Представление плавно перетекло в отыгрыш одной из сцен Книги Нод. Открыто оно было обращением к собратьям устами Вождей Кланов. Станеску – или тот, кто был режиссером этого спектакля – тщательно отнесся к выбору актеров. Среди них оказались знакомые Бича. Мания, Блейз, Вальдинг, один из Вандалов – когда он закончил свое обращение, где-то из толпы послышался одобрительный возглас Энгена, гордившегося одним из своих, как отец за сына футболиста – все они говорили со страстью, проникающей в сердца темных тварей, собравшихся на окраине Портленда в эту ночь.
Это было красиво. Он слышал эти слова много раз, он знал Книгу почти наизусть, но последние несколько лет любое ее упоминание захватывало его внимание. Самсон не почувствовал, как его толкают, как кто-то сжал его руку и позвал, когда перед ночными охотниками вывезли массивную конструкцию, похожую на трехуровневую гору.
Сделана она была из темного камня, не отбрасывающего блики. К основанию ее были приделаны цепи с ошейниками, которые красовались на шеях каинитов из разных кланов. Они и были той силой, что передвигала гору к центру шатра. Сыны и дочери Каина были наги, и на лицах их было смирение, что никак не вязалось с духом Шабаша. Они глядели в разные стороны света, не смея повернуть голову назад, к трону Отца, который был пуст. Изверг Сержио зачитывал фрагмент, в котором говорилось о месте прародителя – Знаки Геенны.
- …Каин вернется, и призовет своих Потомков на место встречи, где некогда стоял Первый Город, и будет манить их, сидя на базальтовом троне…
“Это безумие,” – думал Самсон, наблюдая за представлением. “Ни Вентру, ни Цимисху не пришло бы в голову взять этот фрагмент для праздника…”
Через три ступени от трона в каменную структуру были вставлены колья и мечи. На них были насажены смертные и Сородичи, пойманные стаей Гангрелов. Кровь из их тел стекала по еще нескольким каменным ступеням и собиралась в каменной чаше. К ней добавилась кровь всех тех, кто пришел на праздник. Скованные цепями, до этого державшие ритуальные сосуды, сливали ее в Купель.
- Пришлось в чем-то уступить, но зато главная мысль будет озвучена.
Из сомнамбулистической толпы рядом с Самсоном появилась Радуга. Из окружающих его каинитов она казалось нормальной. С Малкавинами всегда так – на фоне общего безумия, они выглядят самыми здравомыслящими.
- Это ты…ты выбрала этот фрагмент…
- Было сложно убедить Нила, но, эй, я никогда не упускала шанса порадовать тебя, чтобы не пришлось для этого сделать. Хроника Тайн всегда была твоим любим чтивом.
Архиепископ, сбросив свой костюм, погружался в Купель, демонстрируя свое расположение всем живущим в Портленде. Они же готовились к экстазу от предстоящего Кровавого Пира. Антитрибу Вентру начал произносить речь собственного сочинения, а не из Книги. Каинитам было уже все равно – в трансе не пребывали лишь единицы, и слова лидера большая часть воспринимала как священные слова, переходящие через столетия до нынешних дней.
- Зачем ты это сделала?
- Все скоро вновь забудут, кто истинный враг. Пусть хоть кто-то помнит об этом…
- О чем ты?
К появившемуся шептанию и сладким речам Вентру прибавилась новая песня – боли и страданий. Одно из тел на пике начало дергаться, как будто пытаясь слезть и встать истерзанными ногами на землю. Когда ему это не удалось, из его рта стали вылетать то бессвязные слова, произнесенные совсем шепотом, то фразы, превращающиеся в конце в протяжные крики, долетавшие почти до последних рядов:
- Твари... Ублюдки...Она не позволит!..Отомстит за меня!.. Достанет...его...Его и всех, кого он забрал тогда!.. Он...Среди вас! И они заодно с ним!.. Предатели, вы все сдохните!..
Бред, идеальный мазок к картине ночи, последние слова приговоренного к Окончательной смерти - вот чем назвали бы эту речь остальные, но Самсона знал ее истинный смысл.
Для шабашистов несчастный был лишь добычей, пойманной во имя праздника. Но некоторые знали когда-то красивого мужчину чуть ближе.
Сюрпризом Кая и Инги был Вилльям Джонс. Дитя Анжелины Гэйнес стал главным “блюдом” Великого Бала. Когда Маркус Нил покинул Купель, первые ряды получили великую честь полакомиться любимым Тореадором Князя Сакраменто.
Они впервые встретились взглядами. На той поляне, где прошла одна из частей их сделки, он общался только с Брухой. В его же сторону он даже не смотрел. Немного смешно, что произошло это уже на территории Самсона. Вспышка узнавания в глазах была видна даже с того места, где стоял Ласомбра. Да, еще одна злая шутка – увидеть напоследок знакомое лицо, его, отступника. Вилльям что-то прокричал. По движению губ это напоминало “Предатель”. Те, кто уже впился в Тореадора зубами, наверно, услышали этот крик, но не придали этому значение. А прекратились они благодаря какому-то Цимисху - в порыве жажды, он своими острыми когтями снес Сородичу половину лица
- Я видела все ЭТО. И не только. Несмотря на все твои и тремерские хитрости. Ты не смог подавить мой Дар, - Радуга повернулась к Ласомбра. - Это война, Самсон. Та самая. Но ты не успеешь к ней приготовиться. Остановись сейчас, пока не поздно!
Волны вампиров хлынули к центру шатра. Раздались предсмертные крики – помимо Вилльяма кто-то из жертв оставался еще в живых, до этой минуты. Человеческие лица сменились на звериные морды.
Великий бал достиг своего апогея. И уже с уверенностью можно было заявить, что он, несомненно, удался в этом году.