Время для настоящей аналитики! Бри Код работает в компании Tru Luv Media и собирается делать игры для тех, кто… ненавидит игры! Haters gonna hate? Или? «А может быть все, что мы знаем об этом — неправильно», — говорит Бри в интервью журналу Gamesingustry. Приходилось ли вам чувствовать этот привкус неудовлетворенности плодами индустрии? Давайте же ознакомимся с ее аргументами.
Часть 1: Введение
«Видеоигры популярнее кино. Все вокруг — геймеры». На протяжении 14 лет я посвящала свою жизнь — это не преувеличение — видеоиграм, работая над такими проектами, как Company of Heroes, несколько Assassin’s Creed и Child of Light. (Неплохой послужной список — прим.ред.) Но куда бы я ни пошла, всюду встречаю людей, которым видеоигры не по душе. Большинство моих друзей их не любят. И когда я знакомлюсь с новыми людьми, едва ли не больше всего мне нравится смотреть, как они изворачиваются, пытаясь найти что-то общее, после того как я упомяну, что работаю в игровой индустрии. Они назовут какую-нибудь старую игру, в которую играли когда-то, попытаются сказать о ней что-то хорошее и наконец признаются, что не играют в видеоигры.
Тем временем наша жизнь радикально отличается от жизни наших родителей. По мере того как мы привыкаем к новым технологиям, наша жизнь становится все более разрозненной, многогранной, интерактивной. Линейные романы и фильмы уже не так хорошо отражают нашу реальность. Какие же виды искусства и развлечений лучше всего делают это сейчас? Коллажи? Мемуары? Нет, это должны быть видеоигры. Интерактивное развлечение. Однако многие люди не любят видеоигры. Почему?
Группы экспертов и группы похожих друг на друга людей зацикливаются на себе. Похожие люди похоже мыслят, у них один и тот же багаж знаний, и они смотрят на проблему под одним и тем же углом. Более того, описан психологический эффект, когда человеку в группе ему подобных будет приходить в голову меньше хороших идей, чем тому же самому человеку, но среди людей разных.
Если и есть отрасль, в которой люди похожи друг на друга, то это индустрия видеоигр. Большинство из нас мужчины, белые и, что еще важнее, геймеры. Возможно ли, что, предположим, только предположим, мы что-то упускаем?
Может быть все, что мы знаем об этом — неправильно?
Часть 2: Все, что я знаю — неверно
Три года назад мои не любящие видеоигры друзья впервые начали о них спрашивать. Причина заключалась в том, что они стали покупать планшеты. А некоторым соседи или друзья отдавали свои старые консоли, когда покупали себе новые. Для меня это было очень волнующе: я подумала, что, может быть, наконец-то смогу разделить свое увлечение с теми, кого люблю. Спойлер: Я ошибалась. Они не стали геймерами, сыграв в игры, которые я им посоветовала. Но кое-что интересное все же произошло.
Моя ближайшая подруга, моя двоюродная сестра Кристина, сильнее всех не одобряла мою любовь к видеоиграм. Она искусствовед, любит современное феминистское искусство и видит во мне дизайнера. Но не геймдизайнера. Когда я писала ей о стрессе на работе, она меня не поддерживала. Вместо этого она уговаривала меня уволиться и пойти изучать дизайн интерьера или промышленный дизайн. Она думала, что в игровой индустрии я напрасно трачу время и силы.
А затем в один прекрасный день она начала расспрашивать о видеоиграх. Я была очень взволнована. Конечно же, я посоветовала Journey. Казалось, это то, что надо. К моему удивлению, она в нее не доиграла. Ей не понравилось, что там есть змея, которая может вас убить. Дело не в сложности, а в том, что ее совсем не привлекает то, что в игре на нее могут напасть. Но игра заинтересовала ее достаточно, чтобы она попросила посоветовать что-то еще.
Так что я начала тестировать игры на друзьях, которые не любили видеоигры, чтобы посмотреть, что им понравится, а что — нет. Однажды вечером я решила, что достаточно завоевала доверие Кристины, чтобы порекомендовать ей мою любимую игру, Skyrim. Она погуглила и прислала мне sms примерно следующего содержания: «Оооох, даже не знаю, почему ты считаешь, что я стану в это играть. Я не смотрю „Игру престолов“. Мне не нравятся мечи. Мне не нравятся сражения. Мне не нравятся драконы». Я ответила, что ей не понравится первая часть с драконом, но чтобы она ее перетерпела и попробовала поиграть дальше, а потом рассказала мне о впечатлениях. Ответа я не дождалась.
Три недели спустя зазвонил телефон. Мне никто никогда не звонит, потому что все знают, что я не снимаю трубку. Но я посмотрела на экран и увидела имя Кристины. У меня екнуло сердце, потому что я решила, что в нашей семье что-то случилось. Я взяла трубку, и услышала плач Кристины.
Она сказала мне: «Лидия умерла». В нашей семье нет никакой Лидии. Она говорила о персонаже Skyrim. Три недели она самозабвенно играла в Skyrim. А теперь случайно убила Лидию, и давно не сохранялась.
Сквозь слезы Кристина сказала мне, что не думала, что можно привязаться к персонажу видеоигры. Она не понимала, что можно создать своего героя и жить, как версия самого себя, в мире, полном персонажей, которые вам дороги. Мне и в голову не приходило, что она не знала об этом, ведь мне это было так хорошо известно. Она сказала мне, что все эти годы дело было не в том, что она не любила видеоигры, а в том, что она не знала, что они из себя представляют. Когда я рассказываю об этом на конференциях, люди потом делятся своими рассказами о Лидии. У каждого из нас с Лидией связана своя история. (О, ДА, детка! У нас тоже ЕСТЬ эти истории! - прим. ред.)
Таким образом, моей двоюродной сестре понравился Skyrim. Мои друзья, которые не любят видеоигры, могут видеоигры полюбить. Это перевернуло мое восприятие. Я принимала участие в создании Child of Light. Я думала, моим друзьям она понравится. Но я никогда не показывала им игру, пока она была в разработке. А когда она вышла, к моему удивлению, Child of Light моим друзьям тоже не понравилась. Кристина забросила Skyrim вскоре после смерти Лидии, потому что на самом деле не любит ни мечи, ни сражения, ни драконов. Прошло три года, и до сих пор так и не появилось игры, которая бы зацепила моих друзей. Цитируя Тима Ганна: «Дело в плохом дизайне, а не в покупателях».
Я люблю видеоигры и работаю с людьми, которым они тоже нравятся. Но когда я слышу, как Кристина описывает видеоигры, в которые она бы с удовольствием сыграла, если бы они существовали — игры, которые показались бы крайне скучными большинству геймеров, но понравились бы большинству моих друзей — я понимаю, что мне и самой они бы понравились гораздо больше. Слушая Кристину, я поняла, что мне в голову не приходили хорошие идеи. Я поняла, что работала с людьми, чьи мысли слишком напоминают мои собственные, которые черпают идеи из одной и той же культуры (гик-культуры), используют одну и ту же теорию геймдизайна, разработанную в основном (белыми, мужского пола) геймерами для (белых, мужского пола) геймеров. Я поняла, что ходила по кругу. Вот что происходит, когда все одинаковы. Мы делаем скучные вещи.
И мои друзья все еще спрашивают об играх. Интерес еще не пропал. И в конце концов я поняла, что нужно было не убеждать моих друзей сыграть в игры, элементы которых нравятся мне и, как я надеялась, могли понравиться им. Нужно было не отвечать им; нужно было их спрашивать. Нужно было по-настоящему поговорить с ними, а потом сделать игру, которая бы им так невероятно понравилась, что они просто не смогли бы в нее не играть.
Часть 3. Жизнь действительно сложная штука
Так почему же мои друзья не любят видеоигры и что бы могло им понравиться?
Когда мои друзья рассуждают о том, почему они не любят видеоигры, как правило, речь идет о трех вещах. Самое главное: они считают, что видеоиграм не хватает глубины. Все они говорят: «в отличие от книг, фильмов или подкастов, в видеоиграх я ничему не учусь и не развиваюсь как личность». Во-вторых, что лежит на поверхности, видеоигры часто сами изо всех сил отталкивают их. Мало какая женщина, к примеру, станет играть в игру, в которой женщины изображены ужасно. Они говорят: «они оскорбляют меня, мои чувства и мой вид». И наконец, они не находят близких культурных пересечений и отражений своих интересов в видеоиграх. Они говорят следующее: «они меня игнорируют» или «у меня не получаются какие-то вещи, которые мне и не были особенно интересны». Вот ещё пара вещей, которые их совершенно не заботят: реалистичная графика и действие.
Получается, что мои друзья не хотят быть отторгнутыми, а хотят видеть отражение своих вкусов и интересов, а также желают глубины и простора для саморазвития. Ввиду того, что мы, как игровая индустрия, проваливаемся на первых двух пунктах, моим друзьям не удается понять, что игры — это, возможно, самое мощное современное средство для обучения и развития своей личности. Будучи геймерами, мы знаем, что хорошо спроектированная и грамотно реализованная игровая механика помогает доносить посыл лучше, чем роман или фильм. У нас есть множество подтверждений этому: Papers, Please, Train, This War of Mine и прочие.
Выявление этих критериев позволило мне осознать, почему ни Skyrim, ни Child of Light ни произвели должного эффекта на моих друзей. В Skyrim есть глубина, но отсутствует воплощение их вкусов и интересов. Кристине понравилось играть в самоидентификацию и взаимодействовать с другими персонажами, но ей не интересны драконы, мечи и драки. В Child of Light есть воплощение их интересов и вкусов, но нет глубины. Линейная история с пошаговыми боями не оставила места для экспериментов с теми вопросами, которые интересны ей в реальной жизни (к тому же управление показалось ей неудобным, о чем мы могли бы знать, если бы тестировали его на ком-то кроме геймеров).
Конечно же было бы глупо и наивно ожидать, что удаление элементов-раздражителей сразу сделало бы видеоигры интересными для моих друзей. Игра должна быть основана на вещах, которые их беспокоят, на проблемах, с которыми они сталкиваются в своей жизни. Игры должны помогать им лучше понять свою жизнь, ведь она далеко не проста.
Так что спрашивать их о том, что им не нравится в видеоиграх — это лишь половина вопроса. А вот задать вопрос о том, что им не нравится в своей жизни и как видеоигра могла бы помочь им с их проблемами — это вторая и наиболее важная часть вопроса.
Как и у многих других девушек, жизнь Кристины очень сильно отличается от жизни её родителей. Став первой женщиной в семье, получившей высшее образование и построившей хорошую карьеру, она совершенно не была подготовлена к офисным правилам и другим аспектам её профессиональной жизни. Будучи умной, но миниатюрной девушкой, она часто сталкивается с тем, что её не принимают всерьез. Когда она идет на работу, мужчины присвистывают ей вслед, а поздно вечером, возвращаясь с работы, она боится за свою жизнь. Цены в Ванкувере очень высоки, а у неё долги со студенческих лет. Она не знает, как будет устраивать свою личную жизнь при такой загруженной профессиональной жизни. Все её друзья так же заняты, как и она, и видятся они редко. У неё нет достойных примеров для подражания, и ей приходится самой познавать тонкости жизни.
Когда Кристина приходит домой после долгого рабочего дня, ей не хочется идти на смертный бой и испытывать дискомфорт и разочарование в видеоигре. Она хочет поэкспериментировать с социальными отношениями, получить опыт заботы о ком-то, кто заботится и о ней. Именно так она относилась к Лидии в Skyrim, и именно так я сама отношусь к этим персонажам.
Художник Гарри Джайлс недавно очень точно сформулировал мои мысли об искусстве и, следовательно, об играх. Он говорил о том, как различные художники частенько шокировали аудиторию только ради того, чтобы добиться внимания. Однако со временем эта практика пустила корни в нашу культуру и теперь мы живем в «состоянии постоянного шока и стимуляции». В то же самое время мы испытываем на себе «драматическое разрушение структур заботы и поддержки». Я действительно чувствую это на себе. Мы отказываемся от таких источников заботы и поддержки, как религия и домохозяйки (что я приветствую), и при этом ничем особо не заменяем их (что мне как раз не нравится). Джайлс говорит: «Является ли забота стоящим предметом для художественного исследования? Существует ли искусство заботы в виде подвида политического искусства? В обществе, где забота обесценилась, является ли её проявление шокирующим само по себе?».
Я даже близко не заинтересована в шокирующе хорошей графике, симуляторах убийства, в огнестрельном оружии, ножах и мечах. Мне не настолько уж нужен адреналин. Моя жизнь достаточно волнительна сама по себе. У меня сердце из груди выпрыгивает от того, сколько в окружающем меня мире страха и ненависти. Мне хватает Фейсбука и Твиттера. Достаточно пройтись по улице в открытой легкой одежде. Мне интересно другое. Забота, персонажи, созидание, поиск пути в рамках игры который поможет найти путь в жизни. Мне интересно сравнение и понимание, интересны связи. Как сказала Миранда Джулай: «все, чего я всегда хотела — понимать, как другие люди строят свою жизнь». Я хочу создавать игры, которые помогут другим людям понять их жизнь.
Каждый из нас живет в состоянии эмоциональной перегрузки шокирующими происшествиями вокруг, информацией, изменениями. Степень интерактивности нашей жизни удивительна и прекрасна, и я бы не променяла её ни на что, но обратная сторона такой жизни — постоянный стресс, который вынуждает нас изо всех сил стараться обрести покой, закрываясь друг от друга. Мы перестаем слушать друг друга, под давлением политических трений склоняемся к фашистскому образу мышления. Игровой индустрии следует использовать свои средства для того, чтобы помочь нам адаптироваться к нашим новым, интерактивным жизням. Именно так мы станем актуальными.
Часть 4: Интересные видеоигры
Получается, что забота об аудитории — это хорошее, актуальное и необходимое искусство. Но это также и хороший бизнес. Вы можете прочесть любую книгу об управлении стартапами и наткнуться на идеи о клиентоориентированном развитии и ценностном предложении. Прочтите еще парочку, и наткнетесь на идею совместного дизайна, который призван снизить риск выхода на новые рынки. Это забота.
Тим Ганн говорит, что «дизайнеры сегодня оперируют в границах парадигм, установленных десятки лет назад... но речь идет об образе женщин в нашей стране, и дизайнерам нужно понять его». В последние дни перед увольнением у меня не выходило из головы произведение Джона Балдессари «Will Not Make Any More Boring Art». Он сжег все свои картины, потому что тоже подвергал сомнению парадигмы. Когда я говорю со своими друзьями о том, какое интерактивное занятие им бы пришлось по душе, оно не вписывается в общепринятое в игровой индустрии представление о том, что делает игру хорошей. Когда я думаю о том, что делает игру хорошей, это не вписывается в общепринятое в игровой индустрии представление.
И меня удивляет, как медленно развивается разговор. Прошло три года с тех пор, как я и мои друзья купили планшеты и начали искать игры. За годы мне наскучило пытаться доказать своим коллегам, что женщины тоже люди, что женщины не слишком непредсказуемы, чтобы их можно было изучать, что то, что нравится женщинам, не менее важно, не скучно, не неправильно и не трудно понять. Что глупо утверждать, что женщинам не нужны глубокие, сильные впечатления. Я знаю, что не нужно презрительно усмехаться при упоминании Kim Kardashian: Hollywood. Я знаю, что нет ничего удивительного в успехе игры о собирании котиков.
Я основала свою маленькую студию, потому что мне важны игры, мне важны мои друзья и подобные им люди, я хочу, чтобы моим друзьям были важны игры, и я хочу делать игры, для которых будут важны мои друзья. В моей студии мы делаем игры вместе с людьми, которые не любят видеоигры, потому что хотим вырваться за рамки устоявшихся парадигм. Мы хотим обдумывать идеи с разных сторон и обращаться к разным источникам. Мы хотим игры, которые не будут ни грубой, ядовитой, псевдо-реалистичной, псевдо-мужской чепухой, ни просто способом убить время, оставляющим после себя ощущение пустоты. Мы хотим игры о том, каким каждый из нас может стать в будущем, каким в будущем может стать мир. Мы хотим игры, построенные на участии, уважении и бесстрашии. Это куда интереснее.
***
Вот такая статья. Я, как новостной редактор, благодарю наших бесстрашных переводчиков Monday и Cassidy за прекрасный труд над этой статьей. И я так же оказался, как человек, не привыкший мгновенно отрицать все, что не входит в мой привычный круг мыслей, в настроении весьма задумчивом.
Что вы скажете о мысли по-настоящему расширять аудиторию видеоигр, думая о тех, кто сейчас не покупает их? О большем выборе, о большей гибкости, которую кажется, так и диктует сама теория бизнеса? Ведь на самом деле при кажущейся неограниченности выбора и завала товаров как часто мы не можем найти именно то, что нам нужно, начиная от цвета и размера и заканчивая ощущениями?
Хотел бы вы иметь полное право когда-нибудь получить игру своей личной мечты, даже если она понравится всего лишь еще ста людям? Чтобы кто-то взял и сориентировался на ВАШ вкус, наконец-то? В чем вы видите выход? Независимые студии, краудфандинг, опросы среди тех, кто поиграл бы, но еще не может найти приемлемый формат и тему? (Да, больше девушек на сайте, больше! Пусть вот та красотка обожает видеоигры, да, Боже! Сделай, чтобы это оказалось правдой!).
Вопрос.
Из миллиарда золотого предполагаемых юзеров всегда найдется 50 -100 000 которые хотят того же и думают так же, даже если вы полагаете, что вы просто идеально не похожи на других.
