленной пастью. Его собрат тоже недолго задержался на этом свете. Бледный Орк, разгоряченный битвой, порывисто обернулся — но Стальная Хватка уже закончила свой бой, переломив хребет последнего драугра о колено.
— Идем отсюда, — отрывисто бросил Азог, покачивая в руке булаву. Теплое дерево рукояти было скользким от черной орочьей крови — драугров все же оказалось слишком много, но что такое боль для истинного воина? Досадная помеха. Будет несколько лишних шрамов, в дополнение к ритуальным. Плевать.
Ара без лишних слов протянула Осквернителю алый флакон с целебным зельем, избегая встречаться с ним взглядом. Азог досадливо тряхнул головой, откупорил бутылочку, выпил содержимое одним длинным глотком, запрокинув голову, швырнул опустевший сосуд в ближайший саркофаг и двинулся к выходу из нордских руин. Стальная Хватка протяжно вздохнула, касаясь пальцами амулета, висящего на груди. Неужели, её молитвы не были услышаны?
— Я подожду тебя здесь, — упрямо повторила Ара, сбрасывая с плеч походный мешок. — Убей кого-нибудь нам на обед. Я воззову к Малакату, чтобы он даровал тебе удачную охоту и сильную дичь.
— Хорошо. Взывай, — насмешливо согласился Азог. Далеко он, конечно, уходить не стал — притаился за стволом мощной сосны. Внезапное желание Ары спровадить его было слишком очевидным, а слова о молитве Малакату — явно служили лишь удобным предлогом… для чего? Азог уже давно не доверял никому. Тем более, сородичам. Те, прошлые, покорно служили ему, терзаемые страхом перед своим жестоким хозяином. Эти, нынешние — смотрели на него, как на равного себе. Но ни тех, ни этих, Осквернитель не мог назвать друзьями.
Оставшись одна, Ара развязала завязки походной сумы и извлекла из неё темно-синее платье. Азог недоуменно вскинул бровь. Любимая орчанкой кожаная броня вскоре осталась лежать на траве, а Стальная Хватка, немного поразмыслив, дополнила свой образ белоснежным венком из пушицы, что в изобилии росла под ближайшей сосной. Завершив преображение, девушка посмотрелась в зеркало пруда и, видимо, осталась довольна. Осквернитель же, поняв, что в последнем каирне его спутница явно подхватила какую-то странную болезнь, собрался было выступить из-за дерева и окликнуть орчанку, но не успел. Ара легко подхватила с земли свой верный топор и бросилась вперёд, на невидимого врага.
— Милосердная Мара, — прыжок, поворот, черные пряди плеснулись в прозрачном воздухе, широкое лезвие запело — протяжно и высоко. — Я, дитя Малаката, смиренно молю тебя о снисхождении!
Подол синего платья обвился вокруг крепких икр, воображаемый противник в перекате ушел от удара… лишь для того, чтобы споткнуться о камень. Удар топора оборвал жизнь фантома. Азог сузил глаза. На миг ему показалось, что Ара и вправду танцует в тесном кругу вооруженных… эльфов? гномов? Вот очередной противник, прикрываясь щитом, силится достать орчанку длинным лезвием меча, но Стальная Хватка уже взметнулась в высоком прыжке, обрушивая топор на незащищенную спину, добивая врага на земле…
— Подари мне любовь, светлая Мара! Пусть все мысли его — станут мыслями обо мне!
Резкий разворот, смазанные от скорости движения, сверкнувшая на солнце дуга смертоносного оружия.
— Пусть только я буду в его снах!
Очередной взмах — голова противника отделяется от тела. Горящие желтые глаза Ары следят за воображаемым полетом воображаемой головы, а Осквернителю чудится шлейф мелких кровавых капелек в воздухе и сладкий запах чужой смерти словно бы щекочет широкие ноздри. Бледный Орк чуть слышно фыркнул, пытаясь избавиться от наваждения, непроизвольно облизнулся, почти-таки ощущая тёплые солоноватые капли на губах, и вновь устремил на Стальную Хватку задумчивый взор. Ему определенно нравилось смотреть на её неистовый танец. Воинственная пляска горячила кровь, заставляла верхнюю губу вздыматься, обнажая крепкие клыки, сердце билось быстрее, в такт уверенным резким движениям женщины.
— Пусть с моим именем на устах идет он в бой… и побеждает!
Кувырок, уход с линии атаки, выпад… Этот противник уже неопасен — острый шип, венчающий навершие рукояти топора, выбил глаз и достал до мозга.
— Пусть земля содрогается под его шагами!
Подсечка, острый блеск лезвия — перерублены сухожилия. Стальная Хватка вбивает рукоять в грудь противника-фантома и оглядывается по сторонам в поисках новых врагов — яростная, дикая, тяжело дышащая после тренировочного боя.
— Ты полюбишь меня, Азог, — угрожающе рычит Ара, переводя дух. В янтарных глазах бушует пламя… но медленно угасает, стихает, смиряется.
— Полюби меня, Азог, — грустно и нежно просит Ара, выпуская из рук топор. Сникшая, обессиленная — медленно опускается на колени, в отчаянной мольбе простирая руки к высокому небу. Осквернитель вздрагивает, когда серебристый нежный голос звенит над прудом, как стеклянный колокольчик:
— Твои молитвы услышаны, дитя.
Несколько мгновений Бледный Орк колебался и взгляд его, на мгновение, смягчился. Если бы Стальная Хватка не взывала к богине, если бы танец-бой остался лишь танцем, он сам бы вскоре вышел к ней, зараженный её неистовством и исступлённой жаждой. Но теперь, после ответа Мары, всё изменилось… Король Мории не желал быть игрушкой в руках богов. Одна мысль о вынужденном повиновении здешним странным, но невероятно могущественным силам, будила в нем глухую ярость — память о беседе с Малакатом была слишком свежа. Переживать унижение дважды?! Вверять свою жизнь и судьбу местным богам?! Ну уж нет!
Азог Осквернитель бесшумно отступил в тень могучего дерева и вскоре растворился в лесной чаще. Он услышал достаточно, чтобы окончательно и бесповоротно решить странствовать в одиночку.
Примирение
— О, но если ты не расскажешь мне в чем суть проклятья, я не сумею помочь тебе, или же подсказать, как следует его снимать.
Эльф — неожиданно высокий, желтокожий и желтоглазый, смотрел на Азога с вежливым интересом. При первой их встрече, он и вовсе воскликнул: «Ах, какой занятный экземпляр! Удивительно!» и только поспешное вмешательство Дагура предотвратило, казалось бы неминуемый, поединок. Хозяин трактира «Замёрзший очаг» вполголоса пояснил Азогу, что альтмеры, а особенно — альтмеры-маги, всегда были довольно эксцентричными («Магия — она знаешь как на мозги действует? Жуть как!») и Неласар ни в коем случае не желал намеренно оскорбить Бледного Орка. Альтмер, легко расслышавший заверения трактирщика, бесстрашно приблизился, учтиво поклонился и попросил прощения за неудачно подобранные слова. Осквернитель вздохнул, пообещав себе, что в будущем непременно отыщет возможность поквитаться с эльфом. Пока что следовало смирить гнев, ведь глупо было бы своими же руками уничтожить единственную надежду на освобождение…
Стальная Хватка являлась ему во сне каждую ночь, с момента его побега. Каждую ночь они неизменно проводили вместе — на поле боя или на ложе любви. Каждый рассвет приносил неведомое прежде чувство одиночества и тоски. Великий орк-завоеватель чувствовал себя пораженным странным недугом, но как с ним справиться — не знал. Он ежечасно проклинал Мару — однажды даже разорил найденное на просторах Скайрима святилище, с наслаждением разбил лик тяжелой булавой и настороженно замер, с яростным нетерпением ожидая появления богини. Вызов не был принят и Осквернитель двинулся дальше, оставив за спиной равнодушные каменные обломки.
Первый же пойманный им бандит, обливаясь слезами и кровью, отдал орку грубо нарисованную дорожную карту и поведал, что в Коллегии Магов, близ Винтерхолда, могут помочь любой беде, связанной с проклятиями и чарами. За эти сведения Азог милостиво подарил человеку быструю смерть… о чем впоследствии вспоминал с сожалением. Бандит не предупредил его (а может, не знал и сам), что для того, чтобы перейти обледенелый мост и ступить во двор Коллегии, необходимо обладать магическим талантом. К счастью для Азога, в таверне, куда он зашел в поисках полезных слухов, обретался свободный маг, порвавший все связи с Коллегией. Сперва Неласар явственно усомнился, что сумеет помочь Осквернителю, но Дагур довольно громко напомнил своему постояльцу о комнате, за которую, вообще-то, полагалось платить. Туго набитый септимами кошелек, который Азог демонстративно подбросил на ладони, оказался вполне убедительным аргументом и эльф приступил к расспросам. Бледный Орк говорил медленно, осторожно подбирая слова, а Неласар, уразумев, наконец, в чем дело, не позволил себе усмехнуться, хотя искушение было велико.
— Боюсь, от любви ни противоядия, ни контрчар не существует, — дипломатично заметил он, покачивая в тонких пальцах очиненное перо.
— А от проклятья?
— Мара никогда никого не проклинает, это противоречит её природе. Впрочем, конечно, ты можешь попытать удачу в храме, что в Рифтене. Или же можешь направиться в Данстар. Кажется, туда недавно явился один из её жрецов. Но боюсь, их слова будут аналогичны моим и ничего нового ты не услышишь.
С сердитым рыком Азог поднялся, отшвырнув в сторону стул, на котором сидел и двинулся к выходу.
— Кстати, к твоему сведению, чары богини любви не имеют власти над теми, кто не ощущает, м-м-м… горячей приязни к взывающему, — крикнул маг в спину орку. — Так что, полагаю, тебе просто нужно разобраться в своей душе и…
—…в своих чувствах, — завершил Неласар, одновременно со стуком захлопывающейся двери. — Но, судя по твоему характеру, друг мой, «проклятье» будет мучить тебя ещё долго.
— Прекрасно!
Крепкий широкоплечий орк проводил взглядом массивную белокожую фигуру, с силой хлопнул ладонью по бревенчатой стене дома. На мгновение, его глаза полыхнули красным огнем.
— Посмотри, чего ты добилась! Сейчас он просто войдет в твой храм и вырежет жрецов. Признай, ты проиграла.
Облаченная в золотистый плащ высокая женщина, чьё лицо неизменно оставалось в тени капюшона, вздохнула и покачала головой.
— Вы, мужчины, бываете так порывисты, нетерпеливы и резки, — укоризненно заметила она. — И всё же я уверена, что выиграю наше пари, Малох. Тебе не следует недооценивать силу любви.
Из храма Азог вышел в ещё более удрученном состоянии. Он даже не стал убивать воришку, попытавшегося было срезать кошель с пояса Бледного Орка, а просто оттолкнул в сторону… предварительно сломав наглецу руку. Жалобные подвывания и причитания глупого человечка услаждали его слух ещё несколько десятков шагов, пока Азог не миновал городские ворота и не свернул к конюшням. Лошадь, конечно, трудно было считать заменой варгу, но выбирать, увы, не приходилось. Топать пешком Осквернителю изрядно наскучило, да и путь до Данстара, если верить карте, обещал быть неблизким.
— Беру эту лошадь за пять монет, — гулко объявил он, бросая деньги под ноги темнокожему мальчишке-конюху и легко вскакивая в седло рыжей мохноногой кобылы. — Хм. Кажется, я обронил шесть? Так и быть, шестую оставь себе.
Жуткий всадник ухмыльнулся, пришпорил лошадь и скрылся прежде, чем Шадр успел уточнить, что вообще-то ни одна конюшня не продаст кобылу-трехлетку дешевле, чем за пятьсот золотых.
Тяжело вздохнув, паренек подобрал монеты и покачал головой, сетуя на свою трусость. Даже если бы огромный орсимер с необычно белой кожей и жестокими льдистыми глазами задержался у коновязи, Шадр здорово сомневался, что смог бы настоять на своей цене.
Покачиваясь в седле, Азог размышлял. Жрец Мары — Марамал — рассыпался перед ним в любезностях, но помочь ничем не мог. Странная серокожая эльфийка назвавшаяся жрицей — тоже оказалась бессильна.
— В-возможно, брат Эрандур сумеет что-то посоветовать тебе, — говорил Марамал, нервно сглатывая через слово — созерцание крайне недовольного Азога приводило жреца в состояние, близкое к оцепенению. — М-мы… мы помолимся за н-него. То есть, конечно, за вас обоих…
— Хватит с меня молитв, — прорычал Осквернитель. — Где искать Эрандура?
— В столице Белого Берега. В Данстаре.
Серокожая эльфийка мягко коснулась руки орка. В ней не было страха, лишь искреннее сочувствие, и Азог, неожиданно для самого себя, ощутил, как утихает кипучий гнев.
— Брат Эрандур более всех нас искушен в магии и тайном знании, — напевно продолжила серокожая. — Если ты стал жертвой наведенных чар, он поможет развеять их и принесет свет твоей душе. Если же тебя и в самом деле коснулась рука Мары, если в твоем сердце раскрыла лепестки любовь — он поможет тебе выбрать твой путь.
— Именно, — поддержал Марамал. — А ещё здесь, в храме М-мары, мы играем свадьбы. П-приходи вместе со своей избранницей… если она п-переживет вашу встречу… то есть, я хотел сказать, вашу р-разлуку.
Азог вежливо выслушал заикающегося от страха Марамала, а потом — резко наклонился к жрецу и рявкнул ему в лицо несколько слов на Темном наречии. Человек мешком осел на пол у его ног, держась за сердце и часто-часто дыша.
— Плачу добром за добро, — спокойно пояснил Осквернитель ошарашенной эльфийке и клыкасто усмехнулся. — Говорят, сильный испуг помогает от заикания.
Об этой своей невинной выходке Азог вспомнил уже на подъезде к Данстару, над которым витал застарелый запах чужого страха. В самом городе жреца не оказалось, он несколько дней назад ушел в Храм Призывателей Ночи с каким-то незнакомцем и пока что не возвращался, а кошмары, терзающие город, исчезли вскоре после его ухода. Кошмары Осквернителя не интересовали. Подробно расспросив трактирщика о храме, Бледный Орк немедленно покинул Данстар и вскоре стоял у дверей невысокого каменного строения. Жрец Мары, встретивший Осквернителя в притворе, оказался эльфом — таким же серокожим, как и женщина в Рифтене. Он участливо и подробно расспросил орка обо всем, попросив его не упускать ни малейшей детали, а после — провел магический обряд, который должен был выявить наведенные извне чары…
Когда торжественный глубокий голос Эрандура, нараспев читающего свои загадочные литании смолк, а серебристое сияние, окутывавшее фигуру орка — угасло, Азог устало вздохнул и прикрыл глаза. Обряд, длившийся восемь часов кряду и донельзя вымотавший и заклинателя, и заклинаемого, ожидаемо не обнаружил ни малейших следов чужого колдовства.
— Поспи, сын мой, — мягко предложил Эрандур, указывая Осквернителю на широкую деревянную скамью и протягивая тонкое шерстяное одеяло. — А я пока попробую поискать ответы в книгах. Быть может, они сумеют помочь твоей беде.
— Не сумеют, — невнятно пробормотал Азог, проваливаясь в сон. Конечно же, к нему вновь явилась Ара. И вновь он вставал рядом с ней, плечом к плечу — против эльфов-стрелков Трандуила, против гномов Торина, против великанов и саблезубых тигров этого мира. Они побеждали. Всегда. Всегда…
Наутро Осквернитель знал, какое решение примет. Все золото, что было у него с собой, он положил на стол, рядом с уснувшим за старинными фолиантами Эрандуром. Жрец все же помог ему, пусть и не так, как Осквернитель ожидал.
Когда рыжая кобыла остановилась у ворот орочьей крепости, а ворота — распахнулись от мощного удара, Ара Стальная Хватка отложила молот, поспешно сбросила грязный прожженный в нескольких местах кузнечный фартук, и осторожно шагнула вперед, неверяще глядя на Бледного Орка, не зная, чего ожидать, на что надеяться. Неожиданно робкий взгляд неистовой орчанки изрядно позабавил Завоевателя. В его синих льдистых глазах вспыхнули насмешливые огоньки.
— Ты вернулся, — просто сказала Ара, смаргивая выступившие слёзы.
— Ты молилась не тем богам, — усмехнулся Осквернитель, стремительно преодолевая разделяющее их расстояние и сжимая женщину в объятьях, которые наверняка сломали бы рёбра хрупкой эльфийке или человеческой девчонке. — Не Мару нужно было просить, чтобы я был с тобой. Не Мару. Меня.
— Ты победила, Мара. Признаю, даже в суровых сердцах моих детей есть место нежности, — широкоплечий орк шутливо поклонился и сокрушенно развел руками. — Глупец я, глупец. И как мог только затевать игры с одной из Восьми? Ну что же… готов исполнить твоё желание и милостиво дозволить этим двоим — Аре и Азогу — связать свои судьбы воедино.
— Ах, даэдра. Говорят, вы хитры и коварны, но и на вас находится управа, — покачала головой улыбающаяся Мара. — Готов выполнить желание, говоришь? Так исполняй. Они заслужили право на долгую и безбедную жизнь. Я одарю их неугасимой любовью, которая войдет в легенды Нирна. Они не будут знать болезней и старости. Их дети будут нести в своих душах мою золотую искру любви.
Малакат проводил взглядом пару, покидающую Рифтенский храм и усмехнулся, вновь прокручивая в голове свой безупречный план, повторяя его по пунктам…
Смерть орка из другого мира — крохотная, почти незаметная помощь неизвестному двемеру.
Возрождение погибшего в Нирне — пришлось немало повозиться, но результат вышел неплохим.
Пари с Марой, в котором она, согласно все тому же плану, должна была победить.
И, наконец, изящный финальный штрих — богиня любви, по собственной воле дарующая надежнейшую защиту паре орсимеров.
Малакат, Малох, Малак, Принц Изгоев, защитник и покровитель храбрых сердцем, удовлетворенно кивнул своим мыслям и с наслаждением вдохнул прохладный свежий воздух, пахнущий близкой грозой. Близился час возрождения Орсиниума. Легендарного королевства орков.
Кокетливое «Я тебе нравлюсь?» прозвучало до ужаса внезапно. Азог подозрительно уставился на перемазанную в человеческой крови Ару Стальную Хватку, позабыв о том, что всё ещё держит в руках труп какого-то дурака, осмелившегося броситься на него с топором. Женщины Мории были приучены к покорности, а не к прямолинейности, поэтому-то внезапный вопрос застал Бледного Орка врасплох. Черноволосая желтоглазая Ара ожидала ответа, одной рукой сжимая рукоять боевого топора, а второй — нервно теребя какую-то побрякушку на шее. Амулет… как там его… Мары, что ли? Осквернитель встряхнулся, поймав себя на том, что таращится на гипнотические блики, пробегающие по поверхности амулета, и не без труда отогнал назойливую мысль, подсказывающую странный ответ: «Да, ты мне очень нравишься! А как насчет тебя?»
— Так я тебе нравлюсь? — повторила Ара, не дождавшись желаемой реакции, и выразительно вскинула топор в неиллюзорной угрозе. Осквернитель мученически вздохнул, отбросил в сторону труп бандита и стремительно ринулся навстречу товарищам убитого, совершенно искренне обрадовавшись их появлению.
— Нет, это всё же не Средиземье, — доверительно сообщил он первому же нападающему, прежде чем проломил ему череп стальной булавой. — Совсем не Средиземье.
Всё пошло кувырком сразу после того, как он, сраженный в поединке гномом, по имени Торин Дубощит, упал на лёд, чувствуя жаркую, всепоглощающую боль, туманящую рассудок. Следом за болью, как водится, пришла темнота. За темнотой… слова. Слова?
— Малакат радуется твоей отваге. В одиночку одолеть великана — дорогого стоит, — хриплым басом сказал кто-то рядом.
— Гнома, — едва слышно рыкнул Азог. Во рту было солоно от крови, ресницы слиплись. Он повернул голову на бок, сплюнул горьковато-солёный сгусток, потом — с усилием протёр глаза, уставился на деревянную, чуть подкопченную стену.
— Ну что там с ним? — откуда-то справа вопросил звонкий молодой голос.
— Бредит, — пояснил хриплый бас. — Или вспоминает какой-то поход в двемерские руины. Кто его разберёт.
Уже после, отлежавшись и залечив раны, Азог выяснил, что находится в орочьей крепости, что принесла его туда — буквально на своих плечах — молодая орчанка, подобравшая белокожего сородича близ великаньей стоянки. Местные орки были все как на подбор — зеленокожи, мускулисты, очень сильны и довольно низкорослы — примерно по пояс Осквернителю. Жили они обособленно — каждый род занимал просторный деревянный дом, обнесенный крепким частоколом. Дом вместе с близлежащей территорией, назывался крепостью, что поначалу заставляло Азога хрипло хохотать всякий раз, когда он мысленно сравнивал нелепую деревянную постройку с величественными каменными громадами Мории. Впрочем, не только крепости ввергали Осквернителя в недоумение. Орки абсолютно не боялись солнечного света, по ночам — спали, под землю забирались только по суровой необходимости и постоянно торговали с эльфами, а то и людьми. Последний факт вверг Завоевателя в состояние крайней задумчивости. Сколько же лет… или веков?.. он провел в безмолвной темноте, если всё так изменилось?
— Почему бы вам не взять оружие и не показать эльфам и людям, что вы — истинные орки? — поначалу подначивал он вождя. — Вырвать их сердца, выпить кровь, перемолоть в пыль кости?
— Малакат ценит силу и смелость, но не глупость, — рассудительно замечал тот. — Мы не станем нарушать Кодекс из-за прихоти чужака.
— Тогда я убью тебя и сам поведу войско на человеческие города, — рычал потерявший терпение Осквернитель.
— Попробуй, — загадочно ухмылялся орк. — Даже если ты одолеешь меня в поединке и станешь вождём, за тобой не пойдут, белокожий. Малакат презирает глупцов, готовых положить весь клан, чтобы только потешить свою гордыню. Он проклянет тебя и твоих последователей. Он поразит твоё сердце страхом, а руки — слабостью. Ты окончишь свои дни в зубах поганых злокрысов и останешься горестной тенью, вечно скитающейся по ледяным пустошам, вечно оплакивающей свою судьбу.
Азог смеялся, не верил и собирался-таки в скором времени вызвать вождя крепости на поединок, но внезапно отказался от этой затеи, стал угрюмым, хмурым и несколько дней избегал выходить во двор — туда, где гордо высилась статуя дэйдрического принца, покровительствующего своим бесстрашным детям. Ара, не упускавшая случая понаблюдать за найденышем, догадалась о причине такой перемены: Малакат говорил с Азогом во сне и, видимо, в подробностях пояснил ему Кодекс. Иначе с чего бы пришелец несколько ночей назад с воплем подскочил с добротного дубового ложа… и рухнул навзничь, тяжело дыша и обливаясь потом от внезапно накатившей слабости? Тогда Ара помогла ему подняться, уложила на постель и никому ничего не рассказала. А через несколько дней, когда заметила, что страх Бледного Орка поулёгся, позвала с собой на охоту. Со временем они вдвоём стали уходить всё дальше от крепости, а возвращаясь — приносили всё больше золота, мяса, звериных шкур. Азог был доволен — он ощущал, как возвращаются силы, как тело снова становится послушным и гибким. Высокие травы касались кожи, запахи дичи щекотали ноздри, погоня дарила азарт близкого боя. Однажды он нагнал оленя, легко свернул ему шею, прокусил горло, припал ртом к ране, глотая терпкую горячую кровь и Ара Стальная Хватка, забросившая в колчан ненужную уже стрелу, смотрела на него с восхищением.
— Ара — целеустремленная девочка, — однажды заметил вождь с ухмылкой. — Берегись чар Мары. Я слышал, как она молилась.
Тогда Осквернитель пропустил слова вождя мимо ушей, но теперь они припомнились сами. И вовремя. Бандиты в пещере подходили к концу, рано или поздно пришлось бы объясняться с Арой.
Азогу повезло. Орчанка не стала повторять свой вопрос в безлюдной уже пещере. Она задала его позже, когда они вдвоем оказались в нордской гробнице, окруженные рявкающими драуграми, жадно тянущимися к живому теплу.
— Я тебе нравлюсь? — рычала Ара, вращая эбонитовый топор и срубая головы оживших мертвецов, как сухие ветки. Синий блеск в глазах драугров гас, головы, подпрыгивая как дыни, катились по полу к ногам Азога. — Отвечай, заклинаю Марой!
— Ты — дочь вождя, — откликался Осквернитель, парируя искусные удары драугров-полководцев. — Я уже знаю Кодекс. Ты отправишься в соседнюю крепость.
— Четвертая, младшая дочь. — весело возражала Ара, мимоходом слизывая кровь с рассеченной руки. — В соседних крепостях у всех вождей есть по две жены — мне не найдется места. Мы с тобой станем основателями нового дома. Мы прославим Малаката своей силой! Принц Изгоев будет доволен нами!
При упоминании о Малакате Осквернитель зло скрежетнул зубами, припомнив постыдное ощущение абсолютной беспомощности, ревущее изумрудное пламя, огромную мрачную фигуру, глядящую на него пылающими глазами и гулкий голос — повелевающий, потусторонний. Свою ярость Бледный Орк тут же выместил на драугре, который собирался было издать драконий крик, да так и встретил свою смерть — с нелепо раззявленной пастью. Его собрат тоже недолго задержался на этом свете. Бледный Орк, разгоряченный битвой, порывисто обернулся — но Стальная Хватка уже закончила свой бой, переломив хребет последнего драугра о колено.
— Идем отсюда, — отрывисто бросил Азог, покачивая в руке булаву. Теплое дерево рукояти было скользким от черной орочьей крови — драугров все же оказалось слишком много, но что такое боль для истинного воина? Досадная помеха. Будет несколько лишних шрамов, в дополнение к ритуальным. Плевать.
Ара без лишних слов протянула Осквернителю алый флакон с целебным зельем, избегая встречаться с ним взглядом. Азог досадливо тряхнул головой, откупорил бутылочку, выпил содержимое одним длинным глотком, запрокинув голову, швырнул опустевший сосуд в ближайший саркофаг и двинулся к выходу из нордских руин. Стальная Хватка протяжно вздохнула, касаясь пальцами амулета, висящего на груди. Неужели, её молитвы не были услышаны?
— Я подожду тебя здесь, — упрямо повторила Ара, сбрасывая с плеч походный мешок. — Убей кого-нибудь нам на обед. Я воззову к Малакату, чтобы он даровал тебе удачную охоту и сильную дичь.
— Хорошо. Взывай, — насмешливо согласился Азог. Далеко он, конечно, уходить не стал — притаился за стволом мощной сосны. Внезапное желание Ары спровадить его было слишком очевидным, а слова о молитве Малакату — явно служили лишь удобным предлогом… для чего? Азог уже давно не доверял никому. Тем более, сородичам. Те, прошлые, покорно служили ему, терзаемые страхом перед своим жестоким хозяином. Эти, нынешние — смотрели на него, как на равного себе. Но ни тех, ни этих, Осквернитель не мог назвать друзьями.
Оставшись одна, Ара развязала завязки походной сумы и извлекла из неё темно-синее платье. Азог недоуменно вскинул бровь. Любимая орчанкой кожаная броня вскоре осталась лежать на траве, а Стальная Хватка, немного поразмыслив, дополнила свой образ белоснежным венком из пушицы, что в изобилии росла под ближайшей сосной. Завершив преображение, девушка посмотрелась в зеркало пруда и, видимо, осталась довольна. Осквернитель же, поняв, что в последнем каирне его спутница явно подхватила какую-то странную болезнь, собрался было выступить из-за дерева и окликнуть орчанку, но не успел. Ара легко подхватила с земли свой верный топор и бросилась вперёд, на невидимого врага.
— Милосердная Мара, — прыжок, поворот, черные пряди плеснулись в прозрачном воздухе, широкое лезвие запело — протяжно и высоко. — Я, дитя Малаката, смиренно молю тебя о снисхождении!
Подол синего платья обвился вокруг крепких икр, воображаемый противник в перекате ушел от удара… лишь для того, чтобы споткнуться о камень. Удар топора оборвал жизнь фантома. Азог сузил глаза. На миг ему показалось, что Ара и вправду танцует в тесном кругу вооруженных… эльфов? гномов? Вот очередной противник, прикрываясь щитом, силится достать орчанку длинным лезвием меча, но Стальная Хватка уже взметнулась в высоком прыжке, обрушивая топор на незащищенную спину, добивая врага на земле…
— Подари мне любовь, светлая Мара! Пусть все мысли его — станут мыслями обо мне!
Резкий разворот, смазанные от скорости движения, сверкнувшая на солнце дуга смертоносного оружия.
— Пусть только я буду в его снах!
Очередной взмах — голова противника отделяется от тела. Горящие желтые глаза Ары следят за воображаемым полетом воображаемой головы, а Осквернителю чудится шлейф мелких кровавых капелек в воздухе и сладкий запах чужой смерти словно бы щекочет широкие ноздри. Бледный Орк чуть слышно фыркнул, пытаясь избавиться от наваждения, непроизвольно облизнулся, почти-таки ощущая тёплые солоноватые капли на губах, и вновь устремил на Стальную Хватку задумчивый взор. Ему определенно нравилось смотреть на её неистовый танец. Воинственная пляска горячила кровь, заставляла верхнюю губу вздыматься, обнажая крепкие клыки, сердце билось быстрее, в такт уверенным резким движениям женщины.
— Пусть с моим именем на устах идет он в бой… и побеждает!
Кувырок, уход с линии атаки, выпад… Этот противник уже неопасен — острый шип, венчающий навершие рукояти топора, выбил глаз и достал до мозга.
— Пусть земля содрогается под его шагами!
Подсечка, острый блеск лезвия — перерублены сухожилия. Стальная Хватка вбивает рукоять в грудь противника-фантома и оглядывается по сторонам в поисках новых врагов — яростная, дикая, тяжело дышащая после тренировочного боя.
— Ты полюбишь меня, Азог, — угрожающе рычит Ара, переводя дух. В янтарных глазах бушует пламя… но медленно угасает, стихает, смиряется.
— Полюби меня, Азог, — грустно и нежно просит Ара, выпуская из рук топор. Сникшая, обессиленная — медленно опускается на колени, в отчаянной мольбе простирая руки к высокому небу. Осквернитель вздрагивает, когда серебристый нежный голос звенит над прудом, как стеклянный колокольчик:
— Твои молитвы услышаны, дитя.
Несколько мгновений Бледный Орк колебался и взгляд его, на мгновение, смягчился. Если бы Стальная Хватка не взывала к богине, если бы танец-бой остался лишь танцем, он сам бы вскоре вышел к ней, зараженный её неистовством и исступлённой жаждой. Но теперь, после ответа Мары, всё изменилось… Король Мории не желал быть игрушкой в руках богов. Одна мысль о вынужденном повиновении здешним странным, но невероятно могущественным силам, будила в нем глухую ярость — память о беседе с Малакатом была слишком свежа. Переживать унижение дважды?! Вверять свою жизнь и судьбу местным богам?! Ну уж нет!
Азог Осквернитель бесшумно отступил в тень могучего дерева и вскоре растворился в лесной чаще. Он услышал достаточно, чтобы окончательно и бесповоротно решить странствовать в одиночку.
Примирение
— О, но если ты не расскажешь мне в чем суть проклятья, я не сумею помочь тебе, или же подсказать, как следует его снимать.
Эльф — неожиданно высокий, желтокожий и желтоглазый, смотрел на Азога с вежливым интересом. При первой их встрече, он и вовсе воскликнул: «Ах, какой занятный экземпляр! Удивительно!» и только поспешное вмешательство Дагура предотвратило, казалось бы неминуемый, поединок. Хозяин трактира «Замёрзший очаг» вполголоса пояснил Азогу, что альтмеры, а особенно — альтмеры-маги, всегда были довольно эксцентричными («Магия — она знаешь как на мозги действует? Жуть как!») и Неласар ни в коем случае не желал намеренно оскорбить Бледного Орка. Альтмер, легко расслышавший заверения трактирщика, бесстрашно приблизился, учтиво поклонился и попросил прощения за неудачно подобранные слова. Осквернитель вздохнул, пообещав себе, что в будущем непременно отыщет возможность поквитаться с эльфом. Пока что следовало смирить гнев, ведь глупо было бы своими же руками уничтожить единственную надежду на освобождение…
Стальная Хватка являлась ему во сне каждую ночь, с момента его побега. Каждую ночь они неизменно проводили вместе — на поле боя или на ложе любви. Каждый рассвет приносил неведомое прежде чувство одиночества и тоски. Великий орк-завоеватель чувствовал себя пораженным странным недугом, но как с ним справиться — не знал. Он ежечасно проклинал Мару — однажды даже разорил найденное на просторах Скайрима святилище, с наслаждением разбил лик тяжелой булавой и настороженно замер, с яростным нетерпением ожидая появления богини. Вызов не был принят и Осквернитель двинулся дальше, оставив за спиной равнодушные каменные обломки.
Первый же пойманный им бандит, обливаясь слезами и кровью, отдал орку грубо нарисованную дорожную карту и поведал, что в Коллегии Магов, близ Винтерхолда, могут помочь любой беде, связанной с проклятиями и чарами. За эти сведения Азог милостиво подарил человеку быструю смерть… о чем впоследствии вспоминал с сожалением. Бандит не предупредил его (а может, не знал и сам), что для того, чтобы перейти обледенелый мост и ступить во двор Коллегии, необходимо обладать магическим талантом. К счастью для Азога, в таверне, куда он зашел в поисках полезных слухов, обретался свободный маг, порвавший все связи с Коллегией. Сперва Неласар явственно усомнился, что сумеет помочь Осквернителю, но Дагур довольно громко напомнил своему постояльцу о комнате, за которую, вообще-то, полагалось платить. Туго набитый септимами кошелек, который Азог демонстративно подбросил на ладони, оказался вполне убедительным аргументом и эльф приступил к расспросам. Бледный Орк говорил медленно, осторожно подбирая слова, а Неласар, уразумев, наконец, в чем дело, не позволил себе усмехнуться, хотя искушение было велико.
— Боюсь, от любви ни противоядия, ни контрчар не существует, — дипломатично заметил он, покачивая в тонких пальцах очиненное перо.
— А от проклятья?
— Мара никогда никого не проклинает, это противоречит её природе. Впрочем, конечно, ты можешь попытать удачу в храме, что в Рифтене. Или же можешь направиться в Данстар. Кажется, туда недавно явился один из её жрецов. Но боюсь, их слова будут аналогичны моим и ничего нового ты не услышишь.
С сердитым рыком Азог поднялся, отшвырнув в сторону стул, на котором сидел и двинулся к выходу.
— Кстати, к твоему сведению, чары богини любви не имеют власти над теми, кто не ощущает, м-м-м… горячей приязни к взывающему, — крикнул маг в спину орку. — Так что, полагаю, тебе просто нужно разобраться в своей душе и…
—…в своих чувствах, — завершил Неласар, одновременно со стуком захлопывающейся двери. — Но, судя по твоему характеру, друг мой, «проклятье» будет мучить тебя ещё долго.
— Прекрасно!
Крепкий широкоплечий орк проводил взглядом массивную белокожую фигуру, с силой хлопнул ладонью по бревенчатой стене дома. На мгновение, его глаза полыхнули красным огнем.
— Посмотри, чего ты добилась! Сейчас он просто войдет в твой храм и вырежет жрецов. Признай, ты проиграла.
Облаченная в золотистый плащ высокая женщина, чьё лицо неизменно оставалось в тени капюшона, вздохнула и покачала головой.
— Вы, мужчины, бываете так порывисты, нетерпеливы и резки, — укоризненно заметила она. — И всё же я уверена, что выиграю наше пари, Малох. Тебе не следует недооценивать силу любви.
Из храма Азог вышел в ещё более удрученном состоянии. Он даже не стал убивать воришку, попытавшегося было срезать кошель с пояса Бледного Орка, а просто оттолкнул в сторону… предварительно сломав наглецу руку. Жалобные подвывания и причитания глупого человечка услаждали его слух ещё несколько десятков шагов, пока Азог не миновал городские ворота и не свернул к конюшням. Лошадь, конечно, трудно было считать заменой варгу, но выбирать, увы, не приходилось. Топать пешком Осквернителю изрядно наскучило, да и путь до Данстара, если верить карте, обещал быть неблизким.
— Беру эту лошадь за пять монет, — гулко объявил он, бросая деньги под ноги темнокожему мальчишке-конюху и легко вскакивая в седло рыжей мохноногой кобылы. — Хм. Кажется, я обронил шесть? Так и быть, шестую оставь себе.
Жуткий всадник ухмыльнулся, пришпорил лошадь и скрылся прежде, чем Шадр успел уточнить, что вообще-то ни одна конюшня не продаст кобылу-трехлетку дешевле, чем за пятьсот золотых.
Тяжело вздохнув, паренек подобрал монеты и покачал головой, сетуя на свою трусость. Даже если бы огромный орсимер с необычно белой кожей и жестокими льдистыми глазами задержался у коновязи, Шадр здорово сомневался, что смог бы настоять на своей цене.
Покачиваясь в седле, Азог размышлял. Жрец Мары — Марамал — рассыпался перед ним в любезностях, но помочь ничем не мог. Странная серокожая эльфийка назвавшаяся жрицей — тоже оказалась бессильна.
— В-возможно, брат Эрандур сумеет что-то посоветовать тебе, — говорил Марамал, нервно сглатывая через слово — созерцание крайне недовольного Азога приводило жреца в состояние, близкое к оцепенению. — М-мы… мы помолимся за н-него. То есть, конечно, за вас обоих…
— Хватит с меня молитв, — прорычал Осквернитель. — Где искать Эрандура?
— В столице Белого Берега. В Данстаре.
Серокожая эльфийка мягко коснулась руки орка. В ней не было страха, лишь искреннее сочувствие, и Азог, неожиданно для самого себя, ощутил, как утихает кипучий гнев.
— Брат Эрандур более всех нас искушен в магии и тайном знании, — напевно продолжила серокожая. — Если ты стал жертвой наведенных чар, он поможет развеять их и принесет свет твоей душе. Если же тебя и в самом деле коснулась рука Мары, если в твоем сердце раскрыла лепестки любовь — он поможет тебе выбрать твой путь.
— Именно, — поддержал Марамал. — А ещё здесь, в храме М-мары, мы играем свадьбы. П-приходи вместе со своей избранницей… если она п-переживет вашу встречу… то есть, я хотел сказать, вашу р-разлуку.
Азог вежливо выслушал заикающегося от страха Марамала, а потом — резко наклонился к жрецу и рявкнул ему в лицо несколько слов на Темном наречии. Человек мешком осел на пол у его ног, держась за сердце и часто-часто дыша.
— Плачу добром за добро, — спокойно пояснил Осквернитель ошарашенной эльфийке и клыкасто усмехнулся. — Говорят, сильный испуг помогает от заикания.
Об этой своей невинной выходке Азог вспомнил уже на подъезде к Данстару, над которым витал застарелый запах чужого страха. В самом городе жреца не оказалось, он несколько дней назад ушел в Храм Призывателей Ночи с каким-то незнакомцем и пока что не возвращался, а кошмары, терзающие город, исчезли вскоре после его ухода. Кошмары Осквернителя не интересовали. Подробно расспросив трактирщика о храме, Бледный Орк немедленно покинул Данстар и вскоре стоял у дверей невысокого каменного строения. Жрец Мары, встретивший Осквернителя в притворе, оказался эльфом — таким же серокожим, как и женщина в Рифтене. Он участливо и подробно расспросил орка обо всем, попросив его не упускать ни малейшей детали, а после — провел магический обряд, который должен был выявить наведенные извне чары…
Когда торжественный глубокий голос Эрандура, нараспев читающего свои загадочные литании смолк, а серебристое сияние, окутывавшее фигуру орка — угасло, Азог устало вздохнул и прикрыл глаза. Обряд, длившийся восемь часов кряду и донельзя вымотавший и заклинателя, и заклинаемого, ожидаемо не обнаружил ни малейших следов чужого колдовства.
— Поспи, сын мой, — мягко предложил Эрандур, указывая Осквернителю на широкую деревянную скамью и протягивая тонкое шерстяное одеяло. — А я пока попробую поискать ответы в книгах. Быть может, они сумеют помочь твоей беде.
— Не сумеют, — невнятно пробормотал Азог, проваливаясь в сон. Конечно же, к нему вновь явилась Ара. И вновь он вставал рядом с ней, плечом к плечу — против эльфов-стрелков Трандуила, против гномов Торина, против великанов и саблезубых тигров этого мира. Они побеждали. Всегда. Всегда…
Наутро Осквернитель знал, какое решение примет. Все золото, что было у него с собой, он положил на стол, рядом с уснувшим за старинными фолиантами Эрандуром. Жрец все же помог ему, пусть и не так, как Осквернитель ожидал.
Когда рыжая кобыла остановилась у ворот орочьей крепости, а ворота — распахнулись от мощного удара, Ара Стальная Хватка отложила молот, поспешно сбросила грязный прожженный в нескольких местах кузнечный фартук, и осторожно шагнула вперед, неверяще глядя на Бледного Орка, не зная, чего ожидать, на что надеяться. Неожиданно робкий взгляд неистовой орчанки изрядно позабавил Завоевателя. В его синих льдистых глазах вспыхнули насмешливые огоньки.
— Ты вернулся, — просто сказала Ара, смаргивая выступившие слёзы.
— Ты молилась не тем богам, — усмехнулся Осквернитель, стремительно преодолевая разделяющее их расстояние и сжимая женщину в объятьях, которые наверняка сломали бы рёбра хрупкой эльфийке или человеческой девчонке. — Не Мару нужно было просить, чтобы я был с тобой. Не Мару. Меня.
— Ты победила, Мара. Признаю, даже в суровых сердцах моих детей есть место нежности, — широкоплечий орк шутливо поклонился и сокрушенно развел руками. — Глупец я, глупец. И как мог только затевать игры с одной из Восьми? Ну что же… готов исполнить твоё желание и милостиво дозволить этим двоим — Аре и Азогу — связать свои судьбы воедино.
— Ах, даэдра. Говорят, вы хитры и коварны, но и на вас находится управа, — покачала головой улыбающаяся Мара. — Готов выполнить желание, говоришь? Так исполняй. Они заслужили право на долгую и безбедную жизнь. Я одарю их неугасимой любовью, которая войдет в легенды Нирна. Они не будут знать болезней и старости. Их дети будут нести в своих душах мою золотую искру любви.
Малакат проводил взглядом пару, покидающую Рифтенский храм и усмехнулся, вновь прокручивая в голове свой безупречный план, повторяя его по пунктам…
Смерть орка из другого мира — крохотная, почти незаметная помощь неизвестному двемеру.
Возрождение погибшего в Нирне — пришлось немало повозиться, но результат вышел неплохим.
Пари с Марой, в котором она, согласно все тому же плану, должна была победить.
И, наконец, изящный финальный штрих — богиня любви, по собственной воле дарующая надежнейшую защиту паре орсимеров.
Малакат, Малох, Малак, Принц Изгоев, защитник и покровитель храбрых сердцем, удовлетворенно кивнул своим мыслям и с наслаждением вдохнул прохладный свежий воздух, пахнущий близкой грозой. Близился час возрождения Орсиниума. Легендарного королевства орков.
Я бы с ним заромансил, да. Но вот увы. Не хочу болванчиков. Как бы замешать беседку и биоваровских компаньонов - цены бы им не было.