[Perfect Stranger]

 

 

 

 Тени она все время менялась. Чаще всего она являлась в образе магистра Селестия — но в последнее время предпочитала и другие облики; часто такие, которые вообще не напоминали конкретного человека, а иногда и вовсе не были похожи на человеческие. В этот раз Разикаль выглядела, как дрейк с длинными, вытянутыми крыльями, а цвет ее чешуи переливался от светло-зеленого к ярко-алому. Неизменными оставались лишь глаза. Цвета расплавленного золота со змеиным зрачком, почти немигающие, проникающие в душу, цепкие. Ее домен тоже изменялся. В первый раз она явилась к Крауфорду на руинах дворца Архонта, где разорванные и окровавленные знамена лежали на земле, поверженная Империя превратилась в покрытый пылью памятник. В этот раз они встретились в цветущем саду, напомнившим Верховному Жрецу то место, где состоялась последняя битва с Соласом, когда Предатель был отправлен в ту же тюрьму, в которой он когда-то заключил своих врагов. В этом была некая странная справедливость. И все же Разикаль не убила Волка, заперев его и усыпив на многие тысячи лет. Он не спрашивал, почему. Игры богов всегда были недоступны простым смертным.
— Тебе нравится эта игра? — голос богини вырвал его из задумчивости. Птичка с ярким синим оперением приземлилась на ветку сирени рядом с тем местом, где он вступил в домен Тени, и принялась чистить перышки, глядя на него своими глазами-бусинками. Это не был дух, лишь иллюзия, порождение чужой воли. Домен Разикаль ощущался пустым, как выжженные поля Неварры. Все существа, от самых примитивных виспов до демонов, владеющих собственными доменами, исчезли; она находилась в огромном невидимом пузыре, в который не было хода никому, кроме специально приглашенных гостей. В центре сада, посреди обвитых плющом и виноградными лозами белых колонн, расположился столик и два стула из покрашенного белой краской дерева. Свежий ветерок раскачивал ветви деревьев, многие из которых уже давным-давно исчезли с лица Тедаса; доносил далекий, тихий перезвон и что-то вроде шума реки. На столике можно было заметить простую шахматную доску и резные фигуры. Черные и белые, безо всяких украшательств, которые так любили заносчивые богачи и маги Минратоса.
— Мне нравятся игры, в которых отсутствует понятие удачи, — заметив шахматы, сказал Авгур и неспешно осмотрелся по сторонам, словно оценивая выстроенный богиней сад. В Тени редко когда следовало куда-то торопиться, тем более в компании существа более древнего, чем всё человечество. — Люблю, когда всё зависит исключительно от умений и искусности игроков, а не от воли случая.
— Значит, нравится, — негромкий смех раздался среди деревьев. — Видишь этот сад? Иллюзия, пусть и хорошая. Меня больше интересует, как ты справляешься с моим настоящим садом. Я хочу, чтобы в нем росли прекрасные цветы… — дрейк обернулся Маркусом и сел за столик, неторопливо расставляя фигуры, почему-то задержавшись на черном короле и задумчиво подбросив его в руке. Когда-то таким королем мог стать любой, дошедший до края доски; однако если посмотреть с точки зрения игрока, все эти фигуры были просто куском дерева. Игрушкой, которую двигает по доске беспощадная рука. Если для победы потребуется пожертвовать одной из них, игрок не будет долго размышлять. Для богов все смертные были подобны этим фигурам.
— Я делаю всё возможное, чтобы твоё желание стало явью, Разикаль, — привычно-услужливым тоном ответил Жрец, садясь напротив. В его словах Дракон Таинств никогда не слышал сомнений или слабости, и Крауфорд всегда старался подкреплять свои речи соответствующими поступками.
Маркус Селестий хмыкнул, сварливо глянув на Верховного Жреца, но выглядело это так, словно Разикаль доставляло удовольствие копировать повадки человека, которого уже давным-давно не существовало. Его сердитую заносчивость, его одержимость Тенью и уверенность в том, что все вокруг него, в лучшем случае, пытаются его обмануть. В худшем же просто являются непроходимыми дураками.
Какой была сама Разикаль, Авгур до сих пор не мог понять.
— Я выбрал тебя не потому, что ты тот, кто делает все возможное. Я выбрал тебя, потому что настало время делать невозможное. То, что любой другой назвал бы невыполнимым. Многие твои соотечественники говорили это на протяжении столетий. Они утверждали, что вернуть Древнюю Империю невозможно. Они утверждали, что возвращение Богов невозможно. Ты доказал им, что невозможного не бывает, и именно поэтому они идут за тобой… пока что. — Взяв фигурку в руку, он передвинул ее на клетку вперед. Пешка сделала свой ход. Сложив руки под подбородком, покрытом черной бородой с проседью и явно нуждающейся в расческе, магистр нахмурил кустистые брови. — Боги — забавные существа. Взять хотя бы нашего старшего брата, Думата. Дракон Тишины! — он фыркнул и рассмеялся, вдруг, совершенно неожиданно. — Он всегда любил хорошую шутку. Вспомни, к примеру, тот случай, когда он сообщил Сновидцам о том, что если они войдут в Черный Город, то обретут силу самих богов. Дракон Тишины? Право, заставить его замолчать было задачей потруднее, чем заставить Предателя отплясывать кадриль.
Ожидая хода Крауфорда, магистр принялся раскачиваться на стуле. Жест, подходящий скорее подростку или даже совсем ребенку, но никак не той высокомерной, уверенной в своем превосходстве богини, лицезреть которую доводилось другим. Однако она менялась, когда разговаривала со Жрецом во снах. Была… больше собой, чем тем, кого желали видеть последователи.
— Я хочу загадать тебе загадку, — безо всякого перехода предложил Селестий. — Если ты найдешь на нее ответ, то я расскажу тебе поучительную историю. Если не найдешь — навсегда останешься слепым к тем силам, которые правят судьбами твоих собратьев. А вопрос следующий: почему ты? И почему — он?
Почему. Это хороший вопрос. Авгур склонился над доской, делая ход и параллельно продумывая ответ. Разговоры с Драконом Таинств никогда не были простыми, заставляли мыслить. Прошла пара минут и ещё несколько ходов с обеих сторон, прежде чем молчание наконец прервалось.
— Ни пешки, ни короли не знают о тех дланях, что управляют ими, и не пытаются играть не по правилам. Он протянул руку за границы доски, и сделал ход, не предусмотренный игрой. А почему я, — раздумывая в это же время над ходом, сделал паузу Жрец, — потому что обычные фигуры не способны творить невозможное.
— Ты отчасти прав. Но лишь… отчасти. Что ж, награда за твой ответ будет соответствующей истинности ответа. Идем за мной, — кивнув, Маркус вдруг поднял руки вверх, будто бы собирался пасть на колени и взмолиться Создателю. Несмотря на его слова, он не сдвинулся с места, а продолжал сидеть. Не успел Крауфорд осознать, что происходит, как сад померк, растворился, будто его никогда и не было, даже шум листвы и запах трав и цветов исчезли. На какую-то долю мгновения наступила тишина, а затем сквозь темноту начали проступать огни. Разикаль тевинтерец не видел, он вообще ничего не видел, кроме тьмы и огоньков, напоминающих стремительно приближающиеся звезды. А вот голос, раздавшийся из мрака, прозвучал подобно удару грома. Теперь это не был усталый и несколько сердитый голос Селестия, и даже не рычание дракона. Что-то совсем другое, не похожее на прежние воплощения богини.
— Так выглядит ваш мир, если сорвать покровы иллюзий. Так я смотрю на него, и ты можешь взглянуть своими глазами. Видишь огоньки? Думату нравилось заставлять их гаснуть. А мне… мне нравится, когда они танцуют под мою музыку. Смотри, — повторил голос, и звездные точки закружились, словно подгоняемые невидимой рукой. — Каждый огонек — это средоточие силы. Существо, тронутое Тенью и навсегда связанное с ней нитями, которые ведут душу в объятия мира снов. Но даже те, кто сияет не так ярко, и те, кто полностью сливается с темнотой, делают свое дело. Они — плодородная почва для того, чтобы огоньков становилось больше, чтобы небо Тени не погасло. — Голос помолчал, а затем стал звучать почти точь-в-точь, как голос Присциллы: — Я смотрела на это небо веками, не в силах протянуть руку и коснуться его. Можешь ли ты представить себе большую муку, чем это, смертный человек? Я спала и одновременно никогда не могла уснуть. А потом я увидела это. Там, где другой был бы светящейся точкой, он был солнцем. Где другие были просачивающейся сквозь трещину каплей, он был полноводной рекой. Он сам пришел ко мне, и я шептала в его разуме, пока он не сломался. Любой другой не поверит моим словам, но мне жаль, что его больше нет. Человеческий разум слишком хрупок.
— Что же делало его солнцем на фоне тусклых звёзд? — осматриваясь во тьме, решил поинтересоваться Крауфорд. Он впервые мог узреть, как видит мир Древний Бог, и пытался переварить как можно больше.
— А на этот вопрос, Авгур, тебе предстоит самому найти ответ, — произнес голос. Длинная лапа, покрытая серебристо-блестящей чешуей, протянулась к нему из темноты и легонько толкнула. — Пора просыпаться.

 

 

Со дня свадьбы прошла одна неделя, потом вторая, и когда началась третья, Присцилла поняла, что оставаться здесь более не в силах. Любые рассказы и сплетни меркли по сравнению с той чудовищной тоской и апатией, навалившейся на молодую альтус, когда она часами отмокала в собственной купальне, выложенной мрамором белых и желтых оттенков. Поначалу она прогоняла всех служанок и даже раба, но вскоре привыкла и к их молчаливому присутствию. Цербер охранял ее по ту сторону двери, и Авгур почему-то чувствовала себя хоть в какой-то безопасности только тогда, когда телохранитель был рядом. Авгур... ей не хватало сил и смелости признать, наконец, за собой такой титул. И если несколько недель назад Присцилла могла бы хоть как-то представить себя в роли императрицы всей Империи, то по прошествии их она с кристальной ясностью осознала, каково ее положение в этом дворце на самом деле.
Выводя пальцем круги на остывающей воде, покрытой тонким слоем пены, девушка задумчиво напевала под нос какую-то мелодию. Похоже, она услышала ее во сне, другого объяснения не было; ее не играли во дворце. Во дворце вообще почти никогда нельзя было услышать музыки, лишь тишина и эхо шагов по мраморным полам.
— Тано, — тихонько сказала черноволосая магесса, глядя в осколки собственного отражения в воде. — Как ты думаешь, мы могли бы сбежать отсюда?
Тиканье напольных часов, поистине исполинских и являющих собой целое произведение искусства, доносилось до купальни через многочисленные трубы водопровода. Тевинтер всегда славился тем, как технологии и магия сплетались воедино, делая жизнь высших кругов удобной и комфортной. Когда-то по этим же трубам в канализацию стекала кровь принесенных в жертву людей. Удобство и комфорт, думала Присцилла, но стоило ли платить за него такую цену? Она была слишком молода, наивна, и достаточно сообразительна, чтобы это понимать. Наверное, она была ущербной, с точки зрения других альтусов.
Раб, как всегда,  стоял в углу, склонив голову. Но причиной этого  было не только величайшее почтение, которое Тано испытывал к своей госпоже, а еще и некоторая... неловкость и опасение узреть прекрасное тело супруги Верховного Жреца. Конечно, у раба не могло возникнуть ни одной крамольной мысли по этому поводу — супруга Верховного Жреца была высшим существом в его глазах и все же... В такие минуты он рассеянно думал о том, что неплохо бы отправиться на задний двор и нарубить дров для кухни.
Вопрос госпожи прервал его размышления о дровах и заставил парня поднять голову. Мыслерыбины  с трудом оторвались от дров и лениво зашевелились.
— Сбежать, госпожа? — его пугало это слово. При его упоминании, в сознании раба срабатывала установка, запрещающая даже думать о подобном. Сбежать было невозможно. Он это знал - всем своим существом. Но от чего хочет сбежать госпожа Присцилла? Ее ведь ничего не удерживает. она вольна делать все, что хочет. — Вы имеете в виду — покинуть дворец и прогуляться? — с некоторой надеждой уточнил парень.
— Я имею в виду, покинуть это место и никогда не возвращаться, — вздохнула магесса и замолчала, продолжая водить пальцем по мыльной воде. Она знала, что с рабом может разговаривать о чем угодно: тот никогда не обмолвится и словечком ни с кем о том, о чем они могли вести беседы наедине. Как и Цербер. Пожалуй, эти двое были единственными друзьями Присциллы, если, конечно, можно назвать "другом" человека, которому промыли мозги корректоры; а второму отбили всякое желание считать себя личностью еще на Арене гладиаторов. Служанок же Авгур отправила восвояси несколько минут назад, после того, как они закончили наполнять купальню водой с розовым экстрактом. Все это поначалу казалось ей интересным и даже льстило самолюбию девушки, но прошло не слишком много времени прежде, чем она начала думать, что все это лишь шелуха. Золотая клетка, которая клеткой от этого становиться не перестает.
Откинувшись назад, на бортик бассейна, она устремила взгляд в высокий потолок с лепниной, погруженный в полумрак. Купальню этим вечером освещали несколько десятков свечей в канделябрах, придавая ей мистическую ауру, будто Присцилла не принимала ванну, а находилась на жертвенном столе.
Такое же ощущение не покидало ее в течение всей ночи, проведенной с Крауфордом. Только тогда было гораздо больнее, и эмоции не были еще настолько притуплены. Боль, отвращение, желание поскорее отмыться и какая-то поистине детская обида, как у ребенка, которому вместо конфеты протянули камень, а потом еще и наказали за то, что плачет. Лишь через несколько недель обида и отчаяние начали перерастать в холодную ненависть.
Тишина и одиночество. Даже раб не смог бы ни понять ее, ни подбодрить; а Цербер считал, что у нее нет иного выхода, кроме как смириться. Ни одно живое существо не давало Присцилле и тени надежды на хоть что-то, кроме непроглядного мрака в будущем.
Тано снова опустил голову.  В нем некоторое время боролись две установки - запрет на осмысление самого понятия "сбежать" и верность хозяйке. Он понимал, о чем говорила госпожа Присцилла, и пересилив интуитивный страх перед самим понятием, тихо ответил:
— Сбе... Кхм... Покинуть это место, госпожа,  практически невозможно. Сильная охрана, преданные слуги и ваше положение — Верховный Жрец приложит все усилия, чтобы вас вернуть — не дает ни единого шанса, — тихо сказал раб. Его речь напоминала сухую констатацию фактов, но лгать и обнадеживать Присциллу он не мог в силу обработки, да и не хотел давать напрасные надежды.
Но даже слуги на кухне шушукались о том, что госпожа была несчастна.
— Но практически невозможно — не значит невозможно, — подумав, добавил он.
— Я знаю. Знаю, но... могу ли я хотя бы притвориться? — голос Присциллы Авгур дрогнул, но она быстро подавила этот рефлекс. Не хватало еще разрыдаться перед рабом. И пусть никто не узнает, но как можно уважать себя после подобной выходки? Все же она альтус, а не какая-нибудь девка из Трущоб. — Давай притворимся, что сбежали, Тано. Хоть ненадолго. Подай мне полотенце, — попросила она, вылезая из купальни и садясь на краю бортика, свесив ноги в воду. — Вода уже холодная.
В ее покоях уже наверняка протопили камин. Они могли бы вернуться туда, и Присцилла попросила бы Тано принести ей чего-нибудь наверх из кухни, если бы только не знала, что каждый вечер она должна была появляться за ужином в большой гостиной, куда возвращался Крауфорд. Какое унижение! После всего, что девушка вынесла от этого человека, она вынуждена была притворяться, будто все хорошо; сидеть с ним за одним столом, есть в его присутствии, словно кусок не встает у нее в горле, и поддерживать разговор, в котором не была особенно заинтересована. Верховный Жрец не говорил с ней о действительно важных и секретных вещах, и каждый день ей приходилось играть роль, как какой-нибудь орлесианской барышне. Только у орлесианок были хотя бы маски, за которыми они могли спрятать свое лицо; Присцилла такой роскошью не обладала.
Они могли бы вернуться, почитать книгу, поиграть в шахматы с Цербером или в карты с Тано; они могли бы продолжить прикидываться, будто все идет так, как должно. Вот только самой заточенной в этом замке принцессе хотелось чего-нибудь другого. Чего-нибудь, что не повторялось бы изо дня в день и из недели в неделю, будто один и тот же спектакль, который показывают по разным городам и весям, но в котором ничего не меняется.
Что-то в тоне госпожи заставило парня... сочувствовать? Это было мимолетное чувство, которое вспыхнуло, как и искра и погасло в туманном мороке обработки. Он почтительно подал госпоже полотенце, и думая о дровах, чтобы отвлечься,  промокнул изящное тело девушки. Будь он свободным человеком, то наверняка подумал бы о том, какой же Верховный Жрец бездушный чурбан, если  не видит в Присцилле только официальную супругу для продолжения рода. Но что поделать - такова судьба альтусов, да и вообще — всех благородных семейств.
Тано вяло вспомнил свою сестру, которую отец тоже хотел выдать замуж за нелюбимого ради прибыли, но воспоминание лениво утонуло в сумраке сознания.
— Никто не знает, как повернется жизнь, госпожа. Пока что не остается ничего другого, как плыть по течению, — тихо сказал раб.
— Ты говоришь, как Цербер. Это полено на тебя так повлияло? — улыбнулась девушка, обмотавшись полотенцем и расчесывая мокрые волосы гребнем. В свете свечей они казались иссиня-черными, почти антрацитовыми. Годы селекции и тщательного отбора генов давали свои плоды, и за это можно было бы поблагодарить Веранию. Она вырастила идеальную невесту для любого знатного тевинтерца. Только у самой невесты никто особенно не спрашивал, чего она на самом деле хотела бы. Раба она не стеснялась, как и слуг, привыкнув к тому, что те находятся на ступеньку ниже альтусов и скорее откусили бы себе язык, чем позволили сказать хоть слово или сделать что-нибудь неподобающее. — Слушай, давай, пока не наступило время ужина, прогуляемся по саду, и...
Договорить Присцилла не успела: тишину разорвал отдаленный цокот маленьких коготков. Сморщившись от отвращения, она набросила мантию и попросила Тано затянуть корсет и помочь ей надеть туфли.

— Проклятые крысы. Клянусь драконьей кровью, они тут повсюду, в стенах. Никто мне не верит, но я слышу, как они бегают. Порой даже заснуть не дают. А ты слышишь их?
Мыслерыбины  лениво ворочались, вырывая из сумрака туманные воспоминания, пока он затягивал на девушке корсет, аккуратно и осторожно, чтобы не причинить боли, словно  вытаскивал бабочку из паутинного кокона. Ему постоянно казалось, что неловким движением, или не рассчитав силу, он может ранить госпожу. Антиванцы считали, что  с  женщинами  следовало обращаться, как с хрустальными цветами — прекрасными, но чрезвычайно хрупкими.
— Да, госпожа, я иногда слышу... Что-то. Иногда мне кажется, что я слышу звон колокольчиков, и тихий смех.  Или плач. Но это просто крысы шуршат в застенках.  Слугам следует принять меры по их устранению. Но не ядом —- от него могут погибнуть дворовые собаки и кошки, — сказал парень, заканчивая туалет госпожи, и отступая с почтительным поклоном. — Готово, госпожа.
— Спасибо. Ой, я не должна этого говорить, — Присцилла подмигнула рабу, быстрым движением поправляя одежду и слегка топнув каблуком по полу. В таком виде, чисто вымытая и надушенная, с натянутой на лицо улыбкой, она обычно появлялась за ужином, как того требовали приличия. Истинная знатная леди с безупречными манерами. Только Тано и Цербер порой видели ее безо всей наносной мишуры, но это уже не имело значения. — Пойдем. У нас час с небольшим до того, как часы пробьют десять, а ты знаешь, что опаздывать мне не велят.
Крысы снова зашуршали, на этот раз где-то совсем близко. Присцилла вздрогнула и инстинктивно сжалась, будто перед лицом опасности, но тут же расправила плечи и раздраженно нахмурилась. Подойдя к стене, она приложила руку к тому месту, откуда доносилось поскрипывание и цокот маленьких коготков отвратительных созданий, которые, похоже, умудрялись проникать повсюду, даже во дворец архонта. Когда же наконец их всех вытравят отсюда? Вздохнув, девушка подавила желание немедленно уйти и сделать вид, что ничего не слышит — как делала уже десятки раз до этого — и прислонилась ухом к каменной, холодной стене. Обычно крысы ее не беспокоили, а если она и слышала их возню, то доносилась та издалека и быстро пропадала. Но на этот раз, похоже, мелкие зверьки решили окончательно ее доконать. Шум доносился совсем близко, будто стоило протянуть руку, и можно было нащупать жесткую серую шерсть.
— Тут наверняка где-то их логово, — пробормотала Авгур, ощупывая камень. Ничего. Просто кладка, столетние стены держались во времена Дариниуса и вряд ли как-то изменились за прошедшие века, разве что камни срослись друг с другом так, что стали единым целым. Но крысы как-то проникали в стены, значит, были где-то их ходы. — Ах!
Отдернув руку, магесса с удивлением посмотрела на палец; царапина набухла капелькой крови, соскользнувшей вниз, а острый краешек камня выступал так незаметно, что его невозможно было бы обнаружить, не проведя по нему рукой. Даже стоя вплотную к стене, Присцилла не видела его до того момента, как не провела по нему пальцем, оставив темный след крови.
— Госпожа, вы поранились? — спросил встревоженно раб. Он знал, что крысы — переносчики различной заразы, и если они лазят в застенках, то и на стене могут остаться их следы. Конечно, маги-альтусы были сверхлюдьми в понимании простых смертных, но кто знает — вдруг и их возьмет зараза? А если госпожа пострадает по его вине, он никогда себе этого не простит. Тьху ты, дурак, она уже пострадала! — Рану нужно обработать, крысы — твари заразные, — робко проговорил парень, надеясь, что такое замечание не сочтут за дерзость.

Но в голове возник вопрос, чем занимаются слуги, если в застенках у Верховного Жреца завелись крысы?
Магесса лишь качнула головой — мол, не стоит внимания. Быстро осмотрев стену снова, она, уже гораздо осторожнее, нашла выступающий серый краешек камня, о который столь непредусмотрительно порезалась. Аккуратно приложив поцарапанный кончик пальца к тому самому месту, Присцилла закрыла глаза и попыталась призвать силу крови. Разумом она почти не осознавала, зачем это делает, и скорее всего, занималась какой-то ерундой. Ну не может же там на самом деле быть какой-нибудь тоннель, да еще и магией запечатанный? Однако дворец архонта, как девушка уже знала, был достаточно старым, чтобы хранить свои секреты, а как еще закрывать проход от чужаков, как не магией крови? Древние тевинтерцы придавали ей слишком много значения.
На мраморный пол, вылизанный до состояния зеркала, посыпались крошки раствора; часть стены почти неслышно отъехала куда-то в сторону, медленно, будто столетний старик, страдающий бессонницей и радикулитом.
— Тано... — выдохнула Авгур, как-то глупо моргнув и глядя в открывшийся темный тоннель, покрытый паутиной, пахнущий удушливой пылью и крысиным пометом. — Ты это видишь?..
— Потайной ход, — почему-то парень ни капли не удивился,  словно имел дело с такими вещами очень часто. — Вы же не хотите туда войти, госпожа? Там может быть не безопасно. Если пожелаете узнать, что там — я пойду первым, для вашей безопасности и все разведаю.
Само собой, он не мог допустить, чтобы госпожа Присцилла рисковала  собой в  месте, где может быть полно ловушек, крыс и пауков. Да мало ли, что там водится?
— Ладно, ладно. Только я полезу сразу за тобой, — голос ее звучал нетерпеливо, даже как-то... с энтузиазмом? В последнее время Тано нечасто слышал, чтобы госпожа разговаривала с таким выражением. Апатия и депрессия накрывали ее, как пуховым одеялом, заглушая чувства, подавляя и превращая в аморфное, жалкое создание. Будто бы тот факт, что они нашли нечто, о чем, вероятно, не знал более никто в этом замке (или так хотелось думать госпоже Авгур), придавал некий смысл их существованию. — Давай же, чего ты ждешь? Лезь!
Ослушаться прямого приказа антиванец не мог, а потому повиновался в ту же секунду. Паутина липла к лицу и рукам, противные крысы разбегались в стороны и прятались в невидимых глазу в полумраке норах, сзади раздавалось напряженное дыхание Присциллы, которая, выждав пару секунд, зашла прямо в своем вечернем наряде в грязный тоннель. Он был широк ровно настолько, чтобы средних размеров человек мог пройти по нему в полный рост, но чем дальше продвигался Тано, тем шире становились стенки, и тем больше походили на то, что построено руками человека. Частично тайный проход обвалился, и приходилось перелезать через камни и оползни.
"Добром это явно не кончится", — мысленно вздохал про себя парень, продвигаясь по тоннелю и отмахиваясь от паутины. Нужно сказать, ход этот был довольно странным — слишком неухоженным даже для тайного хода. Видимо, им никто не пользовался десятилетиями, а то и столетиями. Раздался жалобный писк и чавк — под ногой чвакнула неосторожная крыса. К счастью, никаких ловушек в этом потайном ходу не оказалось, а из неприятностей была только паутина и крысы. Затхлый воздух вызывал кашель, и Тано  тихо кашлял в рукав. Мыслерыбины лениво шевелились, выдав идею, что после такого путешествия, его бело-черная одежда станет полностью черной, а платье госпожи  пострадает настолько, что его придется выбрасывать. И если Верховный Жрец соизволит обратить внимание  на эти факты, то...  Неприятностей не оберешься.
Через четверть часа молчания и бьющего в нос запаха застарелых катакомб, он едва не уперся лбом в каменную лестницу, ведущую наверх. За прошедшие годы с тех пор, как этим тоннелем кто-то пользовался, ступеньки обвалились, превратившись в обломки былого величия — как и большая часть самой Империи до того, как ее буквально спасли из небытия Верховный Жрец и его богиня.
— Ну, что там? — раздался сзади голос Присциллы. — Видишь что-нибудь? Подожди, я огонек призову.
Тусклый светящийся шарик проплыл мимо виска Тано с прилипшими к нему от пота волосами, освещая сломанные ступени.
— Лестница, госпожа, — ответил раб, рассматривая ступени и прикидывая, выдержат ли они его вес. Он был уверен, что придется по ней взбираться. Оставался только один вопрос: куда эта лестница ведет?
— Лестница? Подвинься, — благо тоннель стал достаточно широк, чтобы Присцилла могла свободно встать рядом с рабом и осмотреть лестницу, что она и сделала. О платье Авгур не беспокоилась; служанки быстро подыщут ей что-нибудь другое перед ужином, однако следовало следить за временем. Опоздание на несколько минут могло обернуться ненужными расспросами. — Похоже, ее построили еще во времена, когда Древних Богов было семь... Разве тебе не любопытно, куда она ведет?
Вопрос был риторическим; за время своего знакомства с Тано девушка уже успела понять, что такие эмоции, как любознательность, ему почти неведомы. Но сейчас это не имело значения. Тано был нужен Присцилле намного больше, чем сама Присцилла была нужна Тано. Он мог хотя бы создавать иллюзию того, что у магессы есть друг и товарищ по таким авантюрам, как исследование заброшенных тайных проходов во дворце. Осторожно попробовав пощупать ступеньку рукой, Авгур ненароком заставила еще несколько кусочков осыпаться на землю. Придется как-то укрепить проход и лестницу, если они планируют пробраться дальше и выяснить, что наверху. Однако часы скоро пробьют десять, и следовало возвращаться.
— Мы вернемся сюда завтра, — решила тевинтерка. — Мне нужно, чтобы ты принес веревку и что-нибудь, чтобы мы могли забраться наверх. Сможешь?
— Конечно, госпожа. Все сделаю, — кивнул антиванец, недоумевая, зачем вообще  лезть туда, наверх. Интуиция подсказывала ему, что там, наверху, нет ничего хорошего. А может, вообще какая-то тайная комната пыток бывшего Архонта или  подобные ужасы. Но раз госпожа желает туда попасть, то его задача — сделать все для этого возможное.
Парень прикинул, что веревку можно раздобыть на конюшне, он видел там несколько мотков, сваленных за ящиками — ею, похоже, никто не пользовался, и ее не хватятся.  На хозяйственном дворе также можно поискать что-то для укрепления прохода и лестницы — мощные дубовые поленья, например.
— Возвращаемся, госпожа? — спросил парень с некоторой надеждой.
— Да, пора, — с некоторой долей грусти сообщила ему госпожа. — Скоро меня хватятся, ты же знаешь. Завтра мы придем сюда пораньше, чтобы успеть все сделать, и проверим, что там наверху, после ужина. Слуг я отправлю с каким-нибудь поручением, а Цербер может проследить, чтобы никто нам не помешал.
Четверть часа пути назад — и Присцилла вместе с Тано, оба облепленные паутиной, в пыли и грязи, выбрались в купальню. Магесса запечатала проход, снова использовав магию крови, уже окончательно удостоверившись, что создавший этот тайный ход человек был одним из властителей Империи далекого прошлого. Слишком уж старым и неиспользуемым выглядел этот ход, который облюбовали крысы и пауки, и неизвестно еще, вел ли он куда-то или оканчивался заваленным тупиком. Однако меланхолия и депрессия на время отступили, дав место природной любознательности и желанию приключений. Даже если вся их затея ни к чему не приведет, приятно было думать о чем-то ином, кроме уже успевшей опостылеть рутины. Жизнь Авгур состояла из повторяющихся, похожих друг на друга, как две капли воды, дней; и иногда ей даже казалось, что она уже умерла и попала в Тень, где демоны истязают ее душу, заперев во временной петле.
— Жди меня в моих покоях, — распорядилась девушка, направляясь прочь из купальни. Секретный проход был закрыт и теперь никто не найдет его, если не станет зачем-то ощупывать стены, как это делала она полчаса назад. — Я вернусь после ужина. И еще... если понадобится помощь, попроси Цербера. Скажи, что я приказала. Он не станет задавать вопросов.
— Да, госпожа, — склонил голову раб. Честно говоря, он недоумевал, чем мог заинтересовать  благородную госпожу вонючий лаз, загаженный крысами, но, так или иначе, а девушка заметно повеселела. Быть может, это приключение развлечет ее немного, ведь жизнь в доме Верховного Жреца можно было назвать минимум — скучной, максимум — смертельно унылой. Мессир Крауфорд явно был не из тех, кто закатывает богаты приемы, разъезжает по балам или театрам. А что главное для благородных дам? Конечно же, блеск и развлечения.
Раздумывая так, Тано отправился в покои госпожи. Нужно будет сварить ей на десерт настоящий антиванский кофе, а не то пойло, что подают здесь, в Тевинтере.
Пока же раб занимался приготовлениями кофе и готовился к завтрашней эскападе, тевинтерка, быстро отмывшись от последствий забега по крысиному тоннелю и переодевшись в свежее платье (чтобы отбить запах крыс, пришлось вылить за шиворот едва ли не весь пузырек духов), бросила обеспокоенный взгляд на часы в коридоре. Без десяти десять вечера. Пора было отправляться на ужин, который по странному и непонятному стечению обстоятельств Верховный Жрец предпочитал проводить в гостиной, а не у себя в кабинете. Вздохнув, она несколько минут заставила себя смотреть в зеркало, пока из глаз не ушел азартный блеск и они не стали напоминать мутные озера темно-фиолетового цвета. Нельзя выдавать себя, иначе возникнут вопросы, а Крауфорд был невероятно проницательным; это она усвоила еще в первую их встречу, а ученицей Присцилла была хорошей, пусть и не особенно опытной, но матушка всегда говорила, что она схватывает на лету. Осталось пять минут. Она быстро спустилась по лестнице и направилась в сторону столовой, где могло бы разместиться с десяток человек, и еще осталось бы место для гостей. Чаще всего в этой столовой сидели лишь они с Авгуром, да стояли по углам и у стен молчаливые фигуры его личных телохранителей.
Так было и сегодня. Крауфорд обычно приходил чуть раньше Присциллы и не трогал еду до тех пор, пока она не приходила. Вполне возможно, что если бы супруга опоздала, то он не стал бы задерживать себя дальше, но видимо она считала себя обязанной присутствовать тут в это время, и поэтому каждый день прибывала вовремя.
Помимо телохранителей периодически в гостинной бывали и слуги. Сейчас, например, сбоку от стола Верховного Жреца стояла пара таких, и Присцилла знала обоих. Не поимённо, а по обязанностям. Первый каждый вечер держал в руках готовую бутылку вина, второй его пробовал до Крауфорда. Кроме них пока что был ещё один, знакомый с первого же вечера эльф, открывший госпоже дверь и следом отодвинувший для неё стул. Еда уже была на месте. Когда супруга наконец оказалась за столом, Крауфорд на секунду поднял взгляд на неё, а затем молча и неспешно принялся за еду. Это было... странно? Все три недели до этого именно он первым приветствовал Присциллу и начинал разговоры, постоянно ведущиеся на тевине (на этом Верховный Жрец отдельно настаивал). Сейчас же он промолчал, однако внешне не казался ни измотанным, ни обозлённым.
Это необычное поведение не ускользнуло от внимания тевинтерки, однако она не стала заострять на нем внимания, к тому же не была уверена, стоит ли заговаривать первой. Сев напротив Верховного Жреца, она негромко попросила обновить воду в бокале, лед в котором уже начал подтаивать. Эльф тут же поспешил выполнить ее просьбу, и когда он ушел, девушка осторожно подняла взгляд. Вроде ничего не изменилось, но почему-то Присцилла почувствовала легкий страх. Вдруг Крауфорд уже знает о ее похождениях в тоннеле? Каким-то невероятным образом почувствовал отголосок магии? Невозможно. Весь дворец был пронизан магическим фоном так, что столь мелкое заклинание точно не должно было привлечь внимание.
Наконец, молчание стало настолько оглушительным и напряженным, что Присцилла не выдержала.
— Могу я задать вопрос, Крауфорд? — памятуя о просьбе не называть его по титулу, спросила девушка, осторожно ковыряя вилкой в чем-то, похожем на устрицы.
— Конечно, — не изменившись в лице, ответил Авгур. — Ты не обязана спрашивать у меня разрешения.
Пожалуй, ее удивила безмятежность мужа; раньше он хотя бы пытался делать вид, что ему не скучно проводить этот час за ужином, разговаривая с ней. Но Присцилла все же взяла себя в руки.
— Я понимаю, — сказала она. — Что на публике есть свои законы поведения, но ведь мы не на публике. К чему притворяться, что вам интересно проводить со мной время? — этот вопрос она думала задать уже очень давно, но все никак не решалась.
— Мне кажется, что этот вопрос стоило бы задать тебе, Присцилла, — отложив вилку с ножом и взяв бокал с уже опробованным вином, кратко сказал Крауфорд. Вместо полноценного глотка он лишь слегка попробовал напиток, желая распробовать вкус.
Она слегка нахмурилась. После того, как Авгур сказал, что ей не нужно притворяться и улыбаться, девушка улыбаться, похоже, совсем перестала. По крайней мере, ее улыбки он не видел с самого первого дня в замке. Отложив вилку и так и не попробовав устрицы, она склонила голову. На эти приемы больше тевинтерка не купится.
— Я знаю, чего хочу я. А вот прочитать ваши мысли невозможно, по крайней мере, если не использовать магию крови, — коротко сказала она. — Потому я и задала этот вопрос. Простите, если он был слишком дерзким.
— Не извиняйся, — ни на миг не меняя тон, ответил Авгур. — Ответ на твой вопрос: ни к чему. Я не притворяюсь. Если я спрашиваю о твоём мнении, то мне хочется его выслушать. А банальные первые вопросы о проведённом дне позволяют больше узнать о том, как ты переносишь новую жизнь. И в это время я смотрю не столько на твой рассказ, сколько на то, как ты его ведёшь. И за эти три недели почти ничего не изменилось.
Жрец вновь пригубил бокал, слегка смачивая губы.
— Ответишь ли ты на этот же вопрос, только заданный мною тебе?
— Ответ мой будет простым, — пожала плечами Присцилла, собираясь с духом и выпрямляя спину. Не хватало еще снова превратиться в запуганную девочку, как в ту первую встречу. — И он точно такой же, как и ответ на вопрос о том, зачем мы вообще здесь оказались. Потому что так надо. Но у вас есть возможности, которые мне недоступны. Вы должны простить меня за то, что я не слишком верю, будто вам интересна такая, как я.
— Такая, — произнёс Жрец и намеренно выждал секунду, прежде чем спросить. — Какая?
— Вы прошли войну, — спокойно ответила магесса. — Я слышала о том, какой была ваша жизнь. У вас было множество приключений и перипетий, закаливших характер и давших бесценный опыт. Вы говорили с самой богиней и служили ей задолго до того, как пришли к власти. По сравнению с вами, я, наверное, кажусь ребенком, с которым и поговорить не о чем. Моя семья не богата и не влиятельна, я никогда не выбиралась за пределы Империи, а войну мы пересидели в городе, да и маг из меня совсем не сильный.
— Ты достаточно взрослая и образованная, чтобы иметь свой взгляд на многие вещи. Когда я спрашиваю твоё мнение, мне интересно не только то, что ты думаешь, но и то, почему ты так думаешь. И это касается не только тебя. Из того, о чём мы говорили в предыдущие три недели, многого не вынести: тебе неинтересны эти разговоры и ты не пытаешься развивать мысли, лишь констатируешь их. Было бы тебе легче, если бы мы молчали во время ужина? Или быть может ты хочешь есть отдельно от меня, в другое время например, как ты считаешь? — спросил Авгур, в третий раз пробуя немного вина и отставляя бокал в сторону. Взгляд на миг переметнулся в сторону слуги-дегустатора. С тем всё было в порядке.
— Почему вы задаете мне эти вопросы? — устало вздохнула магесса и осторожно потерла висок. — Чего я хочу, не имеет отношения к реальности. И в принципе невозможно. Поэтому мои желания не имеют никакого значения. Если бы я, скажем, сказала, что хочу освобождения моего раба Тано, разве вы смогли бы выполнить это пожелание? — вопрос прозвучал, как невинное предположение, но за последнее время девушка поняла, что ее отношение к новой практике стирания памяти и внушения покорности вызывает в ней некое отвращение. Иногда смерть лучше, чем подобная судьба.
— А ты знаешь, кто он? —— чуть наклонив голову вбок, поинтересовался Крауфорд.
— Я знаю, что он преступник, но какое преступление заслуживает подобной участи? — покачала головой Присцилла. — К тому же, вы ведь сами изменили его. С помощью ваших… корректоров. Он совершенно безопасен, так почему он до сих пор в рабстве? Разве недостаточно было стереть его память и заставить забыть о том, во что он верил?
— Нет, недостаточно. Исправление ещё несовершенно, и к тому же люди на свободе стали бы искать способы вернуть себе эту память. И они бы их нашли. В итоге мы получим на свободе круговорот преступников, заслуживающих жуткой смерти. Вместо того, чтобы колесовать его или разорвать конями на площади в одном из антиванских городов, ему оставили жизнь, обязав расплачиваться за свои преступления здесь, среди смертных. Жизнь каждого раба в Империи — это путь искупления. Насильственный, разумеется, но альтернативой этому является такое же насилие, несущее меньше пользы для общества. А что касается преступления твоего раба — ты рискуешь начать относиться к нему хуже. До Исправления он был омерзительным преступником. И что-то мне подсказывает, что ты бы предпочла не слышать всех подробностей.
— Искупление предполагает освобождение. Рабы должны страдать до конца своих дней. Где же в этом искупление? — Присцилла упрямо поджала губы. — Даже осужденный на двадцать лет каторги живет ради этого последнего дня, когда с его ног наконец снимут кандалы. Искупление предполагает надежду. А ее у… — она запнулась, почти незаметно, но от внимательного Крауфорда это не ускользнуло. — У Тано нет. По-моему, даже смерть милосерднее подобной судьбы. Будь я на месте этого несчастного, я бы согласилась на казнь, — девушка замолчала, вдруг понимая, что этот вопрос так живо волновал ее вовсе не потому, что ей было настолько жаль антиванца, которого она знала от силы несколько недель. Нет, вовсе не поэтому она говорила сейчас о судьбе Тано с тем, кто пленил его. Просто в какой-то мере ей казалось, что их судьбы похожи.
Крауфорд опустил одну из рук на пояс и вытащил из ножен довольно длинный кинжал, следом поднимая его и ненадолго задерживая на нём взгляд. Сильверитовое оружие Верховного Жреца всегда было в идеальном состоянии. Свет отражался от его лезвия, заточенного настолько, что можно было увидеть в нём своё отражение.
— Я могу дать тебе возможность оказать ему твоё милосердие, — вращая кинжал вдоль рукояти, всё таким же спокойным тоном произнёс Крауфорд. Взгляд сместился на Присциллу. — Если ты сама боишься, я могу попросить это сделать кого-то из своих людей. Прямо сейчас. Один удар в сердце — и он получит свою “свободу”.
Взгляд девушки задержался на кинжале. Думала ли она о самоубийстве? Иногда, ей было стыдно признавать за собой подобное малодушие, но думала. В ту самую первую ночь, когда ушел Крауфорд. Когда она была одна, в темноте, а компанию ей мог составить разве что бесчувственный раб, не знающий, что такое сожаление о произошедшем. Подняв глаза, в полутьме свечей по странной игре теней выглядевшие почти пурпурными, она подавила желание горько улыбнуться.
— Я бы предложила спросить у него, но боюсь, он не сможет принять подобное решение. А буду ли я чем-то лучше ваших корректоров, если приму это решение за него? Не знаю. Быть может, для него еще есть надежда. Если… что-то изменится, — добавила она с легкой задумчивостью в голосе. Тано не казался ей безнадежным, вроде Усмиренных, и она не знала, существует ли способ для него вернуть свою личность. Говорили, что даже Усмирение можно было вылечить. Правда это или нет, Присцилла не догадывалась, но слухи такие ходили. Крауфорду показалось, что она снова говорит совсем не о Тано, но сказать точно было нельзя.
— Есть в нашем мире люди, не умеющие распоряжаться своей жизнью так, чтобы привносить своими действиями в мир что-то полезное. Но ещё есть люди, которые тратят свою жизнь на то, чтобы нести другим вред. Их зовут преступниками. Некоторые преступления оказываются серьёзными в достаточной мере, чтобы совершившая их опасная личность была приговорена к смерти. Обществу не нужен такой человек, от него избавляются. Жизнь этого преступника перестаёт принадлежать ему, и её забирают. Империя сейчас поступает также, только вместо того, чтобы вышвыривать эту жизнь на ветер, она делает её полезной для себя. Раб с момента прохождения через Исправление перестаёт нести ответственность за свою судьбу, вместо него это делает Тевинтер. Того человека, что был когда-то, больше нет — он становится слугой Империи, и выплачивает цену своего проступка службой. В разуме раба нет страдания, он несёт в себе лишь покорность и принятие.
Авгур убрал кинжал на место и, взяв бокал, впервые сделал небольшой глоток вина.
— И ты не готова брать ответственность за свои взгляды, Присцилла, — будто бы объяснял он девушке. — Отпускать нынешних рабов — это сущее безумие. Это убийцы, насильники, грабители и другие ничем не лучшие люди. Многие из них совершали преступления настолько ужасные, что ты себе представить не сможешь. Твой раб как раз из таких. Единственное, чего он может заслуживать помимо рабства — это смерть. Если ты считаешь, что его нынешняя судьба хуже забвения, то должна быть готова дать ему судьбу, которую он заслуживает. Иначе ты перекладываешь это на плечи тех, кто готов принимать непростые решения.
— Значит, целесообразность превыше всего? — Присцилла спрятала взгляд в бокале с водой и льдом. Она старалась не пить слишком много, по крайней мере, перед Крауфордом. — Странно. Если бы это сказал кто-нибудь другой, я бы подумала, что он проводил слишком много времени с кунари. Ведь они также считают, что нельзя выбрасывать жизни зря, даже если это предполагает лишение человека личности. Но, конечно же, вы провели долгие годы, сражаясь с кунари. Вы не стали бы перенимать их методы, — закончила она, а затем сделала долгую паузу, размышляя о словах Верховного Жреца. Значит, он считал, что Присцилла слишком безответственна, чтобы совершить хоть какой-либо значимый поступок? В какой-то мере он, наверное, был прав. Все это время она лишь плыла по течению, слишком скованная вбитым в голову воспитанием, слишком боящаяся, что за любое неповиновение традициям она будет наказана, а ее семья подвергнута опале. Но он не знал про тоннель. Он не знал, что и у нее были свои тайны. — Дайте мне этот нож, — спокойно попросила она, и в глазах девушки мелькнуло что-то новое. Что-то, чего Авгур до этого вечера в них не видел. Решительность.
— Нож лежит у тебя рядом с тарелкой. А это кинжал, — на секунду едва заметно прищурившись, сказал Жрец и вновь достал оружие. От Присциллы не ускользнуло, что он ненадолго посмотрел в сторону телохранителя в углу позади неё. Ответил ли тот чем-то, супруга Авгура не знала.
— Тит, подойди сюда, — перешёл на всеобщий Крауфорд, и преторианец, стоявший к нему чуть ближе остальных, без единого слова покинул своё место. — Передай это госпоже Присцилле.
Легионер принял кинжал и обошёл стол, а затем молча протянул вещь девушке.
Не доверяет, подумала Присцилла, благодарно и едва заметно кивнув и поднеся нож к свету, чтобы получше его рассмотреть. Острый, пожалуй, и довольно-таки тяжелый — для ее руки. У самой магессы был крошечный серебряный стилет для использования, когда требовалось быстро и без промедлений получить кровь для создания заклинания, и его было легко спрятать в рукаве или перчатке. Этот же кинжал походил больше на меч в глазах тевинерки. И все же она не подала виду, что заметила странное поведение Крауфорда и его молчаливое общение с телохранителем.
— Благодарю. Я обещаю, что использую его мудро, — сухо сказала она. Неужели Верховный Жрец и вправду думал, что она попытается убить его? Вероятно, он был параноиком, но этого как раз можно было ожидать. Так же, как можно было ожидать, что весь напускной интерес к ее персоне начинался и заканчивался там же, где находилась грань, за которую Жрец не пропускал никого, кроме своих телохранителей.
— Это просто кинжал, не зацикливайся на том, кому он принадлежал, — произнёс Верховный Жрец и, бросив очередной взгляд на слугу-дегустатора, сделал полноценный глоток вина.
Магесса не ответила, задумчиво глядя на почти нетронутую тарелку с устрицами, и на кинжал, лежавший рядом. Она все же заставила себя хоть немного поесть, благо даже ее собственная служанка позволила себе замечание о том, что за последние три недели госпожа сильно похудела. Впрочем, Присцилла не придавала этому значения, мало ли, что болтают слуги. Однако кое-что все же привлекло ее внимание: несколько раз она услышала, как слуги шепчутся о том, что в Минратосе якобы есть люди, которые не слишком довольны существующими в Империи переменами, и сама она несколько раз, как бы между прочим, обронила пару фраз о том, что сама думает так же. Возможно, это просто слухи, и на самом деле ничего особенного в столице и не происходит — обычные интриги и борьба за власть среди знати да жалобы на то, что у альтусов мало привилегий. Ничего необычного. Но инстинкты подсказывали, что в этом есть что-то сокрытое. Как секретный тоннель, который обнаружить можно, лишь подойдя к нему вплотную и зная, где искать.
— Я пойду к себе, — наконец, сказала Авгур, поняв, что аппетита у нее как не было, так и нет. — Благодарю за компанию, Крауфорд.
Авгур едва слышно вздохнул, вновь заслышав напускную благодарность.
— Доброй ночи, — в такой же манере ответил он и следом молча продолжил трапезу.
Присцилла поднялась к себе, держа кинжал в руках, и остановилась перед приоткрытой дверью в свою спальню. Трудно было сказать, чего она желала на самом деле. Она могла бы просто перерезать себе вены, но строгий голос матушки в голове тут же принялся отчитывать за трусость, да и, если быть до конца честной, магесса сама думала так же. Сбежать было невозможно, и куда она могла бы бежать? А главное — зачем? У нее не было цели, не было того, что сподвигает иных людей на риск жизнью и рассудком. Возможно, такая цель когда-то была у Тано, но вот только результат был плачевный. Вздохнув, она вошла в комнату.
— Тано? — позвала девушка своего раба.
— Да, госпожа? — тут же подхватился он со своего места.
Все это время Тано ждал хозяйку, как и было велено, в спальне. Впрочем, он не бездействовал — приготовил постель, уложил в нее грелку, сварил крепкий антиванский кофе. Что-то подсказывало ему, что госпожа вернется с ужина с Верховным Жрецом в таком же угнетенном состоянии духа, как и раньше.
Впрочем, выглядела Авгур не столько подавленной, сколько задумчивой, будто узнала что-то новое; не столь волнующее, как потайной проход в неисследованные части замка, но не менее важное. В руке у нее был кинжал. Свечи бросали на него причудливые отблески, и даже отсюда было видно, насколько он остер. Сделав несколько шагов к рабу, тевинтерка остановилась, подняв руку с оружием так, что казалось, она размышляла, не вонзить ли его в сердце несчастного антиванца.
При виде кинжала, в  голове Тано шевельнулась одна из мыслерыбин и булькнула:
"Вот и конец!" Конечно, он знал, что раньше альтусы использовали рабов для жертвоприношений, но ему казалось, что госпожа Присцилла никоим образом не относится к их числу. Возможно, это приказ Верховного Жреца?
Само собой, парень не сделал попытки  ни бежать, ни защититься:  воля господина — непреложный закон, даже если влечет за собой смерть. Раб  просто склонил голову и стал ждать.
Вдруг Присцилла улыбнулась как-то устало, но светло, и протянула кинжал рукояткой вперед.
— Возьми его. Я хочу, чтобы он был у тебя. — Помолчав, она добавила так негромко, что ее голос стал почти неслышным: — У каждого человека должно быть право постоять за себя, даже у раба.
Тано вскинул голову и впервые на его бесстрастном лице прочиталось... изумление. Но то, что вырвалось из плотного кокона, окутывающего его эмоции, действительно было изумлением. Госпожа... дает ему оружие? Ему, рабу, приговоренному... за убийство  безвинного человека?
Сначала он шарахнулся назад — установки запрещали ему касаться оружия. Он почти услышал в мозгу  сухой голос, зачитывающий приказы, но... Тот же голос зачитывал и приказ беспрекословного подчинения хозяйке. Поколебавшись некоторое время, Тано все-таки решил, что подчинение важнее, и робко взяв кинжал, опустился на колени.
— Благодарю, госпожа, — слегка заикаясь, проговорил он в некотором шоке. — Клянусь использовать его для вашей защиты, госпожа Присцилла, и защиты ваших интересов.
Она лишь вздохнула. Что ж, по крайней мере, первый шаг был сделан. Каждый человек, независимо от своего преступления, имел право на искупление: так считала Авгур, даже если во всей Империи не нашлось бы человека, который согласился бы с подобной наивностью и щедростью. Она видела перед собой не жестокого убийцу и садиста, пусть уши ее слышали только такие слухи о подаренном антиванце; перед ней был потерянный мальчишка, похожий на вывезенного в клетке с Сегерона дикого пятнистого кота с вырванными когтями и зубами, каких часто можно было видеть в цирках и на базаре, развлекающими посетителей. Когда Присцилла замечала несчастных животных, то не могла думать ни о чем другом, кроме как о том, что это неправильно. Отпустить этого ягуара из клетки было не в ее силах, но она хотя бы могла вернуть ему способность защищаться.
— Пожалуйста, встань. Тебе не нужно стоять на коленях передо мной, — сказала девушка. — Больше не нужно. А теперь… это запах кофе? — она принюхалась и тихонько рассмеялась. — Неужели то, о чем я думаю?
Тано смущенно поднялся. Но теперь во взгляде на хозяйку, у него в глазах проскальзывало... тепло и благодарность? Или это просто отблески от огня светильников?
— Да, госпожа. Я  взял на себя смелость приготовить для вас антиванский кофе. Надеюсь, вы не рассердитесь. Хотя кухарке очень не понравилось... — он прикусил язык.
Конечно, госпоже не стоило знать, что "очень не понравилось" означало: "Отдай кофеварку, сукин сын, а то ноги переломаю!"  Но мнение кухарки парня не интересовало. главное, что она не узнала, что попятил он не только кофеварку, но и пряности.
— Вы любите корицу, госпожа? Или гвоздику с коркой апельсина? Она придает изумительный вкус, — тихо проговорил раб.
— Доверюсь опыту антиванца, — улыбнулась Авгур, усаживаясь за кофейный столик, который в ее спальне находился почти у самого окна. Дождавшись, пока Тано разольет кофе, она отпила немного и тут же поняла, что он действительно умел его варить, не то, что тевинтерские мастера. Те больше специализировались на вине, а вот с кофе была настоящая беда. До самой полуночи они просидели за столиком, и девушка аккуратно расспрашивала раба об Антиве; кое-какие воспоминания о родине у него, похоже, сохранились, хотя стерта была значительная их часть.
А утром ей пришло письмо с вензелем Ариамиса Виго. Читая сухое и официальное приглашение на прием, присланное лично на имя Присциллы Авгур, она раздумывала о том, что это могло бы значить. Может, очередной ничего не означающий жест уважения или дань традициям, а может… Сложив письмо, она аккуратно положила его в стол, позвала Цербера и Тано и отправилась на конную прогулку по обширным садам дворца. Можно было подумать об этом завтра.

 

 

Высокий мускулистый мужчина без рубашки — та была перекинута через плечо — стоял в узкой комнатушке и смотрел в зеркало, тихонько насвистывая услышанную в местном театре мелодию, и брился с помощью острого лезвия, подстелив на стол промасленную тряпку. Короткие грязно-светлые волосы были влажными от только что принятой наспех ванны, но Риден Ренн привык делать все быстро и эффективно, и заставить себя не спешить давалось ему с трудом. Сколько он уже пробыл в этом Создателем забытом месте где-то в Антиве? Несколько месяцев? Время, казалось, перестало иметь значение. Если быть точным, перестал иметь значением он сам в его потоке, будто время и весь мир вместе с ним отправились дальше, а легионер Ренн остался где-то в стороне. На обочине дороги. Глядел, как по этой дороге в туман отправляются те, кого он когда-то знал, как исчезают, а он все так же стоит и наблюдает. И не может двинуться — ни вперед, ни назад.
Пять лет.
Ровно пять лет промелькнули с тех самых пор, как он очнулся в доме своей матери, которую считал мертвой — но она каким-то чудесным образом вернулась. Порой Ридену казалось, что он мертв. Его душа просто застряла где-то в Тени, а хитрые демоны лишь воссоздали мир вокруг нет так, как он хотел бы его видеть, мир декораций из хрупкого дерева, где пейзаж за окном — лишь неумело нарисованная на холсте картина, где вместо золота — крашеный желтой краской свинец, а вместо настоящих лиц — нанятые актеры. Потрошитель пытался поверить в этот мир, пытался всей душой, и если бы не его жена, его охотница, Айра, кто знает, что могло бы случиться. Но он пытался. Ради нее и ради их будущего. Неваррец не хотел учиться магии, а потому эльфийка обучила его, как подавлять свой дар, а когда какой-нибудь ушлый демон все же отыскивал нетронутую душу, она прогоняла его. Айра прогоняла подступающие к самой кромке его бытия кошмары, оставаясь с ним все свое свободное время. Порой обстоятельства разлучали их, вот как сегодня. Девушка отправилась на допрос пойманных радикалов, долг дознавателя разлучил их, и Ридену предстояло провести в одиночестве целый день и ночь, дожидаясь, пока она вернется утром, и их снова отправят в какую-нибудь глушь.
Риалто был прекрасен. Чайки над морским портом, таким величественным, что казалось, он просто сошел с картины известного художника; причудливый акцент антиванцев, профессиональных торгашей и наемников, зазывающих покупателей и доверчивых туристов к своим лавкам; наконец, амфитеатр, в котором ставились пьесы ничуть не хуже тех, что можно было увидеть в Монтсиммаре. Они провели почти целый день, слоняясь по городу и таращась во все глаза на его чудеса, будто малые дети, но Ренн был почти счастлив. Он больше не поднимал тему, от которой глаза у Айры как-то тускнели, плечи опускались, и ее голос начинал чуть дрожать, будто она боялась говорить об этом. Он не спрашивал ее о том времени, которое потерял из-за жадного демона, и в конце концов, они сделали вид, что забыли об этом. Год его жизни был просто убран на полку покрываться пылью, словно запертая шкатулка, от которой нет ключа. А ночью Ренн находил утешение в объятиях эльфийки, и шептал ей на ухо слова, от которой на ее теплой коже под пальцами потрошителя появлялись ощутимые мурашки; он искал убежища от чувства болезненного любопытства и чего-то еще в столь знакомом запахе ее волос, и Айра охотно давала его. Как верный сторожевой пес, она охраняла его от чего-то, чего сам неваррец не мог бы объяснить, и в благодарность за это Ренн больше не заставлял ее грустить. Айра спасла его, теперь он это понимал, и чем больше проходило лет, тем больше потрошитель осознавал, что некоторые вещи лучше оставить так, как они есть. Некоторые двери должны оставаться закрытыми.
Потянувшись, мужчина вытер лезвие и взглянул на свое отражение в зеркале. Отросшая за время путешествия борода была наполовину сбрита, но к возвращению жены он намеревался окончательно смыть с себя грязь и кровь прошедших дней, во время которых они преследовали радикалов, преступников, стремившихся разрушить столь тщательно и любовно выстроенное будущее. Ренн не испытывал богобоязненных эмоций по поводу Разикаль, но осознавал, что лучшего места не найти. Его драконья кровь насыщалась погоней и убийством, войной и смертью, вином, песнями у костра под плач лютни, Айрой, наконец; он делал все, чтобы бег этот никогда не останавливался, чтобы не было соблазна взглянуть назад, в этот проклятый туман. Может быть, он не желал увидеть то, что в нем скрывалось. И все-таки… это чувство не уходило.
Пустота.
Вздрогнув, Ренн вгляделся в отражение в треснувшем зеркале дешевой, крошечной придорожной таверны. Тишина не прерывалась ничем, кроме его размеренного дыхания да скрипа половиц где-то внизу, где бродил все еще не спавший трактирщик, окончательно убирая приборы со столов и готовясь самому отправиться в постель. В углу прошуршала слишком уж осмелевшая мышь, но скрылась в темном провале у пола, там, куда не доставало скудное освещение масляной лампы. Шрамы, пронеслось у него в голове. Шрамов становилось все больше с каждым годом. Его раны исцеляли — иногда это даже была сама Айра, пользующаяся магией крови — но шрамы все равно оставались, как напоминание, как зарубка на дереве, знаменующая, что прошел еще один день, месяц, год. Он смутно помнил, что его в детстве забавляло то, сколько полосок и отметин было на руках, шее и спине отца; он думал, что это такой узор. Теперь он знал, что это, но не боялся их. Чем старше становился Риден, тем больше он видел в своей внешности от Хексариона — и тем крепче росла его уверенность в том, что несмотря на внешнее сходство, Ренн был совсем на него не похож. Они разделяли меж собой цвет глаз, волос, черты лица, кровь — но душа принадлежала только ему одному.
Поднеся острое лезвие к подбородку, он понял, что перестал насвистывать, и заставил себя возобновить мелодию. Тишина немного угнетала Ридена, он скучал по Айре. Ее присутствие всегда успокаивало, напоминало о том, что даже в бескрайнем океане, даже в самом густом тумане у него была путеводная нить, и он доверял ей без остатка. Он доверил бы ей свою жизнь, что и делал неоднократно во время их совместных походов и службы в Легионе. Негромкий свист разорвал тишину, поэтому когда потрошитель снова услышал голос, который заставил себя забыть, он содрогнулся.
«Ты не сошел с пути. Ты в ловушке».
— Кто здесь? — он обернулся, мыльная пена все еще поблескивала на его лице, а лезвие бритвы потрошитель сжимал в руке, словно готовый использовать его против невидимого врага. Серо-стальные глаза лихорадочно окинули взглядом помещение, задержавшись на самых темных уголках, и на мгновение ему привиделось, что в углу рядом с кроватью кто-то стоит; однако моргнув, Ренн осознал, что это всего лишь повешенная на гвоздь затасканная кожаная куртка, превращенная в подобие фигуры игрой теней и света. Окно было приоткрыто, и легкий бриз шевелил занавески, заставляя отблески огня ползти по полу, стенам, потолку. — Покажись, сволочь, — добавил он, и голос потрошителя, чуть хрипловатый, с оттенками ярости, пронесся гулко по почти пустой комнате, в которой из мебели были лишь стол, стул, зеркало да продавленная кровать, еще хранившая запах крови Айры. Он тогда укусил ее за плечо. Несильно, но кровь выступила; Ренн позже извинился за этот инцидент, а магесса только улыбнулась. Иногда неваррец думал, что никогда не привыкнет к остроте своих зубов.
«Я прямо здесь. Разве ты… не видишь?»
Ренн снова обернулся, напрягая слух и пытаясь уловить, откуда идет этот странный дребезжащий голос, в котором было столько режущего слух хрипа, но при этом он казался до боли знакомым. Краем глаза уловив какое-то движение, мужчина повернулся к зеркалу и всмотрелся в собственное отражение. Моргнул. Отражение моргнуло тоже. Что за странности? Прежде ничего подобного не происходило. Он с трудом вытащил из воспоминаний тот случай в Монтсиммаре, когда они стояли под фонарем с Айрой, и он будто бы услышал похожий голос — где-то на краю восприятия, но с тех пор голос не возвращался. Ренн предпочел забыть об этом, списать на усталость, на что угодно, только не верить в то, что это действительно произошло. Он даже не знал, почему ни тогда, ни в течение последующих лет ничего не рассказал жене.
Отражение улыбнулось ему острозубой ухмылкой.
— Проклятие демонов! — выдохнул неваррец, инстинктивно отступив назад и едва не запнувшись об упавшую на пол рубаху, кучей тряпья валяющуюся на досках. Его дыхание участилось, в уголках глаз показался красноватый, болезненный отблеск; знак того, что его тело было готово к бою, а кровь требовала ответа. Отражение склонило голову набок, язык прошелся по зубам, обнаженным оттянутыми губами. — Чего тебе нужно от меня, демон? Моя воля сильнее. Ты не можешь завладеть мной, — наконец сказал потрошитель, вспоминая их разговоры с Айрой. Она защищала его, как могла, но должна была научить своего возлюбленного, как самостоятельно противостоять попыткам демонов проникнуть в его разум. Его опыт медитаций и избавления от эмоций, вкупе с уроками опытной демонологини, дали результат, и Ридену удавалось легко отбиваться от назойливых существ Тени. Но сейчас он чувствовал — не глазами, не обонянием, не слухом, а чем-то совсем другим — что все изменилось. Демоны не пытались завладеть им. Они просто смотрели на него глазами самого Ренна.
— Чего ты от меня хочешь? Оставь меня в покое! — не дождавшись ответа, прорычал легионер, чувствуя, как странная дрожь проходит по всему телу, словно под кожей зашевелились множество крошечных, невидимых колючих созданий. — Мне не нужна твоя лживая помощь, демон. Уходи в свое царство снов и темноты.
Обычно это работало. Напряжение воли, испытание духа, устранение эмоций, столь желанных для демонов — желания, отчаяния, гнева, гордыни, праздности. Но отражение по-прежнему смотрело на него, а жуткая улыбка, превратившая красивое лицо неваррца в маску животного, даже не дернулась, будто натянутая невидимыми нитями. Отражение медленно подняло руку и прикоснулось к стеклу. Прикоснулось с той стороны.
«Что мне нужно? Ничего, юный дракон. Ничего, кроме одной… крошечной… капли твоей...»
Отражение говорило, но его губы не шевелились. Застывшее лицо, столь знакомое — лицо, которое Ренн видел в зеркале сотни раз до этого — не двигалось. Превращалось в чужое, незаметно глазу, одна неразличимая черта за другой. Потрошитель почувствовал легкий укол и вздрогнул от неожиданности, опустив глаза и взглянув на собственную ладонь, которой все еще сжимал лезвие бритвы; пальцы соскользнули с рукоятки, вырезанной из кости, на острую кромку, разрезав кожу. Свет лампы снова покачнулся, придавая цвету размазавшейся крови черный оттенок. Медленно, как масло, темная капля соскользнула по бритве и тяжело шлепнулась на покрытый плетеными ковриками пол. И тут же все сдвинулось. Крошечные существа под кожей завозились с удвоенной силой, покрывая ее крупными мурашками. Ренн снова ощутил это: пустота. Пустота затягивала, не с силой, но медленно и верно, словно густое черное болото где-нибудь в Нильсовом лесу. Воин напряг все силы своей воли, представляя себе нерушимую скалу, которой был он посреди бушующего океана. Вода могла всей своей мощью обрушиваться на него, но никогда не сдвинуть с места, ибо он был связан с чем-то несравнимо большим, чем он сам.
«Она лжет».
Два слова — как же мало требуется буре, чтобы за одно короткое мгновение подкосить нерушимую черную скалу, покрытую пенными барашками морской волны. Открыв зажмуренные глаза, Риден взглянул в зеркало снова, только чтобы увидеть нечто такое, отчего во рту в него мгновенно пересохло. Вместо самого потрошителя теперь на него смотрела сама Айра, все так же неестественно улыбаясь застывшей восковой улыбкой.
— Я не верю тебе, — прошептал легионер будто бы не своим голосом, едва двигая губами. — Все демоны лгут. И ты ничем от них не отличаешься. Ты недостоин носить ее лицо, тварь.
Кровь сильна, говорил его отец, говорила его мать, говорили все его предки, собравшиеся тогда, когда Ренн впервые ощутил свое наследие после ритуала. И сейчас она капала на пол с оглушительным стуком, растекаясь небольшой лужицей, от которой шел неестественный пар. Мир вокруг него подернулся едва различимой дымкой, окрашивая стол, зеркальную раму, все вокруг в багровый оттенок. Все дергалось, плыло перед глазами, драконья ярость искала выход и отступала перед неизведанным; затем снова накатывала волной, заставляя дрожать и чувствовать ее медный привкус во рту. Глаза Ридена покраснели, и зарычав, как дикое животное, он размахнулся и что было силы ударил порезанной рукой по проклятому зеркалу. Оно разлетелось крупными осколками, и эхо этого звона расплескалось в неестественной тишине, а отражение пропало, разлетевшись вместе с ним. Тяжело дыша, потрошитель поднял дрожащую руку к глазам. Многочисленные, глубокие порезы покрывали ее, в некоторых засели более мелкие куски стекла, и ухватившись за них, Ренн вытащил осколки и бросил на пол. Только через несколько минут, окончательно придя в себя, он понял, что Айра не должна видеть этого, поэтому быстро собрал разбитое зеркало и выбросил его вместе с рамой. Он не хотел расстраивать ее, заставлять бояться своего любимого; так было лучше с того самого дня, так он решил и так должно было оставаться и впредь. И все же что-то изменилось, Ренн чувствовал это, как мог чувствовать лишь одаренный в магии, пусть и необученный человек. Вздохнув, он вытер лицо и руку, замотав ее бинтами, которые нашел в столешнице. Почувствовав, как что-то стекает по шее за воротник чисто вымытой рубашки, которую воин натянул к приходу магессы, он раздраженно почесался, а затем взглянул на покрытые свежей кровью пальцы.
— Что… — пробормотал он, не осознавая, что разговаривает вслух сам с собой, а затем выругался. Зеркало было разбито, и посмотреть на себя со спины он больше не мог, поэтому просто сел на кровать и осторожно снял верхнюю одежду, ощупывая место, которое столь невыносимо зудело и, судя по всему, кровоточило. Он не мог поранить его зеркалом, это было невозможно. Иногда он скучал по матери, но она осталась в Минратосе. Возможно, это и к лучшему. То, что нащупали пальцы Ренна на задней стороне шеи и ниже, заставило бы ее обрести пару новых седых волос на и так почти полностью белой голове.
Риден не хотел знать. Слишком много произошло только что в пустой комнате, заполненной до краев чем-то чуждым, а затем снова опустевшей. Обрушившаяся слабость, одиночество и невыносимая, сосущая в душе пустота на месте потерянных воспоминаний, которой потрошитель так отчаянно пытался избегать, вытянули из него остаток сил; закрыв глаза, он упал на подушку и провалился в сон.

 

 

Когда настало утро и в замочной скважине провернулся ключ, бледные ресницы Ренна дрогнули — будто он заснул лишь секунду назад, а время играло с ним злую шутку. Приоткрыв глаза, он зевнул и сфокусировал взгляд на невысокой фигуре эльфийки с длинными, забранными в удобный хвост волосами. Заложив руки за спину, он улыбнулся ей. Чисто выбритый, смывший пыль дорог, с теплым взглядом серых глаз. С темными глубокими порезами на правой руке, которые он поспешно спрятал, убрав под голову. Рассветные лучи играли в коротких волосах потрошителя, превращая их из темной пшеницы в чистое золото.
— Я скучал по тебе.
— Я тоже, — прозвучал усталый и мягкий голос.
Айра отставила посох, который она получила ещё в Неварре перед всеми событиями с Разикаль и Фен'Харелом, потянулась и, подойдя к кровати, села с краю. Работа борцов с радикально-настроенными антиванцами иногда была не столько физически изматывающей, сколько душевно. К фанатикам обычно меньше жалости, но нервы мотали они изрядно. В Каратели не набирали психически неустойчивых, и Айра не жаловалась. Вместо этого она научилась сильней ценить то время, что ей выделялось на отдых.
Пропажу зеркала эльфийка пока ещё не заметила. Переведя взгляд на Ридена, Айра наконец улыбнулась.
— Ничего тут без меня не случилось? — спросила она.
Лицо потрошителя не дрогнуло. Из приоткрытого окна в комнату вползла струйка утреннего тумана, пахнущего росой, и Ренн пожал плечами.
— Ничего, заслуживающего внимания. Я… вроде как пришел и сразу рухнул спать. Последнее дело совсем измотало. У тебя, я так понимаю, тоже все прошло нормально?
— Да вроде, ничего нового, — ответила колдунья. В свободное от службы время она старалась особо на рабочие темы не говорить. — В Риалто бы хоть ненадолго...
Но учитывая, на сколько банд в Антиве имелся след, вряд ли их отряд сможет выбраться в нормальную цивилизацию в ближайшие месяцы. По сравнению с заданиями Карателей работа на Змей была детским лепетом.
Айра, это всё понимая, тихо вздохнула и подошла к столу и взяла гребень. И только сейчас поднявшийся выше взгляд не нашёл одной вещи на своём месте.
— А где... зеркало? — пару раз быстро моргнув, спросила девушка и обернулась к Ридену.
— Какое зеркало? — удивленно переспросил потрошитель. По его лицу не было видно, что он разыгрывает эльфийку: глаза смотрели на нее серьезно, хоть и без тревоги. — Айра, хватит придуриваться. Иди сюда, — воин протянул к ней руку, будто бы на мгновение забыв о том, что выглядит его кисть, как изрезанный кусок мяса на обеденном блюде. Раны уже не кровоточили, но выглядели довольно свежими. Когда ушла тишина и одиночество, легионер стал чувствовать себя гораздо лучше. Ему не нравилось оставаться одному, однако порой этого было не избежать, и лучше поскорее забыть о проведенной в тишине ночи. Да, лучше забыть; ему снились какие-то беспокойные сны, не кошмары, и не осаждающие его душу демоны, а просто нечто расплывчатое, уходящее с первыми лучами солнца и оставляющее после себя лишь тянущую пустоту.
Глаза Айры раскрылись шире. Она медленно подошла ближе и присмотрелась к куче мелких ран на руке.
— Риден, — настороженно-беспокойный взгляд поднялся выше. — Что это?
Взгляд его скользнул по руке, и он нахмурился, а затем помотал головой.
— Случайность. Не стоит беспокоиться. Хотя, если бы ты залечила эти царапины, было бы лучше, — он протянул руку Айре, как сотни раз до этого, ожидая, что она воспользуется магией крови, чтобы превратить порезы в белые шрамы. Еще пара зарубок на теле потрошителя. Только вот о чем они должны были напоминать, уже было неважно. Улыбка тронула краешек губ. — Ты ведь не думаешь, что такая мелочь может мне навредить?
— Ты разбил зеркало? — сжала губы колдунья.
— Какое зеркало? — раздраженно спросил Ренн, который начал потихоньку терять терпение. — Если это такая шутка, то она не смешная. И вообще, я ждал тебя, чтобы провести последние часы перед утренним сбором вместе, а не дурацких розыгрышей.
Что-то не так. Риден сейчас напоминал ребёнка, неумело скрывающего пакость, только вот в его случае разбитое кулаком зеркало было признаком чего-то нехорошего. Приступ драконьего бешенства?
Айра села рядом с потрошителем и положила ладонь на изрезанную руку Ридена, залечивая порезы магией созидания, а затем легко взяла его под локоть.
— Риден, ты же знаешь, я забочусь о тебе, беспокоюсь, — мягким тоном сказала она. — Не прячь от меня такое. Ты ведь доверяешь мне. Расскажи, я не разозлюсь и не расстроюсь.
Легионер хмуро всматривался в ее лицо. Его злость и раздражение были неподдельными, только в этот раз Айра не знала, вызваны ли они были ее настойчивыми расспросами или же иной причиной. И еще ей показалось, что сейчас они будто бы поменялись местами. Если раньше она сама чувствовала себя неуютно, когда Ренн осторожно спрашивал ее о потерянном годе воспоминаний, а ей приходилось сводить разговор к чему-нибудь другому, то теперь казалось, что все происходит ровно наоборот.
— Ты знаешь, что я от тебя ничего не скрываю. Я не помню, что случилось, но никакого зеркала тут никогда не было. Это уж я помню точно, — наконец произнес он, потирая бровь с силой, а затем положил руку на плечо магессы. — Слушай, я давно хотел спросить тебя… — он замолчал, обдумывая сказанное, и стараясь что-то вытащить из памяти. А потом как-то внезапно усмехнулся, притянув к себе девушку. — Мы уже пять лет бродим по закоулкам Тедаса вдвоем. Может, к демонам Легион? Давай уедем куда-нибудь. В Риалто, например, тебе ведь там нравилось. Денег мы заработали достаточно, купим там дом где-нибудь на берегу. Ты можешь перестать использовать свою темную магию, чтобы… ты знаешь, — эльфийка почувствовала, как Риден положил свою руку на ее живот.
— А как же твоя тяга? — понимая, что напирать на тему зеркалом уже не стоит, спросила Айра. Быть может, эльфка и была бы рада начать мирную жизнь, но рок, преследующий потрошителей, висел и над Риденом.
— Тяга? А, ты про это, — Ренн потрогал острый зуб кончиком языка. По крайней мере, он наловчился не резать собственный язык каждый раз, как делает это. Пять лет все же достаточный срок, даже для него. — Я что-нибудь придумаю. И потом, в последнее время я ее почти не ощущаю. Она как будто затухает. Может, это и к лучшему, — он приподнялся, глядя на эльфийку снизу вверх, и она поняла, что неваррец не врет. И все же некое чувство, которое было таким незаметным и тихим, что его даже назвать было нельзя, подсказывало ей, что что-то изменилось. Улыбнувшись, он обнял эльфийку и поцеловал ее в губы — так, словно не видел ее долгие годы. И одновременно так, как всегда было раньше. Инстинктивно она ответила, и пальцы скользнули по его лицу, шее… и отдернулись.
Что-то теплое и вязкое осталось на кончиках пальцев магессы, и ей показалось, что она укололась.
— Р-риден! — дёрнувшись от ощущения укола, девушка разорвала поцелуй и посмотрела на пальцы. Кровь. — У тебя на шее... там рана? Дай посмотрю, — приподнимаясь, сказала она.
— Я ничего не чувствую, — буркнул потрошитель, явно разочарованный тем, что Айра снова перешла к своему образу беспокоящейся старшей сестры, но спорить не стал и перевернулся на живот. Увиденное эльфийкой было совсем не похоже на рану. Наклонившись, она рассматривала нечто, выпирающее из разошедшейся коже на задней стороне шеи, как раз там, где находится позвонок. Что-то маленькое, острое и темное, чуть загнутое назад. Прикоснувшись пальцем, уже осторожнее, она поняла: кость. Опустив взгляд, Айра увидела еще несколько. Шипы? Похоже было… на драконий гребень.
На секунду у девушки перехватило дыхание. Какого... какого демона это начало появляться у Ридена? С тех самых пор, как был проведён ритуал в Монтсиммаре, не происходило ничего, что должно было бы подтолкнуть потрошителя к его драконьей эволюции.
— Ты ведь не пил драконью кровь, верно? — дрогнувшим голосом спросила эльфийка. — Что за…
— Ничего такого я не пил, кроме ужасного рома, который тут подают под видом выпивки, — пробормотал Ренн. — Я же говорю, мне не больно. Да и никаких изменений в своей голове не чувствую. Значит, все в порядке, верно? — в этот самый момент он неловко шевельнулся, и кожа на спине разошлась еще немного, позволив нескольким каплям свежей крови скатится по боку потрошителя прямиком на грязновато-белую простыню.
— Нет, Риден, не в порядке. У тебя из спины растут костяные отростки по типу драконьего гребня, — не юля, серьёзно ответила колдунья, сразу пытаясь вспомнить что-нибудь о подобном из книг своего мастера. Пропадающая тяга к крови одновременно с возникновением драконьих метаморфоз? Обычно всё ровно наоборот — одраконивание скорее связано с безумием, чем со спокойствием. Может быть кто-то из отряда может что-то знать? Маги там были. — Я даже не знаю, в чём дело, но точно могу сказать, что это ненормально. Нам нужно поспрашивать хотя бы чародеев из группы, а если не поможет... отправляться в Империю? Там есть школа потрошителей, наверняка местные маги будут знать больше меня.
— И стать подопытным кроликом у магов крови? Спасибо, но я предпочту обойтись без этого. Айра, успокойся, — попытался образумить волшебницу воин. Перевернувшись обратно на спину, он посмотрел прямо в глаза магессы, желтые, как у настоящего дракона. Конечно же, просто шутка наследования, странная причуда природы, как и у Вальи, но все же ему эти глаза нравились. — И ты не ответила на мой вопрос. Избегаешь? — хмыкнул он, почесав подбородок, на котором едва виднелся порез от бритвы. Риден никогда не был особенно аккуратным.
— Н-нет, — всё ещё пытаясь выудить из памяти хоть что-то по симптомам мужа, мотнула головой Айра. — Я была бы счастлива, если бы мы... могли жить нормальной жизнью, Риден. Правда. Но давай не будем делать всё порывисто. Я... я не думала, что тяга может ослабевать. Это странно. Я хочу сначала убедиться, что это действительно устойчивый эффект, а потом мы сможем всерьёз подумать о том, чтобы бросить службу.
На самом деле Айра хотела убедиться ещё кое в чём, но Ридену она этого не сказала. И чтобы не злить, и просто чтобы лишним не нагружать. Надо будет только поговорить кое с кем из отряда.
— Ладно. Хорошо. Ну и какой у тебя план? — сложив руки на груди и тяжело выдохнув, спросить Ренн. Похоже, утро, которое он так ожидал, будет не столь радостным и увлекательным. — Отправиться в Империю? До Минратоса отсюда довольно долгий путь. Да и просто взять и уйти, бросив задание, мы не можем. У меня есть право, которое пообещал мне тот тевинтерец, право покинуть Легион в любой момент, но вернуться назад я уже не смогу.
— Нет, мы просто подождём. Ещё как минимум в одну миссию сходим, а там посмотрим. Я почти всегда рядом, смогу наблюдать за тобой.
— Как скажешь. — Поднявшись, потрошитель принялся одеваться, застегивая ремешки на кольчужной броне Легиона, к которой за пять лет успел привыкнуть, и надевая на пояс ножны с парными, чуть изогнутыми мечами. Похоже, он был чем-то расстроен, но не был в настроении разговаривать, поэтому просто спустился вниз за завтраком. Вскоре вернулись остальные из отряда карателей, к которым приписали и Реннов, и остаток дня прошел довольно скучно: отчеты, планирование передвижения, и попытка предсказать, откуда на этот раз ударят очередные бандиты, которые сами себя называли “борцами за свободу”, а на деле являлись ничем иным, как убийцами и ворами, способными только нападать исподтишка на невооруженных миссионеров и торговцев. Поговорить наедине у эльфийки с потрошителем шанса не выдалось до самого позднего вечера, когда командир отряда, тевинтерец, не раздал окончательные приказы и не объявил, что выдвигаться будут в шесть утра, на самом рассвете.
Риден чувствовал, что устал, хотя казалось бы, не делал ничего изматывающего весь день. Списав все на полубессонную предыдущую ночь и бесконечную бюрократию, от которой заснул бы даже ушлый антиванский торгаш, он поднялся в комнату и, как и в предыдущую ночь, рухнул на кровать и провалился в сон почти сразу. Обычно перед очередной миссией он, предвкушая погоню за жертвой и лишение ее жизни, долго смотрел в потолок открытыми глазами даже после того, как измотанная Айра засыпала; сейчас же ему даже мысли в голову не приходили. Лишь за несколько мгновений до того, как уснуть, уже почти не осознавая этого, неваррец издал тихий хриплый стон и потрогал горло, будто ему не хватало воздуха.
Спустя считанные минуты тихо отворилась дверь и внутрь вошла Айра. Беспокойный взгляд задержался на спящем Ридене. Она не знала, что с ним точно происходит, но прекрасно осознавала, что эта резкая перемена вряд ли к добру. Что может ослабить тягу к крови, при этом усилить драконьи преобразования? Не демон ли?
Стараясь не скрипеть половицами, чтобы не разбудить мужа, эльфийка легла на кровать рядом с ним и аккуратно взяла за руку. Прежде, чем пробовать что-то не слишком хорошее, следовало испытать и нормальные методы. Слияние снов. Когда магесса ощутила, как начинает проваливаться в сон, то не стала сопротивляться, а лишь ненавязчиво потянулась к разуму лежавшего рядом Ридена…
Тень в эту ночь оказалась какой-то незнакомой. Айра открыла глаза, оглянувшись, и поняла, что стоит рядом с таверной, аккурат под окном, выходящим на задний двор с поленницей и бочкой воды; окно, ведущее в их комнатушку, было приоткрыто, и невидимый, неслышимый ветерок раскачивал ставни. Их пронзительный скрип эхом отдавался в ушах, но магесса не придавала этому значения. Зная, что Тень отражает то, что чувствуют сами люди, она привыкла к странностям и жути, которую порой нагонял на неискушенного мага мир духов и чувств. Повернув голову, эльфийка поняла, что Ридена рядом нет, и сделала несколько шагов вперед. На земле, черной, как смоль, и тянущей темные щупальца к небу, валялись осколки зеркала. Значит, он все же разбил его, а затем выкинул в окно? Но зачем об этом врать?..
Было и еще что-то. Не присутствие, нет — не похоже на обычных существ Тени, с которыми Айре доводилось встречаться раньше. Не такое резкое, похожее на пристальный взгляд в спину. Ощущение-след, наполовину смытый дождем в траве. Оно терялось где-то вдали, в тумане, наползающем на дорогу, ведущую к распахнутым дверям таверны, и усиливалось где-то внутри темнеющих окон здания. Собравшись с духом, Айра вошла в трактир. Эха ее шагов не было, дыхания своего она тоже не слышала, будто вошла в глубокую воду. Поднявшись по ступенькам, она мысленно отметила, что этот участок Тени не походил на обычное состояние магического мира; словно он находился на более низком уровне. Из-за приоткрытой двери в комнату не доносилось ни звука, но она почувствовала присутствие Ридена — того самого Ридена, которого так хорошо знала, но приглушенно. Протянув руку, эльфийка толкнула дверь, и да медленно, будто тоже плыла в воде, отворилась.
Потрошитель стоял неподвижно возле зеркала, запрокинув голову назад. Айра не видела присутствия чужого создания, но увидела нечто совсем другое: едва заметно глазу вокруг горла мужчины плыла длинная, извилистая, полупрозрачная тень, истончавшаяся ниткой и исчезающая в окне, в тумане. Словно отвечая на ее мысли, неваррец вздрогнул и повернул голову. Из уголка глаза вытекла кроваво-красная капля, но похоже, он не замечал этого. Как и давящего теневого ошейника.
— Айра?.. — спросил он. Его голос звучал непривычно тихо и глухо. — Что ты тут делаешь?
— Хочу помочь, — негромко ответила она, начиная медленно приближаться к Ридену. Этот ошейник... неужели потрошитель попался в лапы какой-то теневой твари? Но ведь он знал, как противостоять им. Что же случилось?
Эльфийка сделала несколько шагов навстречу мужу, в основном стараясь разглядеть и прочувствовать опутывающую его нить. Пусть она не была мастером-теневедом, но окружающее не пугало её. Зато как демонолог она была уверена, что если сделает всё правильно, то сможет приблизиться к хозяину этого поводка.
— Как ты себя чувствуешь? — безобидным тоном спросила она.
— Как обычно, — ответил ей потрошитель, пожав плечами. Теперь она была совершенно уверена в том, что видит все эти странности, а Риден — нет. Возможно, потому, что он был не столь искушенным магом, да что там греха таить, и вовсе не обученным взаимодействовать с магическими энергиями за пределами базовой защиты от демонов, пытающихся влезть в его голову. — Ты нечасто приходишь ко мне во сне. Что-то случилось? — его голос прервался прямо на середине фразы, всего на долю секунды, и из горла вырвался сдавленный хрип, но Риден и это начисто проигнорировал. Теневой ошейник сжался чуть сильнее, будто живое существо, скользкая и противная змея, опутавшая ее мужа.
Хуже всего — это что Риден не видел того, что должен был видеть. Трудно заставить кого-то представить то, что с ним ничего не происходит, когда с его точки зрения и впрямь ничего нет. И что-то подсказывало девушке, что даже если попытаться, то ошейник не исчезнет. Айра замерла, видя, как сдавливается нить. Не хочет подпускать её.
— Случилось, но ты не беспокойся, — спокойно ответила она, максимально аккуратно приближаясь ещё немного. Вроде бы ничего не изменилось. Со стороны Ридена наверняка её движения выглядели странными: эльфийка начала двигаться не ближе к воину, а вокруг него, подбираясь ближе к окну. Только лишь поводок, тянущийся наружу, оказался к ней достаточно близко, колдунья аккуратно потянулась к нему, готовясь в любой момент одёрнуть руку.
К ее удивлению, нить не отстранилась от протянутой руки эльфийки, а наоборот, быстро потянулась к ней, прикасаясь к коже. Чувство было… холодным? Трудно сказать. Будто к царапине приложили кубик льда, чтобы успокоить боль. Чернота, словно пробуя ее на вкус, поползла по руке, но Айра вовремя отступила назад. В голове шумел прибой. Успокаивающий, мерный рокот накатывающих волн. Помотав головой, эльфийка заставила себя сконцентрироваться. Чем-то это воздействие походило на довольно распространенный вид демонов — Праздность, однако вместе с тем отличалось от него. Праздность навевал иллюзии, эта же тварь словно пыталась высосать из нее что-то важное. То, что заставляет идти вперед, то, что привело ее сюда, к Ридену.
И это... захватило Ридена? Айра сцепила зубы, осматриваясь по сторонам в искривлённой Тенью комнате.
— Я знаю, что ты здесь, — сказала она куда-то в пустоту, не повышая голоса и бросая взгляды на нить. — Ты знаешь, что я тут. Не хочешь поговорить, демон?
— Айра? Что происходит? — голос Ридена стал чуть более настойчивым, хоть и сонным, и он положил руку на плечо волшебницы. Ее обдало волной… отсутствия. Глубины. Пустоты. Да так сильно, что ее духовная проекция едва не выпала из Тени, вытолкнутая оттуда, как толща воды выталкивает сухой лист. — Ты меня слышишь? — похоже, это секундное воздействие почувствовал даже потрошитель.
На вопрос Айры ответила лишь тишина. И тогда она поняла, что именно не так. Это не было просто Тенью, потому что вокруг не вилось ни одного виспа; она не могла почувствовать даже отдаленного присутствия ни одного миролюбивого демона, пусть самого мелкого, ни одного дружелюбного духа. Обычно густо населенная Тень, постоянно меняющаяся и откликающаяся на малейшее дуновение эмоции, застыла насекомым в янтаре, и единственными живыми существами в ней сейчас были лишь сама эльфийка да ее потрошитель.
— П-пусти! — Айра с трудом спихнула руку Ридена с себя, словно успела жутко устать. Это место... это был не просто сон, порождённый духом, и не просто кошмар, созданный демоном — это был чей-то домен. И Риден оказался здесь. В какой момент это произошло, когда он мог попасть в цепкие лапы хозяина этого места? Видимо, пока её не было с ним. Демоны Тени!
— П-послушай, — приходя в себя и пытаясь вновь установить концентрацию, сказала девушка, — мы сейчас находимся в чьих-то владениях в Тени. Твой сон... тебя затянуло в нём сюда. И я думаю, что всё это связано с той нитью, что сейчас держит тебя за шею и тянется куда-то вдаль, в туман. Ты не видишь этого, но я вижу. Ты веришь мне? Прошу, скажи, что веришь, — хотела было она взять его за руку, но тут же опомнилась.
“Она лжет”.
Голос Айра услышала так, будто он исходил отовсюду одновременно. Риден нахмурился, потряс головой, словно пытаясь таким образом улучшить способность слышать. Черная нить стала чуть ярче, уже не так расплываясь, и вместо клубящихся теней на шее потрошителя проступила призрачная форма, напоминающая рабский ошейник, с тяжелым навесным замком, а нить постепенно обретала очертания цепи, тянущейся в невидимые дали, пропадающей в тумане, который почему-то стал куда ближе к окну, чем несколько минут назад. Магесса попыталась сконцентрироваться и уловить чувство, которое транслировал демон. Сомнение? Смирение? Недоверие? Все смешивалось, но главной темой было не это. Сосредоточившись сильнее и напрягая всю свою волю, чтобы проникнуть в суть демона, Айра на мгновение увидела перед собой нечто совсем иное. Не комнатушку в таверне и даже не Ридена, а неестественно густую темноту, освещаемую лишь светом невидимой свечи. Девушка опустила взгляд. Она стояла на краю идеально круглой формы ямы, вместо земли под ногами было какое-то кровавое месиво, и этот край двигался. Яма ширилась, будто затягивая в себя окружающий мир. Она пахла разложением, гниющей плотью, старыми ранами.
“Пустота”.
Айра не могла окончательно понять, что именно это за демон. Отчаяние? Голод, питающийся целями? Когда настоящий облик домена вновь уступил место иллюзии таверны, слегка побледневшая колдунья подняла взгляд на потрошителя.
— Риден! Что бы ты сейчас не чувствовал, борись! Думай о чём угодно, но не о том, что лезет в голову. Напрягись, сопротивляйся! — сжав кулаки, девушка рыкнула. — Чего тебе надо, демон?! Я не оставлю его в твоих цепях!
Потрошитель не ответил. Вместо этого он просто стоял, опустив голову так, что она практически не видела его глаз. Подняв руки к вискам, он устало потер их, не замечая, как гулко звякнула цепь, становящаяся тяжелее даже на вид и давящая, тянущая его к полу.
— Нет, Айра… не надо. Лучше оставить все как есть. Мы же можем жить своей жизнью, помнишь? Лучше не смотреть. Не вспоминать. И не думать, — голос Ренна звучал ровно, так, словно он уже давным-давно убедил себя в том, чтобы не замечать этот чудовищный ошейник. Только в реальном мире его было не видно столь же отчетливо, как здесь, где каждое чувство имеет свое проявление. — Давай уйдем отсюда. Мне не нравится этот сон, — попросил он, однако как только он договорил, на плечо Айры легла знакомая рука, и с силой, хоть и не резко, повернула ее в другую сторону.
“Это ты сделала”.
Риден смотрел на нее, но это было не его лицо, и не его глаза. Пустые глаза, неестественная, не двигающаяся улыбка, как у манекена. Это был его голос, но он доносился из-за плотно сжатых зубов, поблескивающих в полутьме комнаты. Пустота затягивала, пытаясь выдавить из ее все то, что было важно: воспоминания, которыми она дорожила, которые ненавидела, которые причиняли ей страдания и счастье.
“Я могу помочь тебе. Я могу помочь вам всем”.
Айра тихо захрипела, но всё-таки заставила себя резким движением скинуть тяжёлую руку демона с себя. Нет, эта тварь не была похожа на тех демонов, что привыкли изучать маги Тедаса. Это было что-то... новое?
— Уйди... прочь! — падая на пол, на выдохе крикнула она. Что она сделала? Не вспоминать? Не думать? Она лжёт? Отползая спиной подальше от монстра, эльфийка начала догадываться о чём именно идёт речь...
— Что тебя породило, дух?! — вскочив на ноги, громко спросила бледная колдунья, бросив отчаянный взгляд на Ридена. — В чём твоя цель? Твой смысл существования?
Ответом были не слова, а чуть более оформившееся чувство. Чужое чувство, которое коснулось разума Айры. Забвение. Пустота. Глубокая черная яма, похожая на загноившуюся рану, только не на теле, а в самом разуме. Рану, которая никогда не превратится в заживший шрам. Нечто, созданное искусственно и неосторожно, сотворенное множеством отпечатков Тени, которые остались там, забытые и запертые на ключ. Ненастоящий Риден, продолжая улыбаться, поднял палец к губам и прижал. Кончик пальца вытянулся, превращаясь в подобие когтя, а потом — обретая форму причудливого ключа.
“Тс-с-с”.
А затем он исчез. Просто растворился, распался на тени и пропал, оставив после себя липкое ощущение прикосновения чего-то неестественного. Другие демоны были не похожи на него. Они воплощали самые древние пороки человеческого рассудка — гордыню, жадность, тщеславие и спесь. Этот рядом с ними выглядел бы, как сшитое из кусков чудовище по сравнению с нормальным человеком. Обернувшись, Айра едва не вскрикнула от неожиданности и боли: Риден тоже исчез. Ставни качались на неощутимом ветру, но ни цепи, ни ошейника, ни ее мужа не было.
Айра резко поднялась на кровати, ощущая холодный пот на лбу. Тень осталась позади. Дыхание сбилось, а сердце безумно колотилось. Да, она поняла. Именно она стала виной всему происходящему с Риденом. Опять.
Эльфийка резко перевела взгляд на проснувшегося потрошителя и, зажмурившись, крепко обняла его, уткнувшись лицом в плечо.
— Это всё я... Всегда я... — тихо произнесла она.
Риден сонно моргнул и посмотрел на нее. На какой-то миг Айра похолодела от ужаса, ибо в этих глазах промелькнуло непонимание. Будто бы потрошитель не узнавал ее. Но оно прошло так же быстро, как и показалось. Повернувшись, он обнял девушку и прижал к себе, погладив ее по волосам.
— Все хорошо, — прошептал он. — Кошмар приснился?
— Нет, он приснился нам, — ответила она. — Риден... как долго ты думаешь о том, чего не можешь вспомнить? И как часто тебя одолевают эти мысли?
— Ты о том… случае с демоном? Стараюсь не думать. В последнее время не вспоминал, — ответил потрошитель с легкой ноткой удивления и одновременно печали в голосе. — Мне казалось, что чем больше я об этом спрашиваю, тем хуже тебе. Ты всегда становилась грустной, когда мы говорили об этом. Да и потом, я подумал, зачем ворошить прошлое? Как ты сказала, эти воспоминания утеряны навсегда. Может, лучше и вправду просто забыть об этом. Почему ты спрашиваешь? — он посмотрел в потолок, инстинктивно проведя языком по зубам. — Я не помню, что мне снилось. Кажется, я видел тебя во сне.
— Да, ты видел меня. А я видела то, что идёт за тобой по пятам. Мысли об утерянном прошлом разъедают тебя изнутри. Ты... ты пытаешься не думать об этом лишь потому, что от этого расстраиваюсь я. Но не потому что сам готов отказаться от утерянного, верно? — с грустью глядя на лицо мужа, спросила она.
Неваррец нахмурился. Теплота, которую лишь мгновение назад излучали его глаза, исчезла, как исчезает солнце под наползающей грозовой тучей. Он медленно качнул головой. Жест отрицания.
— Айра, хватит. Отпусти уже это. Забудь, — взяв девушку за подбородок, он приподнял ее лицо. — Мы оба можем забыть. Ты была права, всегда права, так зачем снова бередить раны? Ничто за мной по пятам не идет, кроме призраков прошлого, которые мне больше не нужны. И если раньше я действительно старался не говорить об этом, чтобы не расстраивать тебя, то в последнее время начал понимать. Все это неважно. Ты веришь мне? — она будто бы услышала свой собственный голос, эхом прозвучавший в этом вопросе.
— Риден... дело не в вере, — замешкавшись, ответила она. — Я видела его. В твоей ране сидит паразит. Это... демон, которого я никогда раньше не встречала. И он медленно пожирает тебя. Ты прав в том, что мы можем это отпустить. И я хочу это отпустить. Но ты должен захотеть этого тоже. Захотеть даже не ради меня, а ради себя. Это твоё прошлое, Риден, и именно ты должен оставить его позади. Я верю, что ты можешь, но сейчас ты этого ещё не сделал. Он сидит в тебе и держит цепь вокруг твоей шеи.
— Я ведь предложил тебе уехать в Риалто. Или куда-нибудь еще, куда захочешь. Но ты продолжила настаивать. Влезла в мой разум, — голос Ридена окончательно изменился, став безэмоциональным и каким-то чужим. Он продолжал смотреть в ее лицо, не отпуская, держа ее холодной рукой. — Заглядывала в бездну. Отступись сейчас, пока еще не поздно, иначе… — рука соскользнула на шею Айры, погладила, почти нежно, а затем с силой сжалась. Столь неожиданно, что эльфийка даже отреагировать не успела. Она не ждала подобного от Ридена. Или… подозревала?
Пустыне глаза смотрели на нее тем взглядом, который забыть было невозможно.
— Иначе ты станешь ее частью, — закончил чужой, улыбнувшись. Пустота посмотрела на нее в ответ, и этот взгляд был почти невыносим; не потому, что навевал мысли о забвении, а потому, что был знакомым. Почему Айра не замечала этого раньше? Она ведь уже видела этот взгляд, точно такой же, отстраненный, будто потерянный в подсознании. Только не придавала этому значения. Замечала краем глаза и списывала на глубокую задумчивость или медитацию. Этот ошейник появился не сегодня. Он был здесь уже давно, проникая, как капли воды через трещину, пока трещина не превратилась в сквозную дыру.
Полноценная одержимость.
Айра вся напряглась, словно натянутая струна. Если Риден уже проиграл бесповоротно, то демон вполне мог свернуть ей сейчас шею. Если же это приступ, то надо было его пережить.
— Отпусти меня, — твёрдо произнесла она, ощущая слабую дрожь по телу.
Одержимый (а Риден походил именно на него, по крайней мере, в эту секунду) поднялся и склонил голову набок, не убирая руки. Пальцы его сдавливали хрупкую шею эльфийки, оставляя на ней темные пятна синяков. Наверное, именно так чувствовал себя настоящий Риден — чувствовал невидимые тиски, выдавливающие воздух из легких, видел, как перед глазами все расплывается и распадается, а когда-то сильное тело превращается в покорную, дрожащую тварь? Он смотрел на нее. Пустой взгляд ни на миг не отрывался от лица магессы. И он не боялся ее.
— И что ты сделаешь, м-м-м? Убьешь меня? Давай, убей. Пронзи сердце, перережь горло. Может, так будет даже лучше! — он неестественно и тихо хохотнул, облизнулся, и Айра заметила кровь на языке. Риден научился не резать его о зубы. Это был не Риден, теперь демонолог была в этом уверена.
— Нет, убить можешь только ты меня, — сдавленно сказала Айра. Боль от хватки потрошителя приходилось терпеть. Всё же Ренн был сейчас задавлен, раз даже не пытался расслабить руку. — А потом что ты сделаешь? Уведёшь его в лес? Спрячешь ото всех, чтобы сожрать изнутри? Ты мог бы сделать это и раньше... или ты был слаб?
Чудовище не боялось, но и эльфийка просто так сдаваться не собиралась. Она действительно могла использовать магию или оружие… надо было только дотянуться до кинжала на поясе. Но хуже тут будет не демону, а самому Ридену.
Потрошитель медленно поднял руку, которая сейчас была свободна и плетью болталась сбоку. Пошевелил пальцами, словно бы привлекая внимание эльфийки к белым шрамам, появившимся только вчера.
— Он сам призвал меня, — усмехнулся демон. — Кровь сильна… а драконья кровь — еще сильнее. Мне нужна была лишь капля. Теперь я… — он замолчал, словно бы колеблясь и подыскивая нужное слово: — ...истинный.
— Гордишься собой наверно? — сквозь боль на лице Айры появилась насмешливая ухмылка. — В Тени бесчисленное множество демонов, и даже ты не будешь уникален. Я видела своими глазами, как боролись с голодом, и наблюдала за одержимой желанием. Всех вас можно перебороть. И ты не исключение, новый демон. Я найду способ. Или кто-то другой найдёт. Сколько, думаешь, у тебя осталось времени?
Ренн вздрогнул и поднял взгляд к потолку, словно мог там увидеть то, что было недоступно взору эльфийки. Он молчал, долго, вслушиваясь в тишину и ее отголоски, и ни один мускул на знакомом и родном лице не дернулся. Потрошитель всегда был эмоциональным и порывистым, и видеть его столь апатичным было непривычно и больно.
— Пустота ширится. Они делают меня сильнее, — наконец проговорил он, вновь переводя глаза на магессу. — Ты задаешь неправильные вопросы, маг. Ответь себе на такой: сколько времени, думаешь, осталось у него? — одержимый постучал пальцем по собственному виску. — Пустота ширится. Они слабеют. И он ослабеет тоже. И тогда пустота проглотит его, как и ту часть, которую ты уничтожила своими руками.
— Сколько бы ни осталось у него времени, я остановлю тебя раньше. Отпусти меня, демон. Я тебе сейчас ничего не сделаю, — силясь делать вздохи, процедила сквозь зубы девушка.
Лицо потрошителя осталось каменным, но хватка усилилась; еще несколько минут, и Айра потеряет сознание от нехватки воздуха. Он мог бы убить ее прямо сейчас, но в какой-то момент пальцы Ренна разжались, и девушка упала на пол, задыхаясь и хватаясь за горло, будто силясь выцарапать долгожданный кислород, наполнив им легкие. Перед глазами плясали черные пятна. Пинок в живот заставил ее перевернуться, снова захрипев. Одержимый занес кулак и оскалился, но тут же по его телу пробежала дрожь; он замотал головой, отступив и стукнувшись спиной о столик, над которым раньше висело злополучное зеркало, сжал голову так, что услышал шум в голове. До Айры донесся скрип зубов.
— Нет… ты не причинишь ей… вреда, — выдохнул Ренн, повернулся и с силой ударился головой о стену. Из разбитой брови потекла струйка крови, заляпывая ресницы и скользя к подбородку.
Айра держалась за горящее горло, пытаясь хоть немного собрать взгляд. Риден боролся, пусть эта борьба и была уже чем-то вроде последних попыток тонущего человека удержаться на воде. Но эльфийка точно знала, что он будет пытаться так долго, как только сможет.
— Сражайся... — хрипло произнесла она, мотнув головой. — Прошу…

 

18+

Помутнённый взгляд поднялся на воина. На его лице застыла перекошенная маска, словно из-под кожи пыталось выбраться нечто, что ненавидело все, составлявшее личность Ридена. Пустота, засасывающая во тьму волю и убивающая память и чувства, целеустремленность и самопожертвование, разрушающая личность в самых глубинных ее проявлениях. Но даже самое сильное чувство, которое неваррец знал, теперь искажалось и превращалось в истерзанный, полумертвый кусок плоти. Такой же, как и его разум. Он сделал несколько шагов вперед, схватив эльфийку за волосы и приподняв ее так, чтобы заглянуть в лицо. Был и третий игрок в этой схватке — тот, который сражался так яростно, как не смог бы ни один другой человек. Драконья кровь бурлила и рвалась наружу, чувствуя угрозу со стороны невидимого врага, впившегося черными нитями в само его существо. Драконья кровь должна была стать тем, что управляет потрошителем, а не уродливая сущность, сплетенная из забвения и оформившаяся в чудовище.
Глаза Ридена полыхнули красным. И Айра узнала этот цвет. Внезапно она ощутила себя... жертвой? Загнанной в угол. Шею всё ещё ломило от хватки, но колдунья могла бы попытаться достать кинжал. А сможет ли её заклинание противостоять силе драконьей крови и демона одновременно? Внутри всё сжалось.
— Н-не надо, — едва слышным шепотом пробормотала она, пытаясь будто окаменевшей от страха рукой потянуться к поясу.
Возможно, если бы у Айры было больше времени все обдумать, она предприняла бы что-то. Возможно, она даже попыталась бы взять Ридена под контроль, как уже делала до этого в особняке Аматы. Возможно, это сделало бы только хуже или убило бы потрошителя. Однако возможности не всегда равны действиям, а предположения — бесконечно далеки от фактов. Последняя попытка неваррца вытеснить демона с треском провалилась, позволив безумию выплеснуться наружу, как из переполненного и треснувшего кувшина. Удар по лицу заставил эльфийку едва ли не отлететь к окну; голова зазвенела, как колокол, а боль пронзила виски, пульсирующая и лишающая сил. Как сквозь толстую стену до ее ушей донесся нечеловеческий рык, а острые зубы впились в бедро, прокусывая одежду, словно та была сделана из тонкой бумаги. Клыки сжались, будто почуяв кровь, и выдрали кусок мяса. Боль в голове Айры показалась легким покалыванием по сравнению с той, которая пронзила ее бедро.
Изнутри эльфийки собрался вырваться жуткий вой, но едва она раскрыла рот, как сверху на него легла тяжёлая рука, сдавившая лицо. Сейчас Айра была  даже не просто перед Риденом, потерявшим контроль, а перед настоящим зверем во плоти, освобождённым даже от тех невольных рамок, которые подсознательно могли иметься у неодержимого. Из глаз брызнули слёзы, а сквозь ладонь Ренна прошёл лишь глухой и протяжный стон боли. Здесь не помогут даже мольбы.
Потрошитель застыл, но Айра ощущала, как по его телу проходит сильная, крупная дрожь. Медленно подняв голову, он заглянул в глаза эльфийки, и прижал палец к губам. Как тогда, в Тени.
— Тс-с-с, — прохрипел он, а затем его горло разорвал хриплый, лающий смех. Демон хотел убить ее; Риден хотел спасти ее; но дракон вмешивался в мысли обоих, если у демона вообще могли быть мысли. Подождав, пока по лицу девушки не прокатятся слезы, а боль из острой не превратится в тупую, воин перевернул ее и прижал к полу. Она не знала, доживет ли до следующего дня, но в этот момент поняла, что именно с ней собираются сделать; ноги запутались в окровавленных кожаных штанах, которые чужие, незнакомые и совсем не нежные руки с нее стащили.
Айра хотела закричать, но в горле встал твёрдый ком. Она хотела вырваться, но тело было сковано в ужасе. Даже выдохнуть, казалось, стало невозможно. Крепкая рука вдавливала её голову в пол, и магесса даже не видела происходящего сзади. Зажмурившись, эльфийка сцепила зубы, а слёзы, продолжающие проступать, теперь стали литься на пол. В другом месте, в другое время и с другим Риденом она сама бы этого хотела; но только не тогда, когда его глазами на эльфийку смотрело жуткое существо, порожденное Тенью. Липкий и холодный ужас постепенно сменился тупой отстраненностью. Было ли это влиянием Пустоты, она не знала; но возможно, так было даже лучше. Вскоре она перестала бороться, и только ждала, когда все это закончится, и даже почти не вскрикивала, когда ее дергали за волосы, методично ударяя лицом об дощатый пол. Айра почти потеряла сознание, и лишь крошечный огонек ее души упрямо отказывался позволить чудовищу сломать ее. Последний удар заставил ее выпасть из реальности всего на несколько минут, но когда магесса пришла в себя, пытаясь пошевелиться, она была одна. Риден ушел, и лишь откуда-то снизу донеслись быстрые шаги и хлопанье дверью. Под ее тело расплывалось темное пятно крови из разбитого лица и прокушенного бедра, и было холодно, очень холодно; холодно было не только ее телу, но и душе.

Завалившись на бок, стуча зубами и ощущая привкус крови на губах, Айра положила руку на бедро и, стараясь хоть немного ровно дышать после пережитого, ослабленной магией остановила кровотечение. Но больше сил уже не было. Съёжившись, девушка обняла себя за колени и закрыла глаза. Так холодно и больно...
И лишь на самом краю пытающегося сопротивляться пустоте сознания в этот момент у неё промелькнула одна мысль: она найдёт этого демона. Найдёт и заставит его заплатить.

 

— Ваше Превосходительство, они прибыли.
Высокий и худой мужчина, стоявший на коленях у последней, наверное, сохранившейся в Орлее статуи Андрасте, спасенной из руин Вал Руайо, не отреагировал. Его глаза были закрыты, длинные волосы спадали на лицо, а руки были сложены в молитве. Лишь дочитав ее, он поднялся и обернулся, поправив плащ, закрепленный на сильверитовом наплечнике, и улыбнулся своему гостю. Пронзительные голубые глаза смотрели, казалось, прямо в душу — или так говорили последователи, знавшие Его Превосходительство не понаслышке. Самому же посыльному показалось, что глаза у него холодные и почти неживые, как у умирающего. Это действительно заставляло как будто съежиться, а в сердце расползалось желание немедленно покинуть цветущий сад посреди огромного ничто, сокрытый от глаз еретиков и их предводителя-Архидемона.
— Благодарю тебя, Сэмюэл. Хочешь помолиться со мной? — спросил он как бы между прочим. Голос у этого человека был спокойным и ровным, даже доброжелательным, однако посыльный прекрасно знал, что это не было просто вопросом. Он замялся.
— Я уже молился Создателю сегодня, Ваше Превосходительство.
— Никогда не поздно сделать это еще раз. Наши молитвы, хоть и не достигнут никогда ушей Пророчицы и Ее божественного Супруга, могут дать нашим душам успокоение и веру, — закончил он и кивнул своему собеседнику. — Встань на колени.
Посыльный, которого назвали именем Сэмюэл, колебался. И лишь когда на его плечо легла рука, необычно тяжелая для мужчины, который не представлял из себя закаленного и сильного воина, выбора у него не оставалось. Два голоса, шепчущие слова Песни Света и призывающие милость Андрасте, слились в один; и Сэмюэлу на мгновение показалось, что он слышит легкое эхо. Не ответ с небес, нет — это было невозможно, но какое-то почти незаметное ощущение. Перемена в запахе цветов, окружающих его, и шуме ветерка, и в том, как каменные глаза Пророчицы вдруг стали чуть теплее. А может, все это было лишь искусной игрой света и тени? Его Превосходительство много раз говорил своей пастве, что Создатель вернется, но не сегодня. И не завтра. Но это не означало, что верующие должны останавливаться в своем походе. Ибо вера была сильнее людей, и даже сильнее богов.
Когда молитва закончилась, Сэмюэл почувствовал облегчение. И некий духовный подъем, спокойствие и уверенность. Возможно, сосредоточение и вера действительно помогали людям, в ином случае их не оказалось бы так много. Тех, кто следовал за своим лидером, показавшим путь к искуплению после того ада, который разверзся над Тедасом, после того, как уродливая морда драконьей Империи снова показалсь из-за Завесы. Настали темные времена, говорил он; времена темнейших и холоднейших из ночей, однако не стоило терять надежды. Каждый раз, когда вера была под угрозой, приходили те, кто нес ее факел, зажженный в сердцах народа, и превращали ночь в сияющий рассвет. Однажды этот факел приняла в свои руки простая дочь варварского народа, став Невестой Создателя, и ее наследие вдохновляло и вело служителей света на протяжении веков. Некоторые даже говорили, будто Его Превосходительство и есть новая Андрасте, Пророк и спаситель, но тот лишь смеялся своим тихим, почти обезоруживающим смехом и уверял, что он далеко не Пророк, и что претендовать на подобное звание для него означало либо темную ересь, либо обычное человеческое суеверие. Нет, утверждал он, не нужно быть приближенным к богу, чтобы выполнять его волю и следовать его учению. Не нужно быть Пророком, чтобы увидеть, к какой катастрофе идет любимый им Тедас и населяющие его народы, оказавшиеся под пятой жестокой лжебогини. Все, от простого солдата и посыльного до служителя почившей Церкви, вносили свой вклад в последний Священный Поход против ереси.
Иногда Сэмюэлу казалось, что Его Превосходительство, даже когда улыбается и ведет просветительные беседы со своими последователями, душой находится где-то в другом месте. Возможно, он и сам не знал, является ли он новым Пророком или нет, но человеческому разуму не дано было охватить подобные явление и понять их во всей их загадочности. Однако знал он одно: под крылом этого мужчины собрались те, кто отказался склонить голову перед кровавой нечистью. Храмовники, шевалье, Искатели, служители и служительницы Церкви — все стекались под штандарты, символ которых уже был знаком каждому, кого коснулась рука Создателя. Сам же Сэмюэл никогда и не принадлежал к церковной структуре. Он был одним из тех, кто однажды помог радикалам (так Имперские псы называли людей, что не соглашались просто ждать, пока по их души придут каратели, а наносили удар сами), и чуть не оказался за это на виселице. Он был обычным орлесианским посыльным, родители же его держали небольшую ферму, в которой расквартировались теперь черные плащи. Его Превосходительство спас не только его душу, но и жизнь; а псы Крауфорда потерпели поражение и получили по заслугам. И хоть вела его поначалу только месть и горькая злоба, да и принять смирение и веру снова оказалось труднее после всех тех ужасов, что видела семья Сэмюэла, он пытался. Честно пытался взглянуть на происходящее отстраненно, думать не только о своей презренной шкуре, но и о других, об их благе. Его Превосходительство показал ему путь заботы обо всех несчастных, кто оказался на пути Тевинтера, но личная обида пока что вытесняла самопожертвование, о котором так любили проповедовать сестры.
— Значит, — прерывал задумчивость Его Превосходительство. — Они прибыли? Вы разместили наших гостей как подобает, я надеюсь?
— Так точно, — Сэм все еще не избавился от привычки прислуживать, хоть и старался сделать это на протяжении последних лет. К счастью, никто не требовал от него невозможного. Мягкая улыбка предводителя придала ему уверенности, и он продолжил: — Также поступили сообщения от наших разведчиков. Все идет ровно так, как вы приказали. Никаких проволочек.
— Благодарю Создателя, что направляет наш путь, — склонив голову, произнес мужчина в плаще и доспехах. — Впрочем, на Создателя надейся, а сам не плошай. Я должен вернуться в свой шатер, так что откланяюсь. Благослови тебя Андрасте, Сэмюэл. Ты хороший человек.
— Спасибо, — как-то неловко поблагодарил его посыльный и чуть поклонился. Проводив взглядом удаляющуюся спину в белоснежном плаще, он подумал, что иногда уверенность и спокойствие Его Превосходительства нагоняли некий странный трепет. Даже страх, если можно было так сказать. Ни один человек после всего произошедшего не мог остаться равнодушным, и многим приходилось сражаться с ужасом и желанием сдаться; но только не ему. Он был нерушим, как скала.
Ветер стих, и молчаливая статуя Пророчицы взирала на лагерь, выросший у подножия скал; на цветущий сад там, где раньше была лишь растрескавшаяся почва. Что-то начиналось — или возрождалось из пепла, и Сэмюэл это чувствовал, как чувствовали все до единого, собравшиеся под новыми знаменами новых героев и спасителей Тедаса. Боги оказались не в силах изменить мир, колоссы на глиняных ногах осыпались осколками и пылью, но надежда все еще жила в сердцах многих. Надежда на то, что настанет день, когда зло и ересь окончательно будут стерты с лица земли, и Создатель вернется к своим детям, увидев их горькие слезы. Плач по погибающему творению божественной воли. Они предали своего бога и возвели на трон порождение ужаса и смерти.
Но это не конец. Из искры разгорится пламя, сказал он, и то, что должно быть убить их, даст толчок к началу чего-то грандиозного, чего-то воистину… божественного.

 

 

 

 

Трущобы Минратоса — пожалуй, самая опасная и темная часть города, куда, словно крысы, сползаются те, кому не по карману или не по чину жить в более обеспеченной его части. Впрочем, здесь живут не только попрошайки и криминальные элементы — в последние годы трущобы стали наполняться бывшими рабами и бедными сопорати, а также беглыми магами из других стран, в особенности из Неварры и Ривейна, которые оказались не в состоянии найти хорошо оплачиваемую работу в столице. Трущобы знамениты тем, что именно здесь можно найти не только неприятности на свою голову, но и то, что в другом месте было бы запрещено или вовсе не существовало бы. Маги крови, занятые запрещенными экспериментами, переехали сюда подальше от глаз нового правительства и Легиона. Ходят слухи, будто именно здесь обретается загадочное Сопротивление — горстка смельчаков, из местных жителей и эмигрантов, которые не желают мириться с тяжелым положением вещей в Империи и планируют переворот против власти Верховного Жреца Крауфорда, однако ни один рейд на трущобы не принес доказательств их существования.

 

Подлокации Трущоб (новые подлокации могут быть открыты по ходу игры):

 

Старая медоварня
Одно из самых древних зданий в трущобах, построенное еще во времена перед первым Мором гномами, а потому простоявшее практически не развалившись многие столетия. Правда, сейчас она запущена и лишь некоторые нищие со страхом перешептываются между собой о том, что несколько раз ночью видели на входе в медоварню подозрительных людей в темных плащах, а иногда из щелей заколоченных окон лился странноватый свет. Впрочем, у обитателей трущоб никто никогда не спрашивал их мнения, а потому редкие патрули, забредавшие на территорию, примыкающую к медоварне, ничего подозрительного ни рядом, ни в ней самой не обнаруживали, лишь пыль да паутину на древней гномьей кладке.

 

Литейная
Как ни странно, она все еще функционирует. Но, в отличие от других производств, расположившихся в Жилом или Базарном квартале, литейная находится в сердце трущоб. И не только потому, что пары металлов вызывают тяжелые болезни среди населения и никто из чуть более успешных горожан не желал селиться возле этого уродливого здания, над которым вечно клубится черный дым; но и потому, что литейная издревле считается населенной ужасными призраками мертвых рабочих. Легенда, ходящая среди жителей трущоб, гласит, что несколько веков назад литейная принадлежала богатой семье Виттерис, которые управляли своим бизнесом железной рукой. В один прекрасный день госпожа Виттерис с детьми приехала в литейную и принялась отбирать рабочих, которые не справлялись с жуткими требованиями хозяйки и должны были стать примером для остальных. Госпожа Виттерис с явным удовольствием пускала нерадивых бедняков на свои кровавые ритуалы, попутно объясняя собственным детям, почему ее поступки — вполне нормальны и даже нравственны. Но в этот день рабочие не стали смотреть, и, дождавшись, пока госпожа Виттерис отвлечется на очередного беднягу, ударили ее железным ломом по голове. Говорят, она была еще жива, когда ее бросили в чан с кипящим металлом, а ее крики и требования мести все еще можно услышать в стенах литейной. Что стало с детьми госпожи Виттерис, история умалчивает, но местные иногда добавляют, что ночью в литейной можно услышать отраженный эхом веселый детский смех.

 

Приют
Один из самых крупных — и бедных — приютов в Минратосе находится на самой границе с трущобами и Базарным кварталом. Управляющая приютом, некая Сэди, категорически против того, чтобы к ее имени добавляли «госпожа» или еще какой титул. Сэди работает в приюте уже несколько десятков лет, и видела на своем веку всякое, пережила осаду кунари, войну с эльфами Соласа, переворот архонта Тиберия и приход к власти нового Верховного Жреца — ей все нипочем. Политика мало ее интересует, хотя если ее уговорить, она могла бы рассказать много интересного о жизни в городе. По ее собственным словам, эмигрировала в Тевинтер почти девочкой, вместе с родителями-магами, бежавшими из Ферелдена. Сама магическим даром не обладала, и ничего лучше, как помогать другим детям, оказавшимся одинокими в большом городе, ей в голову не пришло. Обычно в приюте находится от двадцати и больше детей, но послевоенные годы многих оставили сиротами, и приют переполнен, как и другие подобные места в Минратосе, что привело к увеличению числа беспризорников в трущобах.

 

Подземные тоннели

Древняя система водостоков и канализации Минратоса не раз подвергалась перестройке, улучшению и переносу, но тоннели, вырытые под трущобами, остались. Большая часть этих переходов высохла, превратившись в некое подобие крысиных ходов, которыми пользуются различные криминальные элементы и просто бедняки, у которых нет денег даже на халупу в трущобах. О тоннелях знают в Легионе, но предпочитают обходить их стороной, поскольку эти ходы очень опасны не только возможностью засады, но и просто тем, что они в любой момент могут обвалиться. Поговаривают, будто в тоннелях живут жуткие твари, смытые в канализацию после странных алхимических опытов и выросшие до гигантских размеров. Хотя даже если это и неправда, то алхимики действительно сливали сюда большое количество химикатов, что сделало долгое пребывание в канализационных стоках трущоб вредным для здоровья.

 

Лаборатория доктора Нотта

В отличие от своих товарищей по ремеслу, маг-алхимик доктор Нотт предпочитает обретаться в трущобах, благо именно здесь никто не задаст лишнего вопроса об исчезновении очередного сиротки с улицы или обнищавшего горожанина. Прежде Нотт жил в Базарном квартале, продавая различные смеси дамам преклонного возраста и джентльменам, имеющим проблемы с потенцией, но несколько лет назад это скучное ремесло надоело эмигранту из Неварры, и он перенес свои изыскания в трущобы. Официально же доктор Нотт погиб во время взрыва перегонного котла, уничтожив свой дом и все улики своего существования. Местные жители одновременно боятся и восхищаются таким соседством, ибо за довольно-таки существенную цену могут толкнуть своего приятеля доктору на эксперименты. Также Нотт охотно скупает всякие безделушки, которые иногда обладают магическим эффектом, а изредка даже отдает ненужные ему алхимические зелья за бесценок.

 

 

 

Базарный квартал - второй по величине после Жилого квартала Минратоса, в основном представляющий собой множество торговых лавок, площадей и развлекательных учреждений. Именно здесь находится Гладиаторская Арена и самый крупный магический эмпориум в Империи, а также библиотека, Серебряный Шпиль - академия магов - и несколько школ для обучения жителей Тевинтера, не владеющих даром. Место это привлекает не только местных жителей, но и является приманкой для туристов из других регионов Империи, недавно ставших ее частью. Амбассадория гномов и посольства иных провинций находятся рядом с Серебряным Шпилем. Впрочем, зевакам стоит опасаться - тут повсюду полно карманников, а в узких аллеях могут поджидать и чуть более серьезные проблемы. Торговая Гильдия гномов неофициально владеет территорией Базарного квартала, так что ничто не происходит здесь без их молчаливого одобрения, а попытки обмануть торговцев приведут к плачевным последствиям для подобного умника. Приезжим в этом квартале довольно легко найти место, чтобы отдохнуть - множество таверн и трактиров, от дешевых до самых дорогих, к их услугам.

 

Подлокации Базарного Квартала (новые подлокации могут быть открыты по ходу игры):

 

Площадь драконов

Так прозвали главную торговую площадь в этом квартале, хотя она носила когда-то официальное название, которое уже все забыли - многочисленные статуи и отличный вид на храм Разикаль сделали свое дело, и теперь площадь драконов стала центром увеселений и казней в городе. Поскольку ушлые торговцы быстро поняли, что казни, приезжие театры и цирковые представления привлекают очень много зевак, вокруг площади и на ней самой вырос огромный, постоянно шумящий и пахнущий всем, от лошадиного навоза до утонченных специй, базар. Именно здесь происходит все самое интересное, и именно это место в первую очередь привлекает приезжих из других провинций. Раз в полгода тут происходит воинский турнир, заменивший когда-то популярный в Неварре и Вольной Марке Большой Турнир. Рядом располагаются многочисленные лавки, если не считать перевозных прилавков и палаток с товаром - кузницы, оружейные, алхимические магазины, и прочее, включая торговлю животными от лошадей до экзотических сегеронских кошек.

 

Храм Разикаль

Храм представляет собой лишь немного перестроенный и осовремененный старый Круг Магов Минратоса. Расположенный близ базара и торговых точек, он как нельзя более выгодно привлекает внимание каждого тевинтерца, который хоть раз выходил из дома и покупал что-нибудь. Это служит целям миссионеров, стремящимся распространить веру в новую богиню любыми способами. Внутри, впрочем, теперь располагается статуя Маркуса Селестия, а снаружи строение окружают бронзовые драконы. В новой вере Маркус занял место "божьего сына", хотя более просвещенные имперцы прекрасно осознают, что на самом деле между ними нет никаких родственных связей, и что Маркус Селестий стал всего лишь первым окном богини в мир, однако простому народу об этом знать было необязательно. Детали связи магистра и драконицы оставались сокрытыми почти ото всех, за исключением Верховного Жреца. Храм также занимается и благотворительностью, хотя многие из его бывших руководителей и высшего духовенства оказались на плахе после того, как отказались изменять свои проповеди. Говорят, что многие из служителей Храма в итоге избежали казни и оказались в Сопротивлении, а другие - присоединились к радикалам.

 

Университет Магических Искусств "Серебряный Шпиль"

Бывшая резиденция Черного Жреца, Серебряный Шпиль, была переорганизована в Университет Магических Искусств - теперь не было нужды в храмовниках, а надзор за юными дарованиями осуществляли сами старшие маги. Ритуал Усмирения одним из первых законов новой Империи был объявлен запрещенным, как и многие другие магические практики вроде некромантии. Магия крови, конечно же, осталась, однако из-за отстутсвия такого количества рабов приходится идти на некоторые ухищрения, однако для экспериментов Круг часто закупает государственных рабов из пленников-кунари и эльфов - с благословения и разрешения Верховного Жреца. Некоторые самые смелые эксперименты даже получают финансирование и поставки небольшого количества драконьей крови, которая также идет в использование при создании потрошителей. Ритуалы проводятся в Университете, и пока что потрошители, созданные в Империи, показали себя лучшими воинами, чем даже легендарные преторианцы. В остальном круг почти не изменился, тут все также готовят магов, разве что стало чуть больше свободы и чуть меньше надзора.

 

Амбассадория

Гномье посольство, устоявшее в Минратосе через все войны, катаклизмы, Моры и прочие неприятности, не изменилось практически никак - все та же знакомая архитектура Кэл Шарока, сильно выделяющаяся на фоне готических шпилей и ажурных окон, с квадратными и угловатыми формами из золотистого гранита. Здесь происходят те сделки, которые во много десятков раз превышают обычные отношения покупатель-клиент, и именно здесь находится действующий глава Торговой Гильдии в Империи. Через него проходят все важные новости о караванах, поставках, раскопках и прочих действиях, которые совершаются Торговой Гильдей. Официально Гильдия находится под юрисдикцией посольства гномов, которое, в свою очередь, подчиняется законам Минратоса, но только официально. По сути это практически независимая организация, преследущая лишь собственные цели. Также рядом с Амбассадорией находятся и другие посольские палаты для представителей провинций, однако они и вполовину не так могущественны и представляют собой скорее бюрократические маски.

 

Магазинчик чудес господина Векстера

Пожалуй, самый интересный магазин в Базарном квартале, продающий, по заверениям самого владельца, уникальные вещи. По большей части это хлам для привлечения туристов, но иногда попадаются настоящие артефакты, карты, редкие книги и даже драконьи яйца, однако последнее запрещено к продаже и исчезло с прилавков. Чтобы найти тут что-то стоящее, надо действительно разбираться в археологии, магии и истории, в ином случае покупатель рискует заплатить существенную сумму за какой-нибудь "гадальный шар Ривейна", представляющий собой обычный хрусталь с дымом внутри. Сам же господин Векстер - престарелый дед, которому на вид лет девяносто, а то и сотня - приехал в Минратос после окончания войны с кунари. О его прошлом не известно буквально ничего, кроме того, что он очень любит природу, грибы и древние захоронения.

 

Лавка Виреникуса

Небольшая, но весьма нескромная лавка торговца Пириана Виреникуса. Создается впечатление, что какой-то шаловливый дух натаскал случайных предметов и рассыпал их по прилавку: орлессианские ковры соседствовали с марчанскими расписными вазами, вырезанные из дерева безделушки наводили на мысли о диких варварских племенах, потрепанные тома были выложены вразнобой, перемежаясь с богато украшенными предметами обихода.

Мастер Виреникус не держал наемных работников. Торговля была смыслом его жизни, его пагубной страстью, и даже превратившись из ушлого лоточника в преуспевающего дельца, он продолжал ожесточенно торговаться за каждый медяк, явно получая от этого удовольствие.

Ассортимент:

Ковер с вытканной сценой "Ложе чародейки" - 20 зол.

Черепаховый гребень, украшенный изумрудами - 10 зол.
"Дивная Хрень" Варрика Тетраса. Последнее прижизненное издание. - 2 зол.
Нефритовые четки - 2 зол.
Фарфоровая ночная ваза из покоев марчанского принца - 5 зол.
Книга "Тысяча и одна ночь тевинтерского магистра", издание второе, дополненное - 3 зол.
Шелковый платок - 1 зол.
Шелковые ленты разных цветов - 50 серебра за штуку.
Колода карт для игры в "Порочную благодать" с пикантными картинками - 5 зол.
Вишневая трубка - 3 зол.
Куртуазный роман "Невеста морталитаси" - 3 зол.
Медальон с хитрым замочком и драконом на крышке - 5 зол.
Золоченая статуя эльфийки, нагой, с распущенными волосами (с секретом) - 50 зол.
Домашние туфли из темной парчи - 10 зол.
Заколка в волосы с навершием в виде бабочки, украшенная драгоценными камнями - 10 зол.
Книга "Советник домохозяйки" - 2 зол.
Деревянная фигурка волка - 1 зол.
Резная деревянная кружка - 1 зол.
Деревянные пастушок и пастушка (скульптурная пара) - 2 зол.

Янтарный кулон с застывшим внутри скорпионом - 1 зол.

 

 

 

Жилой квартал Минратоса - это дома и поместья горожан-сопорати, лаэтан и некоторых альтусов, которые недостаточно богаты или влиятельны, чтобы построить себе жилище в дворцовом квартале, поближе к Верховному Жрецу, а это большая часть знати и мещан. Здесь также располагаются производства, слишком крупные для того, чтобы вместиться в Базарный квартал - кожевенные мастерские, незаброшенные литейные, ткацкие фабрики, гильдия каменотесов и прочие предпринимательства. Впрочем, после войны многие из не столь давно бывшие бедными и разорившимися дома пришли к процветанию и власти, даже месту в Совете - однако переносить место жительства не стали, город и так перестраивался, и их поместья остались здесь. Поговаривают, что здесь также живут те, кто имеет сильное влияние на происходящее в Сопротивлении, но слухи эти пока не подтвердились.

 

Подлокации Жилого Квартала (новые подлокации могут быть открыты по ходу игры):

 

Поместье Аврелиев

Дом Аврелиев долгое время находился в запустении, поскольку последняя живая наследница, Анна Аврелия, погибла. По странному стечению обстоятельств, Анна долгое время была супругой Маркуса Селестия, того самого, статуя которого теперь стоит в Храме Разикаль. Только через многие годы были найдены дальние родственники семейства, въехавшие в поместье и восстановившие дом из праха. К счастью, сам дом был построен на славу, хоть и несколько обгорел после пожара, вспыхнувшего в нем пятнадцать лет назад. Сейчас домом Аврелиев руководит некий Ларий. Хоть дом и не богат, но родство с бывшей женой Маркуса Селестия позволило им обрести некоторую власть, и недавно Лария даже взяли в Совет. Ходят слухи, будто Ларий Аврелий сильно недоволен тем, что его дом был столь наглым образом забыт, и считает, что он достоин куда большего богатства и влияния из-за истории с Анной Аврелией, чем имеет сейчас. Также, уже чуть пониженным голосом, некоторые злые языки распространяют слухи, будто Ларий не любит женщин. Он всеми силами пресекает подобные сплетни, зная, что такое поведение теперь наказывается еще строже, чем раньше, но слухи все равно ходят. Возможно, именно поэтому его голос на Совете почти никто не слушает.

 

Поместье Итериев

Еще одно семейство альтусов, растерявших былое влияние и богатство и оказавшихся теперь на третьих ролях в Совете, Итерии крайне недовольны новой политикой Верховного Жреца и тем, что он начал брать в Совет на равных правах лаэтан и даже сопорати. Кроме того, они лишились земель после того, как во время войны они были выжжены при осаде города. Сейчас же Итерии выживают только на продаже вина с собственных виноградников в пределах Минратоса, но этого не хватает, чтобы разбогатеть. По данным разведки Сопротивления, Итерии вполне могут оказаться выгодными союзниками, поскольку хотят вернуть старый строй с Магистериумом, рабовладением и сместить текущего Верховного Жреца, предложив своего человека на должность Архонта. Однако стоит быть осторожными: Итерии презирают "низшие касты" вроде гномов, эльфов, сопорати и даже лаэтан. Известны широкому кругу городских жителей тем, что владеют лавками в Базарном квартале, продающими различные виды дорогого вина. Популярностью пользуются марки "Кровь дракона" (красное сладкое, крепленое), "Пурпурный вечер" (розовое столовое) и "Рассветный бриз" (белое полусладкое). Также существует коллекционная марка "Итерий Максимум", купить которое можно за пятьдесят золотых. Бутылка выполнена из гномьего хрусталя и украшена золотом и драгоценными камнями.

 

Поместье Рамосов

Рамосы, хоть и никогда не были особенно богаты, да и неразбавленной кровью похвастаться не могли, все же удержались на плаву благодаря тому, что их литейные и кожевенные мастерские стали весьма полезны во время войны с кунари и эльфами. Именно это и стало тем фактом, который удержал их между статусом альтусов и статусом лаэтан. Многие другие дома альтусов, в том числе и враждебный Рамосам дом Итериев и презирающий их дом Аврелиев, были страшно недовольны подобным поворотом событий. Вражда нарастает, и некоторые уже начинают нанимать убийц и покупать яды - впрочем, обычное дело тевинтерской знати. Управляет домом госпожа Оленна Рамос, обладающая недюжинным нюхом на выгодные сделки и не испытывающая никакой особой верности ни текущему Верховному Жрецу, ни новой богине, хоть на публике она являет собой настоящий идеал верующей.

 

Дом Магнуса Ариаса

Магнус Ариас - сопорати, однако один из тех, кого уважают в городе не меньше, чем многие дома альтусов. Магнус разбогател и получил влияние тем, что создал наемничий отряд "Тевинтерские драконы", многие месяцы наравне с легионерами защищавший город. Этот отряд разросся до невиданных размеров через несколько лет после окончания осады, получив славу самых умелых воинов Империи, которых только можно заполучить за деньги. Именно Драконы по большей части получают заказы на самые сложные походы и иногда даже используются главами враждующих домов знати в собственных целях. Известны также тем, что всегда выполняют заказ тех, кто заплатит больше, и не имеют никаких моральных ориентиров. Магнус не состоит в Совете, однако это ему и не нужно - политика интересует его лишь в плане прибыльности, и хаос среди благородных имперцев ему лишь на руку. Дом его не уступает по размерам и роскоши иным домам альтусов, а власть сосредоточена там, где законы соблюдаются лишь ради приличий.

 

Дом госпожи Баттерфляй

"Домом" это назвать можно с очень большой натяжкой и только тогда, когда называющий не в курсе основного занятия госпожи Баттерфляй (конечно же, это не настоящее ее имя). Данное строение представляет собой ничто иное, как публичный дом для очень богатых жителей Минратоса, в отличие от дешевых борделей в трущобах. Сюда стекаются те, кто потерял статус раба или рабыни, привыкшие жить в роскоши и не думать о завтрашнем дне. Однако статус публичного дома не афишируется, а его работники числятся как "прислуга" госпожи Баттерфляй. Многие из них принимали у себя в качестве гостей очень высокопоставленных лиц, однако в доме царит жесткое правило никому, никогда не разбалтывать секретов. Все, что сказано и сделано в доме, остается в его стенах. Для Сопротивления дом мог бы стать источником огромного количества важных секретов, если удалось бы убедить госпожу Баттерфляй сотрудничать, но пока что эти попытки ни к чему не привели. К счастью, она так же не склонна доносить на тех, кто состоит в Сопротивлении, поэтому ее строгие моральные принципы принесли некоторую пользу. Обычно за одну ночь в этом заведении берут не меньше, чем полсотни золотых монет, и это лишь одна из самых дешевых расценок.

 

 

 

Дворцовый квартал - пожалуй, самая богатая часть города и самая малочисленная. Жить здесь могут позволить себе лишь самые влиятельные персоналии Минратоса, и именно здесь находится жемчужина столицы - резиденция Верховного Жреца. Квартал постоянно, днем и ночью, охраняется элитными войсками Легиона, так что проникнуть в него попрошайкам и наемникам практически не представляется возможным. Каждый уголок улиц и главной площади постоянно просматривается со стен замка и с постов охраны города, поэтому подобраться незамеченным невозможно даже к внешней стене дворца, не говоря уже о внутренней его части. Площадь с фонтаном, в мраморе изображающим дракона Разикаль, раздавившего символическую фигуру кунари - одна из наиболее известных и красивых достопримечательностей Минратоса. Ранее на площади находилась статуя одного из Архонтов, которая была снесена попавшим на площадь снарядом из осадных орудий кунари. Что интересно, статую заказали сопорати - и собрали на нее деньги из пожертвований. Привезенный кем-то из Орлея обычай вскоре прижился, и на дне фонтана можно заметить брошенные в воду монетки. Попытка вытащить монеты из воды карается тюремным сроком в два месяца.

 

Подлокации Дворцового Квартала (новые подлокации могут быть открыты по ходу игры):

 

Поместье Селестиев

Когда-то дом Селестиев считался практически обнищавшим и находился за пределами центральной части города, и после пожара, в котором погибли все слуги дома, а остальные таинственным образом исчезли, дом окончательно превратился в развалины. Новое поместье было выстроено после возвращения Маркуса Селестия и служило ему резиденцией тогда, когда он появлялся в столице. В текущий момент дом населяет лишь небольшая горстка слуг, чьей задачей является приведение в порядок жилища к тому моменту, когда Разикаль в обличии Маркуса решит посетить город самолично. Это бывает редко, не чаще раза в полгода, но богиня, кажется, наслаждается временем, проведенным в дворцовом квартале. Ее истинная форма, как показала практика, не позволяет ей свободно перемещаться по улицам Минратоса, так что за последние пять лет ее видели лишь носившей тело и лицо магистра. Попытка несанкционированного проникновения в укрепленное магическими замками жилище грозит смертной казнью. Попытки заговорить с магистром - тоже, поскольку официально любые вопросы правления решает Верховный Жрец, однако были случаи, когда Разикаль снисходила до разговоров и с другими людьми.

 

Дворец Верховного Жреца

Укрепленный и превращенный в неприступный монолит, дворец Верховного Жреца вмещает в себя несколько сотен слуг, легионеров дворцовой когорты, преторианцев-охранников - личную гвардию Крауфорда - а также помещения для проведения собраний Совета, цветущий сад с виноградником собственного владения, конюшню на сотню лошадей и псарню для охотничьих собак. Ни одна мышь не проскочит через несколько слоев защиты, физической и магической, что открыто говорит о паранойе правителя, однако в его случае она не кажется неоправданной. Охрана и слуги получают не только щедрое вознаграждение за труды, но и, как поговаривают, присягают Жрецу на крови. Внешний же вид дворца и его убранство остались практически неизменными со времен правления Архонта Тиберия, разве что на стенах и внутри добавилось драконьих мотивов, но им далеко до кричаще-ярких комнат и холлов Орлея. В замке присутствует даже бальный зал, однако за последнее время им практически никто не пользовался, и мраморные плиты пола покрылись толстым слоем пыли. Поговаривают, что в библиотеках дворца можно найти книги, запрещенные в любой другой точке города, и артефакты, собранные со всего Тедаса во время путешествий Крауфорда и Маркуса, но лично этого подтвердить никто не может, как и таинственных кровавых обрядов, проводимых внутри замка.

 

Поместье Виперии Виатор

Виперия - одна из самых известных и самых скандальных личностей в Минратосе, поскольку является не альтусом, а лаэтанкой, да к тому же еще и чужеземкой, приехавшей много лет назад в Тевинтер из Орлея и сменившей имя. Ее способности к интригам и использованию любых путей к власти впечатлили благородные дома Империи, и после долгих лет упорной работы Виперия стала вхожа в дома наиболее влиятельных и богатых людей столицы. Пережив войну с кунари и осаду города, женщина оказалась одной из первых, кто составил новый Совет при Верховном Жреце, и к ее слову обычно прислушивается даже он сам. К сожалению, кастовая система, делящая магов на альтусов и лаэтан, пока еще не устранена, а поэтому Виперия все еще считается ниже по сословию, чем другие маги, произошедшие из более чистокровных родов, однако ни один альтус пока еще не сошел с ума настолько, чтобы попрекать этим бывшую гражданку Орлея. Ее семья довольно велика, но больше всех в свои преемники она проталкивает собственного внука, Ромула. В данный момент Ромул пока еще не женат и служит одним из высокопоставленных командиров Легиона, сферой его ответственности является охрана жилого, базарного и трущобного городских кварталов. Также поговаривают, что Виперия и ее родственники наладили весьма неплохие связи с Торговой Гильдией и даже с некоторыми криминальными организациями из Трущоб.

 

Здание Верховного суда

Поскольку Верховный Жрец слишком занят, чтобы лично судить каждого нарушившего закон в Империи, происходит это лишь в исключительных случаях, тогда, когда преступление ни много, ни мало представляет собой угрозу всему государству. Однако будет глупо предполагать, что рассмотрениями дел особой занимается исключительно правитель Империи. Экономические и тяжёлые политические преступления, экономические же крупные споры, дела о предательстве Тевинтера и всё прочее, что находится вне юрисдикции обычных судов, рассматривается в Верховном суде Тевинтера. Помимо непосредственно судебных разбирательств Верховный суд занимается изучением судебной практики и анализом статистики преступлений, в силу чего возникает возможность внесения предложений касательно судебных законов в Совет Тевинтера. Также здесь присутствует несколько коллегий, занимающихся делами различных направленностей. Само же здание Верховного суда не выделяется на фоне остальной архитектуры Дворцового Квартала - готические шпили и стрельчатые витражи, словно вытянутые вверх, к небу, и статуя Фортуны у входа - вот и все его достопримечательности.

 

Штаб-квартира Тайной имперской службы

Паранойя Верховного Жреца отразилась не только своей охране, но и на обеспечении безопасности всей Империи. Предателей надо раскрывать, заговоры нужно обнаруживать, диверсантов и террористов необходимо ликвидировать. Тайная имперская служба, получившая немалый прирост финансирования после проведения реформ внутри страны, ныне является одним из столпов власти взошедшего на трон Крауфорда Авгура. Её представительства есть в большинстве крупных городов не только Тевинтера, но и других провинций, однако всё главное происходит именно в Минратосе. Штаб-квартира имперских агентов довольно заметно выделяется на фоне других зданий дворцового квартала — в ней практически отсутствует вся торжественность и монументальность, зато есть больше места практичности и безопасности. Трёхэтажное здание окружено высокой стеной, а окна, укреплённые решётками, сами по себе уже обычных. Ходят слухи, что под зданием находится тайная тюрьма, ведь не все невольные гости Тайной службы, оказывавшиеся внутри, выходили наружу.

 

Элитная воинская школа "Кровь Разикаль"

За последние пять лет количество желающих стать потрошителями - элитными воинами, испившими кровь дракона и получившими в обмен на это нечеловеческие силы - выросло буквально в геометрической прогрессии. Данная школа возникла стихийно, как обучающий лагерь для таких воинов, но уже вскоре превратилась в настоящую базу. Сам ритуал обычно проводится в Университете Магических Искусств, однако после него потрошитель переезжает сюда для нескольких лет строгого обучения. Такие меры необходимы, чтобы полученные умения и дисциплина помогали побороть нарастающее безумие, вызванное кровью. Кроме того, база обучает драконьих наездников - пять лет назад ездовой дракон был только у Верховного Жреца, но в военных целях драконы стали перевозить на себе и других ценных солдат, перебрасывая их на поле боя со скоростью, прежде недоступной при использовании лошадей и повозок. Сейчас потрошителей стало достаточно, чтобы сформировать из них отдельный Легион - пусть и меньше остальных, но представляющий собой грозную силу, которую используют для точных, смертельных и жестоких атак там, где это требуется больше всего. Слава у Кровавого Легиона закрепилась мрачная, но правдивая, и только время покажет, будут ли созданы Легионы по образу и подобию этого.

 

Поместье "Тихий Омут"

После казней особо рьяно сопротивлявшихся представителей Имперской Церкви имущество некоторых из них осталось без наследников и было передано во владение государства. Поместье гранд-клирика Альбия Фиделия, не успевшего завести семью в погоне за успехами в своей службе, стало как раз таким. На некоторое время опустевшее, спустя считанные месяцы оно внезапно приобрело немалую охрану и стало одним из самых скрытных мест в городе. Легионеры-стражи проинструктированы не пускать на территорию внутреннего двора никого, даже своих командиров, а внутрь самого поместья и вовсе заходят, кажется, лишь избранные. Окна практически всегда завешены плотными шторами, а слуги, подписывающиеся на высокооплачиваемую работу внутри здания, работают по более щадящему графику, чем их "коллеги" у других хозяев, но при этом по завершении каждого рабочего дня обязаны проходить процедуру очистки памяти специально выделенными магами крови. Любой, пытающийся раскапывать информацию по этому месту, допрашивать слуг или тем более стараться восстановить безжалостно вырезанные участки воспоминаний, становится целью Тайной службы. Примерно спустя три года после начала своей тайной работы, поместье слегка оживилось, хоть это и довольно громко сказано: помимо особых чародеев и магов крови стали появляться странные солдаты, одетые в тёмные доспехи и носящие маски с изображением креста на месте рта. Они никогда не разговаривают и живут только на территории поместья, появляясь преимущественно на операциях по задержанию опасных магов-преступников, до сих пор скрывающихся в менее охраняемых районах Минратоса. И до сих пор у них не было ни одного провала. За их молчаливость и тишину у поместья это место среди жителей стало довольно зловеще называться "Тихим Омутом".

 

 

 

Окрестности Минратоса включают в себя множество территорий, расположенных в пределах одного дня пути от столицы. Поскольку ландшафт вокруг города скалистый, а климат - довольно жаркий, почти тропический, прямых дорог тут практически не бывает. Скалы и леса населяют дикие животные, а порой и более опасные противники, поэтому сворачивать с трактов не рекомендуется никому. Особенно в последнее время, когда слухи о активизировавшихся радикалах ползут уже по Дворцовому кварталу. Старые и внушительные големы - джаггернауты, как их называют в Тевинтере - охраняют подступы к единственной более-менее проезжей дороге, ведущей к городским стенам. Побитые при осаде города, статуи эти все равно напоминают жителям о том, что ни разу на всю историю Империи столица не была взята осадой, и последние события стали этому только лишним подтверждением. Джаггернаутов видно даже из соседней деревни, настолько эти големы велики. К несчастью, их активация требует огромной магической силы и большого количества жертвенной крови, поэтому ради решения более мелких проблем, чем осада столицы, используют силы Легионов.

 

Подлокации Окрестностей (новые подлокации могут быть открыты по ходу игры):

 

Развалины старого поместья Селестиев

Руины сгоревшего дома едва ли не стали местом настоящего паломничества - благо это быстро пресекли, и не без усилий. После того, как в городе появился новый дом Селестиев, о старом большинство нововерующих забыли. К тому же, эти развалины не представляют никакого интереса - одни обгорелые стены, провалившийся наполовину потолок на верхнем этаже, покрывшая все ползучая черная плесень, разползшиеся картины и гобелены. После пожара многочисленные дожди размыли остатки любых улик, которые могли бы указать на причину и суть произошедшего, и расследование давно уже прекратилось. Тем более, когда сам Маркус Селестий вернулся живым и невредимым и почему-то приказал оставить его старый дом в покое. Детишки из окрестных деревень иногда набираются храбрости подобраться поближе к руинам, и активно распространяют слухи о том, что там водятся жуткие призраки, особенно страшный один из них - женщина в белых одеяниях с длинными, до пояса, черными волосами, издающая звуки, напоминающие то ли отчаянный плач, то ли злобный вой. Конечно же, никто особо не прислушивается к подобным слухам, однако деревенские, да и городские жители предпочитают обходить это место стороной - не столько из страха наказания, сколько из подсознательной тревоги. Пару лет назад там пропал один подросток, однако это дело быстро замяли, сказав, будто он подвернул ногу на развалинах и упал, ударившись головой о камень.

 

 

Деревня Звенящие Холмы

Свое название деревня приобрела из-за холмистой местности и шума многочисленных деревьев, покрывающих эти холмы. Самая обычная пригородная деревня выживает тем, что поставляет в город мясо, молоко, масло и прочие продукты животноводства, поскольку находится в центре между полями выпаса скота, несколькими крупными фермами и является перевалочным и торговым пунктом на пути к столице. Официальным землевладельцем здесь является дом Аврелиев, однако по факту огромной долей ферм и полей владеет дом Виатор, поэтому Аврелии вынуждены соглашаться на их условия сделки, иначе продукцию будут просто поставлять другими путями, а то и кто-то ночью подожжет деревню. Сами же деревенские стараются не встревать в разборки знатных господ и просто живут своей жизнью, приветствуя каждого, кто наземным путем направляется в Минратос. Пожалуй, главной достопримечательностью является трактир "Волчье логово", в котором собираются множество путников и делятся разнообразными новостями и слухами; а также приманка для туристов - говорящая коза Мишка. Есть два варианта, объясняющих данный феномен: коза либо одержимая демоном, либо за нее говорит специально обученный чревовещанию человек. Как бы там ни было, разгадать эту загадку пока не смогли, да и не особо пытались.

 

Медвежий бор

Густой лес, перемежаемый крупными скалистыми вкраплениями, давно получил дурную славу. И не только из-за своего названия - диких медведей тут не водится уже несколько десятилетий, а из-за того, что место облюбовали разбойники. Ходят слухи, что среди них теперь есть и радикалы, только и ждущие, чтобы напасть на торговый или дипломатический караван, идущий из Минратоса. Пока что произошло только несколько мелких нападений, и трудно было сказать, вина это радикалов, обычных грабителей или какой-то третьей силы, но неофициально всем путешественникам рекомендуется нанимать охрану или оставаться ближе к населенным пунктам во избежание насилия. До этого лес был отличным местом для охоты на лис, оленей и кабанов, правом на которое владели знатные обитатели Минратоса - простолюдинам охота была запрещена под страхом тюремного заключения, огромного штрафа или даже, в особых случаях, смертной казни. Сейчас же лес почти никто не посещает, поэтому разгул браконьерства поставил крест на охотничьих вылазках благородных господ.

 

Одинокая сторожевая башня

Раньше использовавшаяся для наблюдения за войсками варваров, идущими с юга, теперь эта башня заброшена, однако гномья артихектура позволила ей простоять нетронутой все эти годы. Поскольку никакие армии не штурмуют Империю, использование башни обходится слишком дорого, и она пустует. Правда, по ночам в ней видны огни - местные, особенно деревенские, часто говорят о том, что там проезжают какие-то всадники, но поскольку из башни не лезут порождения тьмы, демоны и разбойники, этим слухам не придается никакого значения. Несколько раз башню проверяли Легионеры на предмет того, не используют ли ее для шпионажа за окрестностями Минратоса радикалы, но не нашли никаких следов. Впрочем, проверяют ее и сейчас с определенным интервалом, но либо неизвестные очень хорошо прячутся, либо имеют источник информации внутри городской стражи, либо являются призраками и обычными ничем не подтвержденными слухами.

 

Ведьмин отрог

Горный ландшафт окрестностей Минратоса породил множество отрогов. Один из таких, расположенный ближе всего к деревне, носит название Ведьмин Отрог, и представляет собой сеть горных перевалов и пещер, приобретших довольно жуткую репутацию. Недавнее исчезновение целой археологической группы в районе Ведьминого Отрога еще больше отвратило население от того, чтобы подходить близко к нему; хотя многие старики до сих пор помнят, что именно там растут самые вкусные ягоды, грибы и дикие фрукты, и именно там водятся самые жирные кабаны и олени. Название этой местности берет свое начало еще во времена Древней Империи, и сама история этого места уже давно канула в небытие, но сеть пещер представляет собой огромный интерес для тех, кто испытывает болезненное желание раскапывать старые останки приключенцев, артефакты и свидетельства истории ушедшей эпохи. Последний отряд пропал совершенно бесследно - легионеры, отважившиеся осмотреть место их лагеря, нашли лишь несколько личных вещей, палаток и оборудования. Казалось, что никакого нападения не произошло - следов борьбы не было, крови и тел тоже, они просто вдруг снялись, бросили свои вещи и куда-то ушли. Осматривать дальние пещеры было слишком опасно из-за риска обвалов, поэтому исчезновение группы списали именно на него, и дело закрыли.

 

 

Нет

 

 

 

Пролог: Город Тайн (вступить в Сопротивление) - выполнено!

Собака лает - караван идет (оказать посильную помощь Торговой гильдии с поставками) - выполнено, Магнус Ариас жив и завербован.

Семь масок госпожи Баттерфляй (переманить Баттерфляй на сторону Сопротивления) - выполнено, мадам Баттерфляй не завербована (жива).

Эпидемия (найти источник заразы, поговорить с нищими/Доктором Ноттом) - выполнено, Нотт жив.

Тайна деревни (поговорить с господином Векстером) - Делия убита, коза и Керо мертвы.

Шпионы для шпионов (поговорить с Сэди о пропавших детях) - дети живы и возвращены, память не стерта.

Рупор свободы (поговорить с писцом Амбассадории) - Митару заплачено, листовки созданы (Манипуляции).

Беспокойные призраки (проверить слухи на литейной) - Виттерис уехал (убежден).

Сюжет: Если хочешь что-то спрятать... (посетить Великий Турнир) - победил кандидат от Школы Кровь Разикаль.

Методы Сдерживания (освободить агента, схваченного Кровавым Легионом) - агенты освобождены, информация о "Деметре" получена

Дом Потерянных Душ (осмотреть заброшенный дом в Трущобах) - 7 из 10 детей спасены

Тайны Прошлого (осмотреть развалины поместья Селестиев) - коробка найдена, Анна освобождена

Суд Идет (помочь оправдать агента Сопротивления на суде) - суд проигран, Шарлин освобождена из тюрьмы

Зов Мертвых (найти пещеру в Ведьмином Отроге) - пирамида уничтожена, тела сожжены

Опус Магнум (помочь Магнусу с поставками) - Тэгрин допрошен, ящики с саар-камеком сохранены для себя, Магнус жив

Черная кошка, белый кот (посетить 3 приема альтусов и найти заговорщика) - взрыв остановлен, Крауфорд узнал о Сопротивлении

Дело №9 (посетить приют Сэди) - Милана удочерена, Лефариус не пойман

Безумие дракона (отправиться в порт и осмотреть "Деметру") - Кирал погиб, школа сгорела

То, что доктор прописал (посетить лечебницу Нотта) - доктор Нотт исчез, Тано получил дебафф

Последняя глава Кослуна (допросить виддатари в таверне "Драконий Камень") - кунари забрали артефакт, Серена завербована

Проклятие Ведьминого Отрога (отправиться в деревню Звенящие Холмы) - Ведьма уничтожена

Вначале было слово (открыть коробку с секретом) - коробка открыта, дух освобожден

Сюжетное задание: «Метка Скорпиона» (найти отправителя письма) - выполнено, Цербер и Женщина в маске выжили, Присцилла выжила, Анхель погиб

Сюжетное задание: «Последнее знамение» (отправиться в храм или дождаться развития событий) - Крауфорд выжил, Каратель убит, Минратос цел

 

Союзники Сопротивления - Магнус Ариас, Альбано Валенте, Ларий Аврелий, Плиний Итерий, Оленна Рамос, Серена, Векстер, Квинтиллиан Фал, Виперия Виатор.

Сообщение отредактировал Purrfect Dream: 21 июня 2019 - 16:24

[BornToSeek]

Пролог

Все описанные далее сцены происходят в разное время

 

Сколько-то дней назад

Трущобы

 

На базу Сопротивления Вир прибыл вовремя, агент уже ждал его. И кроме них двоих тут никого не было. Ни единой души. Собрания обычно назначались заранее, а в остальное время старое здание нередко пустовало — всё равно бумажной работы тут не было и просиживать штаны было незачем. Если бы не заколоченные окна, то тут было бы даже относительно светло, но сейчас, вечером, внутрь помещения пробивались лишь тонкие одинокие лучи. Агент, ожидавший вербовщика, стоял в тени, капюшон был снят. Он был молод, на вид лет двадцать, со странной причёской и неприятным шрамом, идущим через правую половину лица и задевающим глаз. Это был один из первых парней, завербованных Виром. Звали его Кайран, и если честно, убийцу он слегка пугал. Причём не столько внешностью, сколько отчуждённостью... и магией. Обучал его какой-то слегка ополоумевший старик-маг, обитающий в глубине трущоб, и учил он парня всякой страшной энтропии. Вир не знал, что означает это слово, но в ходе выяснений обнаружил, что вещь это довольно жуткая. Почему ему дали такого одним из первых кандидатов, он сам не знал. Возможно проверяли на уверенность и стойкость. Как бы то ни было, Кайран уже несколько месяцев являлся членом Сопротивления и выполнял свою работу молча и эффективно.

— Список есть? — подходя ближе к тёмной фигуре, без приветствий спросил Вир.

Агент молча протянул свёрнутую бумагу. Убийца открыл текст и пробежался взглядом. Пять имён: две эльфийки и три человека. Род занятий, возможные близкие люди, местоположение, вероятные мотивы и прочее. Аттей сам следил за ходом наблюдений, но всё же он не мог хоть немного не восхититься количеством собранной информации.

— Здесь всё?

— Всё, — не распинаясь, ответил Кайран.

— Сам не хочешь попробовать кого-нибудь взять?

— Завалюсь, говорить не умею. Дело станет плохо — придётся убивать. Ни к чему.

— С этим ты прав... Мы ж ведь типа хорошие ребята, нам других хороших убивать просто так нельзя, верно? — заулыбался убийца.

Агент ничуть не изменился в лице. Зная, чем именно занимается в Сопротивлении Вир и как он обычно решает проблемы, связанные с убийствами, юмора этой иронии Кайран не понял. Не дождавшийся реакции Аттей снова стал серьёзным.

— Не важно, ты отлично справился, — вербовщик похлопал парня по плечу и направился к выходу. — Встретимся завтра в полдень в Серой Кобыле, понадобишься.

Ответа в спину уже не последовало.

 

 

Сколько-то дней назад
Трущобы -> Лечебница мессира Реджинальда

 

— Итак, — стоя в безлюдном переулке напротив Кайрана, сказал Вир и протянул кинжал. — Понял план?
Парень посмотрел на оружие в руке, а затем перевёл взгляд на убийцу.
— Куда лучше бить?
— По руке снаружи резани просто, — Аттей сразу же закатал рукав на левом предплечье. Снаряжение Незримых он не надевал, и поэтому сейчас выглядел вполне себе обычно.
— Понял, — кивнул агент и, не теряя время напрасно, одним резким ударом косо рассёк выставленую вперёд руку вербовщика. Вир громко зашипел и зажал рану.
— Твою ж-ж-ж... Так, ладно, всё, я пошёл, — стараясь не лить слишком много крови, Аттей быстрым шагом побрёл ко входу в лечебницу. Кинжал оставил у Кайрана. Во-первых, оружие — последнее, что нужно во время нормальной вербовки, а во-вторых, в сапоге был ещё один.
Слегка наигранно пошатываясь, Вир дошёл до дверей лечебницы и вошёл внутрь, сразу пытаясь высмотреть одну из целей. Первым должен был стать неварранец. И он, слава Хвостатой, был недалеко. Капли крови падали на и без того не самый лучший пол лечебницы, когда-то, похоже, являвшейся чем-то вроде склада.
— Прошу прощения великодушно, — подбираясь ближе, сразу обратился к Реджинальду Аттей, — я слышал, что у вас можно получить помощь... в неприятных ситуациях? — с этими словами убийца на секунду приоткрыл резаную рану на левой руке.

 

 

Сколько-то дней назад
Жилой квартал -> Цветочная лавка

 

Вербовщик перепроверил информацию из бумаг. Одна вещь волновала его больше всего — опасения эльфки насчёт мужчин. Хоть Кайран и написал, что в обычных разговорах это не особо заметно, сам факт довольно напрягал. Но ладно, и не с такими общались. И так как сейчас вербовка намечалась не в трущобах, пришлось даже доставать одежду получше. И бриться. Прямо не заманивание в Сопротивление, а какое-то свидание, тьфу. Всё, лишь бы цель не слишком закрылась (потому что вскрывать людей Вир умел лучше всего только мечом и кинжалом).
Запрятав бумагу в наплечную сумку, убийца прошёл по улице и как бы невзначай остановился около одной из цветочных лавок. Цель была тут. Поглядев на кучи разных цветов, названий которых он не знал, Вир оказался рядом с Элерой. Взгляд его остановился на довольно важных для дела экземплярах.
— После войны жёлтых роз на прилавках стало намного меньше, не замечали? Сколько их пожгли — не сосчитать, — на пару секунд переведя взгляд на эльфийку, непринуждённо заметил Аттей.

 

 

Сколько-то дней назад
Трущобы -> Жилище Димитрия Пастория

 

Вновь Вир был облачён в одежды убийцы. Разговор с магом должен был быть одним из самых прямолинейных, а в непредвиденных случаях могло понадобиться оружие. Да и к тому же надо ещё внутрь попасть, а кому попало этот колдун наверняка может и дверь не открыть. В последний раз прочитав имеющуюся информацию по Димитраксию Волевому, Аттей слегка нахмурился. Безумец мог неплохо помочь Сопротивлению, но вот возможные размеры дыр в его крыше несколько волновали. Как бы они не оказались слишком уж большими.
В дверь лачуги чародея раздались несколько громких ударов, за которыми последовала не менее громкая и произнесённая не самым весёлым голосом фраза "К доброму волшебнику прибыл гость! Открывай".

Сообщение отредактировал BornToSeek: 02 февраля 2019 - 20:09

[Кайра]

Сколько-то дней назад
Трущобы -> Лечебница мессира Реджинальда

 

- Мессир, - обратился к нему  Хват и начал рассказывать  захватывающую новость про говорящую козу  Мишку. - А в деревеньке энтой  есть трактир " Волчье Логово", коза  там не простая, а говорит как человек. Маг поправил своего подопечного сказав, что ему надо меньше слушать торговок, а больше читать книг. Потому, что это скорее чревовещание для того, чтобы привлечь в деревню любопытных горожан. Конечно был еще один вариант почему коза говорит, а именно одержимость демоном. Но, как бы то ни было, эльф любил всякие сплетни поэтому, забыв про козу, он и дальше пошел рассказывать. Про казни, у какого толстого торговца  жена спит с пригожим приказчиком лавки. Впрочем, выпив кофе, Редж погрузился в насущные мысли о том, как достать денег для своих земляков и как бы расширить лечебницу. Надо было еще помнить о тех, у кого нет дома и им приходиться снимать разные углы.
- Ты помог расклеить объявления? - спросил эльфа Реджинальд.
- Да, еще рано утром, - отрапортовал ему помощник и быстро раскатал рукава. Но хозяин заметил.
- Посмотри на свои руки. Они все в синяках.
- Лучше бы вы смотрели на официанток, вон какая у этой упругая корма.
Хват, чтобы казаться  взрослее своих  шестнадцати, обожал вставлять всякие неприличные словечки и всячески дразнить  своего спасителя. Конечно, скорее всего самому парню хотелось поскорее вкусить прелестей взрослой жизни, и все свое смущение он прятал за наглостью столь присущей юным годам. А ещё этой маской он прикрывал свои проблемы и себя настоящего. За маской мелкого дельца и нахала, Гэлир  скрывал доброе сердце.
- Не заговаривай мне зубы, Хват. Откуда это у тебя?
- Сеньор, вы сами знаете, вы ведь женаты и ребёнок есть. Так что не стройте из себя невинность, в браке-то уж без этого никак.
Реджинальд постучал ножом по тарелке. Хват сделал круглые глаза, мол, ничего не понимаю.
- Да. Я про синяки. Подрался?
- Это не то, что вы подумали, - уже без придури, ответил эльф. - Я ничего не крал.
- Тогда?..
- Ну, меня там за задницу схватили, когда афишу клеил. Так, для смеха. Дразнили остроухой шлюшкой. Так я побил их. Они были пьяные, видно, с гулянки шли, уже светло было. Может там и лежат, а может уползли. Так что вы не сердитесь, если к вам придут какие-то побитые сеньоры с приклеенными шляпами.
Редж выслушал. До него медленно дошло.
- Ты... что сделал?
- Ну, у меня же не было оружия при себе, а было только ведро с клейстером, - Хват хитро улыбнулся.

- Избавь меня от подробностей, - он про себя улыбнулся: в парнишке все же не было озлобленности на людей и весь мир. Честно говоря, Редж даже несколько одобрял подобную месть распоясавшимся негодникам. Он и сам пока недалеко ушёл от подростковых шалостей, хоть и считался уже солидным господином. Едва закончив трапезу, он поманил Хвата за собой и они поспешили в лечебницу. Там Реджинальд попросил эльфа протянуть руки и начал нехитрый процесс исцеления. Он привычно потянулся к магии. Нет, не к добрым духам которые обитали в Тени, просить их исправить такой пустяк было бы слишком уж мелочным. Духовный целить всегда благоговел перед духами, которыми населяли Тень, те жили в своей гармонии и представляли лучшие качества смертных рас. Конечно населяли ту область и демоны. Но как часто благородный полководец, который представлял собой воплощение доблести, часто скатывался в неуемную гордыню. Так же и духи могли под гнетом людских эмоций стать дурными демонами. Впрочем, им надо было заканчивать с едой и возвращаться в лечебницу.

                               *****

— Прошу прощения великодушно, — подбираясь ближе, сразу обратился к Реджинальду Аттей, — я слышал, что у вас можно получить помощь... в неприятных ситуациях? — с этими словами убийца на секунду приоткрыл резаную рану на левой руке.

Легкий сумрак, окутал трущобы. Реджинальд стоял у шкафчика, проверяя запас лекарств, скоро они потребуются. Пьяные драки в тавернах, бандитские разборки, стычки со стражей - это лишь малый список, того, что может произойти в трущобах поздним вечером или ночью. Так же можно подумать о плохом питании, скученности население и частое пренебрежение гигиеной, так что не удивительно, то, что болезни были частыми спутниками жителей этого бедного района, которые могли рассчитывать вот на такие бесплатные лечебницы.
-Да,  присядьте на кушетку, сказал  он посетителю. Такие клиенты были частыми гостями, Реджинальд не спрашивал людей или представителей  других рас об их  роде занятии, получены ли  эти раны в схватке с  теми, кто патрулирует улицы. Даже имена его клиентов, часто были  не настоящими, но он  только лечил и помогал тем, кто  попадал раненым на порог его лечебницы. Не осуждая и не задавая лишних вопросов.

[Лорд Байрон]

Утро. Кровавое Солнце поднимается над Минратосом. Немногие способны его видеть, разглядеть через маску, накинутую на глаза простых жителей Тевинтера. Люди предпочитали жить, ослепленные, согласные на ослепление ради спокойствия и комфорта. Они забыли что значит любить свою родину, что значит бросаться на борьбу, рисковать ради Тевинтера, забыли о вере и принципах, которые они держали столь высокого много сотен лет. Они ослепили себя, чтобы не видеть жестокой реальности, позволить сладким увещеваниям Верховного Жреца, этого драконьего прислужника, отродка без капли достоинства и чести, ни на что не способного без своей покровительницы. Жители Тевинтера предпочли подчиниться ему, но из уважения или страха не к Верховному Жрецу, но к дракону, что выбрала его своим наместником. Они боялись, боялись высказаться против правды, высказаться против тирании, боялись быть наказанными за непослушание, год с годом все больше превращаясь в послушный скот, верно выполняющий каждую команду стоящего свыше и злобно скалящийся на любого, кто посмеет высказать мнение отличное от всеобщего. 

Кровавое Солнце поднимается над Минратосом. Немногие способны его видеть, но Димитрий видел. Видел, как некогда горячо любимый им дом медленно, но неуклонно клонился к краху и разрухе, как от прошлых идеалов остался лишь прах, как сносили идолы старым принципам лишь для того чтобы возвести новые. Видел во снах, как драконье пламя пытается достать до него, как с каждым часов все меньше остается надежды вернуть все то, что он ценил и любил. Видел как шепчутся живущие в трущобах люди о том, что на окраине живет маг-безумец, слышал фальшивые истории, которые они себе придумывают, чтобы не приближаться к "этому чокнутому". Наивные, они не понимали, что среди них Димитрий - единственный, кто ещё хранил в своем сердце, в своей душе пути настоящего тевинтерца, не склонился перед мерзкими узурпаторами. Каждый день, сам факт того что он ещё жив показывал, что стремительно угасающая надежда ещё оставалась, крохотная, и все же. 

Кровавое Солнце восходило над Минратосом. Немногие способны его видеть, но Димитрий встретил этот восход, пялясь прямо на сияющий диск цвета крови сквозь грязное окно своей лачуги. Вокруг царила тишина - полная, абсолютная тишина, казалось, даже сам альтус перестал дышать, сосредоточившись на процессе выжигания собственных глаз. Он пытался понять, каково это - ослепнуть, чтобы не видеть правды, но не мог, потому что чем больше он смотрел на окрашенное в алый Солнце, тем больше он начинал видеть истину. Вероятно, он обречен. Он либо сдохнет здесь в одиночестве. либо его найдут и убьют, как беглого преступника. Димитрий умрет, а вместе с ним умрет один из последних очажков старого порядка, окончательно уступая место тирании, разве что найдется кто-то, кто объединит разрозненные огоньки в один гигантский пожар, и этот кто-то прямо сейчас...

 

Время уже давно перевалило за полдень, пока над Минратосом восходило Кровавое Солнце. Димитрий все сидел и смотрел в окно, нежно поглаживая лежащую у него на коленях мумифицированную голову. Раздался стук. Стук повторился. Голос - мужской - пробился до мага словно сквозь плотную пелену. Сосредоточенный на осознании печальных истин, Димитрий потерял счет времени, потерял себя в охватывавших его день за днем печали и отчаяния. Он смахнул сбегающие по щекам слезы, отложил голову в сторону и хрипло продекламировал:

- Со злом придя - ты зло найдешь,
С добром приди - на своих двух уйди

Скажи зачем пришел, иначе я хочу, чтоб из моего дома ты ушел.

[BornToSeek]

Сколько-то дней назад
Лечебница мессира Реджинальда

 

-Да,  присядьте на кушетку, сказал  он посетителю.

 

— Благодарю, — покивал Вир и, вновь осмотревшись, уселся на ближайшую кушетку, стараясь не замарать её кровью. — Мессир, вас ведь Реджинальд зовут, верно? О вас ходят слухи среди местных, знаете? Разные всякие. Что вы родом из Неварры, например. Это правда?

Тон вербовщика был абсолютно непринуждённым и заинтересованным, словно он и впрямь хотел просто побольше узнать о добросовестном целителе. В конце концов не всякий решится, будучи хоть сколько-то знатным, соваться в грязь и черноту трущоб, пусть даже и минратосских.

 

 

Сколько-то дней назад
Жилище Димитрия Пастория

 

- Со злом придя - ты зло найдешь,
С добром приди - на своих двух уйди

Скажи зачем пришел, иначе я хочу, чтоб из моего дома ты ушел.

 

Хрипловатый голос было расслышать непросто, но Вир разобрал странный стих.

— С делом я к тебе пришёл, о добрый волшебник. И дело это не включает в себя сбор голов, не беспокойся, — ответил убийца из-за двери. Прозвучало это достаточно иронично, учитывая, что хранил у себя дома этот маг. — Не знаю уж, добро или зло, ты уж сам разберёшься. Одно скажу точно — тебе наверняка понравится!

Сообщение отредактировал BornToSeek: 02 февраля 2019 - 15:17

[Кафкa]

Сколько-то дней назад
Цветочная лавка

 

— После войны жёлтых роз на прилавках стало намного меньше, не замечали? Сколько их пожгли — не сосчитать, — на пару секунд переведя взгляд на эльфийку, непринуждённо заметил Аттей.

Какой-то незнакомый человек подошёл к ней, пока Элера в очередной раз любовалась ароматными цветами. Они не успели надоесть ей, даже за несколько лет. Нельзя сказать, что это было неожиданно. Вот только цель таких мимолетных знакомств, как правило, являлась неизменной. И со столь же завидной стабильностью заканчивалась одним маленьким, печальным разочарованием.

Когда-то, в схожей ситуации, Эл напряглась бы, как туго натянутая струна новенькой скрипки.
Сейчас же она лишь едва заметно поджала губы, оборачиваясь к собеседнику.

Перемена настроения, которую практически нереально заметить, если ты не мастер от рождения по каким-нибудь наукам, посвящённым тонкостям поведения разумных существ. Несмотря на леденящий шёпот прошлого, Элера понимала: шарахаться от каждого встречного – типаж поведения в принципе не самый удачный, особенно если живёшь в огромном городе, где в силу необходимости вынуждена ежедневно сталкиваться с самыми разными людьми. Кроме того, она была не беззащитна. Больше нет.

Быть может, она смогла это понять только благодаря помощи извне.
И ей совсем не хотелось думать о том, как всё могло обернуться, сложись цепочка случайностей как-то… иначе.

— Люди любят украшать погребальные костры своих близких, — тихо отозвалась Элера, — как последний подарок любимым, которых им не суждено когда-либо встретить. Конечно, я люблю цветы… Но это вполне оправданная жертва, — эльфийка внимательно посмотрела на мужчину, задумчиво склонив голову на бок. Он выглядел вполне опрятным и ухоженным, но детали его внешности упрямо навевали навязчивую мысль, что такие люди нечасто расхаживают по цветочным лавкам. Хотя внешность порой так обманчива. Стоит ли напрасно волноваться?..

Элера настойчиво старалась придать своему голосу предельно естественное звучание. И в большинстве случаев срабатывало это неплохо.
Виолетт говорила, что люди редко когда способны заглянуть за покров, который ты накидываешь на себя, как волшебную мантию – не из-за недостатка способностей, а скорее от отсутствия... желания. Ведь разговоры эти так мимолётны. Если сейчас ты неспособна полностью преодолеть свой страх, лучше спрятать его как можно глубже. Туда, где скапливается сила, которой суждено высвободиться. Однажды, когда настанет подходящее время.

А час за окнами был как раз почти идеальный для романтических встреч, внезапно подумалось ей.
Небо окрашивали восхитительные голубовато-розовые оттенки, а солнце, целомудренно прикрытое вязкими облаками, напоминавшими клубы древнего тумана, бросало свой мягкий и нежный, почти кремовый свет на оживлённые улицы жилого квартала, узкие аллеи, сдавленные с обеих сторон вязами, широко раскинувшими свои ветви. А над всем этим, почти недостижимый, далеко-далеко возвышался замок – тот самый, где принимаются судьбоносные решения, способные повлиять на будущее Империи. И редко кто может увидеть гнилое нутро, скрытое за внешним, напускным великолепием. Элера его видела. И знание, хранимое в сердце, не давало ей в полной мере принять тихую столичную прохладу, насладившись безмятежностью вечера. Ведь где-то, прямо сейчас, наверняка творится самосуд над невинными, который некому остановить. А где-то семья эльфов умирает от нищеты. Впрочем, Эл не могла не отметить, что время суток сейчас действительно очень, очень даже неплохое.

[BornToSeek]

Сколько-то дней назад
Цветочная лавка

 

— Люди любят украшать погребальные костры своих близких, — тихо отозвалась Элера, — как последний подарок любимым, которых им не суждено когда-либо встретить. Конечно, я люблю цветы… Но это вполне оправданная жертва, — эльфийка внимательно посмотрела на мужчину, задумчиво склонив голову на бок.

 

— Если бы цветы клали не только те, кто может из себе позволить, то во всём Минратосе не осталось бы ни одной цветочной лавки, всё пошло бы в дело. А бедные кварталы после войны и вовсе можно было бы забрасывать цветами целиком. Умирали там везде. Мир наш несправедлив. Богатые даже во время осады могут позволить себе столько еды, сколько хватило бы, чтобы дать выжить тысячам менее удачливых от рождения людей. И ведь кого в самом деле волнует ситуация у катающихся в грязи бедняков, верно? Едва ли не только их самих.

От таких слов Вир подумал, что неплохо бы было прямо сейчас сделать большой глоток какого-нибудь вина или эля. Обычно только в таком состоянии его и тянет на подобные рассуждения.

— А вы видели Минратос во время осады? — не заставляя Элеру самой продолжать разговор, следом спросил вербовщик

Сообщение отредактировал BornToSeek: 02 февраля 2019 - 15:38

[Кайра]

Сколько-то дней назад
Лечебница мессира Реджинальда

— Благодарю, — покивал Вир и, вновь осмотревшись, уселся на ближайшую кушетку, стараясь не замарать её кровью. — Мессир, вас ведь Реджинальд зовут, верно? О вас ходят слухи среди местных, знаете? Разные всякие. Что вы родом из Неварры, например. Это правда?

Тон вербовщика был абсолютно непринуждённым и заинтересованным, словно он и впрямь хотел просто побольше узнать о добросовестном целителе. В конце концов не всякий решится, будучи хоть сколько-то знатным, соваться в грязь и черноту трущоб, пусть даже и минратосских.

 

Маг удивился, словам больного, казалось, что даже на минуту потерял концентрацию, но он вновь вернулся к лечению. Рана затягивалась буквально на глазах. -Я думаю, что до вас до шли слухи, что я помогаю бедным людям, в числе которых есть и беженцы из той несчастной страны. - Я из Неввары, Реджинальд не стал врать, тем более, что в этом такого. Невварская знать, была связана родственными узами с тевинтерскими дворянами. Неввару впрочем, целитель помнил смутно, иногда воспоминания из детства тревожили его сны. Образы, чувства, обрывки детских воспоминаний о старом дворце, вызывали чувства потери. Он должен, смирится, что родина потеряна навсегда.  Миром правила новая богиня, которая  избрала Неввару своим домом и одновременно она должна напоминать другим странам о покорности  Ибо, тогда гнев Разикаль обрушиться на их страны, превратив их в выжженные пустоши,если те посмеют восстать против власти ее ставленника..

[Perfect Stranger]

Дворец Верховного Жреца - Галерея Белефора

 

Присцилла закончила книгу, закрыла тяжелую кожаную обложку и отложила толстый том в сторону. Содержимое прочитанного заставило ее задуматься о том, что происходило в ее собственной жизни; и хотя она прекрасно осознавала, что реальность сильно отличается от фантазий писателей, кое-что все же совпадало. Вздохнув, она в который раз быстрым взглядом прошлась по письму-приглашению от Ариамиса Виго на грядущий прием в галерее Белефора. Об этом человеке Авгур знала немного, впрочем, репутация о его эксцентричности и сварливом характере вызывала интерес. Был ли он на самом деле таким неприятным или слухи, как всегда, все преувеличивали? Этим вечером она намеревалась увидеть все своими глазами. Крауфорд не был против того, чтобы его супруга сама распоряжалась своим личным временем, и не ограничивал ее перемещения по городу. Иногда казалось, что Верховному Жрецу все равно, где находится и что делает Присцилла, пока она возвращается к ужину вовремя и не тратит больше денег, чем ей полагается.
Впрочем, для ее планов это было как нельзя лучше. Поднявшись и взглянув в окно, где занимался обычный теплый тевинтерский день, характерный для середины Драккониса, она снова прокрутила в голове вчерашние слова Цербера. «Госпожа Авгур, — сказал он тогда, — я же вижу, что вы несчастны. Попробуйте развеяться. Конная прогулка по побережью или короткая охота на лис и фазанов точно позволит вам ненадолго забыть о стенах замка. А если удастся помириться с мужем, быть может, вы станете немного счастливее. Уверен, это возможно, если приложить усилия и сделать пару шагов навстречу». Конечно же, любая другая тевинтерская госпожа немедленно отчитала бы телохранителя за то, что он переходит границы и смеет раздавать непрошенные советы тем, кто необозримо далек от него на иерархической лестнице, однако приходилось признавать, пусть и неохотой, что бывший гладиатор прав. Во всем прав. И хотя тевинтерка не знала, как подступиться и вынести предложение организовать совместный отдых, и не знала, согласится ли вообще Жрец даже на один день забыть о своей работе и выбраться из дворца, она пыталась убедить себя в том, что это действительно хорошая идея.
Эльфийка-служанка, одна из тех, кого отдали в распоряжение госпожи Авгур после свадьбы, помогла ей переодеться в причитающееся для такого случая платье темно-зеленого цвета, а затем принесла длинную теплую шаль: погода хоть и была не особенно холодной, на улице в это время года могло быть зябко, особенно утром. Приготовления к приему заняли у Присциллы несколько часов, но даже когда все было закончено, до приема оставалось почти полдня, и она решила потратить это время на учебу, спустившись в магический арканум — место, полностью выделенное и обставленное для продолжения образования девушки. Как представительнице альтусов и наследнице Жрицы Зазикель, ей приходилось практиковаться почти каждый день в искусстве магии, а также штудировать толстенные и пыльные книги, принесенные сюда из библиотеки и касающиеся как культа Зазикель, так и новой официальной религии — культа Разикаль. Закутавшись в шаль, Авгур открыла тяжелую дверь, ведущую в арканум, и тут же почувствовала, как по коже прошлись мурашки: аура магии, исходящей от многочисленных артефактов в этой комнате, была ощутима физически. Подняв глаза, она скользнула взглядом по упирающемуся в потолок вытянутому витражу, одному из памятников прошедшей эпохи Древней Империи, сохранившемуся до сих пор. Из-за письменного стола вальяжно вышел жирный рыжий кот, старый, как само это здание, и, мурлыкая, принялся тереться о ноги тевинтерки. Та почесала его за ухом, зная, что кот старается держаться подальше от грозного взора Верховного Жреца, но будто шестым чувством знает, что у Присциллы доброе сердце и та готова угостить его кусочками рыбы с кухни. В данный момент, впрочем, ничего с собой у магессы не было, поэтому коту пришлось остаться ни с чем.
Сев за письменный стол, огромный и уродливый, как и почти все в этом месте, она открыла книгу по магии крови на странице, на которой остановилась в прошлый раз, и принялась за практическое применение заклинаний. Пока что только на коте; слуги наотрез отказывались быть ее подопытными кроликами, а использовать в этих целях Тано или Цербера магесса заставить себя не могла, уж слишком она привязалась к единственным людям в Минратосе, которых могла бы назвать своими друзьями.

 

Время в этом месте текло размеренно и медленнно, как песчинки, лениво просачивающиеся сквозь узкое горлышко песочных часов, что стояли на краю письменного стола. Поэтому, когда Цербер вошел и тактично откашлялся, глазами указав на часы, девушка не сразу поняла, что он имеет в виду. И лишь после того, как она осознала, что прошло несколько часов, быстро собрала принадлежности для экспериментов в шкатулку — хрустальный фиал с лириумом, лириумная пыль в серебряной коробочке, острый нож для кровопускания, книги и свитки, а также зачарованный амулет — и закрыла ее на замок. Ключ Присцилла положила в потайной кармашек на своем одеянии, а затем быстро привела в порядок руки (пришлось использовать простенькое заклинание, чтобы порез затянулся) и волосы. Знатной даме магического сообщества было унизительно ходить со шрамами, будто бы признаваясь в том, что она не использует для своих заклинаний других людей. Старая традиция, которая все еще цеплялась за высшее общество Минратоса, как постельный клещ, хотя рабство давно отменили. Выжить эти древние обычаи оказалось куда сложнее, чем просто написать несколько строк и поставить на новый закон резолюцию Верховного Жреца.
У выхода из главных ворот дворца ее уже ждала карета, запряженная тройкой лошадей. Ехать на прием у Белефора верхом также считалось бы дурным тоном; поэтому пришлось отказаться от идеи нарядиться в костюм для верховой езды и появиться с помпой и блеском. Сев в карету, Присцилла едва заметно прикрыла улыбку рукой. Такое появление было бы ей больше по душе, но приходилось соблюдать нормы, установленные задолго до ее рождения. Даже будучи женой Верховного Жреца, она вынуждена была их соблюдать и следовать негласным правилам общения, пусть за ее спиной многие и перешептывались с любопытством. Тано и Цербер сопровождали ее в этом путешествии по настоянию самой магессы: раб расположился на ступеньке с задней стороны кареты, а ее верный телохранитель, молчаливый на публике, сидел по правую руку от девушки внутри. Оба были одеты в выходное — раб переоделся в чуть более дорогое черно-белое одеяние с золотым ошейником, а телохранитель был облачен в полные латные доспехи из сильверита с символом дома Авгур. На поясе его висел острый меч в ножнах, глядя на который, многим пришлось бы дважды подумать, прежде чем грубить жене Верховного Жреца или же пытаться прикоснуться к ней. Сама же Присцилла перед выходом надела шляпку с вуалью и темно-зелеными перьями, а волосы убрала в причудливую прическу, из которой на ее плечи спадали чуть волнистые черные локоны. Подобный вид не должен был вызвать слишком много вопросов, а магесса знала, что это внезапное приглашение неспроста. Она слышала о Белефоре, талантливом юном художнике, чьи картины неизменно вызывали споры и пререкания и даже гнев среди знати, однако не могла понять, почему приглашение пришло именно ей. В Присцилле не было ничего интересного для художника; кроме своей внешности, она не обладала ни уникальными магическими силами, ни чем-то выделяющимся среди остальных альтусов умом, ни опытом, ни характером. Пустой кокон, из которого никогда не выберется бабочка с переливчатыми голубыми крылышками. Этот образ пронесся перед ее глазами, пока они ехали к открытой площадке галереи, где проходил прием и где должен был быть гостем небезызвестный Ариамис Виго, бывший Легат Империи, а ныне находящийся на почетной пенсии представитель знатного дома Виго. Центральный водоем, на которым уже издали можно было заметить мечующиеся огоньки, был неглубоким, а вода в нем - прелестно прохладной, насколько слышала о галерее Присцилла. Само это место сильно отличалось от обычных особняков, где часто проводили салоны и приемы; здесь искусство и высшее общество смешивались с первобытной скалой и ручьями воды, журчащими в ней. От центрального озерца расходились тоннели-дорожки, ведущие в гостевые комнаты и альковы с картинами, а верхний ярус был зарезервирован под семейство Виго.

Когда карета остановилась и Присцилле подал руку Цербер, помогая спуститься со ступеньки, перед лицом девушки тут же проскочила игривая наяда.

— Ой, — тихо произнесла она, прикрыв рот ладонью, затянутую в темно-зеленую шелковую перчатку. Выпрямив плечи, магесса проследила глазами за удаляющимся созданием и, вздохнув, спустилась наконец на землю. Теперь оставалось только выяснить, зачем ее сюда пригласили... потому что Авгур сомневалась, будто это был лишь жест вежливости со стороны Виго.

Сообщение отредактировал Perfect Dream: 02 февраля 2019 - 16:02

[Кафкa]

Сколько-то дней назад
Цветочная лавка

— А вы видели Минратос во время осады? — не заставляя Элеру самой продолжать разговор, следом спросил вербовщик

— Несколько лет назад? — нахмурилась Элера, — по улицам города я не расхаживала, однако помню, сколько война унесла жизней. И как... всё закончилось. Вам доводилось бродить по полю битвы? Земля, пропитавшаяся кровью. Запах гниющих тел, от которого никуда не скроешься. Порой мне казалось, что даже одежда, и та провоняла им насквозь. Солдаты умирали, пока их родных, оставшихся здесь – в мнимой безопасности – заживо пожирал голод, — голос эльфийки невольно дрогнул, — наше общество устроено жестоко, это правда. И уверена, что в трущобах положение было немногим лучше.

Элера взяла цветок с витрины, уткнулась в него носом, втягивая весеннее благоухание. Будто желала отвлечься от воспоминаний. Миражей памяти, не самых приятных для души. Лепестки, казалось, сотканы из шёлка, или же какой-то прелестной кожи. Мягкой и уязвимой, совсем как невинность детства... или вера в будущее. Ощущение от соприкосновения с ней было столь приятным, что Элере хотелось утонуть в его волнах, остаться там навечно.

— Одним всё, а другим совсем ничего, — с нотками грусти продолжила Эл, — а у кого-то бывает так, что просто сопротивляешься, насколько можешь, лишь бы не впасть в отчаяние. Когда всё совершенно безнадёжно, сил совсем не осталось, и хочется просто… просто выжить. Любой ценой. Вина бедных в том, что они родились совсем не там, где нужно. Если это вообще можно назвать виной, — по лицу девушки скользнула тень.

Так странно говорить о подобных вещах здесь, в столь зажиточном месте, равноудалённом от ужасов бедности, бессилия и одиночества.

Вот только зверь этот всегда скрывается за ближайшим углом. Подобно демону праздности, спит он в бесконечном ожидании... Идеального момента.

 

Один из посетителей, толстый господин с моноклем, стоявший неподалёку, странным взглядом покосился на парочку, между которой завязался необычный для цветочной лавки разговор. Видимо, случайно он услышал обрывки речей, которые люди его круга высказывали не слишком-то часто.

[Фолси]

Галерея Белефора Виго

 

https://www.youtube.com/watch?v=zGYsq7cbVZA

 
Рыночный квартал сам по себе являлся достопримечательностью столицы. Чего здесь только не было, какие только диковинки не продавались! Гости с остальных кварталов, стран и городов-государств стекались сюда шумной многолюдной рекой, и только ленивый не пытался выудить немного золота из быстрых вод.

Альтусы были известны некоторой праздностью, но свою выгоду не упускали никогда. Поэтому уже четыре года личный творческий салон молодого Белефора Виго крал внимание и покупателей у магических эмпориумов, ярмарок и гномьих мастерских, уютно расположившись на небольшом скальном откосе над краем продуваемой ветрами бездны. Галерея была не самой большой в Минратосе, но уж точно самой необычной. В ней выставлялись художники и скульпторы из разных слоёв имперского общества, от сопорати до альтусов, но все как один отличались уникальным, иногда даже пугающим видением. Вскоре после открытия галерея стала местом регулярных светских мероприятий: кто-то хотел украсить свои поместья необычными скульптурами и редкими картинами, кто-то жаждал внимания творцов, а кто-то просто хотел полюбоваться на то, как внук военачальника Империи прожигает своё наследие за холстом. Впрочем, Белефор сумел привлечь к себе внимание не только тем, что пошёл наперекор семейной традиции. Его слоистые рисунки обнажали саму душу модели, делая её уязвимой под оценивающими взглядами зрителей. Очень быстро восхищение благородного сословия сменилось страхом, когда стало ясно, что портреты кисти Белефора способны рассказать политическим врагам слишком много их личных тайн. Года два обсуждалась история Клавдия Лекона, капитана многочисленного отряда наёмников, который искал благоволения богатой невесты из лаэтанов. В качестве подарка он хотел преподнести ей свой портрет, на котором изображены его многочисленные добродетели. Но Белефор увидел за телесной красотой и бравадой забитого капризного ребёнка, который использует власть и силу для издевательства над слабыми, не в силах порвать сковавшие его с самого детства цепи страха и неполноценности. Когда портрет был готов, Клавдий предстал на нём как изломанное уродливое существо с россыпью глаз по всему телу и паучьими лапами, растущими из спины. Вместо сердца в его проломленной груди тлел гневный уголёк. Несмотря на все протесты капитана, его портрет был выставлен в галерее. Карьера мужчины пошла под откос – никто не хотел иметь дела с настолько низким существом. Пожалуй, только опека влиятельного деда спасла Белефора от расправы. Зато с тех пор молодой художник взял за правило озвучивать перед каждым новым заказчиком условие: «За ваши деньги я рисую, а не лгу».

Количество желающих позировать юноше резко сократилось. А лучшим способом привлечь к себе внимание среди знати стала фраза «меня согласился нарисовать сам молодой господин Виго!». Рассматривать чужие изъяны, чтобы забыть о своих собственных – ведь это так по-человечески, даже если в твоих жилах течёт аристократическая кровь. Впрочем, действительно благодетельных и добрых клиентов Белефор рисовал настолько совершенными, что даже они сами не подозревали о своей внутренней красоте. Как правило, самые эстетичные портреты получались из жителей трущоб и простолюдинов, которым уже сам Белефор платил за возможность написать их образ.
 

 

Текущий вечер не отличался от других людных приёмов. Хозяин галереи нарисовал очередной шедевр, по слухам – портрет кого-то из рода альтусов. Имя держалось в строжайшей тайне, было известно только то, что Белефор не один месяц ходил как заворожённый, полностью поглощённый мыслями о новой модели. И что старому Ариамису новое увлечение внука категорически не нравилось.

Почти все посетители галереи были из альтусов или лаэтан – просто потому, что «черни» не хватило бы денег на покупку выставленных композиций. Однако эта «чернь» всё равно могла пробраться на приём в качестве слуг… или художников. Белефор со свойственным ему бунтарством признавал творческий потенциал абсолютно во всех, кто был способен этот потенциал подтвердить ярким и необычным способом. Галерея представляла собой открытый двор с целым лабиринтом крытых коридоров, которые вели в комнатки для уединённых бесед и художественных сессий. Играла ненавязчивая музыка, сновали слуги с золочёными подносами, летали картины… Да, именно летали – полотна случайно, но медленно перемещались по галерее, заставляя гостей не просто стоять на месте, а гулять и наслаждаться выставкой. Живые статуи тоже имели обыкновение переходить с одного постамента на другой, замирать возле стен или вовсе ложиться на пол в откровенных позах. Над открытым двориком виллы не было видно тёмного неба, потому что всё затягивали пёстрые мягкие облака, которые складывались в пейзажи и целые динамичные сцены. Кроткая Альвира, младшая дочь небогатого рода лаэтан, именно тут раскрыла свой магический талант и обрела известность как Рисующая-В-Облаках. Её воздушные гобелены, сотканные из рукотворных облаков, не жили долго без присутствия хозяйки, однако впечатление производили завораживающее и романтичное. Услугами Альвиры часто пользовались на свадьбах и свиданиях, когда требовалось придать происходящему сказочный и возвышенный оттенок. Сейчас девушка с кем-то мило беседовала, то и дело неловко поправляя коротко остриженные рыжие волосы. А облака, чувствуя настроение магички, складывались то в резвящихся на поле близнецов, то в табун вольных лошадей.
 

 

Под цветными облаками в небольшом пруду танцевали и плескались нереиды – живые скульптуры прекрасных юношей и девушек, слепленные из воды. Их мастерица, более известная под псевдонимом Тысяча Лиц, тоже мелькала среди гостей, общаясь с потенциальными покупателями. Вокруг неё парили водные маски - лица фантастических чудовищ, которые активно гримасничали, повторяя движения на лице волшебницы.
 

 

Как обычно, большим спросом пользовались картины гномьего мастера Годруна. С помощью лириумного порошка, добавленного в краски, и чар знакомого иллюзиониста, низкорослый мастер рисовал объёмные картины, которые двигались на полотнах и даже могли выполнять охранные функции, наблюдая за поместьем и предупреждая хозяев о незваных гостях.

Где-то здесь парила и малоизвестная картина Белефора – его автопортрет, который назывался «Пустота». В то время как он отлично видел чужое содержание, юноша почти не мог ухватить собственные слои. А потому все попытки нарисовать себя сводились к очень малому количеству деталей, что угнетало молодого художника. Но кто мог об этом знать?
Вечер был в самом разгаре: кто-то из гостей оценивал новые шедевры, кто-то уже торговался, сбивая цену. Самые легкомысленные отплясывали в компании водных нереид, позволяя их крепким и текучим рукам вести себя. Кто-то любовался живыми облаками, прямо как в детстве наблюдая в их движении что-то своё, глубоко личное. И вдруг мелодичный звон бокалов возвестил о том, что хозяин галереи призывает всех в открытый двор. Разноцветные облака сменили цвет, наполнились мягким золотым сиянием и рассыпались на сотни парящих иллюзорных свечей, предоставляя в распоряжение хозяина выгодное освещение. Белефор стоял возле широкого балкона, за которым начиналась пропасть, затянутый в блестящий чёрный костюм, который идеально сидел на его юношеской фигуре. Белая маска в опущенной правой руке, левая зачем-то поднимается и словно сжимает что-то в воздухе. Светло-русые волосы растрёпаны, глаза лихорадочно блестят – видимо, юноша уже успел за этот вечер приятно провести время.
 

 

- Друзья и те из вас, кого я вижу здесь впервые! Надеюсь, вы хорошо проводите время. Отрадно видеть, что столь многие помышляют не только о политике и завоеваниях, но и помнят о самой важной частице нашего мира – о красоте, - Белефор открыто улыбнулся гостям, но при этом бросил мимолётный взгляд куда-то вверх. Там, на скрытой в тенях террасе второго этажа, сидел глубокий старец и наблюдал за торжеством, как коршун. Патриарх Виго скривился от наивной речи внука, но никак не выдал своего присутствия. Его театр – это театр боевых действий. Сейчас же свою пьесу играл Белефор.

- Уверен, что многие из вас пришли сюда, чтобы узреть мою новую картину. И того, кто на ней изображён, - художник чуть сильнее сжал пальцы левой руки, и по воздуху прошла рябь. – Несколько месяцев я наблюдал за этой женщиной, общался с ней. Её глубина захватила мой разум. Я словно падал в бездну и не мог остановиться, отчаянно цепляясь кистью за холст в попытках замедлить это падение. Итог… не все назовут эту картину прекрасной. Но я вижу в ней столько слоёв, сколько ещё не встречал ни в ком. Сколько хотел бы открыть в себе. Увы… моя роль – лишь быть вестником вашего великолепия. Узрите же!

С этими словами Белефор сорвал саван-иллюзию с огромной картины в два своих роста.

- Леди Линайна Флавий, - прошептал юноша, делая несколько шагов в сторону, чтобы тоже иметь возможность рассмотреть картину целиком. – Сегодня её нет среди нас, о чём я скорблю, но дела семьи теперь лежат всецело на её плечах. Эту картину я отправлю ей как дар от дома Виго дому Флавий. Дар за то… что она открыла мне бездну. Дала почувствовать эйфорию свободного падения, — на последних словах художник улыбнулся.
 

 

Портрет Линайны порождал спутанный ком впечатлений. Изображённая на нём аристократка была воздушна и прекрасна, и всё же картину так и хотелось описать одним словом: «мерзость». Женщина возлежала то ли на яйцах, то ли на коконах из шелковистой паутины, провоцируя Страх – ибо именно оболочку арахнидов предпочитал этот демон. Из стекающих по краям струек алой крови брали жизнь багряные розы – символ той, кто видит в насилии свою эстетику и страсть. Вместо рук у нарисованной леди были два искусно выполненных золотых протеза, ведь руки Линайны были теми инструментами, которые умели одинаково приносить удовольствие и боль. Снежно-белые седые волосы и чёрные провалы вместо глаз намекали на груз забот и омут тайн, которые леди Флавий несла в одиночку после смерти мужа.

Впрочем, у каждого из гостей возникали свои трактовки и ассоциации. Нерушим оставался один факт – среди десятков и сотен аристократок именно Линайна оказалась достаточно интересной и смелой, чтобы предстать на холсте Белефора. Предстать по-своему обнажённой и уязвимой перед дюжиной политических соперников. Да, с такой женщиной лучше было не шутить.

Чем же она распалила интерес юноши? Возможно, вместе их свела страсть к вивисекции, ведь Белефор тоже по-своему препарировал моделей, мысленно срезая с них один эмоциональный слой за другим. Погружаясь в самую неприглядную суть и не обращая внимания на протесты.

Но это тоже оставалось простым домыслом. А гости тем временем могли продолжать делать покупки, обсуждать последние новости и сплетничать о леди Флавий. Даже старик Ариамис спустился вниз и долго стоял возле портрета, недовольно кривя губы. Пытался разглядеть в Линайне соперницу или союзницу? Всё семейство Виго настолько отличалось эксцентричностью, что загадывать что-либо на их счёт было просто глупо.

[Junay]

Дворец Верховного Жреца - Галерея Белефора

 

.. Госпожа изволила отправиться на прием к  одному из альтусов – это все, что он знал.
К выходу в свет, Тано готовили, как породистого пса к путешествию с господином. Две дородные служанки  быстро его вымыли, натерли приятно пахнущим маслом,  подпилили обломанные ногти и даже кокетливо  завили  уже отросшие, но все еще неровные, волосы.
Во время данных процедур, они переговаривались между собой на торговом языке, думая, что парню он не известен.
- Н-да... Жаль. Совсем, что ли болезный? - цокала языком  рыжая кубышка, завивая его волосы горячими щипцами.
- Полный "ку-ку на муню".  - кивала вторая. - Я давеча видала, как он колонну слушает. Прижался ухом - и слушает. Колонну. Им с головой что-то делают, рабам этим.  Вот  мозги и набекрень.

Закончив подготовку раба таким нелицеприятным эпитетом, девахи выдали ему одежду, сменили ошейник на золотой,  и велели поторопиться – карету уже подавали.

При виде кареты, мыслерыбина что-то сонно булькнула, в мозгу лениво шевельнулось какое-то воспоминание: оббитая багровым бархатом карета, какая-то расфуфыренная девица… И тут же снова утонуло в омуте памяти. В любом случае, в каретах с девицами ему теперь не ездить. Это было из той, прошлой жизни. «Фальшивое воспоминание», которое уже не имеет значения. В новой жизни для него уже ничего не имело значения. Кроме верной службы своим господам.

 

Спустившись с запяток кареты, он молчаливо встал за спиной госпожи. Место, куда они приехали было… странным. Но это было царство альтусов –магов, не постижимое и не достижимое  для простых смертных, другое измерение, в котором ему и ему подобным,  отводилась только роль  ходячей мебели. А с этой ролью  Тано, надо признаться, справлялся на ура. Возможно, потому, что  полностью ушел в себя, отключившись от мира – так быстрее и незаметнее проходило время.

[Perfect Stranger]

Галерея Белефора

 

"Линайна Флавий?" — Присцилла слегка задержала взгляд на картине. Она слышала это имя, однако никогда не встречалась с магессой лично; и после того, как художник представил на картине собственное видение этой женщины, желания встречаться с ней так и не возникло. Среди альтусов она считалась одной из тех, с кем мало кто желал связываться, и кто редко появлялся в обществе. Отвернувшись от полотна, изображающего жуткую и уродливую душу, Авгур направилась наверх, заметив краем глаза того, кто прислал ей приглашение. Странно все это было. Почему приглашение поступило не от Белефора, а именно от Ариамиса? И почему — на ее имя?

В сопровождении возвышающегося над ей башней бывшего гладиатора по кличке Цербер, хмуро глядящего прямо перед собой (впрочем, это была лишь иллюзия — на деле он подмечал все детали вокруг себя), и раба в золотом ошейнике, девушка направилась к лестнице, ведущей на второй ярус. Разглядывать картины было неприятно. Большинство из них вызывали такое же чувство внутреннего отторжения, как и портрет леди Линайны, хотя тевинтерка несколько раз задержалась возле произведений других мастеров, в особенности ей понравились живые статуи-нереиды. В голову пришла — и тут же ушла — идея попросить господина Белефора нарисовать ее портрет, но Присцилла подумала, что не хотела бы видеть себя в такой же уродливой интерпретации, как Линайна. Говорили, что художник рисует "душу", хотя никому пока не было точно известно, правда это или просто хитрый ход, чтобы привлечь спонсоров и снискать славу. В Минратосе трудно было найти человека, который мог бы похвастаться чистыми помыслами и незапятнанной репутацией.

[Торк]

Лавиний Максиан взглянул на циферблат своих часов и отправился выполнять свой долг. Закатное солнце окрашивало Минратос множеством оттенков алого, а Ливия и Амадеус уже заняли свои кровати - в некоторых вопросах их нянька была настоящим деспотом.

 

- Итак, сегодня очередь Амадеуса выбирать сказку, - произнес Лавиний, зайдя в детскую спальню. Он был вооружен тяжелым фолиантом в котором содержалось множество историй - от поучительных до жутких. С тех пор, как мать не вернулась из путешествия, Лавинию пришлось научиться читать самому. Теперь молодой альтус старался обеспечить детям то, чего ему самому не хватало в детстве. Мужчина уселся в кресле, потрепал по холке Альбина, который занял свое место у ног хозяина, и вопросительно взглянул на сына.

 

- Только не опять про котов, - умоляюще простонала Ливия. Это была любимая сказка брата, и он часто просил именно ее. Снова. - Давай что-то другое, Ами, пожалуйста!

 

Мальчик улыбнулся сестренке и устремил взгляд больших светло-серых глаз на отца.

 

- Давай тогда что-нибудь.. - он задумался, устраиваясь поудобнее и прижимая к себе любимого плюшевого нага. - Про любовь. И чтобы все жили долго и счастливо.

 

- Тогда сегодня будет история про трех веселых сопорати, которые затеяли жениться. - Лавиний перелистнул страницы и принялся читать детям сказку, герои которой выбирали себе невест, исходя из своих представлений о счастливом браке. Читать маленьким альтусам сказки про любовь было довольно опрометчиво, но мир менялся, а Ливия так любила слушать подобные истории, что Лавиний не мог отказать себе в удовольствии побаловать детей.

 

Убедившись, что малыши уснули, альтус поднялся, и накрыв их одеялом, покинул комнату. "Насколько проще жизнь у веселых сопорати и как сложно и причудливо заканчиваются сказки про любовь у альтусов", раздумывая подобным образом, Лавиний Максиан отправился в кабинет к супруге. Корреспонденцию слуги сперва доставляли ей, и стоило узнать не пришло ли чего-то интересного с вечерней почтой.

 

На половине жены царило оживление: у кабинета Лавиний едва не столкнулся со слугой, одетым в фиолетовую с серебряной отделкой ливрею, который докладывал госпоже, что карета подана. Жена стояла у зеркала и поправляла аметистовые, в тон сапожкам из кожи виверна, серьги. На изящных плечиках поверх вечернего платья, сшитого по фигурке, покоилась тонкая кашемировая пелерина, сцепленная аметистовой брошью - подарком мужа к прошедшему дню рождения. Амата явно куда-то собиралась, хоть и было понятно, что не на бал - на ней был обычный повседневный вечерний наряд, который более подошел бы к званому ужину, чем какому-нибудь торжеству. Посох, увенчанный фиолетовым магическим кристаллом неизвестного происхождения, был прислонен рядом к креслу. Кристоф стоял рядом с хозяйкой, сжимая в руках папку с бумагами и небольшой саквояж, в котором таскал письменные принадлежности.

 

- Никакой отсебятины, комментариев и разговорчиков, - командным тоном наставляла Максиан секретаря. При посторонних Марло всегда вел себя безупречно, но Амата все равно каждый раз донимала его напоминаниями. - Не раскрывать рта, пока я сама не скажу. Даже если будут обращаться к тебе, даже если это будет касаться тебя лично - отвечать можно только после того, как я позволю.

 

- После того как ты позволишь, мне уже отвечать не хочется, а людям спрашивать, - привычно буркнул Кристоф. - Что плохого может случиться от милой беседы? Во всем Тевинтере рабство отменили, а госпожа Максиан его обратно ввела! Так всем и напишу! - Завелся возмущенный дух. - О, вот и еще один страдающий от козней Манипуляторши, - заметил он Лавиния. - Скоро мы создадим Лигу Угнетенных и будем сопротивляться угнетению!

 

Лавиний давно привык к манере общения Кристофа и учитывал его привилегированный статус, поэтому никакого возмущения столь дерзкими речами не выказал.

 

- Добрый вечер. - Поздоровался альтус с присутствующими. - Что было в вечерней почте?

 

- Мы сегодня уже здоровались, Лавиний. Твоя почта на приставном столике. И общая почта, которая тебя тоже касается, там же. - Амата скользнула взглядом по мужу и повернулась к духу. - Кристоф, если люди, ну и гномы с эльфами тоже, будут считать, что ты мой раб, тебе же лучше - поостерегутся посягать на чужое имущество. - Она критически осмотрела камзол и внешний вид секретаря, и не найдя к чему придраться, вернулась к своему отражению. - Кстати, пока ты тут, взгляни на приглашение от Виго, - снова заговорила женщина с мужем, пощипывая щечки, чтобы вызвать прилив крови и хоть какое-то подобие румянца. Косметикой жена не пользовалась, обходясь своими природными данными, но, похоже, не была в восторге от фарфорово-бледной кожи. - Если у тебя нет никаких срочных планов, мелькни на приеме в его галерее. Завтра в приюте на площади Весов будет спектакль и праздничный ужин; я буду дома поздно и не смогу почтить прием своим присутствием, но думаю, юному Белефору будет приятнее, если соберется много людей. Мне кажется, дедушка его недооценивает, - тихо вздохнула магичка.

 

- Я ознакомлюсь с приглашением, - кивнул Лавиний. - Если ты будешь занята, я могу сходить туда от нашего дома. И даже не скажу старикану Ариамису, на что ты променяла его торжественный прием. Или рассказать и сделать юного Белефора главой дома? - Поинтересовался Лавиний с серьезным выражением лица. - Насколько хорошо ты знаешь паренька?

 

- Полагаю, дедуля Ариамис отнесется с понимаем к тому, что я предпочла дела развлечениям, - хмыкнула альтус, заканчивая со сборами. Женщина взяла в руку посох и развернулась к Лавинию, впервые за время разговора встретившись с ним взглядом. - Если я заброшу свое же детище, и там начнется бардак, это негативно скажется на моей репутации. А что до Белефора, то мы несколько раз сталкивались на приемах, и даже общались по поводу его уникальной способности, и на тему благотворительности. Он создает впечатление весьма доброго парня. Помогает художникам, вне зависимости от титулов и состояния. Причем, похоже, довольно искренне, что в наших кругах большая редкость. Отправляйся туда от нашего дома, Максиан. - Уголки ее губ слегка дернулись, но этот намек на улыбку тут же скрылся за привычной маской. - Желаю тебе хорошо провести там время.

 

-  Ты права, дела важнее развлечений, - согласился Лавиний. - Завтра совмещу их с хорошо проведенным временем. Нужно познакомиться с Белефором, если он действительно такой талант и добряк, его дед может им гордиться.  - Максиан подошел к журнальному столику и взял приглашение в руки. - А вы куда собрались в такое время?

 

- В такое время? - Амата на миг отвлеклась, созерцая, как тонкие аристократичные пальцы мужа перебирают почту. - Необходимо обсудить кое-какие финансовые дела с мессиром Гальваном. Этим гномам без разницы, светло на улице или темень. Да и к тому же мне самой так удобнее, днем других дел хватает.

 

-  А Ферванисы от нас чего хотят? - Лавиний взял другое письмо и бегло просмотрел. - Зовут тебя на обед и предлагают обсудить сватовство Ливии с их сыном. Повар у них изумительный, многие пытались переманить, но безуспешно. Что думаешь по поводу приглашения?

 

- Мне оно кажется немного преждевременным, - слегка поморщилась женщина. - Новая Империя еще слишком юна, чтобы строить долгосрочные планы. Положение шаткое, те, кто сегодня на взлете, рискуют спуститься пониже, если что-то пойдет не так. Не думаю, что они всерьез настроены на брачные планы, скорее, просто хотят втереться в доверие или продемонстрировать свою лояльность тем, кто поддерживает новый режим, - резюмировала альтус, всем своим видом выказывая презрение к подобным политическим па. - Хотя мне было бы интересно услышать, что они могут предложить в качестве приданого. Дополнительная информация не помешала бы, когда дойдет дело до настоящих брачных союзов.

 

- О, - только и ответил Лавиний. - Обычно все делается немного иначе. Ферванисам перед тем как обсуждать брачные дела следовало немного подрастить своего сына. Когда будет видно, что он вырос здоровым и успешно освоил магию на достойном альтуса уровне, тогда и можно начинать речи о сватовстве. То же самое касается и Ливии. И Ферванисы прекрасно это понимают, следовательно Амату Максиан они зовут не для реального соглашения, а для того, чтобы показать всем заинтересованным лицам, что их наследником интересуются настолько, что родители дочерей сами навязываются, не дожидаясь пока дети подрастут. С нашей стороны было бы неучтиво игнорировать их письмо, но и идти к ним в дом для обсуждения такого вопроса немного неуместно. Можно послать им ответное приглашение - так мы покажем, что ценим их внимание, но также не испытываем нужды в срочном поиске женихов. - Лавиний отложил приглашение в сторону. - Если хочешь, я мог бы составить ответ и отослать им.

 

- А может просто попросить их изложить все в письменном виде? - Озадаченно поинтересовалась волшебница. - Впрочем, поступай как сочтешь нужным, только обращайся в письме от моего имени, я потом подпишу. - Амата повернулась к зеркалу, чтобы в последний раз проинспектировать внешний вид. Встреча с банкиром, да еще столь педантичным как мессир Гальван, стоила такой подготовки. - Если эти жулики будут считать, что юной выскочке Максиан не с кем даже посоветоваться, - удовлетворенная отражением, альтус отвернулась от зеркала, губы целительницы сложились в хищной улыбке, - мне же лучше.

 

- Не надо в письменном. Письмо может стать достоянием посторонних и быть использовано для компрометации нас или Ферванисов. Такие детали обычно обговаривают лично, особенно когда до реального брака еще много лет.  Если мы им предложим написать такое послание - они наверняка нас заподозрят в злоумышлении. И опять же: чем больше знатных людей посетит наш дом - тем с большим уважением будут относиться остальные. Собственно, Ферванисы тебя и позвали, исходя из этой нехитрой логики. - Лавиний усмехнулся словам Аматы про жуликов. - Привыкай, здесь все так делают.

 

- Не нравится мне идея пускать в дом посторонних, - вздохнула волшебница. - Но ладно, последую твоему совету, они меня еще ни разу не подводили. - Максиан кивнула секретарю, чтобы следовал за ней, и поспешила закончить беседу. - Составь им приглашение от моего имени. На следующей неделе, к позднему ужину. День сам можешь определить, у меня вечера пока не заняты ничем срочным. Нам пора ехать, банкиры не любят, когда кто-то опаздывает. - Альтус кивнула мужу вместо прощания и быстрым шагом покинула кабинет, даже не глянув, идет ли за ней Кристоф.

Кристоф сокрушенно пожал плечами и последовал за Аматой. Банкиры, которые чего-то не любят, беспокоили его примерно так же сильно, как воробьи на улице. Но общение с Лавинием явно выводило Амату из душевного равновесия, и Марло не хотел добавлять ей проблем своей привычной строптивостью. Тем более, что у банкиров можно было перехватить немного Скупости и порадоваться их Правильности. Банкиры были уверены, что все что они делают - следствие их расчетов и приносит им прибыль, а значит правильно.

 

Лавиний проводил взглядом жену и секретаря, и усевшись поудобнее, открыл журнал регистрации корреспонденции. Все полученные и отосланные письма регистрировались секретарем. Без этого вспомнить через пару лет мелкие нюансы было невозможно, а мелочи частенько вырастали в крупные проблемы и возможности.

 

К вечеру следующего дня все было готово для поездки - костюмы отглажены и почищены служанками, лошади были запряжены в карету, а Луций предупрежден и готов сопровождать альтуса. Сегодня Лавиний выбрал голубой камзол и дополнил его перстнем с сапфиром. На указательном пальце был надет серебряный перстень-коготь - подарок дяди Фабия на пятнадцатилетие. Этот инструмент крайне облегчал применение магии крови и был намного удобнее в ношении, чем специальный нож.

 

Максиан спустился в холл и, окинув взглядом отражение в большом зеркале, счел себя готовым к мероприятию.

- Луций, я готов отправляться, - обратился Лавиний к своему наставнику-воспитателю. - У нас еще есть немного времени, чтобы вежливо опоздать. Тебе не надо наточить клинки или перепрячь свою лошадку?

Сообщение отредактировал Торк: 02 февраля 2019 - 17:54

[Junay]

Галерея Белефора
 
Тано шел за хозяйкой, ни на что не обращая внимания. Однако, что-то не хорошее шевельнулось в его  омуте памяти. Картины... Почему здесь так много картин? Нет, картины были ив дворце Верховного Жреца, но здесь было что-то... Что вызывало в его душе какие-то тревожные ощущения. Как будто он пытался натянуть оборванные нити, но не знал, как их связать...
-... Воистину, талантливый художник! Не иначе, как благословение самой Разикаль! - прощебетала какая-то миловидная женщина, любуясь одной из картин. Господин, стоящий рядом с ней, снисходительно кивнул и поправил монокль.
"Картины... Художник..." - мыслерыбины лениво булькали. Но внезапно Тано словно по голове ударили и он сбился с шагу.
 
... Солнечный день, торговая площадь. Гомон народа, выкрики зазывал, жонглеры и циркачи. И нищий художник, с выцвевшими волосами, рисующий за медяки, и разговаривающий с тевинтерским акцентом...
Мыслерыбины забились в истерике. Это было важно. Крайне важно.
"...За преступление против Империи, соучастие в злонамеренном убийстве тевинтерских  граждан, был  приговорен…"
Тано смертельно побледнел и задрожал. Во рту его почувствовалась соль - видимо, он неосознано прикусил губу. Его приговор. Он почти забыл свой приговор... 
И  напоминание о его позорном дяеянии теперь было для него невыносимо. Тано испуганно покосился на хозяйку - а она знает, за что он осужден? Нет, нет, наверняка не знает... Иначе не относилась бы к нему так  благосклонно.
С трудом выдохнув сквозь сжатые зубы, Тано вновь погрузился в свою безмятежность.  И мыслерыбины мирно улеглись на дно.

[Shunt]

Особняк Максианов - Галерея Белефора

 

- Луций, я готов отправляться, - обратился Лавиний к своему наставнику-воспитателю. - У нас еще есть немного времени, чтобы вежливо опоздать. Тебе не надо наточить клинки или перепрячь свою лошадку?

 

- Вежливо как раз не опаздывать, - покачал головой Луций, по случаю приема решивший украсить свою броню лентой со знаками дома Максиан. К подобным вещам он относился с легкой и тщательно скрываемой иронией, но за столько лет приучился к правилам игры знати. - Не волнуйся, у меня, как и всегда, все подготовлено. 

 

Карета, запряженная четверкой лошадей, покинула территорию особняка и направилась в сторону жилого квартала. Впереди, как и всегда, ехал Луций, поглядывая по сторонам в поисках возможной опасности. К его удовольствию таковой не было. К его же огорчению - больше охранников взять ему не позволили. Все же они ехали с одного конца города на другой, а не на природу, где пить дать засели злобные враги Максианов, жаждущие мести, крови и прочего. Как бы Луций не относился к новой власти - порядок в городе был на его взгляд, на высоте.

 

Опоздали они, на взгляд Сея, не слишком. Во всяком случае, гости еще не разошлись, а, значит, все было в порядке. Краем глаза он отметил как пара лакеев, среди которых был один новенький (Луций лично проверил парня, доведя последнего до легкого нервного срыва и пары дней заикания), споро, но не без должного в подобном случае пиетета, открывают дверцу кареты и помогают Лавинию спуститься. "Словно бы он сам не может", - с легким раздражением подумал Сей, но скорее по привычке. Больше он был занят наблюдением за ситуацией, готовясь в любой момент закрыть подопечного могучей спиной.

 

- Прибыли, - коротко бросил Луций, подходя к Лавинию, полностью удовлетворившись "разведкой". Двинувшись следом за хозяином, мужчина в который раз подумал, что надо было взять еще пару охранников. Его паранойя с возрастом только увеличилась.

[Торк]

- Прибыли, - коротко бросил Луций, подходя к Лавинию, полностью удовлетворившись "разведкой". Двинувшись следом за хозяином, мужчина в который раз подумал, что надо было взять еще пару охранников. Его паранойя с возрастом только увеличилась.

 

Прием в галерее превзошел ожидания Лавиния. Чудесные фигуры из воды, танец облаков, картины, обнажающие душу модели... У юного Белефора явно был талант не только художника, но и галериста. Или ему повезло нанять такого человека. Максиан искренне любовался представлением и прогуливался по галерее, изредка раскланиваясь со знакомыми. Луций топал за спиной в своих латах и олицетворял собой надежность и защиту.

 

Постепенно молодой маг добрался до портрета Линайны, бывшего "гвоздем программы" сегодняшнего вечера. Картина завораживала сочетанием красоты и уродства. Лавиний подошел поближе к Луцию и тихо сказал своему наставнику:

 

- Видишь, какой я все-таки везучий парень? Просто представь, что Фабий договорился бы с кем-то вроде этой госпожи. - Лавиний покачал головой и усмехнулся. - Нам пришлось бы прятать тело и переживать потом, чтобы никто не узнал.

[Shunt]

Галерея Белефора

 

- Видишь, какой я все-таки везучий парень? Просто представь, что Фабий договорился бы с кем-то вроде этой госпожи. - Лавиний покачал головой и усмехнулся. - Нам пришлось бы прятать тело и переживать потом, чтобы никто не узнал.

 

Луций усмехнулся. Галерея ему не нравилась, но не из-за того, что было щемящее сердце чувство опасности - подобное он ощущал почти всегда - а из-за общего убранства. Картина же была... просто странной. С другой стороны, для пущего эффекта рисовальщик мог использовать новомодные техники, представив Линайну в виде куба с глазами. Говорили, что среди молодежи это сейчас в порядке вещей.

 

- Придется согласиться. Правда, не "нам", а мне, но это дела не меняет, - он окинул зал долгим взглядом и вздохнул. - Всегда можно утешиться тем, что всё могло быть ещё хуже. Рад, что ты хоть что-то из моих слов запоминаешь.

[Торк]

Галерея Белефора

 

 - Всегда можно утешиться тем, что всё могло быть ещё хуже. Рад, что ты хоть что-то из моих слов запоминаешь.

 

Лавиний улыбнулся и не стал убеждать Луция в том, что тот оказал огромное влияние на воспитание юноши. Сколько он себя помнил - почти всегда Сей был рядом и почти всегда находился в режиме паранойи. Максиан продолжил прогуливаться по галерее в поисках хозяев вечера. Необходимо было засвидетельствовать почтение от лица рода Максиан и поделиться своим впечатлением от выставки.

[Perfect Stranger]

Галерея Белефора

 

Цербер незаметно осматривался, пока госпожа вместе с рабом, выглядевшим каким-то потерянным, поднимались на второй ярус. Краем глаза он заметил новоприбывшего альтуса со светлыми волосами, о чем-то тихо переговаривавшегося с собственным охранником. Почти у всех благородных господ в этом месте были слуги и охрана, однако тащить на подобное мероприятие целый выводок телохранителей считалось дурным тоном, поэтому они старались не попадаться на глаза. Задержавшись взглядом на беседующей паре мужчин, он отвернулся. Все равно услышать, о чем они говорили, отсюда было невозможно. Держа почтительное расстояние между собой и Присциллой, он поднялся по лестнице. Картины его не особенно интересовали, знать о том, что местные благородные леди и лорды сгнили внутри, не было чем-то выходящим за пределы обычного человеческого понимания, и никакой особой магии не требовалось для того, чтобы понять, какие они на самом деле. Черные, как сгнивший картофель, смердящие высокомерием и чувством собственной значимости. Тевинтер всегда был таким; и с тех далеких пор, как Цербер попал сюда и стал гладиатором, сражающимся на потеху публике, изменилось мало. И даже его нынешняя госпожа, юная и почти нетронутая этой порчей, скоро будет перемолота подобно зернышку, попавшему в жернова мельницы. Вздохнув, он едва заметно качнул головой и перевел взгляд на прямую, как стрела, спину. Матушка воспитала ее подобающе, однако эта показная несломленность была маской. Столько масок в этом месте...