- Что это с отцом? Я давно его таким молчаливым не видел, - бросил как бы невзначай располневший имперец с залысинами, обращаясь к своим братьям - рослому бывшему легионеру и возившемуся с толстой кожаной перчаткой мужчине с крупным и горбатым носом, похожим на клюв коршуна - прямо как у отца. Рослый отмахнулся:
- Эдак это он сейчас молчаливый, а полчаса назад нас с Грандисом чего-то разумолялся бросить ежегоднюю охоту.
"Коршун" по имени Грандис мрачно произнес, поглаживая седеющие локоны на висках:
- Как будто мы и так круглый год не проводим в этом скамповом особняке. Может провести свой дурацкий ужин когда захочет, не сломается.
- Грандис! У старых людей с пищеварением всё плохо, в кой-то веки прояви уважение к отцу, - поднял голос угрюмый лысый старик, выходя из хижины. Подбородок прибывшего был обрублен, и на месте куска кожи остался лишь жуткий рубец.
- Дядя Филион, вы с нами? - спросил толстый у старика, и тот кивнул:
- Ну не стрелять же мне дичь в такое время! Посмотрю я, каких скелетов вы принесете потом. А так, я прогуляюсь тут, свежий воздух полезен для лёгких.
Старик уковылял прочь, и Грандис хмыкнул:
- Единственный скелет в этом лесу это он. Смотрите, как врасковырку идёт. Как будто из могилы подняли.
Легионер отработанным движением сделал лёгкий подзатыльник коршуну, вновь взбивая ему серые волосы, и толстяк расхохотался. К ним, сидевшим у входа в маленькую охотничью хижину, подбежали два пацана, от силы тринадцати лет отроду, и один из них, ещё не подбежав, крикнул, задыхаясь от смеха:
- Папа, ха-ха, папа, а Сильвий говорит, что он, он того, "избранный Мамы Кати"!
- Марукати! Избранный Марукати! - крикнул раздосадованный преследователь, размахивая уже не детскими кулаками. Отец улыбнулся и показал на лежавший у него на столике вчерашний выпуск "Вороного Курьера":
- А не про ваших ли Избранных пишется вот здесь, м? Молодой человек, учтите, если вы действительно войдете в какой-нибудь культ, пороть вас будет дядя Цестус.
Легионер поморщился и машинально потеребил шрам на руке, по всей видимости, оставшийся от хлыста. Мальчишки побледнели и перестали смеяться, и тут из хижины вышла с сладким рулетом в руках миловидная белокурая женщина:
- Дорогой, не надо так пугать детей. Идите сюда, съешьте по кусочку.
Дети подбежали и после недолгого спора, кому брать кусок больше, поделили рулет - Сильвий, как обиженный, взял себе больше, - а потом убежали дальше играть. С лица женщины сползла улыбка, и она сказала с озадаченным выражением лица:
- Кай, не стоило давать Сильвию твои старые исторические книги. А вдруг кто-нибудь его неправильно поймёт? Сейчас время неспокойное, а подросток ещё не понимает, что можно, а что нельзя говорить на людях.
- Да всё он понимает, Риния, - отмахнулся Грандис, - просто не умеет по-другому привлечь внимания. Детские игры, только и всего. Его "Избранные" все перегибли ещё в Вторую Эру, а сейчас уже Четвёртая идёт. Кто воспримет такие слова всерьёз, в самом-то деле?
Риния хотела было что-то сказать, как к Каю подошёл слуга и что-то прошептал на ухо. Толстяк встал:
- Мои гончие готовы.
Встали и Цестус с Грандисом. Грандис выставил правую руку вперёд, и Кай крепко сжал её правой же рукой. Цестус встал и с важным (пусть и туповатым) выражением лица сказал:
- Итак, вы заключаете спор, кто больше сможет принести домой - Грандис и его соколы, или Кай и его собаки. Награда за победу известна, и условие получения награды мною - тоже. Вы готовы?
Оба соперника кивнули, и Цестус разбил рукопожатие рукой.
- К охоте!
- К охоте! - оскалили зубы и коршун, и толстяк. Слуга Кая подвел ему лошадь и свистнул - из-за охотничьего домика выбежали, высунув языки, три поджарые гончие, одна дороже и породистее другой. Из охотничьего домика на крики высунула голову темноволосая девушка, и Грандис крикнул:
- Эврида, моих любимчиков сюда! Сегодня у нас будет на ужин целая гора рябчиков!
Эврида исчезла и, пыхтя и тужась, вернулась с двумя большими клетками, в которых сидели угрюмые соколы. Грандис, всё это время спокойно смотревший на тяжёлый труд своей жены, достал из мешочка на поясе угощение и дал каждому по щепотке, а потом открыл клетки - охотничьи птицы вылезли и взлетели, и если одна потом села на кожаную перчатку Грандиса, то другая продолжала летать, выслеживая добычу в кустах.
- Мои соколы уже привыкли работать в паре, а твои гончие - по голове с купца, ни разу даже вместе не охотились, как, в общем-то, и всегда. Сколько собак ты проиграл в прошлом году, а? - хищно рассмеялся Грандис, и мрачный Кай, явно не желавший проигрывать брату, ответил, принимая из рук слуги тугой лук:
- Эврида, позови отца, я хочу, чтобы он видел, как я с моими малютками валю кабана.
Грандис побледнел, но самообладание не потерял, хотя мысль идти только с тремя гончими и луком на злую махину его и пугала:
- Кай, уж не решил ли ты и эту тройку угробить?
Кай мрачно улыбнулся и прицепил колчан к седлу:
- Ну я-то точно не проиграю паре куриц, так и знай.
Наконец, из домика вышел отец семейства - Кайрус, как всегда, был одет безукоризненно и по моде былых времен, при этом совсем не по занятию: дорогие бархатные туфли, шелковые панталоны, камзол, в котором и верхом-то не прокатишься. Однако, к их удивлению, обычно ворчавший в таких обстоятельствах старикан улыбнулся:
- Ну Дагон, да когда вы уже начнёте?
- Серьёзно, что это с отцом, – пробормотал Кай сам себе, на полном скаку догоняя маленький комок шерсти. Гончие бежали по лужам и таявшему снегу, однако тощий заяц, как назло, не давал себя догнать. Кай прижался к шее своего скакуна – красивого гнедого жеребца по кличке Кирза – и, держа ноги в стремени, положил стрелу на тетиву. Он стрелял из лука не один раз в жизни, убивал муху с пятнадцати шагов, уж зайца на скаку с тридцати подстрелить сможет...
Прозвучал свист. Кай не сразу понял, что это было не его стрела, что он даже не успел натянуть тетиву. Шея скакуна брыкнулась под ним, красивый гнедой жеребец по кличке Кирза захрипел и забрыкался, потом упал, кувырком прокатился ещё полметра и окончательно остановился, а дворянин, всё это время бившийся в седле, оказался погребен под тушей животного – ему зажало руку и туловище. Кай выругался и начал вылезать из-под коня: остальная его семья осталась далеко позади, всё из-за треклятого зайца.
Впереди послышался лай, а затем визг гончих, и Кай приподнял голову. Только теперь он увидел стрелу с черным оперением, торчавшую в голове Кирзы, однако собак не было видно из-за трупа коня. Дворянин выругался ещё громче и начал рыть землю свободной рукой, пытаясь высвободить зажатую, и не сразу заметил, что сверху заслонила солнце одинокая тень. Кай посмотрел наверх, а тень положила руку на волосы дворянина:
- Отец? Помоги мне выбраться… Стой. Отец? Что ты делаешь?
Щелчок, и из скрытых в сапоге ножен выскользнул аккуратный нож эльфийской работы. Кайрус с странным, незнакомым Каю выражением лица произнес:
- Охочусь.
Резкий поворот и удар ножом, кровь хлынула на три фута, и Кай на последнем издыхании прошептал:
- Серьёзно..?
Грандис бежал через кустарник напролом, преследуя своих соколов. Те уже нагнали трёх грачей и, отсекая им пути отступления, были готовы спикировать на жертву... Кай исчез со своим зайцем где-то впереди – ну и пусть, ради одной тушки он загонит своих неуклюжих псин до полусмерти, а соколы Грандиса трёх таких же поймают и не устанут... Что-то не так - грачи разлетаются в стороны, а один из соколов с душераздирающим воплем летит вниз, пораженный в гордую грудь стрелой. Грандис выбежал на опушку и, глядя на падение сокола, опустил взгляд и побледнел – Кай, с луком, улыбается! Из груди Грандиса вырвался рёв бешенства, а его брат достал нож и начал отбиваться от спикировавшей на него второй птицы. Грандис побежал вперёд, тряся кулаком:
- Кай! Клянусь страданиями любовницы Молаг Бала, Цестус узнает об этом, и ты не получишь ключ!
Кай, холодно смеясь, ловко увернулся от когтей сокола, и Грандис остановился: Кай, жирный, любивший хороший ужин перед сном Кай не мог так ловко отбиваться от такой яростной атаки! Тем не менее, живот и ручищи имперца следовали вслед за ним, каким-то неведомым образом избегая когтей охотничьей птицы, и вот нож рассек ей крыло, а потом Кай, перестав смеяться, поднял лук и нацелил стрелу прямо в глаза брата…
- Ты… Ты же не посмеешь! – лицо Грандиса стало белым, как смерть, и он попятился, однако было уже поздно. Раздался свист тетивы, и стрела легко вошла ему в глотку, утопив в крови то, что должно было вырваться самым жгучим воплем.
- Вот знаешь, взял и посмел, – пробормотал уже не радостный Кай, худея и отращивая нос коршуна.
- Грандис! Я слышал, ты кричал?
Цестус взбежал по склону холма навстречу брату, а Грандис, бросив лук в сторону, угрюмо ответил:
- Кай убил моих соколов. Я возвращаюсь в город.
Легионер потерял дар речи, а потом спросил:
- А где Кай? Что с ним? Он же знает, что если он сжульничает, то выиграю я?
- Во-от как? И что именно ты выиграешь?
Цестус вздрогнул – в руках Грандиса блеснул какой-то нож, а Цестус попятился:
- Стой, стой, что ты делаешь? Ты же не решил прикарманить всё золото семьи себе, да? Послушай, братство, единство семьи, всё как говорил Кай, помнишь? Не сошёл ли ты с ума, брат?!
Грандис молча резко бросился вперёд, выставив нож, и Цестус схватил его за руку и заломил. Брат вскрикнул, и легионер уж было успокоился – зря: момент, и Грандис неизвестно каким образом вырвался из хватки, прошипев:
- Дагон побери, я знаю все приемы и контр-приемы Легиона, и ты используешь на мне такой простой?!
Пинок, удар по печени – Цестус согнулся, и тут Грандис присел, схватил одной рукой нож на земле, другой – волосы на темени Цестуса, и резко рубанул. Цестус взвыл – нож прошёл прямо по лицу, грубо разрезав щеку от уха до носа. Грандис неуклюже обежал имперца, несколько секунд борьбы, и он схватил его за голову и провел ножом по шее несколько раз, как смычком по скрипке.
Грандис превратился в Цестуса…
- А, Цестус уже пришёл. Должно быть, они закончили, – пробормотала Эврида Ринии и пошла наружу хижины, держа маленького Пирума на руках. Риния вздохнула; Сильвий сидел в углу, читая очередную книгу из библиотеки отца, а Техий сидел за столом и игрался с деревянной лошадкой. Снаружи послышался разговор – высокий голос Цестуса, угрюмое бормотанье Эвриды, щебетанье Пирума. Риния встала и вышла наружу, а потом увидела, как Цестус и Эврида торопливо идут в гущу леса. Обеспокоенная, Риния бросила несколько слов детям и побежала вслед за ними - что-то явно случилась. Имперец и женщина с ребенком на руках исчезли где-то в кустах и спустились по склону холма к ручью. Когда Риния достигла кустарника, их уже не было.
Озадаченная женщина сбежала вниз по склону, осматривая окрестности – ни Цестуса, ни Эвриды, ни Пирума. Ни звука. Ни шороха. Только шелестели на ветру листья да журчала вода. Как будто сквозь землю провалились.
Риния спустилась к ручью и задумалась: а что могло случиться такого, что Цестус позвал Эвриду, но оставил Ринию с детьми? И Эврида даже не позвала их? Может, победа Грандиса? Он так давно не побеждал, Риния даже не представляла, как себя поведет Цестус, если его младший брат победит – она так привыкла к тому, что одерживает верх её муж, что уже не задумывалась о том, победит ли он в этот раз.
Женщина опустила взгляд на журчавший ручей. Вода блестела, журчала, звенела. Риния помрачнела – как пойдут у них дела с Каем, если победит Грандис? Кай не очень прочно сидит на своем кресле в строительной компании, сможет ли он продолжать вести такую жизнь дальше без денег?
Риния спустилась к ручью и зачерпнула воды, а потом вскрикнула – по течению плыло маленькое, завернутое в окровавленную простынку тельце.
Риния взбежала вверх по склону, прорвалась сквозь кустарник и увидела рядом с хижиной фигуру в дорогом камзоле. Кайрус стоял у запертой двери и почему-то ухмылялся, поигрывая эльфийским ножом. Риния побледнела – что происходит? Старик никогда не игрался с оружием. Он иной раз боялся даже вилку в руки взять. Но теперь Кайрус держал кинжал так, как будто он был продолжением его руки.
- Риния, верно? Скамп подери, как мне надоели все эти ваши имена.
Это был не высокий, надтреснутый голос свекра. Риния вкрадчиво начала:
- Да, господин, меня зовут Риния. Вы забыли?
- Я и не запоминал. В вашей дерьмовой семейке все на одно лицо – подлецы, наглецы, хитрецы… А Кайрус – особенно.
- То есть… Вы не Кайрус? – переспросила женщина, удивленно подняв брови.
- Не-а. Извини. Кайруса нет дома. Но это не помешало мне сделать… Знаешь что?
Риния начала быстро перебирать в голове догадки. Злой брат-близнец? Иллюзионист? Даэдра? Некроманты? То, что перед ней было, действительно не являлось Кайрусом. Чем же?
- Вы… Вы убили всех остальных?
- Девять точек! Да кто-то тут проявил чудеса сообразительности, не свойственные Геминицию. А теперь догадайся, что ждёт тебя и твоих детей?
- Техий! Сильвий! – в ужасе крикнула Риния и бросилась вперед, но тут же остановилась – Кайрус бросил нож в метре от её ног и крикнул:
- Твои дети отравлены. Тот сладкий рулет, что ты им дала, содержал яд, у которого ты даже названия не знаешь. До ближайшего алхимика несколько часов езды, а яд убьёт их… Уже через считанные минуты.
- Что вам нужно от меня? – Риния быстро поняла, к чему клонит преступник. То, что притворялось Кайрусом, тонко улыбнулось:
- Я рад, что мы нашли общий язык. Мне нужен золотой ключик от богатств Геминициев. То, ради чего соревновались Кай и Грандис.
- А что гарантирует, что вы не убьете меня после того, как я раскрою секрет?
- Вам придется положиться на меня. Время идет, а последние мужчины в роду Геминициев вот-вот простятся с жизнью, помрут смертью мучеников и отправятся в Этериус, как святые, и будут проклинать родную мамочку за промедление, которое стоило им целой жизни, – «Кайрус» оскалил зубы. Риния прикусила губу, а потом, после нескольких секунд панических размышлений, сказала:
- Ключ находится у Кая в кабинете, в шкатулке, над камином. Он открывает сундук в шахте под Корролом, в проектах канализаций. Сундук спрятан за каменными блоками в канализационном блоке. Там то, что вам нужно.
- Благодарю.
Дерзкий грабитель вытащил из внутреннего кармана камзола маленький флакон с прозрачной жидкостью и металлической пробкой и положил на землю.
- Это противоядие. Хорошего вам дня.
После этого он дал дёру что есть мочи, а Риния, поняв, что опасность миновала, бросилась вперёд и подняла бутылочку и с удивлением читая на этикетке: "Попалась!". Тут Риния почувствовала, что уколола чем-то себе палец, и с удивлением посмотрела на нанизанное на горлышко бутылька кольцо с иглой. Голова помутнела, ноги подкосились, в груди защемило, земля выпала из под ног и обрушилась... Мир потух.
Меркурио сбросил вид Кайруса, подошёл к трупу и, сделав аккуратный надрез на руке, оставил его истекать кровью. Потом вынул из кармана штанов ключ от хижины и открыл её. Дети всё ещё сидели там и переглядывались между собой, не понимая, что происходит. Один из них пролепетал:
- Дяденька, оставьте нас в покое!..
- Да я вас просто... Упокою, – пробормотал Ноктюро, кладя стрелу на тетиву и отработанным движением целясь прямо в лоб тому, кто всего час назад величал себя «избранным Марукати»...
Меркурио закрыл дверь.
- Ловко же ты нас всех, однако.
Имперец обернулся. Напротив стоял, подбоченившись, Филион, его обрубленный подбородок как-то странно шмыгал. Ноктюро хмыкнул:
- Спасибо, что облегчил мне задачу. Я боялся, что не найду тебя в чаще.
- Мне больше некуда бежать. Убей меня, но сначала выслушай, что я тебе скажу.
Меркурио хмыкнул, но Филион продолжал, выступив вперёд:
- Ассасин, ты ворвался в чужую жизнь и разрушил её. Ты убил моего родного брата, весь наш род, разрушил всё, что мы так долго строили вместе. Знал ли ты тех, кого убивал?
- Я пробыл в вашем гнилом обществе целых два дня, мне хватило, - флегматично пожал плечами ассасин, и Филион разъяренно взмахнул рукой:
- Для тебя, так уж и быть, мы всего лишь очередная куча голов, которые стоит срубить. Очередная семейка дворян, которую следует истребить. Но для меня эта семья была целой жизнью! Без нее я не буду жить, лишь существовать. Знал ли ты, что Кай в молодости победил в турнире лучников просто потому, что об этом попросила Риния, и так они поженились? Что Грандис всё детство ухаживал за охотничьими птицами более богатых дворян, и лишь недавно смог позволить себе двух таких же? Что Цестус помогал защищать Имперский город во время нашествия даэдра, и его ранил в ногу даэдрот, когда он не давал тому прорваться к самому Мартину?! А что Кайрус поднял всю нашу семью с колен и в люди просто за счет своей силы воли? Да каждый из тобой убитых мужчин был в разы больше мужчиной, чем ты сам! Ты видишь в нас лишь дичь на убой и не щадишь даже детей, истребляя все семейство, но знай, убийца, обильнее всех проливает свои слезы тот, кто обильнее всех проливает чужую кровь! Твою семью тоже навестит такая же карающая длань, как и ты, и поверь мне, у тебя уже не будет выбора, жить ли дальше сборщиком налогов или идти на смерть. Ты окажешься в тюрьме и будешь всю жизнь чувствовать себя пустым местом, животным в клетке, потерявшим свое место в жизни. Я все сказал, что же ты стоишь? Стреляй, убийца, сделай то, что ты так хорошо делаешь!
Рука Меркурио, державшая лук, дрогнула, но он отпустил тетиву. Стрела, которая должна была вонзиться прямо в обнаженную шею старика и пробить артерию, неуклюже вошла в глотку и застряла в позвонке. Тот упал на землю, и Меркурио, достав нож, подошел к нему и достал из сумки две отрубленных головы:
- Но ты ошибаешься. Я не из Темного Братства. У меня нет семьи. Мне некого терять. Хотя смотри, вот голова Ксинарра, который ребе подбородок укоротил, а еще вот голова твоего братика. Они стали для меня хорошими друзьями. Можно мне будет звать твою голову мамочкой?
Филион, брыкаясь в судорогах и булькая глоткой, схватил Меркурио за ногу и пробормотал, пытаясь выдернуть из брызгавшей кровью глотки стрелу:
- Убей меня... Убей меня!
Меркурио резко дернул рукой с ножом в руке.
Поручение Ингения было исполнено с серьёзной задержкой – Меркурио пытался собрать всех в одном особняке и в один вечер, но идиотская традиция ловить тощих кроликов разрушила изначальный план кровавой ночи. К счастью, день охоты был безветренным, и Меркурио удалось замаскировать свой запах за духами Кайруса, иначе гончие бы заподозрили неладное первыми. Дальше всё шло по отработанной схеме – убил, сменил внешность, повторить пока не умрут все. Семья Геминициев падала как карточный домик – вслед за глупой смертью Кая была ещё более глупая гибель Грандиса, и так далее. Однако Меркурио знал – промахнись он тогда по коню Кая, почуй его хоть одна гончая, одолей его Цестус в той схватке, и всё бы пошло прахом. Меркурио бесила его же собственная неаккуратность, то, что у него вообще был шанс проиграть, не выполнить приказ Авидо, подвести своего господина…
Сильно облегчил работу Ноктюро соревновательный характер охоты и врожденная ненависть по отношению друг к другу членов семьи. Вытащить Эвриду из домика, где сидела Риния, было проще простого – достаточно сказать «проигравшей не следует присутствовать», как жена Грандиса была готова следовать за Цестусом хоть на другой конец Сиродиила. И если тельце Пирума Меркурио успел бросить в ручей, то тело Эвриды пришлось попросту бросить в кустах…
Слова про яд? Очевидно, блеф. В спешке мать даже не заметила яда. А если бы и заметила, то добил бы её стрелой. Детей всё-таки пришлось убрать – приказ Ингения, в полном соответствии.
Ноктюро прошёлся по угодьям, сжигая труп за трупом и закапывая то, что оставалось после них. Он не любил оставлять после себя следов, и этот случай не был исключением. Имперца такая нудная и скучная работа успокаивала, и после нервных напряжений последних трёх дней, когда ему приходилось выступать перед дворянским гнездом в качестве главы семьи, возможность примерить собственное лицо и просто помолчать ему казалась сладкой.
Он сжёг окровавленные одежды Кайруса, из которых не вылезал почти целых три дня, набросил запасной набор одежды из охотничьей хижины и, поигрывая ключами от особняка Геминициев в Имперском городе, направился прочь из леса, к Красной дороге.
Наступил полдень.
Тема закрыта
