Они обещают друг другу встретиться на пороге старого особняка, построенного в самом сердце Холмов, как только пробьёт полночь. Именно там всё началось, когда отчаянный глупец спустился вниз, где таились секреты, что не должен был знать ни один живой человек. Именно там покоился тот, кого звали Нерождённым, многие века запертый в тюрьме из плоти, которую нельзя покинуть. Именно там они поставят жирную точку в историю, написанной красным и чёрным. Она будет подобна выстрелу, что нарушит гробовую тишину, осветив заплесневелые проулки Миднайт-сити. Как идеальный порез на обескровленной шее цвета алебастра, нанесённый серебряным лезвием, в котором отразилась луна. Будто факел, зажжённый от честных сердец, и осветивший лица тех, кто, всю свою жизнь, прятался в полуночной тьме. Какой бы ни была эта точка, мир примет её, не сказав ни слова. Ибо сегодня именно у них есть страшное право выбирать. Они заслужили его, как никто другой, отвоевав у бескрайней темноты потом, кровью, и своими жизнями.
Они теряются в сером городе, становясь неприметными лицами в бескрайней толпе. Вдалеке высятся иссиня-чёрные здания, отчаянно пытаясь коснуться небес. Приземистые дома, придавленные пороком, покрываются сетью трещин, ярких рисунков, и запёкшейся крови. Змеятся узкие переулки, чьи стены тронуты плесенью, ржавеют заводы, извергая удушливый смог, что пятнает голубое небо, пустые глазницы выбитых окон молчаливо провожают своих хозяев в последний путь.
Здесь так много людей, и никому ни до кого нет дела. Малолетняя проститутка возвращается домой после бурной ночи, синяки расцветают под глазами, вздуваются исколотые вены, проколотый язык жадно облизывает пересохшие губы; в руках она сжимает пачку грязных купюр, и готова, с лёгкостью, пустить кровь тому, кто осмелится отнять то, что принадлежит ей одной. Одинокий самурай разрезают толпу своим телом, точно морские волны, люди расступаются, видя катану, что поблёскивает на его поясе, никому из них невдомёк, что покинув Восточно-Азиатскую Империю, он поклялся не проливать крови, ведь уже пролитой с лихвой хватит, чтобы затопить этот город до основания. Одинокий оборванец плетётся с краю людского потока, прикладываюсь к жестяной банке с пивом «Король-крепыш», когда-то он взбирался по корпоративной лестнице,, отчаянно мечтая оказаться на самом верху, в ход шло всё, начиная от лести, заканчивая жестокими наёмными убийства, но однажды его вызвали в кабинет на самом верху, где всегда царил полумрак, и его жизнь обрушилась, точно карточный домик.
Небо над головой, такое же серое, как и всё вокруг, и одинокие лучи с трудом продираются сквозь свинцовый заслон, даря им крупицы первозданного тепла. Холодный осенний ветер завывает, точно голодный пёс, взметая ввысь изорванный мусор, смятые жестяные банки, и обрывки пожелтевших газет. Одинокое чахлое деревце растёт возле заброшенного дома, раздирая корнями бетон. Последний лист срывает с его крючковатых ветвей, и уносит куда-то вдаль…
Судьбы переплетаются, а люди даже не подозревают о том, что ждёт их, когда наступит завтрашний день. Здесь столько историй, но лишь одной суждено подойти к концу. Они сделали так много, что теперь хотят одного.
Закрыть глаза, и покинуть бренное тело, отправившись в далёкий полёт. Сгинуть с этой проклятой земли, и отдаться грёзам без остатка. Забыться, как можно лишь в сладком сне, и ничто во вселенной не сумеет заменить такого блаженства.
Эта мысль не покидает Агнес, когда она поднимается на верхний этаж своего дома. Она видит дверь в квартиру Кэтрин, опечатанную полицией, и тревога, с концами, покидает её живое сердце. Спать хочется больше, чем жить, но у неё ещё осталось незаконченное дело.
Она садится за громоздкий ЭЛТ монитор, отчаянно борясь со сном, и начинает сливать в помойку под названием «Сеть», историю, что случилось с Никосом в старом особняке, обходясь без лишних подробностей. Анонимные форумы, полные сумасшедших любителей теорий заговоров, закрытые чаты хакерских групп, комментарии к популярным блогам, которые ежедневно мониторит множество людей, начиная от конченых извращенцев, что заходят сюда лишь для удовлетворения тёмных страстей, заканчивая людьми из Красной сети — мирового агенства новостей, охочего до дёшевых сенсаций. Большинство не обратит на эту историю никакого внимания, приняв её за дурацкую городскую легенду, как не обращают на остальной поток дерьма, ежесекундно наполняющий Сеть. Однако, всегда найдутся те, кто прислушается к смутным обрывкам правды, что не стоит знать никому. В борьбе со злом, что не выйдет одолеть ножом или пулей, даже это лучше, чем ничего.
Закончив с распространением информации, Агнес берётся за поиск сведений о Нерождённых, которые просто обязаны были просочиться в Сеть. Никто так и не придумал единой поисковой системы, а поэтому поиск сведений превращается в кропотливый труд, что отнимает ни один десяток минут. Среди историй о призраках нерождённых детей, что мстят нерадивым матерям и слухов об экспериментах корпорации Магадон, которые та проводит на абортированных эмбрионах, Агнес находит кое-что полезное. Это ещё одна страница, на которой безликие пользователи интернета делятся странностями, с которыми они сталкивались в повседневной жизни. По неведомой причине, попасть на эту страницу можно лишь обладая корпоративным уровнем доступа, но для Агнес не составляет труда взломать защиту корпоратов.
Там она находит очень странную историю. В ней говорится о любви Бога-самоубийцы к мёртвой Богине. Когда Богиня умерла, опечаленный Бог похоронил её во внешней тьме. Во тьме она дала жизнь Нерождённым, выгрызшим себе путь из её мертвого чрева. Они погрузились в вечный сон, отравляя грёзами мироздание, страдание и смерть стали их пищей, питая возрастающее могущество. Однажды Нерождённые пробудятся, вырвутся из внешней тьмы, а затем пожрут мир, положив конец всему. Неживая колдунья узнала об этом и воззвала к тем, кто разделил с ней проклятую кровь, но ей не ответили. Тогда она обратилась к смертным волшебникам, и избрала из них самых стойких, их тела привязали к себе духи Нерождённых, не позволяя им пробудиться, и запирая одновременно в мире живых и в недрах внешней тьмы. Над этими гробницами были воздвигнуты жуткие храмы, где волшебники справляли чудовищные обряды, чтобы удержать пленников в состоянии сна, но затем всё пошло не так…
Прочитав эту историю, обессилевшая Агнес обесточила громоздкий компьютер, заглушив мерный звук работающих процессоров, и провалилась в глубокое забытьё. Как и все, кто был связан судьбой в этот длинный день, она видела сон. Слишком знакомый, чтобы быть порождением воспалённого рассудка. И лишь одинокий Никос, не в силах видеть сны, сидел на крыше дома Агнес, молчаливо взирая на город, что отобрал у него жизнь.
Звучит колокол, созывающий на всенощное бдение, и эхо разносит его по округе. Однако, слышат его лишь они, те, кто прошёл путь, которому не было равных. Те, кто видел пламя и ночь, но сумел найти тропу, что вела между ними. Те, кто познал великие соблазны, но не отрёкся от самого себя. Сгущается тьма, прохладный ветерок гасит последние свечи. Они видят тени, что стоят подле алтаря, их лица — это ничто, есть лишь глаза, горящие, точно крохотное пламя свечи. Тени мертвы, на протяжении сотен лет одна сменяла другую, но теперь они могут лишь взирать на них, не в силах вмешаться. Трудно сказать, что таится в их горящих глазах, слишком давно эти тени перестали быть людьми. Лишь одна из них кажется смутно знакомой, и не лишившейся прежних очертаний. Она вошла под своды этого древнего храма совсем недавно, и ещё не смерилась со своей участью. В её глазах пылает жажда мести. Но в самой глубине очей тлеет лишь крохотный уголёк слепой надежды.
Полночь бьёт, отдаваясь в ушах нестерпимым звоном. Тучи расступаются, открывая взору луну, что дарит свой серебряный свет каждому, кто презрел царство сна. Просыпается Старый город, расцветая яркими красками, наполняясь жизнью, и начиная дышать в ритме ночи и огня. Вдалеке звучит перестрелка, члены уличных банд, с лицами, разукрашенными в клоунские цвета, проносятся по шоссе на бронированной машине, украшенной стальными шипами, и извергающей пламя. Юноши и девушки с лицами, выбеленными пудрой, режут руки у всех на виду, оставляя послания полуночному душегубу на кирпичных стенах. Одинокий мститель в кожаной куртке выбивает дверь, ведущую в подвал, где снимают жестокое снафф-порно. Крики раздаются изнутри, чья-то окровавленная рука выглядывает наружу, но тут же исчезает в недрах мрачного подземелья. Старый город никогда не меняется, являясь раем и адом для тех, кто привык жить под полной луной. Но сегодня у них не было времени насладиться духом первозданной свободы. Ведь их путь лежал в Гранитные холмы, где предстояло сделать последний выбор…
Они встретились на пороге старого особняка, как и пообещали друг другу, ещё под светом солнца. Холод царил на Гранитных холмах, продуваемых всеми ветрами. Облака плыли по тёмному небу, избегая луны, застывшей посреди небосвода, как и подобает подлинной королеве ночи. Особняки высились тут и там, и по сравнению со Старым городом, каждый из них походил на огромный родовой склеп.
В особенности особняк Кроуфордов. Статуя генерала одиноко смотрела на них из запустения, на гранитном лике застыла гримаса мученика, что стоически терпел любые козни судьбы. Ветер покачивал кривые ветви деревьев, и сорные травы, что подступали к потрескавшимся стенам особняка. Мошкара вилась над заболоченным прудом, из которого выпрыгнула жаба, покрытая вздутыми гноящимися бородавками, тут же скрывшись среди жухлой травы.
Возле кованых ворот стояли двое безликих часовых, сжимая в жилистых руках потёртые автоматы. Никто не хотел вновь проникать внутрь окольными путями, и они подошли к воротам, желая просто поговорить. Однако, не сказав ни слова, часовые раскрыли скрипучие ворота, впуская их внутрь.
Это походило на сказку. Они словно шагнули в Зазеркалье вслед за Алисой, попав в причудливый мир, что жил по своим законам. Однако, отказываться от приглашения было бы слишком глупо. И они вошли внутрь, а затем отворили тяжелую дубовую дверь, впустив внутрь холодный сквозняк.
Свечи горели тут и там, разгоняя полуночную тьму, царившую в неприветливом холле. Одну из них затушило порывом ветра, но пламя остальных лишь дрогнуло, продолжая разгонять мрак.
— Вы вернулись… — говорит Джереми дрожащим голосом, в его больших карих глазах, освещенных пламенем свечей, застыли слёзы. — Я же говорил вам… — он тяжело вздыхает, так и не закончив, взмахнув рукой и отведя взгляд.
У его ног, на четвереньках стоит Лукреция, обряженная в одну лишь ночную рубашку. Её глаза закрыты, но она, без устали, выводит на скрипучем дощатом полу неведомые знаки. Длинные пальцы сжимают кусок мела так крепко, что у неё белеют костяшки.
— Она уже битый час рисует, — Джереми едва сдерживает слёзы. — Я пытался её разбудить, тряс за плечи, давал пощёчины, но ничего не вышло. Это всё место, — он переходит на шёпот, вновь взглянув им в лицо. — Оно, и вправду, проклято. Я слышал шёпот, — он зарывает пальцы в непослушные волосы, скривив лицо в страшной гримасе. — шёпот в своей голове.
В свете одиноких свечей они похожи на два призрака. Неприкаянных духа, что не могут вернуться к жизни, но и не в силах освободиться от мук посмертия. Никос видит, как печать смерти проявляется на их лицах, и это не может не пугать.
— Он просит меня спуститься вниз, — голос Джереми дрожит, слёзы бегут по щекам. — Сделать с ней это. Пролить её кровь. Безумие, — он судорожно качает головой. — Это безумие. Подлинное безумие. Боже, спаси меня! — кричит Джереми во всё горло, и этот отчаянный крик эхом разносится по пустым залам. Он падает на колени рядом со своей сестрой, и начинает рыдать, закрыв лицо руками.
Тема закрыта
