Часть 1

Пять веков назад, в Морнхолде, Городе Каменьев, жили слепая вдова с единственным сыном, высоким и стройным юношей. Был он рудокопом, как и его отец, простым работником на шахтах Лорда Морнхолда, ибо его способности в магии были невелики. Труд был честным, но оплачивался скудно. Его мать пекла и продавала на городском рынке пирожки с комуникой, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Сама она говорила, что они живут неплохо, ибо им есть, чем насытить желудок, а больше одного платья в одно время никто не носит, а крыша протекает, только когда идет дождь. Но Симмаху хотелось большего. Он надеялся на то, что когда-нибудь обнаружит жилу под киркой, и сразу пойдет вверх. В свободное же время он потягивал эль в таверне с приятелями, да играл с ними в карты. А еще он был падок на эльфийских красоток, хотя ни одна из них не занимала его надолго. Он был типичным Темным Эльфом приятной наружности, замечательным лишь своим ростом. Поговаривали, что в нем была капелька крови Нордлингов.

Когда Симмаху шел тридцатый год, в Морнхолде случилось великое ликование - у Лорда и Леди родилась девочка. Королева, пели люди, небо подарило нам Королеву! Для народа Морнхолда рождение наследницы - верный знак будущего мира и процветания.

Когда пришло время Обряда Имяположения августейшего младенца, рудники закрыли, и Симмах отправился домой, чтобы помыться и переодеться во все лучшее. "Я сразу прибегу домой и все тебе расскажу," - пообещал он матери, которая не могла присутствовать на церемонии. Она болела, а, кроме того, ожидалось великая давка, ибо жители всего Морнхолда желали приобщиться к благословенному событию; к тому же, будучи слепой, она бы все равно ничего не увидела.

"Сынок, - сказала она. - Прежде, чем уйдешь, пригласи ко меня жреца или целителя, ибо я могу покинуть сию юдоль прежде, чем ты вернешься."

Симмах склонился над ее одром и с тревогой заметил, что лоб ее пышет жаром, а дыхание учащенное. Он немедленно вскрыл половицу, под которой хранились все их сбережения. Однако их и близко не хватало, чтобы заплатить жрецу за лечение. Он решил дать, сколько есть, а остальное потом, как долг. Симмах схватил свой плащ и поспешил.

На улицах было полно народу, торопящегося в священную рощу, но двери всех храмов были закрыты и заперты. "Закрыто на время церемонии," - сообщали все вывески.

Симмах локтями пробил себе путь через толпу, и ему удалось нагнать какого-то жреца в коричневой рясе. "После обряда, брат, - ответил жрец, - Если у тебя достаточно золота, я бы с радостью навестил твою мать. Но милорд просил присутствовать всех священнослужителей - и я, принадлежа к их числу, не хотел бы его оскорбить."

"Моя мать тяжело больна, - умолял Симмах. - Милорд не заметит отсутствия одного жреца."

"Это так, да Архиканоник заметит," - раздраженно сказал жрец, освобождая свою рясу от отчаянной хватки Симмаха и исчезая в толпе.

Симмах попробовал уговорить других священников, и даже магов, но с тем же результатом. По улице прошли вооруженные стражники и оттеснили его своими пиками. Симмах понял, что августейшая процессия приближается.

Когда карета правителя города поравнялась с ним, Симмах бросился к ней из толпы и прокричал: "Милорд, милорд! Моя мать умирает!"

"Я запрещаю ей делать это сей славной ночью!" - громко заявил Лорд и засмеялся, бросая в толпу монеты. Симмах был достаточно близко, чтобы обонять винный запах в августейшем дыхании. А его жена прижала младенца к груди и устремила на Симмаха негодующий взгляд: ее ноздри раздувались от презрения.

"Стража! - закричала она. - Уберите этого болвана." Грубые руки схватили Симмаха. Его избили и бросили на обочине лежать неподвижно.

Когда Симмах очнулся и встал, с раскалывающейся головой, толпа увлекла его и он видел Обряд Имяположения с вершины холма. Он видел клириков в коричневых рясах и магов в синих мантиях, собравшихся подле высокорожденных господ, далеко внизу.

Барензия.

Это имя смутно донеслось до слуха Симмаха, когда Верховных Жрец поднял спеленатого младенца и предъявил его обеим лунам по разные стороны небосклона: Йоун восходила, Йоуд же садилась.

"Узрите Леди Барензию, рожденную в землях Морнхолда. Ниспошлите на нее ваше благословение и совет, всеблагие боги, чтобы правила она во благо Морнхолда, и поместно, и окрестно, и присно."

"Благослови ее, благослови ее," - все люди подхватили призыв их Господина и Госпожи и воздели руки к небу.

И лишь Симмах стоял молча, опустив голову, ибо почувствовал сердцем, что его любимая мать ушла. И молча он поклялся страшной клятвой - что станет проклятием Лорда и отмщением за бессмысленную смерть своей матери, а его дитя Барензию возьмет в жены, и внуки его матери будут править Морнхолдом.

По окончании церемонии он взирал равнодушно, как процессия возвращалась во дворец. И тут он увидел жреца, которого уговаривал первым. Этот человек весьма охотно согласился пойти с Симмахом за наличное золото и обещание большего впоследствии.

Они нашли мать Симмаха уже мертвой.

Жрец вздохнул и спрятал монеты в суму. "Мне жаль, брат. Не беспокойся, ты можешь забыть о том, что остался должен. Это все, что я могу сделать для тебя. Похоже-"

"Верни мне мои деньги! - прорычал Симмах. - Ты не сделал ничего, чтобы их заслужить!" И он угрожающе занес правую руку.

Жрец попятился, готовый произнести проклятье, но Симмах ударил его по лицу, едва с губ жреца слетели первые слова. Тот с силой отлетел назад, ударившись головой об один из камней, выступавших из кладки очага. Он умер мгновенно.

Симмах подобрал золото и бежал из города. И на бегу он бормотал лишь одно слово, снова и снова, подобно заклинанию: "Барензия. Барензия. Барензия."

Барензия стояла на одном из балконов дворца и глядела вниз, на плац, по которому вышагивали солдаты, сверкая на солнце латами. Сейчас они построились в шеренги и приветствовали ее родителей, Лорда и Леди, вышедших из дворца с ног до головы в эбонитовых доспехах и в длинных пурпурных меховых мантиях на плечах. За ними вели в поводу лоснящихся черных коней под роскошными попонами. Родители поднялись в седла и направились к воротам, обернувшись, чтобы попрощаться с ней.

"Барензия! - кричали они. - Барензия, любимая, прощай!"

Девочка сморгнула навернувшиеся слезы и помахала им одной рукой, сжимавшей ее любимого плюшевого зверя, серого волчонка, которого назвала Вуффеном, а другую руку прижала к груди. До этого она ни разу не расставалась с родителями и даже не знала, зачем они уезжают. Она знала лишь, что где-то на западе идет война, и у всех на устах было имя Тайбера Септима, произносимое с ненавистью и страхом.

"Барензия!" - прокричали солдаты, вздымая свои пики, мечи и луки. А затем ее дорогие родители развернулись и поехали прочь, а вслед за ними - и все рыцари, пока двор совершенно не опустел.

А через некоторое время после этого была ночь, когда Барензию разбудила ее няня, поспешно одела и вынесла из дворца.

Все, что она сохранила в памяти из тех ужасных времен - это огромная тень с горящими глазами в небе. Барензия переходила из рук в руки. Появлялись какие-то чужеземные воины, потом исчезали, иногда появлялись вновь. Ее няня пропала и ее заменили какие-то чужаки, причем кто-то был еще более чужой, нежели прочие. Она находилась в пути несколько дней, а может, и недель.

Однажды утром она проснулась и, выглянув из кареты, увидела вокруг неприветливую, холодную местность, а среди бесконечных унылых серо-зеленых холмов, кое-где припорошенных грязно-белым снегом, высился большой замок серого камня. Она прижала к груди Вуффена обеими руками и стояла так, моргая со сна и подрагивая от промозглого рассветного холода, ощущая себя слишком маленькой и слишком темнокожей в этих бескрайних серо-белых просторах.

Они с Ханой, смуглой черноволосой девушкой, сопровождавшей ее несколько последних дней, вошли в замок. В одной из комнат у камина стояла крупная серо-белая женщина с серо-золотистыми, как лед на тусклом солнце, волосами. Она взглянула на Барензию страшными, ярко-голубыми глазами.

"Она достаточно... черная, верно? - женщина обратилась к Хане. - Я ведь никогда прежде не видела Темных Эльфов."

"Я сама не много про них знаю, госпожа, - сказала Хана. - Но у этой особи вполне подходят и рыжие волосы, и нрав, в том поручусь. Будьте осторожны. Она кусается. И не только."

"Ну, от этого я быстро ее отучу, - женщина усмехнулась. - А что это у нее за гадость? Фи!" Женщина выхватила Вуффена и бросила его в пылающий камин.

Барензия пронзительно закричала и едва не бросилась в огонь следом, но ее удержали несмотря на все попытки укусить и поцарапать обидчиков. Бедный Вуффен превратился в крохотную кучку золы.

Барензия росла, как южное растение, пересаженное в скайримский сад, под опекой Графа Свена и его жены Леди Инги. Со стороны казалось, что она катается, как сыр в масле - но внутри она постоянно ощущала холод и пустоту.

"Я взрастила ее как родную дочь, - вздыхала порой леди Инга, сплетничая с навещавшими ее соседками. - Но она же из темных Эльфов. Чего еще от них ждать?"

Эти слова не предназначались Барензии. Во всяком случае, она так считала. Но слух у нее был гораздо острее, чем у ее хозяев-нордлингов. К другим, еще менее приятным темноэльфийским порокам безусловно относились воровство, лживость и маленькие магические шалости - где огненное заклинаньице наложит, где немного полевитирует. А, когда она повзрослела, к ним прибавился еще и острый интерес к мальчикам и мужчинам, которые приносили весьма приятные ощущения и, к ее удивлению, еще и подарки. Инга не одобряла сего последнего увлечения по совершенно необъяснимым для Барензии причинам, поэтому той приходилось быть осторожной и, насколько возможно, держать все в секрете.

"А вот за детьми она ходит чудесно, - добавила Инга, имея в виду пятерых своих сыновей, все моложе Барензии. - На нее можно положиться: всегда присмотрит вовремя." Когда Йонни было шесть, а Барензии восемь, для них взяли учителя, и дети занимались вместе. Ей хотелось участвовать и в уроках фехтования, но графа Свена и леди Ингу привела в ужас сама подобная идея. Все, что ей позволили - стрелять с мальчиками по мишеням из маленького, почти игрушечного лука. В остальном же ей оставалось наблюдать за ними, когда они упражнялись с клинками, и лишь иногда, когда рядом не было никого из взрослых, участвовать в боях. И она знала, что по крайней мере не хуже них в этом искусстве.

"Однако она очень... горда, разве нет?" - какая-нибудь кумушка шептала Инге на ухо; а Барензия, делая вид, что не слышала, утвердительно кивала в душе. Она чувствовала свое превосходство над графом и его женой, и ничего не могла с собой поделать. Было в них что-то такое, что вызывало у нее пренебрежение.

Потом уже она прознала, что Свен и Инга были дальними родственниками последнего титулованного хозяина Замка Даркмур, и все поняла. Они были паяцами, обманщиками, а никакими не правителями. Во всяком случае, их не воспитывали править. Эта мысль странным образом возмутила ее, а из негодования выковалась чистая неприязнь к хозяевам. Она стала воспринимать их как омерзительных гадких насекомых, которых можно презирать, но нельзя бояться.

Раз в месяц прибывал гонец от Императора, привозил маленькую мошну золота для Свена и Инги и большой мешок сушеных грибов из Морроувинда для Барензии - ее любимое лакомство. Для этих случаев ее всегда заставляли выглядеть "презентабельно" - ну, настолько презентабельно могла выглядеть тощая темная эльфийка в глазах Инги - перед тем, как представить курьеру для краткой беседы. Гонцы почти всегда были разные, но все они смотрели на нее так, как фермер осматривает чушку, откармливаемую на базар.

Весной своего шестнадцатого года Барензия выглядела так, словно находилась на последней стадии готовности для "базара".

По размышлении, она решила, что проданной быть не желает. Помощник конюха, Строу, здоровый, мускулистый белобрысый парень, и при этом застенчивый, мягкий, любящий и довольно простой, уж несколько недель уговаривал ее бежать отсюда. Барензия украла мошну с золотом, оставленную гонцом, прихватила грибов из кладовой, нарядилась мальчиком в одну из старых туник Йонни и в его же ставшие тесными штаны... и в одну погожую весеннюю ночь они со Строу взяли двух лучших лошадей из конюшни и поскакали во весь опор на Вайтран, ближайший мало-мальски крупный город и место, где хотел побывать Строу. Однако и Морнхолд, и Морроувинд тоже лежали к востоку, а они манили Барензию, как магнитом.

Утром они отпустили лошадей по настоянию Барензии. Она знала, что их хватятся и бросятся в погоню, и надеялась таким образом сбить преследователей с толку.

Они шли пешком до раннего вечера, а потом передохнули несколько часов в заброшенной хижине. Они снова тронулись в путь на закате и пришли к воротам Вайтрана как раз к рассвету. Барензия заготовила для Строу что-то вроде пропуска, поддельное письмо, уверяющее, что его податель должен доставить посылку в городской храм от местного деревенского старосты. Сама она преодолела стену при помощи заклинания левитации. Она решила - и правильно, как оказалось - что стражи у ворот будут высматривать молодую темноэльфийскую девушку и парня-нордлинга, путешествующих вместе. А одиночные деревенские простачки вроде Строу были привычным зрелищем, не вызывавшим подозрений. Один и при бумагах он едва ли мог привлечь к себе внимание.

Ее нехитрый план возымел действие. Они встретились со Строу в храме, находящимся неподалеку от ворот; она и прежде бывала в Вайтране пару раз. Строу же ни разу в жизни не отдалялся от поместья Свена больше, чем на несколько миль.

Вместе они направились к обветшалому трактиру в самом бедном квартале Вайтрана. Барензия, закутанная в плащ, в перчатках и с надвинутым по утреннему холодку капюшоном, сумела скрыть свою темную кожу и красные глаза, и никто по пути не оглянулся им вслед. В трактир они зашли порознь. Строу заказал у трактирщика одноместную каморку, обильный ужин и два кувшина эля. Барензия прокралась несколько минут спустя.

Они весело пировали, празднуя свой побег, а затем с неистовством делили узкую койку. После всего, они провалились в глубокий сон без видений.

Они задержались в Вайтране на неделю. Строу заработал немного денег, разнося посылки, а Барензия обчистила ночами несколько домов. Она продолжала носить мальчишеские одежды. Она коротко постриглась и перекрасила свои огненно-рыжие волосы в иссиня-черный, еще больше усугубив камуфляж, и при этом все время была настороже. В Вайтране было не много темных эльфов.

Однажды Строу удалось найти для них временную работу: охранять купеческий караван, идущий на восток. Однорукий сержант поглядел на парочку с большим сомнением.

"Хе! - усмехнулся он. - Темный Эльф! Это ж все равно, что лисе стеречь курятник! Да и хрен с ним - мне нужны люди! В Моровин мы все равно не двинем, так что случая порезать нас самому у тебя не будет! А наши собственные бандюки все равно будут пытаться угрохать всех в караване!"

Сержант повернулся к Строу и оценивающе оглядел его. И тут он неожиданно сделал резкий выпад в сторону Барензии, выхватив свой короткий меч. Кинжал в мгновение ока оказался у нее в руке, и она встала в защитную позицию. Строу прыгнул ему за спину, изготовив нож. Сержант опустил клинок и снова усмехнулся.

"Неплохо, хлопцы, неплохо. А как ты со своим луком управляисси, Темный? - Барензия незамедлительно продемонстрировала свое мастерство. - Неплохо! Ты, хлопчик, будешь в дозоре в темное время суток и на послуху в усе остатнее. Верный Темный - это боец, какого поискать, всяк кажет. Я-то уж знаю. Я самому Симмаху служил, пока мне руку не отчекрыжили и не списали из армии."

"Мы могли бы его кинуть. Я знаю ребят, которые хорошо заплатят, - сказал Строу позже, когда они устроились на последнюю ночь в своей обветшалой каморке. - Или самим грабануть. Они очень богатые, эти купцы, Барри."

Барензия засмеялась: "Ну и что мы будем делать с такой кучей денег? А кроме того, нам необходима их защита на время пути - чтобы тихо уйти как можно дальше."

"Мы могли бы купить маленькую фермочку, ты и я, Барри - и осесть там, куда как мило."

"Мужик!" - презрительно подумала Барензия. Строу был крестьянином и лелеял в душе не более, чем крестьянские мечты. Но вслух она лишь сказала: "Не здесь, Строу, мы еще слишком близко от Даркмура. Надо идти на восток - у нас будет еще много подобных шансов."

Караван шел не восточнее Сангарда. Император Тайбер Септим I сделал многое для обеспечения относительной безопасности на трактах. Но пошлины кусались, и этот караван двигался, насколько возможно, боковыми тропами, в обход застав и патрулей. Что и подвергало их опасности нападения грабителей, как людей, так и орков, а также бродячего сброда всех рас и мастей. Но таковы уж издержки прибыльной торговли.

До Сангарда у них случились две подобные встречи. Первый - засада, о которой тонкий слух Барензии дал знать много загодя, и разбойники, окруженные с тыла, сами были застигнуты врасплох. Второй - ночное нападение смешанной шайки хаджитов, людей и лесных эльфов. Последние были искусными воинами, и даже Барензия не слышала, как они подкрались. В тот раз драка вышла жестокой. Нападавших отбили, но полегли двое стражей каравана, а Строу получил неприятный порез на бедре, прежде, чем им с Барензией удалось прикончить его противника-хаджита.

Барензия была вполне довольна жизнью. Она приглянулась словоохотливому сержанту, и большую часть времени проводила, сидя у костра и слушая его рассказы о похождениях в Морроувинде с Тайбером Септимом и Генералом Симмахом. Симмаха произвели в генералы после того, как пал Морнхолд, поведал сержант. "И хороший же он солдат, этот Симмах! Да только в Моровине у него еще какой-то интерес, хе, хе. Это не только война, ежели понимаешь, о чем я. Ну да ты, небось, малость больше меня о том знаешь."

"Нет. Я не помню, - сказала Барензия, изображая безразличие. - Я провела большую часть жизни в Скайриме. Моя мать вышла за человека из Скайрима. Но они оба умерли. Расскажи мне, пожалуйста, что сталось с Лордом и Леди Морнхолда?"

Сержант пожал плечами. "Не знаю. Померли, небось. Там огроменная драка была, до того, как Перемирие подписали. А теперича все тихо. Мож, и слишком тихо. Как перед бурей. Слушай, хлопчик, так ты на родную землю вертаешься?"

"Может быть, - сказала Барензия. На самом же деле ее влекло в Морроувинд и Морнхолд неодолимо, как мотылька на зарево горящего дома. Строу это чувствовал, и был недоволен. Впрочем, он был несчастен с тех пор, как им пришлось спать раздельно, поскольку Барензия почиталась в караване юношей. Барензии тоже не хватало этого, но, похоже, не так сильно, как Строу.

Сержант хотел нанять их и на обратный путь, но, когда они отказались, все равно выплатил премию и написал отличные рекомендательные письма.

Строу желал осесть в Сангарде навсегда, но Барензия настояла на продолжении путешествия на восток. "Я Королева Морнхолда по праву, - сказала она, в душе не совсем уверенная в истинности этого заявления -- а вдруг все это причудилось потерянному, напуганному ребенку? - Я желаю попасть домой. Мне нужно попасть домой." А вот это была уже несомненная правда.

Через несколько недель им удалось пристроиться к другому каравану, идущему на восток. К началу зимы они были в Рифтоне, почти у самой границы Морроувинда. Но погода испортилась, и им сказали, что ни один купеческий караван не рискнет выйти до середины весны.


Барензия стояла на городской стене и вглядывалась вдаль, в гряду заснеженных гор, стражей Морроувинда, высившуюся за глубоким ущельем, отделявшим от них Рифтон.

"Барри, - мягко сказал Строу. - До Морнхолда еще далеко, почти столько же, сколько мы уже прошли. И эти земли кишат волками, разбойниками, орками, да тварями похлеще. Нам нужно дождаться весны."

"Там Башня Зильгрод," - сказала Барри, имея в виду поселение Темных Эльфов, выросшее вокруг древней сторожевой вышки на границе Скайрима и Морроувинда.

"Стражи на мосту не пропустят меня, Барри. Это лучшие имперские воины. Их не подкупишь. Если ты пойдешь, то пойдешь одна. Я не стану пробовать или отговаривать тебя. Но что ты будешь делать там? В Башне Зильгрод полно имперских солдат. Станешь для них прачкой? Или гарнизонной девкой?"

"Нет," - ответила Барензии медленно и вдумчиво. В действительности подобная мысль не казалась ей совершенно непривлекательной. Она была уверена, что сможет заработать на жизнь, ублажая солдат. У нее было несколько подобных приключений на пути через Скайрим, когда она одевалась женщиной и потихоньку ускользала от спящего Строу. Она просто искала чуточку разнообразия. Строу был нежен, но скучен. И она была крайне, хотя и приятно, удивлена, когда мужчина, с которым она познакомилась, после предложил ей деньги. Строу же почему-то был очень недоволен: орал на нее, а потом дулся по нескольку дней, когда ему удавалось поймать ее за этими похождениями. Он оказался весьма ревнив. Он даже угрожал бросить ее. Но не сделал этого. Да и не мог.

Однако Имперские Стражи были грубы и жестоки по всем статьям, и Барензия наслышалась немало жутких историй за время их путешествий. Самые ужасные рассказывали бывшие ветераны легионов, не без мрачной гордости и со всеми подробностями. Как она понимала, они желали шокировать их со Строу - но при этом было очевидно, что какая-то доля правды в этих диких россказнях присутствует. Строу ненавидел эти грязные басни, особенно из-за того, что ей тоже приходилось их слышать. Но было в них нечто, что казалось ему привлекательным.

Барензия чувствовала это и подбивала Строу поискать других женщин. Но он сказал, что не хочет никого, кроме нее. Она честно призналась, что не испытывает к нему подобных чувств, просто он нравится ей больше прочих. "Так зачем же ты путаешься с другими?" - спросил как-то Строу при случае.

"Не знаю."

Строу вздохнул: "Говорят, все темные эльфийки таковы."

Барензия улыбнулась и пожала плечами: "Не знаю. Или, нет ... может, и знаю. Да, пожалуй, знаю, - она обернулась и нежно поцеловала его. - Наверно, в этом и есть объяснение всему."

Часть 2

Барензия и Строу остановились в Рифтоне на зиму, наняв дешевую комнату в самом нищем квартале города. Барензия хотела вступить в Воровскую Гильдию, так как знала, что у нее будут неприятности, если она попадется на своем промысле. Однажды она заметила в корчме известного члена Гильдии, молодого бесстрашного Хаджита по имени Террис. Она предложила разделить с ним ложе, если он поможет ей со вступлением. Он оглядел ее, ухмыляясь, и согласился, но при этом сказал, что ей все равно придется пройти испытание.

"Какого рода?"

"Э, - ответил Террис. - Сначала заплати, милашка."

[Данный эпизод исключен по настоянию Храма.]

Строу убьет ее, а, возможно, и Терриса тоже. Что, во всем Тамриэле, могло заставить ее пойти на такое? Она окинула комнату тревожным взглядом, но другие патроны потеряли к ней интерес и вернулись к собственным делам. Она не припоминала никого из них; и это была не та корчма, где они остановились со Строу. При везении, возможно, Строу и не узнает об этом. По крайней мере, не сразу

Террис оказался самым обаятельным и волнующим мужчиной, какого она когда-либо встречала. Он не только рассказал ей об навыках, необходимых члену Воровской Гильдии, но и лично учил ее, или же сводил с людьми, которые могли это сделать.

Среди таких была одна женщина, кое-что понимавшая в магии. Катиша была полноватой, солидной Северной матроной. Она была замужем за кузнецом, имела двух детей-подростков и в целом казалась ничем не выдающейся и респектабельной обывательницей. Отличия заключались в ее страстной любви к кошкам (что переносилось и на их человеческое подобие, Хаджитов), таланте к определенным видам магии, и довольно странном круге общения. Она обучила Барензию заклинанию невидимости и поднатаскала в других заклинаниях скрытности и маскировки. Катиша свободно смешивала свои магические и немагические дарования, подкрепляя одно другим. Она не состояла в Воровской Гильдии, но питала к Террису что-то вроде материнского чувства. Барензия относилась к ней с теплотой, какую никогда не испытывала ни к одной женщине, и через несколько недель рассказала Катише о себе все.

Она и Строу приводила к ней пару раз. Строу нравилась Катиша, но не Террис. Террис же, напротив, находил Строу "интересным" и как-то предложил Барензии попробовать "втроем."

"Абсолютно исключено, - твердо сказала Барензия, порадовавшись тому, что Террис поднял эту тему в приватной обстановке. - Ему это не понравится. Да и мне тоже!"

Террис улыбнулся обворожительной, кошачьей треугольной улыбкой и лениво потянулся в кресле, выгнув хвост. "Это было бы хорошим сюрпризом. Для вас обоих. Пара - это так скучно."

Барензия ответила ему испепеляющим взглядом.

А может, ты не хочешь заниматься этим при твоей деревенщине? Так я мог бы привести своего дружка. Так пойдет?"

"Нет, не пойдет. Если я тебе наскучила, то поищи для себя с дружком кого-нибудь другого." Теперь она была полноправным членом Воровской Гильдии. Она прошла посвящение. Она находила Терриса полезным, но не жизненно необходимым. Возможно, он ей тоже немного наскучил.

Она рассказала Катише о своих проблемах с мужчинами. Или о том, что она считала проблемами. Катиша покачала головой и сказала, что Барензия ищет любви, а не похоти, и что она найдет настоящего спутника, когда найдет, и ни Строу, ни Террис, очевидно, таковыми не являются.

Барензия недоумевающе склонила голову набок. "Говорят что, что все темноэльфийские женщины про... про что там? Проститутки?" - сказала она, не уверенная в правильности слова.

"Скажем так, промискуитетны. Хотя, полагаю, некоторые становятся и проститутками, - сказала Катиша после некоторого размышления. - Эльфы много гуляют, пока молодые. Потом перерастают этот период. Возможно, у тебя это уже началось, - добавила она с надеждой. Барензия ей нравилась, она успела привязаться к молодой эльфийке. - Тебе нужно найти каких-нибудь хороших эльфийских ребят. Если будешь продолжать якшаться с хаджитами и людьми, то в один прекрасный момент можешь забеременеть непонятно от кого."

Барензия непроизвольно улыбнулась. "Мне бы это понравилось. Я так думаю. Но это, наверное, неприемлемо, да? С детьми столько хлопот, а у меня и дома своего-то нет."

"Сколько тебе лет, Барри? Семнадцать? Что ж, тебе остался год-два до детородного возраста, если только ты не оказалась слишком неудачлива. Эльфы неохотно приживают детей с эльфийками, уже родившими от других рас. Поэтому лучше тебе будет прибиться к соплеменникам."

Барензия вспомнила еще кое-что. "Строу хочет купить ферму и жениться на мне."

"А ты этого хочешь?"

"Нет. Не сейчас. Может, когда-нибудь. Да, когда-нибудь потом. Но не так, чтобы это помешало мне стать королевой. И не какой-нибудь королевой, а Королевой Морнхолда." - она произнесла это решительно, почти упрямо, словно чтобы развеять любые сомнения.

Катиша предпочла проигнорировать последнее уточнение. Богатое воображение девушки забавляло ее. Она считала его признаком живого ума. "Думаю, "когда-нибудь" Строу будет уже глубоким стариком, Барри. Эльфы живут очень долго." - по лицу Катиши скользнула легкая тень зависти, той печали, с какой люди говорят о тысячелетней жизни эльфов, ниспосланной им богами. Правда, мало кто из них действительно живет так долго, поскольку болезни и насилие вносят свои поправки. Но они могут. И один или два из них на самом прожили.

"Мне и старики нравятся," - заметила Барри.

Катиша засмеялась.

Барензия изнывала от нетерпения, пока Террис раскладывал бумаги на столе. Он был дотошен и щепетилен в это деле, и всегда клал ненужное туда, откуда взял.

Они вломились в особняк какого-то дворянина, оставив Строу снаружи, "на стремени". Террис сказал, что работа несложная, но очень щекотливая. Он не хотел брать с собой никого из Гильдии. Он сказал, что может доверять Барри и Строу, но никому более.

"Скажи мне, что ты ищешь, и я найду," - нетерпеливо прошептала Барри. Ночное зрение у Терриса было не таким, как у нее, а подсветить себе хотя бы крошечным магическим огоньком он не рисковал.

Ей еще никогда не доводилось бывать в таком роскошном доме. Даже Даркмурский замок графа Свена и леди Инги, где прошло ее детство, не шел с ним ни в какое сравнение. Она озиралась в изумлении, когда они крались по анфиладам богато расписанных комнат и через огромные залы, в которых гулко отдавалось эхо. Но Терриса, похоже, не интересовало ничего, кроме этого письменного стола в маленьком, уставленном книгами, кабинете на верхнем этаже.

"Шшшш," - прошипел он сердито.

"Кто-то идет!" - прошептала Барри за секунду до того, как дверь распахнулась и в комнату ступили две темные фигуры. Террис резко вскочил и бросился к окну. Мышцы Барензии были напряжены настолько, что она не могла ни двигаться, ни даже говорить. Она беспомощно наблюдала, как одна из фигур, поменьше ростом, прыгнула за Террисом. Сверкнули две короткие, беззвучные вспышки голубого света, а затем Террис свернулся на полу неподвижной темной массой.

Дом ожил торопливыми шагами, тревожными голосами и лязгом поспешно надеваемых доспехов.

Мужчина повыше, по наружности темный эльф, полудонес, полудотащил Терриса до двери и передал его в услужливые руки другого эльфа. Первый эльф, кивком головы отправил своего товарища в синей мантии из кабинета. Затем повернулся к Барензии, которая снова обрела способность двигаться, хотя голова раскалывалась, когда она пыталась это сделать.

"Расстегни рубашку, Барензия", - приказал эльф. Барензия глупо вытаращилась на него и невольно плотнее запахнула одежду. "Ты же девушка, Барри, не так ли? - мягко сказал он. -Знаешь, тебе следовало перестать наряжаться мальчишкой много месяцев назад. Ты только привлекала к себе внимание этим. А еще тем, что называла себя Барри! Это твой дружок, этот дурачок Строу, не смог придумать ничего лучше?"

"Обычное эльфийское имя," - возразила Барри.

Мужчина грустно покачал головой. "Только не у темных эльфов, дорогуша. Но ты ведь не много знаешь о темных эльфах, верно? Печально, но факт. Ну ничего - я попробую исправить это упущение."

"Кто ты?" - жестко спросила Барензия.

"Ай, вот тебе и вся слава! - мужчина передернул плечами, криво усмехнувшись. - Я Симмах, госпожа Барензия. Генерал Имперской Армии Грозного и Досточтимого Его Императорского Величества Тайбера Септима Первого. И, надо сказать, ты заставила меня здорово побегать по всему Тамриэлю. Ну, ладно, по части Тамриэля. Хотя я догадывался, и правильно догадывался, что ты держишь путь на Морроувинд. Но тебе повезло: в Вайтране нашли труп, который приняли за Строу. И мы перестали искать вашу сладкую парочку. Это было так беспечно с моей стороны. Вот уж не думал, что вы продержитесь вместе так долго."

"Где он? С ним все в порядке?" - спросила она с неподдельным трепетом.

"О, с ним все прекрасно. Сейчас, по крайней мере. Но он под стражей, конечно, - эльф обернулся. - Так он тебе... действительно небезразличен?" - спросил он, и внезапно посмотрел прямо в глаза с яростным любопытством. Пристальный взгляд красных глаз казался Барензии необычным и странным - ведь она видела такие лишь изредка, да и то в зеркале.

"Он мой приятель," - сказала Барензия. Слова выходили с трудом, уныло и обреченно. Симмах! Генерал Имперской Армии, ни больше, ни меньше - говорят, сам Тайбер Септим дружит с ним и прислушивается к его словам.

"Ай. Похоже, у тебя еще водится пара сомнительных приятелей - да простит мне моя госпожа мои слова."

"Перестань звать меня так!" - ее раздражал видимый генеральский сарказм. Но он лишь улыбнулся.

Пока они говорили, переполох в доме постепенно улегся. Хотя она по-прежнему слышала, как люди, вероятно, обитатели дома, шепчутся неподалеку. Высокий эльф уселся на край стола. Казалось он расслабился, и решил передохнуть.

И тут до ее сознания дошло. Пара сомнительных приятелей, он сказал? Этот господин знал о ней все! Во всяком случае, достаточно много. Что означало то же самое. "Что с ними б-будет? И со м-мной?"

"Ах. Знаешь, этот дом принадлежит командующему имперскими войсками в этой области. Это означает, что он принадлежит мне." - Барензия едва не задохнулась, а Симмах пристально поглядел на нее. - Что, не знала? Ца-ца-ца! Вы удивительно безрассудны, моя госпожа, даже для своих семнадцати. Всегда нужно знать, что делаешь или куда идешь."

"Н-но Г-гильдия бы не ... не--" - Барензия затряслась. Воровская Гильдия ни за что бы не решилась вмешаться в политику Империи. Никто не осмелился бы бросить вызов Тайберу Септиму, во всяком случае, из тех, кого она знала. Кто-то в Гильдии что-то напутал. Крепко. А ей теперь придется расплачиваться.

"Рискну предположить, что у Терриса не было одобрения Гильдии на это. На самом деле, я удивлен--" - Симмах тщательно обследовал стол, выдвигая по очереди ящики. Затем он достал один, поставил его на стол и вытащил фальшивое дно. Внутри оказался сложенный лист пергамента. Похоже, это была какая-то карта. Барензия осторожно приблизилась и вытянула голову. Симмах убрал от нее документ и рассмеялся: "Нет, действительно непосредственная натура!" Просмотрев лист, он снова свернул его и убрал.

"Так ты же сам советовал мне проявлять больше любознательности, всего минуту назад!"

"Что было, то было, - похоже, у него внезапно поднялось настроение. - Нам нужно идти, моя дорогая леди."

Он довел ее до двери, вниз по лестнице, а затем вывел на свежий ночной воздух. На улице ни души. Барензия вперила взгляд в темноту. Интересно, насколько быстро он бегает?

"Думаешь, как бы удрать, верно? Ай. А не хочешь сперва послушать, какие у меня планы на твой счет?" - ей показалось, что в его голосе промелькнула какая-то давняя боль.

"Раз ты об этом заговорил - то пожалуй!"

"А может, сначала ты хотела бы узнать о своих дружках?"

"Нет."

Он поглядел на нее с удовлетворением. Очевидно, именно этот ответа он и надеялся услышать, подумала Барензия, но при этом она говорила правду. Она, конечно, беспокоилась за своих друзей, особенно за Строу, но о себе она беспокоилась гораздо больше.

"Ты станешь настоящей и полноправной Королевой Морнхолда."

Симмах объяснил, что таковы были его, и Тайбера Септима, виды на нее все это время. Что Морнхолд, находившийся под военным правлением все двенадцать или около того лет с момента ее отбытия, должен постепенно вернуться к гражданской жизни - под чутким имперским руководством, конечно, на правах части имперской провинции Морроувинда.

"Так зачем меня отправили в Даркмур?" - спросила Барензия, с трудом веря всему, что услышала.

"В целях безопасности, естественно. А ты зачем сбежала?"

Барензия пожала плечами. "Не видела причин оставаться. Надо было раньше мне сказать."

"Теперь сказали. На самом деле, я уже послал за тобой, чтобы тебя доставили в Имперский Град и пристроили на какое-то время при императорском дворе. Но ты к тому времени уже, скажем так, скрылась. Хотя твое предназначение должно было быть вполне очевидным для тебя. Тайбер Септим не хранит тех, кто ему не нужен -- а на что ты еще могла ему сгодиться?"

"Я о нем ничего не знаю. Да и о тебе, кстати, тоже."

"Так знай следующее: Тайбер Септим воздает и друзьям, и врагам своим по их заслугам."

Барензия обдумывала эту мысль несколько секунд. "Строу сделал мне много добра и никому никогда не причинял вреда. Он не состоит в Воровской Гильдии. Он пошел единственно с тем, чтобы защитить меня. А так он зарабатывал на жизнь, бегая на посылках, и он ... он ..."

Симмах нетерпеливо махнул рукой, прерывая ее. "Ай. Да все я знаю и про твоего Строу, - сказал он, - и про Терриса. (он посмотрел на нее вопрошающе). Итак? Чего ты хочешь для них?"

Она глубоко вздохнула. "Строу хочет маленькую ферму. Если я стану теперь богата, то желала бы, чтобы ему подарили такую."

"Отличненько, - казалось, он сначала удивился, но потом остался доволен решением. - Заметано! Будет у него ферма. А Террис?"

"Он подставил меня, " - холодно сказала Барензия. Террис должен был сказать ей, с каким риском сопряжена работа, на которую пригласил. К тому же, он оставил ее в руках врагов, пытаясь спасти свою шкуру. Не заслуживает такой человек награды. Да и доверия, по сути, не заслуживает.

"Да. И?"

"Ну, он должен за это пострадать... не так ли?"

"Звучит разумно. Какую форму должно принять означенное страдание?"

Барензия стиснула кулаки. Она бы предпочла самолично побить и поцарапать хаджита. Но, учитывая, как все повернулось, это было бы не совсем по-королевски. - "Порка. Э ... как считаешь, двадцать ударов кнута будет не многовато? Понимаешь, я бы не хотела портить ему всю оставшуюся жизнь - просто преподать урок."

"Ай. Конечно, - Симмах ухмыльнулся. Затем его черты внезапно подобрались, он стал серьезен. - Все будет исполнено, Ваше Высочество, Госпожа Барензия, Королева Морнхолда." И он склонился в глубоком, учтивом, до нелепости торжественном поклоне.

Сердце Барензии едва не выпрыгнуло из груди.

Она провела два очень насыщенных дня в апартаментах Симмаха. Там жила одна темноэльфийка по имени Дреллиэн, которая была приставлена к ней, хотя явно не относилась к прислуге, ибо ела за одним столом с хозяевами. Не была она и женой Симмаха, или любовницей. Дреллиэн очень позабавило, когда Барензия спросила об этом. Она просто ответила, что выполняет всевозможные поручения генерала, самые разные.

При помощи Дреллиэн для нее заказали несколько прелестных платьев и пар обуви, а кроме того, костюм и сапоги для верховой езды и прочие мелочи.

Барензия была, в основном, предоставлена самой себе. Симмах большей частью отсутствовал. Она видела его главным образом за трапезой, но он мало рассказывал о себе и о своих делах. Он был сердечен и любезен, выражал готовность к беседе на любые темы и, казалось, интересовался всем, что она говорила. Дреллиэн вела себя схожим образом. Барензия находила их вполне приятными людьми, но все же какими-то "недоговорчивыми," как называла это Катиша. Она испытала странные приступы разочарования. Это были первые темные эльфы, с которыми она близко общалась. Барензия ожидала, что ей будет уютно с ними, что наконец-то она найдет родственные души. А вместо этого приходилось скучать по ее друзьям-нордлингам, Катише и Строу.

Когда Симмах сказал ей, что на рассвете им предстоит отправиться в Имперский Град, она попросила позволить попрощаться с ними.

"Катиша? - переспросил он. - Ай. Да-да ... полагаю, и я ей кое-чем обязан. Это она привела меня к тебе, поведав об одинокой темноэльфийской девочке по имени Барри, нуждающейся в эльфийских друзьях - и которая наряжается мальчиком. Очевидно, что она никак не связана с Воровской Гильдией. И никто из связанных с Гильдией не знает о твоей истинной личности, кроме Терриса. Это хорошо. Я бы предпочел, чтобы твое гильдейское прошлое не стало достоянием общественности. Пожалуйста, никому не говорите об этом, Ваше Высочество. Такое прошлое не ... не идет Имперской Королеве."

"Никто не знает, кроме Строу и Терриса. А они никому не расскажут."

"Точно, - он улыбнулся странной кривой улыбкой. - Не расскажут."

Он не знал, что Катише тоже это известно. И было нечто в том, как он произнес свою фразу ...

Строу пришел в их жилище в утро отбытия. Они остались в гостиной наедине, хотя Барензия знала, что другие эльфы находятся в пределах слышимости. Он выглядел бледным и подавленным. Они молча обнимались несколько минут. Плечи Строу подрагивали и слезы катились по его щекам, но он ничего не говорил.

Барензия попробовала улыбнуться: "Итак, мы оба добились, чего хотели, а? Я буду королевой Морнхолда, а ты станешь лордом своего хутора, - Она взяла его за руку с неподдельной теплотой заглядывая в глаза. - Я буду писать тебе, Строу, обещаю. Тебе нужно найти писца, чтоб ты мог ответить."

Строу горестно покачал головой. Когда Барензия принялась настаивать, он раскрыл рот и ткнул в него пальцем, издав нечленораздельный звук. И тут она поняла, в чем дело: его язык был вырезан.

Барензия рухнула в кресло и громко зарыдала.

"Но зачем? - набросилась она на Симмаха, когда Строу выпроводили. - Зачем?"

Симмах пожал плечами: "Он слишком много знает. Он мог быть опасен. По крайней мере, он жив, а язык ему не понадобится для ... разведения свиней или кого там еще."

"Я тебя ненавижу!" - выкрикнула Барензия, а затем согнулась пополам: ее вырвало на пол. Она продолжала поносить его в перерывах между непреодолимыми приступами рвоты. Какое-то время он слушал невозмутимо. Дреллиэн вытирала пол. А потом Симмах приказал ей замолчать, пригрозив заткнуть рот кляпом на все время путешествия к Императору.

На пути из города они остановились у дома Катиши. Симмах и Дреллиэн не стали спешиваться. Все казалось в порядке, но Барензия испытывала страх, когда постучала в дверь. Катиша ответила на стук. Барензия поблагодарила богов за то, что хотя бы с ней все было в порядке. Но и Катиша явно плакала отчего-то. Невзирая на это, она тепло обняла Барензию.

"Почему ты плачешь?" - спросила Барензия.

"По Террису, конечно. Разве ты не знаешь? О, боги! Бедный Террис. Он мертв. - Барензия почувствовала, как сердце стиснули ледяные пальцы. - Он попался на краже из дома Коменданта. Бедняга, как это было глупо. О, Барри, его четвертовали сегодня на рассвете! - она зашлась рыданиями. - Я была там. Он просил. Это было ужасно. Он так страдал перед смертью. Я никогда этого не забуду. Я искала тебя и Строу, но никто не знал, куда вы подевались, - она глянула через плечо Барензии. - Это Комендант, да? Симмах." И тогда Катиша повела себя странным образом. Она прекратила плакать и усмехнулась. - Знаешь, как только я увидела его, я подумала: Вот пара для Барензии! - Катиша вытерла глаза краем передника. - Знаешь, это я рассказала ему о тебе."

"Да, - подтвердила Барензия, - я это знаю." Она взяла руки Катиши в свои и проникновенно заглянула ей в глаза. - Катиша, я люблю тебя. Мне будет тебя не хватать. Но ради всего святого, никому ничего не рассказывай обо мне. Никогда. Поклянись, что не будешь. Особенно Симмаху. И присмотри за Строу. Обещай мне это."

Катиша пообещала, невольно озадачившись: "Барри, а не может быть такого, что Терриса схватили из-за меня? Я никогда не говорила о Террисе этому ... этому ... ему." Она глянула на генерала.

Барензия заверила ее, что это не так, что все сведения о планах Терриса Имперская Стража получила от своего осведомителя. Что, возможно, и не было правдой, но она видела, что Катиша явно нуждается в утешении.

"О, рада, что так - насколько я вообще могу теперь чему-нибудь радоваться. Сама мысль страшна - да и откуда я могла знать? - она наклонилась к Барензии и прошептала на ухо: - А Симмах очень красив, не находишь? И такой обаятельный."

"Даже не знаю, - сухо сказала Барензия. - Я не думала об этом. У меня было, над чем подумать, кроме него." Она вкратце поведала, что ей предстоит стать Королевой Морнхолда, а до этого пожить в Имперском Граде. - Он искал меня, вот и все. По приказу Императора. Я была просто целью его задания, и ничего... кроме этого. Не думаю, что он вообще видит во мне женщину. Хотя он и сказал, что я не была похожа на мальчика, - усмехнулась она, заметив сомнение на лице Катиши. Та привыкла, что Барензия оценивала каждого встреченного мужчину из соображений желанности и доступности. - Знаешь, для меня было потрясением узнать, что я на самом деле королева," - добавила она, и Катиша согласилась, что да, это так, это действительно должно быть потрясением, хотя она едва ли сможет достоверно узнать подобные ощущения на собственном опыте. Она улыбнулась. Барензия улыбнулась в ответ. Затем они снова обнялись, в последний раз. Она уже никогда не увидит Катиши вновь. И Строу.

Кортеж покинул Рифтон через главные, южные ворота. Проезжая через них, Симмах коснулся ее плеча и указал вверх: "Я подумал, вдруг вы и с Террисом пожелаете попрощаться, Ваше Высочество," - сказал он.

Барензия бросила короткий, но спокойный взгляд на голову, нанизанную на острие над воротами. Птицы уже потрудились над ней, но лицо все еще было узнаваемым. "Не думаю, что он меня услышит, хотя уверена, что он бы за меня порадовался, если бы узнал, кто я теперь, - сказала она, стараясь придать голосу легкомысленные нотки. - Дорога не ждет, генерал, не так ли?"

Симмах был явно разочарован отсутствием реакции: "Ай. Ты слышала о нем от своей подруги, Катиши, я полагаю?"

Правильно полагаешь. Она присутствовала на казни", - подтвердила Барензия. Если он еще не знал об этом, то все равно же скоро выяснит - в этом она была уверена.

"А она знала, что Террис принадлежал к Гильдии?"

Она повела плечами. "Да все знали. Это только грабители низшего уровня, вроде меня, держат свое членство в тайне. А те, кто повыше, хорошо известны, - она повернулась к нему с игривой улыбкой Уж тебе ли этого не знать, генерал?" - добавила она приторным голосом.

Казалось, колкость его не задела. "Значит, ты рассказала ей, кто ты и откуда, а про Гильдию умолчала?"

"Членство в Гильдии - не только мой секрет. Все остальное - только. Вот и вся разница. Кроме того, Катиша очень честная женщина. Если б я ей сказала, это опустило бы меня в ее глазах. Она вечно укоряла Терриса и наставляла на более честную стезю. А я ценю ее мнение, - она наградила его ледяным взглядом. - И, не то, чтобы это было твоим делом, но знаешь, что она еще думала? Она думала, что я была бы счастлива, если свяжу судьбу с одним единственным спутником. Моей расы. Моей расы и при всех нужных достоинствах. Моей расы, при всех нужных достоинствах и говорящим всегда только правильные вещи. С тобой, то есть, - она подняла поводья, собираясь пришпорить лошадь - но не раньше, чем метнет последнюю неотразимую шпильку: - Не правда ли, странно, что желания порой сбываются - но не совсем так, как ты того желал? Или, может, надо сказать, так, как ты не пожелал бы никогда?"

Его ответ оказался для нее настолько неожиданным, что она забыла о намерении пустить коня в карьер: "Да. Действительно странно," - ответил он, и его тон в точности соответствовал словам. Затем он извинился и немного отстал.

Она высоко подняла голову и подалась вперед в седле, стараясь казаться не удивленной. И что же такое было в его реакции, что так обеспокоило ее? Не сами слова. Нет, что-то другое. Было нечто в том, как он их произнес. Нечто, что заставляло ее думать, будто и она, Барензия, была одним из его желаний, которое сбылось. Странно, конечно, но в целом объяснимо, решала она по размышлении. Наконец-то он ее нашел, после долгих месяцев поисков, проходивших под гневные окрики императора, в том нет сомнений. И вот его желание сбылось. Да, видимо, это и имелось в виду.

Но все же очевидно, что не все сбылось к его удовольствию.

Часть 3

Несколько дней Барензия печалилась из-за расставания с друзьями. Но ко второй неделе она начала чувствовать себя лучше. Она обнаружила, что ей нравится снова быть в пути, хотя скучала по Строу больше, чем ожидала. Их сопровождал отряд Редгардских рыцарей, с которыми ей было хорошо, хотя они были более дисциплинированными и приличными, чем стражники торговых караванов, с которыми она проводила время. Они были общительными, но относились к ней с почтением, несмотря на ее попытки пофлиртовать.

Симмах побранил ее, когда они были одни, сказав, что королева должна всегда держаться с королевским достоинством.

"Ты имеешь в виду, что я даже развлечься не могу?" раздраженно спросила она.

"Нет. Не с такими. Они ниже тебя. От владык надо желать милосердия, Миледи. А не близости. Вы должны вести себя скромно и целомудренно, пока находитесь в Имперском Городе."

Барензия скорчила рожу. "Я могу вернуться в Башню Даркмур. Эльфы по природе своей неразборчивы в связях, знаешь ли. Все так говорят."

"Тогда "все" ошибаются. Какие-то да, какие-то - нет. Император - и я - ожидаем, что вы проявите и проницательность, и хороший вкус. Позвольте мне напомнить вам, Ваше Высочество, что вы обладаете троном Морнхолда не по праву крови, а только из милости Тайбера Септима. Если он сочтет вас неподходящей, ваше правление тут же закончится. Ему нужны ум, повиновение, благоразумие и безоговорочная верность всех, получивших назначение, и он ценит целомудрие и скромность в женщинах. Я настоятельно рекомендую вам в своем поведении брать пример с нашей доброй Дреллиэн. Миледи."

"Да я лучше в Даркмур вернусь!" обиженно воскликнула Барензия, оскорбленная мыслью о том, чтобы подражать холодной ханже Дреллиэн хоть в чем-то.

"Это не вариант. Ваше Высочество. Если вы будете бесполезны Тайбер Септиму, он позаботится, чтобы вы были также бесполезны и его врагам," зловеще сказал генерал. "Учтите, если вы не будете терять голову. Позвольте также добавить, что власть приносит удовольствия другого рода, нежели удовлетворение похоти с низшими."

Он начал говорить об искусстве, литературе, театре, музыке и грандиозных балах, устраиваемых при дворе. Барензия слушала с возрастающим интересом, подогреваемым не столько его угрозами. Но после она робко спросила, может ли продолжать изучение магии, пока будет в Имперском Городе. Симмаху это понравилось, и он пообещал все устроить. Осмелев, она сказала, что трое из сопровождающих их рыцарей были женщинами, и спросила, можно ли ей немного с ними потренироваться, исключительно упражнений ради. Генералу это понравилось меньше, но он дал свое разрешение, подчеркнув при этом, что тренироваться она будет только с женщинами.

Погода поздней зимы была хорошей, хотя немного морозной, и они быстро передвигались по крепким дорогам. В последний день их путешествия, казалось, весна наконец наступила, и началось таяние. Дорога стала грязной, и отовсюду слышались тихие звуки падающих капель. Это был желанный звук.

Они подошли к большому мосту, ведущему в Имперский Город на закате. Розовый свет окрасил белые мраморные здания в нежно-розовый цвет. Все казалось новым, грандиозным безупречным. Широкий проспект вел на север, к Дворцу. Толпы разных людей и существ других рас были повсюду. Огни замерцали в магазинах и гостиницах с наступлением сумерек, и на небе появились звезды. Даже боковые улицы были широкими и ярко освещенными. Рядом с Дворцом, башни огромной Гильдии Магов вздымались с восточной стороны, а с западной в угасающем свете блестели витражи огромного храма.

Апартаменты Симмаха располагались в великолепном доме в двух кварталах от Дворца, рядом с храмом. ("Храм Единого," пояснил он, когда они проходили мимо, древнего Нордического культа, вновь оживленного Тайбером Септимом. Он сказал, что Барензии будет нужно вступить в него, если Император сочтет ее достойной.) Апартаменты были роскошны - хотя маловаты на вкус Барензии. Стены и мебель были совершенно белыми, слегка украшенные золотом, а полы были из черного мрамора. Барензия же привыкла к разным цветам и взаимодействию тонких оттенков.

Утром Симмах и Дреллиэн сопроводили ее в Имперский Дворец. Барензия заметила, что все, кого они встречали, приветствовали Симмаха с почтением, порой граничившим с раболепием. Генерал выглядел так, как будто другого и не ожидал.

Их проводили прямо к Императору. Утреннее солнце проникало в комнату через большое окно, освещая роскошный завтрак на столе и одного человека, сидящего против света, так что виден был лишь его силуэт. Когда они вошли, он вскочил на ноги и поспешил навстречу. "Симмах, наш самый верный друг, мы с радостью приветствуем твое возвращение." Его руки слегка обняли Симмаха за плечи, остановив попытку Темного Эльфа преклонить колена.

Барензия сделала реверанс, когда Тайбер Септим повернулся к ней.

"Барензия, наша маленькая беглянка. Как ты, дитя? Ну, позволь нам на тебя взглянуть. Симмах, она очаровательна, совершенно очаровательна. Почему ты скрывал ее от нас все эти годы? Свет вас не беспокоит, дитя мое? Стоит ли занавесить окно? Да, конечно." Он отмахнулся от возражений Симмаха и сам задернул шторы, не утруждаясь позвать слугу. "Простите за эту неучтивость, дорогие гости. У нас много дел, хотя это жалкое извинение не оправдывает забытого гостеприимства. Но да! Присоединяйтесь к нам. Здесь есть замечательные персики из Чернотопья."

Они сели за стол. Барензия была ошеломлена. Тайбер Септим оказался совсем не мрачным, огромным воином, которого она себе представляла. Он был среднего роста, почти на голову ниже высокого Симмаха, хотя обладал хорошо сложенной фигурой и гибкими движениями. У него была обаятельная улыбка, яркие - пронзительные - голубые глаза, и белые волосы обрамляли темное обветренное лицо в морщинах. Он могло быть от сорока до шестидесяти. Он убедил их поесть и выпить, а потом повторил вопросы, заданные тогда генералом. Почему она ушла из дома? Ее опекуны плохо с ней обращались?

"Нет, ваше Превосходительство," ответила Барензия, "честно говоря, нет, -- хотя порой я так думала." Симмах придумал для нее историю, и Барензия рассказала ее сейчас, хотя и с некоторыми опасениями. Строу, помощник конюха, убедил ее, что опекуны, отчаявшись найти для нее подходящего мужа, хотели продать ее наложницей в Рихад; и когда на самом деле прибыл Редгард, она испугалась и сбежала вместе со Строу.

Тайбер Септим казался зачарованным ее рассказом, и увлеченно слушал как она описывала путешествие в качестве сопровождающего торгового каравана. "Как похоже на балладу!" сказал он. "Клянусь Единым, мы прикажем Придворному Барду сочинить для нее музыку. Каким очаровательным юношей ты должно быть выглядела."

"Генерал Симмах сказал--" Барензия остановилась в замешательстве, а потом продолжила. "Он сказал - ну, что я уже не так похожа на юношу. Я... повзрослела за прошедшие несколько месяцев." Она опустила глаза, стараясь изобразить девическую скромность.

"Он очень проницателен, наш верный друг Симмах."

"Я знаю, я была глупой девчонкой, ваше Превосходительство. Я должна умолять вас о прощении, и моих добрых опекунов тоже. Я... я поняла это недавно, но я слишком стыдилась возвращаться домой. Но сейчас я не хочу возвращаться в Даркмур. Ваше Превосходительство, я так хочу в Морнхолд. Моя душа истосковалась по родной земле."

"Наше дорогое дитя. Ты отправишься домой, мы обещаем тебе. Но мы надеемся, что ты некоторое время пробудешь с нами, чтобы ты могла подготовиться к серьезному и важному заданию, которое мы возложим на тебя."

Барензия пристально посмотрела на него, ее сердце быстро билось. Все получилось так, как сказал Симмах. Она испытывала к нему горячую благодарность, но старалась удержать внимание на Императоре. "Я польщена, ваше Превосходительство, и искренне желаю помочь вам и построенной вам великой Империи как только смогу." Это звучало политически - но Барензия на самом деле хотела сказать именно это. Ее восхитили красота города и повсеместный порядок, и ее восторгала мысль о том, что она может быть частью всего этого. И ей понравился добрый Тайбер Септим.

Через несколько дней Симмах уехал в Морнхолд, чтобы исполнять обязанности управляющего, пока Барензия не будет готова взойти на трон, после чего он станет ее Первым Министром. Барензия, с Дреллиэн в качестве компаньонки, поселились в комнатах в Имперском Дворце. Ей были предоставлены несколько учителей, обучающих ее тому, что было нужно для королевского образования. В это время она серьезно заинтересовалась магией, но изучение истории и политики оказалось ей совсем не по вкусу.

Иногда она встречала Тайбер Септима в Дворцовых садах, и он неизменно вежливо спрашивал о ее успехах - и упрекал ее с улыбкой за незаинтересованность в делах управления. Но, он всегда с радостью объяснял ей некоторые вопросы магии, и с ним даже история и политика казались интересными. "Это люди, дитя, а не сухие факты в пыльной книге," говорил он.

Когда она стала понимать больше, их разговоры становились длиннее, глубже, чаще. Он говорил с ней о том, как видел объединение Тамриэля, каждая раса по отдельности, но с общими идеалами и целями, работающими для всеобщего блага. "Некоторые вещи универсальны, их разделяют все чувствующие народы," говорил он. "И Единый учит нас. Мы должны объединится против злобных, жестоких, уродливых - орков, троллей, гоблинов и других подобных тварей - а не сражаться друг с другом." Его голубые глаза загорались, когда он говорил о своей мечте, а Барензия восхищенно слушала его. Если он приближался, ее тело, с той стороны, где бы он, пылало, как будто он был горящим огнем. Когда их руки соприкасались, ее всю покалывало, будто он был заряжен заклинанием электрошока..

Однажды, очень неожиданно, он притянул ее лицо к себе и нежно поцеловал в губы. Она отступила через некоторое время, удивленная силой своих чувств, и он немедленно начал извиняться. "Я... мы... мы не должны были этого делать. Просто - ты так красива, милая. Ты такая красивая." Он смотрел на нее с безнадежной тоской в глазах.

Она отвернулась, по ее щекам текли слезы.

"Ты разгневалась на нас? Скажи нам. Пожалуйста."

Барензия покачала головой. "Я никогда бы не разгневалась на вас, ваше Превосходительство. Я... Я люблю вас. Я знаю, что это неправильно, но ничего не могу поделать."

"У нас есть супруга," сказал он. "Она хорошая и добродетельная женщина, мать наших детей и будущих наследников. Мы никогда не сможем оставить ее - но мы и она не разделяем душу. Она бы хотела, чтобы мы были иными, чем мы есть. Мы - самый могущественный человек во всем Тамриэле, и... Барензия, мы... Я... я думаю, что я самый одинокий на свете." Он внезапно встал. "Власть!" сказал он презрительно. "Я бы добрую часть ее обменял на юность и любовь, если бы боги даровали мне такую возможность."

"Но вы сильны, и энергичны, и полны жизни, больше других людей, которых я когда-либо знала."

Он неистово потряс головой. "Сегодня, может быть. Но я меньше, чем был вчера, в прошлом году, десять лет назад. Я чувствую свою смертность, и мне больно."

"Если я могу облегчить твою боль, позволь мне." Барензия придвинулась к нему, протягивая руки.

"Нет. Я не заберу у тебя твою невинность."

"Я не так уж невинна."

"Как так?" резко прозвучал голос Императора, его брови сошлись на переносице.

У Барензии пересохло во рту. Что же она сказала? Но теперь пути назад не было. Пусть узнает. "Был Строу," поколебалась она. "Я... я тоже была одинока. И сейчас тоже. Я не так сильна как ты." Она смущенно опустила глаза. "Я...думаю, я недостойна, ваше Превосходительство--"

"Нет, нет. Совсем нет. Барензия. Моя Барензия. Это не продлится долго. У тебя есть долг перед Морнхолдом и перед Империей. Я также должен выполнять свой. Но пока мы можем - почему бы нам не разделить то, что у нас есть, что мы можем, и молиться, чтобы Единый простит нам нашу слабость?"

Тайбер Септим протянул руки - и без слов, Барензия приняла его объятия.

"Ты прыгаешь по краю вулкана, девочка," предупредила Дреллиэн, когда Барензия восхищалась замечательным перстнем со звездным сапфиром, который подарил ей ее имперский возлюбленный, чтобы отметить месяц со времени встречи.

"Почему? Мы делаем друг друга счастливыми. Мы никому не вредим. Симмах наказал мне соблюдать осторожность и хороший вкус. Кого же лучше я могла выбрать? И мы очень осторожны. На публике он обращается со мной, как с дочерью." Ночные визиты Тайбер Септим наносил через тайный проход, о котором во Дворце знали очень немногие - сам Император и несколько доверенных телохранителей.

"Он с тобой, как с писаной торбой носится. Разве ты не заметила, как холодно с тобой общаются Императрица и ее сын?"

Барензия пожала плечами. Еще до того, как она и Септим стали любовниками, его семья обращалась с ней только с необходимой любезностью. Холодной любезностью. "Какая разница? Ведь Тайбер обладает властью."

"Но его сын обладает будущим. Умоляю тебя, не выставляй его мать на всеобщее осмеяние."

"Ну что я могу поделать, если эта сухая палка, а не женщина, не может привлечь внимание своего мужа даже в разговоре за обедом?"

"Меньше говори на публике. Это все, чего я прошу. Она немного значит, верно - но ее дети любят ее, а ты же не хочешь, чтобы они стали твоими врагами. Тайбер Септим не долго проживет. Я хочу сказать," быстро поправилась Дреллиэн, заметив сердитый взгляд Барензии, "что люди вообще долго не живут. Они преходящи, как говорим мы, представители Старших Рас. Они приходят и уходят, как времена года - но семьи могущественных живут в веках. Ты должна быть их другом, если хочешь извлечь продолжительную выгоду из ваших отношений. Ох, но как же мне заставить тебя увидеть все в истинном свете, ведь ты молода, да еще и воспитана на людской манер. Если будешь поступать осторожно, и мудро, ты вместе с Морнхолдом увидишь падение династии Септима, если он и в самом деле основал ее, так же, как видела ее расцвет. Такова человеческая история. Люди появляются и исчезают. Их города и владения вырастают как цветы весной, только для того, чтобы увянуть и погибнуть под летним солнцем. Но Эльфы остаются. Мы - будто год, а они - час, мы - десятилетие, а они - день."

Барензия засмеялась. Она знала, что повсюду ходят слухи о ней и Тайбер Септиме. Она наслаждалась вниманием, ведь все, кроме Императрицы и ее сына были очарованы ею. Менестрели пели о ее темной красоте и очаровании. Она была популярна, и влюблена - даже если только на время, ибо что на самом деле вечно? Она впервые была счастлива, каждый день наполнен радостью и удовольствием. А ночи были еще лучше.

"Что со мной?" посетовала Барензия. "Смотри, ни одна юбка не подходит. Что с моей талией? Я поправилась?" Барензия недовольно посмотрела в зеркало на свои худые руки и ноги, и сильно располневшую талию.

Дреллиэн пожала плечами. "Похоже, что ты ждешь ребенка, хоть ты так молода. Постоянная близость с человеком могла привести тебя к ранней плодовитости. Я не вижу иного выбора, ты должна поговорить об этом с Императором. Ты в его власти. Было бы лучше, я думаю, если бы ты отправилась в Морнхолд, если он позволит, и родила ребенка там."

"Одна?" Барензия положила руки на живот, в ее глазах появились слезы. Все в ней хотело разделить плод ее любви с возлюбленным. "Он никогда на это не согласится. Он теперь со мной не расстанется. Вот увидишь."

Дреллиэн покачала головой. Хотя она больше ничего не сказала, взгляд сочувствия и сожаления сменил обычное холодное презрение.

Этой ночью Барензия рассказала обо всем Тайбер Септиму, когда он, как обычно, пришел к ней ночью.

"Какой ребенок?" Он выглядел шокированным. Нет, ошеломленным. "Ты уверена? Но я слышал, что Эльфы не могут родить в таком возрасте..."

Барензия с трудом улыбнулась. "Как я могу быть уверена? Я же никогда-"

"Я пошлю за своим лекарем."

Лекарь, Высший Эльф среднего возраста, подтвердил, что Барензия в самом деле беременна, и о таком раньше не слыхивали. Это было доказательством могущества его Превосходительства, сказал лекарь льстивым тоном. Тайбер Септим зарычал на него.

"Этого не должно быть!" сказал он. "Избавься о этого. Мы приказываем тебе."

"Сир," изумленно уставился на него лекарь. "Я не могу... Я не должен-"

"Конечно можешь, негодный тупица," оборвал его Император. "Мы желаем, чтобы ты сделал это."

Барензия, до этого тихо лежавшая в постели, широко раскрыв глаза от страха, вдруг села. "Нет!" закричала она. "Нет! Что ты говоришь?"

"Дитя," Тайбер Септим сел рядом с ней, улыбаясь одной из своих очаровательных улыбок. "Мне так жаль. Правда. Но этого не должно быть. Это было бы угрозой моему сыну и его сыновьям. Я не могу этого допустить."

"Но это же твой ребенок!" воскликнула она.

"Нет. Сейчас, это только возможность, что-то, у чего еще нет души, и еще не живущее. Я не допущу этого. Я запрещаю." Он снова взглянул на лекаря, и Эльф задрожал.

"Сир. Это ее дитя. Детей немного среди Эльфов. Женщины Эльфов могут забеременеть не более четырех раз, и это очень редко. Обычно, они останавливаются на двух. Некоторые вообще не рожают, а некоторые - только одного. Если я заберу у нее это дитя, сир, она может больше не забеременеть."

"Ты пообещал, что она не родит от нас. Мы мало доверяем твоим предсказаниям."

Барензия выкарабкалась из постели и, голая, побежала к двери, не зная, куда бежит, зная только, что не останется. Она не дошла. Ею овладела тьма.

Она проснулась от боли и чувства пустоты. Пустота там, где что-то было, где что-то жило, но теперь умерло и никогда не вернется. Дреллиэн была рядом, облегчала ее боль и вытирала кровь, которая еще иногда текла у нее между ног. Но ничто не могло заполнить пустоту. Не было ничего, что заняло бы место пустоты.

Император прислал великолепные дары и много цветов, и наносил ей краткие визиты. Сначала, Барензии нравились эти посещения. Но Тайбер Септим больше не приходил по ночам - и через некоторое время она сама этого не желала.

Прошло несколько недель, и, когда она оправилась физически, Дреллиэн сообщила ей, что Симмах просил ее приехать в Морнхолд раньше, чем планировалось. Было объявлено, что она немедленно поедет.

Ей дали большую свиту, богатое приданое, как соответствовало ее положению королевы, и были устроены церемониальные проводы у ворот Имперского Города. Некоторые сожалели о том, что она уезжала и выражали свое сожаление слезами и уговорами. Но были такие, кто этого не делал, и не сожалел.

Часть 4

"Все что я когда-либо любила, я потеряла," думала Барензия, смотря на верховых рыцарей впереди и позади, ее камеристка сидела рядом с ней. "Но я получила некоторую власть и богатство, и было обещано еще больше. Дорого я за это заплатила. Теперь я лучше понимаю, почему Тайбер Септим так любит власть, если ему часто приходиться так дорого платить. Потому что ценность узнается по той цене, которую мы за нее платим." По желанию, она теперь ехала верхом на чалой кобыле, одетая воином, в великолепной кольчуге работы Темных Эльфов.

Проходили дни, и ее кортеж ехал по дороге на восток, вокруг постепенно появлялись крутые горы Морроувинда. Воздух был разрежен, и постоянно дул холодный осенний ветер. Но он приносил сладкий аромат поздно цветущих черных роз, растущих во всех укромных уголках и расщелинах высокогорий, находя питание даже в самых каменистых местах. В маленьких городах и деревушках, вдоль дороги собирались разные Темные Эльфы, выкрикивали ее имя, или просто глазели. Большинство ее сопровождающих были Редгарды, было несколько Высших Эльфов, Нордлингов и Бретонцев. С продвижением в сердце Морроувинда, они чувствовали себя все более неуютно и держались ближе друг к другу. Даже Эльфийские рыцари были настороже.

Но Барензия чувствовала себя как дома. Сама земля приветствовала ее. Ее земля.

Симмах встретил ее на границе Морнхолда в сопровождении рыцарей, около половины которых были Темными Эльфами. В Имперских боевых доспехах, отметила она.

По поводу ее прибытия в город был устроен парад, и произнесены речи сановников.

"Я позаботился о ремонте королевских апартаментов," сказал ей генерал, когда они подъезжали к дворцу, "но, разумеется, вы можете изменить там все, что вам не по вкусу." Он продолжал говорить о подробностях коронации, которая должна была состояться через неделю. Он был прежним командиром - но она почувствовала кое-что еще. Он ожидал ее одобрения всех приготовлений, фактически, выпрашивал его. Это было ново. Раньше ему никогда не требовалась ее благодарность.

Он не расспрашивал ее о жизни в Имперском Городе, или о ее интриге с Тайбер Септимом - хотя Барензия была уверена, что Дреллиэн рассказала ему, или написала ранее, во всех подробностях.

Сама церемония, как и многое другое, была смесью старого и нового - некоторые ее части взяты из древних традиций Темных Эльфов Морнхолда, остальные указаны Имперским приказом. Она поклялась служить Империи и Тайбер Септиму, так же как и Морнхолду и его народу. Она приняла клятвы верности и преданности народа, дворян, и совета. Совет состоял из смеси Имперских эмиссаров (называемых "советники") и местных представителей народа Морнхолда, которые были, в основном, старейшинами, в согласии с Эльфийским обычаем.

Позже, Барензия обнаружила, что тратит больше времени на попытки примирить эти две фракции и их друзей. Старейшины должны были пойти навстречу примирению, в свете реформ, представленных Империей, и относившихся к владению землями и сельскому хозяйству. Но многое в них противоречило обычаям Темных Эльфов. Тайбер Септим, "именем Единого", установил новую традицию - и даже боги и богини должны были подчиниться..

Новая Королева полностью ушла в работу и учебу. Она покончила с любовью и мужчинами надолго - если не навсегда. Были и другие удовольствия, как и говорил ей тогда Симмах: удовольствия разума и власти. Она полюбила (удивительно, ведь в Имперском Городе ей это не нравилось) историю и мифологию Темных Эльфов, желая знать больше о народе своих предков. Она с удовлетворением отметила, что они были гордыми воинами, и умелыми мастерами, и хитроумными магами еще с незапамятных времен.

Тайбер Септим прожил еще полвека, и иногда она встречалась с ним, когда по разным причинам ее вызывали в Имперский Город. При встрече он тепло приветствовал ее и они долго разговаривали о событиях в Империи, когда представлялась возможность. Казалось, он забыл, что между ними было нечто большее, чем дружба и политика. Он мало изменился с годами. Ходили слухи, что маги смогли продлить ему жизнь, и даже Единый даровал ему бессмертие. Но однажды, посланник принес весть о смерти Тайбер Септима, и что его сын Пелагиус стал Императором.

Они выслушали новости одни, она и Симмах. Бывший Имперский Генерал, а сейчас - ее Первый Министр принял известие стоически, как принимал и все остальное.

"Почему-то это кажется невозможным," сказала Барензия.

"Я говорил тебе. Таковы люди. Они не живут долго. Но это не так уж важно. Его власть осталась, и сейчас ею обладает его сын."

"Ты как-то назвал его другом. Ты чувствуешь что-нибудь? Горе?"

Он пожал плечами. "Было время, когда и для тебя он был чем-то большим. Что ты чувствуешь, Барензия?" Наедине, они уже давно не называли друг друга титулами.

"Пустоту. Одиночество," ответила она, тоже пожимая плечами. "Но это не ново."

"Да. Я знаю," сказал он, беря ее за руку. "Барензия..." Он приподнял ее лицо и поцеловал.

Она очень удивилась. Она не могла припомнить, чтобы он когда-либо касался ее ранее. Она никогда не думала о нем "так" - и все же, знакомое тепло разлилось по ее телу. Она почти забыла как оно приятно, это тепло. Не обжигающее пламя, которое она чувствовала вместе с Тайбер Септимом, но спокойное, крепкое тепло, которое у нее связывалось с... со Строу! Строу. Бедняга Строу. Она так давно о нем не вспоминала. Сейчас, если он еще жив, то уже в годах. Возможно, с кучей ребятишек, нежно подумала она... и женой, которая может говорить за двоих.

"Выходи за меня замуж, Барензия," сказал Симмах, будто уловил ее мысли о женитьбе, детях... женах, "Я достаточно долго работал, трудился и ждал, разве нет?"

Замужество. Крестьянин с крестьянскими стремлениями. Мысль сама появилась в уме, непрошенная и ясная. Разве не этими словами она так давно описала Строу? Но все же, почему бы и нет? Если не Симмах, то кто?

Многие благородные семьи Морроувинда были уничтожены в объединяющей войне Тайбер Септима, до подписания соглашения. Правление Темных Эльфов было восстановлено, верно - но не прежнее, теперь правили не истинные дворяне. Большинство из них - выскочки, как Симмах, но и вполовину не так хороши и достойны, как он. Он сражался за сохранность Морнхолда, когда их так называемые советники растащили бы его по косточкам, вытянули все силы, как из Эбенгарда. Он сражался за Морнхолд, за нее, пока она и королевство росли и процветали. Она почувствовала внезапную благодарность - и, несомненно, нежность. Он был надежным и верным. И он хорошо послужил ей. Он полюбил ее.

"Почему бы и нет?" ответила она с улыбкой. И взяла его руку. И поцеловала его.

Союз был удачен, и в политическом, и в личном плане. Хотя наследник Тайбер Септима, нынешний Император Пелагиус I, предвзято смотрел на нее, он полностью доверял старому другу отца.

Но все же, на Симмаха подозрительно смотрел высокомерный народ Морроувинда, из-за его крестьянского происхождения и тесной связи с Империей. Но Королева была популярна. "Леди Барензия - одна из нас," говорили шепотом, "тоже побывала в плену."

Барензия была довольна. Были работа и удовольствие - чего еще можно желать от жизни?

Быстро проносились годы, наполненные кризисами, ураганами и голодом, и неудачами, которые было необходимо выдержать, интригами, которым нужно было помешать, и заговорами. Морнхолд процветал. Ее народ был в безопасности, сыт, а ее шахты и фермы - производительны. Все было хорошо - за исключением того, что у королевской пары не было детей. Не было наследников.

Дети Эльфов рождаются редко - а дети благородных семей еще реже. Поэтому прошло много десятилетий прежде, чем они начали беспокоиться.

"Это моя вина, Симмах. Я - порченый товар," горько сказала Барензия. "Если ты хочешь взять другую..."

"Мне не нужен никто другой," нежно ответил он, "и не уверен, что эта вина - твоя. Может, это я виноват. Неважно. Мы поищем лекарство. Если что-то не так, ведь это можно исправить."

Как? Кому можно поведать истинную историю? И лекари не всегда держат слово"

"Не имеет значения, если мы немного изменим время и обстоятельства. Чтобы мы ни сказали, или захотели сказать, Джефр Рассказчик всегда наготове. Слухи и сплетни разносятся быстро."

Священники, лекари и маги приходили и уходили, но все их молитвы, эликсиры и зелья не помогли ничем. В конце концов они перестали думать об этом и доверились богам. Они еще были молоды, по меркам Эльфов, их ожидали еще долгие века. У них было время. У Эльфов всегда есть время.

Барензия сидела за обедом в Большой Зале, передвигая пищу по тарелке; ей было скучно и неспокойно. Симмаха вызвал в Имперский Город пра-правнук Тайбер Септима, Уриэль Септим. Или это был его пра-пра-правнук? Она поняла, что сбилась со счета. Их лица будто перетекали одно в другое. Может, ей стоило поехать вместе с ним, но здесь была делегация из Тира по какому-то утомительному вопросу, который, однако, требовал деликатного подхода.

Бард пел в алькове залы, но Барензия не слушала. В последнее время, все песни, старые и новые, казались ей одинаковыми. А потом ее внимание привлекла одна фраза. Он пел о свободе, приключениях, об освобождении Морроувинда от оков. Да как он смел! Барензия села прямо и посмотрела на него. Еще хуже, она поняла, что в песне пелось о какой-то древней войне со Скайримскими Нордлингами, и воспевался героизм королей Эдварда и Мораэлина и их отважных товарищей. Легенда была довольно старой, но песня - новой... а ее значение... Барензия не была уверена.

Смелый парень, этот бард, с сильным голосом и хорошим слухом. Вдобавок, довольно красив. Он не выглядел состоятельным, но не был и очень молодым. Разумеется, ему не могло быть много лет. Почему она не слушала его раньше, или хотя бы, не слышала о нем.

"Кто это?" спросила она у фрейлины.

Женщина сказала, пожав плечами, "Он называет себя Соловьем, Миледи. Никто о нем ничего не знает."

"Пусть подойдет ко мне, когда закончит."

Человек, названный Соловьем подошел к ней, поблагодарил за оказанную честь, и толстый кошелек, который она дала ему. Он оказался довольно тихим и скромным. Он много сплетничал о других, а она ничего не знала о нем - он избегал всех вопросов, отвечая на них лишь шутливыми отговорками или грубыми сказками. Но все парировалось с таким очарованием, что было невозможно оскорбиться.

"Мое настоящее имя? Миледи, я никто. Мои родители называли меня Знаешь-Ван - или все же Нет-Приятель? Какая разница? Это совсем неважно. Как родители могут дать имя тому, кого не знают? А! Пожалуй, это и есть мое имя, тот, Кого-не-Знают. Я был Соловьем так давно, я не помню, с каких пор, может, с прошлого месяца - или с прошлой недели? Вся память уходит на песни и рассказы, Миледи. Для себя у меня памяти не остается. Я на самом деле скучен. Где я родился? Ну, Знаете-Где. Я думаю, когда доберусь в Данроамин, я осяду там... но я не тороплюсь."

"Понятно. Тогда, ты женишься на Аталлшур?"

"Вы очень проницательны, Миледи. Может быть, может быть. Хотя, порой, Иннхаст тоже кажется мне весьма привлекательной."

"А. Так ты непостоянен?"

"Как ветер, Миледи. Я бываю там, и здесь, где жарко, и где холодно. Шанс - мой наряд. Остальное мне не слишком подходит."

Барензия улыбнулась. "Тогда, останься с нами на некоторое время... Забывчивый Милорд."

"Как пожелаете, Миледи."

После этого краткого разговора, Барензия обнаружил новый интерес к жизни. Все привычное вновь казалось свежим и новым. Она приветствовала каждый день с радостью, ожидая разговора с Соловьем и его песни в подарок. В отличие от других бардов, он никогда не пел ей хвалебных песен, не воспевал никого другого, кроме приключений и подвигов.

Когда она спросила его об этом, он ответил "Разве нужна иная похвала вашей красоте, чем та, которую дает зеркало, Миледи? А если нужны слова, вам их скажут величайшие, а не презренный я. Как я могу соревноваться с ними, ведь я будто неделю назад родился?"

Однажды, они говорили наедине. Королева, страдая бессонницей, призвала его в свою комнату, надеясь, что музыка успокоит ее. "Ты ленивый трус, сера, иначе мое обаяние подействовало бы на тебя."

"Миледи, чтобы восхвалять вас, мне нужно вас узнать. А этого мне не дано. Вы постоянно за завесой тайны, полны очарования."

"Нет, это не так. Это твои слова полны очарования. Твои слова... и твои глаза. Твое тело. Узнай меня, если хочешь. Познай меня, если осмелишься."

Он пришел к ней. Они лежали рядом, обнимались и целовались. "Даже сама Барензия не знает себя," прошептал он, "как же я могу? Миледи, вы ищете того, чего не знаете. Что вы хотите, чего у вас нет?"

"Страсть," ответила она. "Страсть. И рожденные ею дети."

"А как же дети? Какие права у них будут?"

"Свобода," сказала она. "свобода быть теми, кем они пожелают. Скажи ты, я ведь считаю тебя мудрейшим. Где я могу получить это?"

"То, что тебе нужно - рядом с тобой и под тобой. Осмелишься ли ты протянуть руку и взять то, что будет принадлежать тебе и твоим детям?"

"Симмах..."

"Я знаю часть ответа к тому, чего ты ищешь. Другая спрятана под нами, в шахтах твоего королевства, та часть, которая дарует нам силу исполнить свои мечты. Которую Эдвин и Мораэлин использовали, чтобы освободить Хай Рок и свои души от ненавистного подчинения Нордлингам. Если правильно ей воспользоваться, Миледи, никто не устоит против нее, даже власть Императора. Свобода, сказала ты? Барензия, она дает свободу от оков, что удерживают тебя. Подумай об этом, Миледи." Он снова поцеловал ее и отодвинулся.

"Ты уходишь...?" воскликнула она. Ее тело тянулось к нему.

"Сейчас, да," сказал он. "Удовольствия плоти - ничто, перед тем, что может быть у нас. А сейчас, подумай о моих словах."

"Мне не нужно думать. Что мы должны сделать? Какие приготовления понадобятся?"

"Никаких. В шахты нельзя войти просто так, это верно. Но рядом со мной Королева, кто осмелится встать поперек пути? Внизу, я смогу провести тебя туда, где покоится эта вещь, и забрать ее."

Наконец, ей вспомнились ее учение. "Рог Призыва," благоговейно прошептала она. "Это правда? Каким образом? Как ты это узнал? Я читала, что он похоронен в глубоких пещерах Даггерфолла."

"Я долго изучал этот предмет. Перед смертью, Король Эдвард отдал рог на хранение своему старому другу, Королю Мораэлину. Он, в свою очередь, спрятал его в Морнхолде, под охраной бога Эфена, там, где он родился. Теперь ты знаешь то, что стоило мне долгих лет изучения и многих миль пути."

"Ну, а бог? Что же Эфен?"

"Доверься мне, милая. Все будет хорошо." Смеясь, он поцеловал ее еще раз, и вышел.

На следующий день, они прошли мимо стражей у порталов, ведущих в шахты, и ниже. Притворившись, что совершает обычный осмотр, Барензия, в сопровождении одного лишь Соловья, проходила из одной пещеры в другую. Наконец, они достигли забытого прохода, и войдя в него, обнаружили, что он вел к очень древней, а теперь позабытой части выработок. Идти было опасно, некоторые старые шахты обвалились, и им приходилось расчищать себе путь или искать путь в обход. Страшные крысы и огромные пауки пробегали тут и там, иногда даже нападая на них. Но заклинания огненного удара Барензии и быстрый кинжал Соловья легко справлялись с ними.

"Нас уже долго нет," наконец сказала Барензия. "Нас будут искать. Что я им скажу?"

"Да что захочешь," рассмеялся Соловей. "Ты ведь Королева, так?"

"Лорд Симмах-"

"Этот крестьянин подчиняется всем, обладающим властью. Всегда так делал. А властью будем обладать мы, милая." Его губы были сладкими, как вино, а прикосновения одновременно пламенны и холодны как лед.

"Сейчас," сказала она, "возьми меня сейчас. Я готова." Ее тело будто гудело, каждый мускул напряжен.

"Еще нет. Не здесь, не так." Он показал рукой на пыльные обломки и мрачные каменные стены. "Еще немного." Неохотно, Барензия кивнула, соглашаясь. Они снова пошли.

"Здесь," наконец сказал он, остановившись перед глухой стеной. "Это здесь." Он нацарапал в пыли руну, в от же время сплетая заклинание другой рукой.

Стена исчезла. Там открылся вход в какое-то древнее святилище. Посередине стояла статуя бога, с молотом в руке, занесенной над адамантовой наковальней.

"Своею кровью, Эфен," закричал Соловей, "я приказываю тебе проснуться! Я потомок Мораэлина из Эбенгарда, последний из королевской линии, разделяющий твою кровь. В последний час Морроувинда, когда все Эльфы в опасности, отдай мне то, что охраняешь! Я приказываю тебе, ударь!"

При его последних словах статуя засветилась ожила, пустые каменные глаза вспыхнули красным. Кивнула огромная голова, молот встретился с наковальней, и она раскололась с ужасным грохотом, и сам каменный бог рассыпался. Барензия упала на пол с громким стоном и закрыла уши руками.

Соловей отважно прошел вперед и схватил что-то, лежавшее в обломках с восторженным восклицанием. Он поднял свою добычу над головой.

"Кто-то идет!" Встревожено закричала Барензия, и только потом заметила, что именно он держал в руке. "Постой, но это же не Рог, это - это посох!"

"Верно, Миледи. Ты наконец увидела!" Громко рассмеялся Соловей. "Прости, милая, но я должен тебя покинуть. Может, мы еще встретимся когда-нибудь. А пока... А пока, Симмах," обратился он к появившейся сзади них фигуре в кольчуге, "она твоя. Можешь забрать ее."

"Нет!" закричала Барензия. Она вскочила и побежала к нему, но он исчез. Пропал, когда Симмах добрался до него с обнаженным мечом. Клинок рассек пустое пространство. Он замер, будто решив занять место каменного бога.

Барензия ничего не говорила, ничего не слышала, не видела...не чувствовала...

Симмах сказал полудюжине Эльфов, пришедших вместе с ним, что Соловей и Королева Барензия заблудились, и на них напали огромные пауки. Соловей оступился, и упал расщелину, сомкнувшуюся над ним. Достать его тело было невозможно. Он сказал, что Королева глубоко потрясена и горько оплакивает потерю друга, погибшего защищая ее. Такое сильное действие оказывали присутствие и приказы Симмаха, что крайне удивленные рыцари, не видевшие всего полностью, тут же поверили, что все было согласно его словам.

Королеву проводили обратно во дворец и отвели в ее комнату, где она отпустила от себя всех фрейлин. Долгое время она сидела перед зеркалом в ошеломлении, настолько обезумев от горя, что даже не могла плакать. Симмах стоял рядом, наблюдая за ней.

"Ты хоть понимаешь, что сделала?" наконец промолвил он - ровно, холодно.

"Ты мог бы рассказать мне," прошептала Барензия. "Посох Хаоса! Я и подумать не могла, что он был там. Он сказал... он сказал..." она тихонько застонала и сжалась от отчаяния. "О, что же я наделала? Что я наделала? Что же теперь будет? Что будет со мной? С нами?"

"Ты его любила?"

"Да. Да, да, да! О мой Симмах, да смилуются надо мной боги, но я в самом деле любила его. Любила. Но сейчас... сейчас... Я не знаю... я не уверена... я..."

Лицо Симмаха слегка смягчилось, его глаза засверкали, и он вздохнул. "Да. Тогда это что-то. Ты станешь матерью, если только это в моей власти. А в остальном - Барензия, дорогая моя Барензия, я думаю, ты выпустила настоящий ураган. Некоторое время он еще будет собираться. Но когда он начнется, мы выдержим его вместе. Как всегда делали."

Он подошел к ней, раздел, и отнес на кровать. Из-за горя и страстного желания ее ослабшее тело отвечало ему как никогда прежде, изливая все, что пробудил в ней Соловей. И это успокоило призраков того, что он уничтожил.

Она была пустой, опустошенной. А потом снова заполнилась, ибо в ней зародилось и развивалось дитя. Как ее сын рос, также росло и ее чувство к терпеливому, верному, преданному Симмаху, зародившееся из долгой дружбы и стойкой привязанности - которое, наконец, вызрело в настоящую любовь. Восемь лет спустя им снова посчастливилось, и в этот раз у них появилась дочь.

Сразу после того, как Соловей похитил Посох Хаоса, Симмах послал срочное секретное послание Уриэлю Септиму. Он не поехал сам, как обычно, предпочтя остаться с Барензией на время периода оплодотворения, чтобы она забеременела. Из-за этого, и из-за кражи, ему пришлось перенести временную немилость Уриэля Септима и несправедливые подозрения. На поиски вора отправили многих шпионов, но Соловей исчез неизвестно куда, так же как и появился.

"Должно быть, в нем есть кровь Темных Эльфов, сказала Барензия, "но и человеческая тоже. Иначе бы период оплодотворения не наступил так скоро."

"В нем, несомненно, течет кровь Темных Эльфов, причем принадлежащая древнему роду Ра"атим, иначе он не смог бы освободить Посох," предположил Симмах. Он повернулся и посмотрел на нее "Не думаю, чтобы он лег с тобой. Как Эльф, он бы не осмелился, ведь тогда бы он не смог с тобой расстаться." Он улыбнулся. Потом снова посерьезнел. "Да! Он знал, что внизу был Посох, а не Рог, и что ему потребуется телепортироваться в безопасное место. Посох - не оружие, которое видело бы его насквозь, в отличие от Рога. Возблагодари богов, что он еще им не обладает! Казалось, все было как он и ожидал - но откуда он мог знать? Я сам положил туда Посох, с помощью одного из Клана Ра"атим , который теперь за это сидит на троне в Эбенгарде. Тайбер Септим забрал Рог, но оставил Посох для пущей сохранности. Но теперь Соловей может использовать Посох, чтобы высевать семена борьбы и разногласий всюду, где пожелает. Но так он не сможет придти к власти. Для этого надо обладать Рогом и уметь его использовать."

"Я не уверена, что Соловей ищет такой власти," проговорила Барензия.

"Все ищут власти," ответил Симмах, "каждый по своему."

"Я - нет," сказала она. "Я, Милорд, уже нашла, что искала."

Часть 5

Как и предсказывал Симмах, последствия похищения Посоха Хаоса не заставили себя долго ждать. Нынешний Император, Уриэль Септим, прислал несколько холодных писем, в которых выражал неудовольствие и возмущение исчезновением Посоха, и торопил Симмаха найти его, и немедленно сообщить об этом новому имперскому Боевому Магу, Ягару Тарну, кому было поручено это дело.

"Тарн!" прогремел Симмах с отвращением и раздражением, ходивший по небольшой комнате, где Барензия, беременная уже несколько месяцев, спокойно вышивала детское одеяльце. "Ягар Тарн, в самом деле. Я бы даже не сказал ему, где улицу перейти."

"А что ты против него имеешь, любимый?"

"Не доверяю я этому Эльфу-полукровке! Он частично Темный Эльф, частично Высший Эльф, и частично только богам известно кто. Все худшие качества этих рас собрал, могу заверить." Он фыркнул. "О нем никто ничего толком не знает. Он говорит, что родился в южном Валленвуде, а его мать была Лесным Эльфом. Похоже, он везде побывал...--"

Барензия, усталая и довольная от беременности, до этого почти не слушала Симмаха. Но сейчас, она бросила свою работу и посмотрела на него. Что-то заинтересовало ее. "Симмах. А этот Ягар Тарн не мог быть Соловьем, замаскированным?"

Симмах подумал, прежде чем ответить. "Нет, любимая. В крови Тарна нет примеси человеческой." Барензия знала, что Симмах считал это недостатком. Ее муж презирал Лесных Эльфов как ленивых воришек, а Высших Эльфов - как изнеженных интеллигентов. Но он восхищался людьми, особенно Бретонцами, из-за их прагматизма, ума и энергии. "Соловей из Эбенгарда, из Клана Ра"атим - Дома Хлаалу, в частности, Дома Моры. В этом доме с самого начала присутствовала человеческая кровь. Эбенгард завидовал тому, что Посох остался здесь, когда Тайбер Септим забрал Рог Призыва."

Барензия тихонько вздохнула. Соперничество между Эбенгардом и Морнхолдом началось почти с самого начала истории Морроувинда. Когда-то, две нации были едины, все прибыльные шахты находились во владении Ра"атима, чье дворянство сохраняло Высшую Королевскую Власть Морроувинда. Эбенгард разделился на два отдельных города, Эбенгард и Морнхолд, когда сыновья-близнецы Королевы Лиан -- внуки легендарного Короля Мораэлина - стали наследниками. В это же время, место Высшего Короля освободилось в пользу временного Военного Вождя, назначаемого советом во времена опасности.

Эбенгард по прежнему оберегал свои привилегии старшего города Морроувинда ("первый среди равных", говорили его владыки) и утверждал, что охрана Посоха Хаоса должна быть доверена его правящему дому. Морнхолд возражал, что Король Мораэлин сам доверил хранение Посоха богу Эфену - а Морнхолд был местом его рождения.

"Почему ты тогда не расскажешь Ягару Тарну о своих подозрениях? Пусть скажет. Пока эта вещь в безопасности, неважно, где она, верно?"

Симмах непонимающе смотрел на нее. "Важно," сказал он, "но, полагаю, не слишком." И добавил, "Особенно тебе не стоит думать об этом. Просто сиди и занимайся своим," тут он усмехнулся, "рукоделием."

Барензия швырнула в него вышивку. Она попала Симмаху прямо в лицо -- с иголкой, наперстком, и прочим..

Еще через несколько месяцев Барензия родила здорового сына, и они назвали его Хелсетом. Ни о Посохе Хаоса, ни о Соловье весте не было. Если Посох был в Эбенгарде, его правитель не собирался этим хвастать.

Быстро и счастливо летели годы. Хелсет рос высоким и сильным. Он был очень похож на отца, которого очень почитал. Когда Хелсету было восемь лет, Барензия родила второго ребенка, дочь, и Симмаха был совершенно счастлив. Хелсет был его гордостью, но малышка Моргия - названная в честь матери Симмаха - завладела его сердцем.

К несчастью, рождение Моргии не предвещало наступления лучших времен. Отношения с Империей все ухудшались по неизвестным причинам. Повышались налоги и доли увеличивались с каждым годом. Симмах чувствовал, что Император подозревает его в участии в похищении Посоха и старался доказать свою верность, пытаясь выполнять все возрастающие запросы. Он увеличил рабочий день и поднял тарифы, и даже восполнил недостачу в королевской казне из их личных сбережений. Но налоги увеличились, и дворяне, и простые люди начали жаловаться. Это было зловеще.

"Я хочу, чтобы ты забрала детей и отправилась в Имперский Город," сказал в отчаянии Симмах как-то за обедом. "Ты должна заставить Императора выслушать себя, иначе весь Морнхолд восстанет этой весной." Он выдавил из себя улыбку. "Ты умеешь обращаться с мужчинами, любимая. Всегда умела."

Барензия тоже невесело усмехнулась. "Даже с тобой."

"Да. Особенно со мной," мирно подтвердил он.

"Брать обоих детей?" Барензия посмотрела в угловое окно, где Хелсет бренчал на лютне и тихо пел дуэтом с младшей сестренкой. Хелсету было пятнадцать, а Моргии - восемь.

"Они могут смягчить его. К тому же, пора представить Хелсета ко двору."

"Возможно. Но это не настоящая причина." Барензия сделала глубокий вдох и сказала прямо. "Ты не уверен, что сможешь защитить их здесь. Если дело в этом, то и тебе здесь небезопасно. Поедем вместе," настаивала она.

Он взял ее за руки. "Барензия. Любовь моя. Сердце мое. Если я сейчас уеду, возвращаться будет уже некуда. Не волнуйся за меня. Со мной все будет хорошо. Я же могу позаботиться о себе - особенно, если мне не придется волноваться за тебя и детей."

Барензия прижалась к его груди. "Только помни, что ты нам нужен. Нам не так уж нужно все это, если мы есть друг у друга. Пустые руки и пустые животы не болят так, как пустое сердце." Она заплакала, вспомнив Соловья и происшествие с Посохом. "Это все случилось из-за моей глупости."

Он нежно ей улыбнулся. "Если это и верно, то все не так плохо, как могло быть." Он посмотрел на детей. "Однажды, я стоил тебе всего, Барензия, я и Тайбер Септим. Без моей помощи Империя не стала бы такой, как сейчас. Я способствовал ее расцвету." Его голос ожесточился. "И я могу способствовать ее падению. Можешь сказать это Уриэлю Септиму. Это, и то, что мое терпение не безгранично."

Барензия ахнула. Симмах не грозил попусту. Она была уверена, что скорее старый домашний волк, лежащий у очага нападет на нее, чем Симмах восстанет против Империи. "Как?" еле слышно спросила она. Но он только покачал головой.

"Лучше тебе не знать," сказал он. "Просто скажи ему это, если он будет упорствовать, и не бойся. Он Септим, и не тронет посланника." Он угрюмо улыбнулся. "А если он и осмелится, если хоть пальцем тронет тебя, дорогая, или детей - и да помогут мне все боги Тамриэля, но он пожалеет о том, что появился на свет. Я убью и его, и его семью, и не успокоюсь, пока последний из Септимов не будет убит." Красные глаза Темного Эльфа Симмаха сверкали, отражая свет угасающего камина. "Я клянусь в этом тебе, любовь моя. Моя Королева... моя Барензия."

Барензия обняла его так крепко, как только могла. Но, несмотря на жар объятий, она не перестала дрожать.

Барензия стояла перед троном Императора, объясняя затруднительное положение в Морнхолде. Она неделями ждала аудиенции у Уриэля Септима, откладываемой под разными предлогами. "Его Величеству нездоровится." "Неотложное дело требует внимания Его Превосходительства." "Прошу прощения, ваше Высочество, но произошла ошибка. Ваша встреча назначена через неделю. Видите ли..." А сейчас все шло еще хуже. Император даже не притворялся, что слушает ее. Он не пригласил ее сесть, и не отпустил детей. Хелсет стоял как каменное изваяние, но маленькая Моргия беспокоилась.

Она сама пребывала в смятении. Вскоре после того, как они прибыли в свои апартаменты, посол Морнхолда в Имперском Городе попросил разрешения войти, и принес послания от Симмаха. Он писал, что восстание наконец началось. Крестьяне собрались в группы с поддержкой нескольких разгневанных представителей мелкого дворянства, и требовали, чтобы Симмах отдал бразды правления. Только Имперская Стража и несколько отрядов тех семей, которые на протяжении многих поколений поддерживали дом Барензии, защищали Симмаха от толпы. Уже начались военные действия, но Симмах был в безопасности и успешно управлял. Ненадолго, писал он. Он просил Барензию постараться у Императора - и она должна была оставаться в Имперском Городе до тех пор, пока он не напишет ей, что можно безопасно вернуться домой вместе с детьми.

Она попыталась обойти Имперскую бюрократию - с незначительным успехом. К ее растущему страху, из Морнхолда перестали приходить известия. Разрываясь между гневом на многочисленных дворецких Императора и страхом за судьбу своей семьи, она ждала; проходили напряженные недели. Но однажды, посол Морнхолда сообщил ей, что, самое позднее - следующей ночью, должны прибыть известия от Симмаха, не как обычно, а с ночным ястребом. В этот же день ей сказали, что Уриэль Септим примет ее рано утром на следующий день.

Император приветствовал всех троих слишком широкой улыбкой, которая тем не менее не коснулась его глаз. Затем, когда она представляла своих детей, он пристально рассматривал их с совершенно неуместным выражением. Барензия общалась с людьми уже около пятисот лет, и научилась в совершенстве читать выражения лица и движения так, что ни один человек не мог и предположить. Как ни пытался Император скрыть его, жажда была видна в его глазах - и что-то еще. Сожаление? Да. Сожаление. Но почему? У него самого были хороши дети. Зачем ему нужны ее? И смотрит на нее с таким отчаянным - едва промелькнувшим - желанием. Может быть, он устал от своей супруги? Люди были известны своим непостоянством. После долгого горящего взгляда, он наконец отвел глаза, а она говорила о своей миссии и происшествиях в Морнхолде. Все это время он сидел неподвижно, будто каменный.

Удивленная его вялостью, Барензия рассматривала бледное, застывшее лицо, пытаясь найти сходство с теми Септимами, которых она знала ранее. Она не очень хорошо знала Уриэля Септима, видела его однажды, когда он был еще ребенком, и еще раз, на его коронации двадцать лет назад. Только два раза. На церемонии он, хоть и был молод, выглядел мрачно и величественно - но от него не исходило такого ледяного холода, как от этого повзрослевшего человека. Несмотря на внешнее сходство, он казался совсем другим человеком. Но что-то в нем было хорошо знакомым, более знакомым, чем это возможно, какой-то жест, или манера держаться...

Внезапно, она ощутила сильный жар. Иллюзия! Она хорошо изучила искусство иллюзий, с тех пор, как ее так ужасно обманул Соловей. Она научилась распознавать иллюзии - так же, как слепой чувствует жар солнца кожей. Иллюзия! Но почему? Ее ум лихорадочно работал, хотя она и не прекращала говорить о Морнхолде. Тщеславие? Люди порой так же стыдились признаков возраста, как Эльфы гордились ими. Но лицо Уриэля Септима вполне соответствовало его возрасту.

Барензия не осмеливалась воспользоваться собственным волшебством. Даже мелкие дворяне могли обнаружить присутствие волшебной энергии, не говоря уж о защите от нее своих владений. Использование здесь волшебства могло разгневать Императора не хуже, чем обнаженный кинжал.

Магия.

Иллюзия.

Она внезапно вспомнила Соловья. Будто бы он сидел рядом с нею. Потом, видение сменилось, и перед ней был Уриэль Септим. Он выглядел грустным, будто загнанный в ловушку. Видение сменилось снова, и на его месте оказался другой человек, похожий на Соловья, и в то же время иной. Бледная кожа, покрасневшие глаза, эльфийские уши - и он излучал сильное ощущение угрозы, сверхъестественной энергии - ужасное, разрушительное сияние. Этот человек был способен на все!

А потом она вновь увидела перед собой лицо Уриэля Септима.

Может быть, ей это только почудилось? Возможно ее разум сыграл с ней злую шутку. Она вдруг почувствовала себя совершенно разбитой, будто слишком долго несла тяжелую ношу. Она решила оставить комментарии неприятностей в Морнхолде - к тому же, это ей все равно ничего не давало - и решила просто полюбезничать. Тем не менее, с тайным умыслом.

"Вы помните, сир, как Симмах и я обедали с вашей семьей вскоре после коронации вашего отца? Вы тогда были не старше Моргии. Мы были польщены этой честью - ведь мы были единственными гостями в тот вечер - кроме вашего лучшего друга Джастина, конечно."

"О да," промолвил Император, осторожно улыбаясь. Очень осторожно. "Пожалуй, я припоминаю это."

"Вы с Джастином были такими хорошими друзьями, Ваше Величество. Мне сказали, что он умер не так давно. Такая жалость."

"Да. Я все еще не могу говорить о нем." Его взгляд стал совершенно пустым - еще более пустым, если только это было возможно. "Что же касается вашей просьбы, Миледи, мы рассмотрим ее и сообщим вам в дальнейшем."

Барензия поклонилась, дети последовали ее примеру. Кивком, Император отпустил их, и они ушли.

Она глубоко вздохнула, выйдя из тронного зала. "Джастин" был придуманным приятелем, хотя маленький Уриэль всегда говорил, чтобы Джастину за каждой трапезой оставляли место. К тому же, Джастин, несмотря на мальчишеское имя, была девочкой! Симмах поддерживал эту шутку уже и после того, как она была почти позабыта - он расспрашивал о здоровье Джастин всякий раз, как встречал Уриэля Септима, и тот серьезно отвечал ему. В последний раз Барензия слышала о Джастин несколько лет назад, когда Император сказал Симмаху, что она встретила предприимчивого молодого Хаджита, вышла за него замуж, они поселились в Лиландриле и выращивают огненные папоротники и полынь.

Человек, сидящий на Императорском троне - не Уриэль Септим! Соловей? Может быть..? Да. Да! Барензия узнала его, и была уверена, что не ошибается. Это был он. Он! Соловей! Он выдавал себя за Императора! Симмах ошибался, так ошибался...

Что же теперь? Думала она. Что случилось с Уриэлем Септимом - а точнее, что это означало для нее, Симмаха и всего Морнхолда? Подумав, Барензия решила, что все их неприятности начались с появлением ложного Императора, Соловья - кем бы он ни был на самом деле. Он, должно быть, занял место Уриэля Септима незадолго до того, как начались непомерные поборы с Морнхолда. Это объясняло, почему отношения ухудшались так долго (по людским меркам), много позже ее связи с Тайбер Септимом. Соловей знал о знаменитой преданности Симмаха и его знания дома Септимов, и нанес упреждающий удар. Если это было так, все они подвергались страшной опасности. Она и дети были в его власти в Имперском Городе, а Симмах один справлялся с неприятностями в Морнхолде, организованными Соловьем.

Что же ей было делать? Барензия вела детей перед собой, положив руки им на плечи, и старалась держать себя в руках, ее фрейлины и рыцари личного эскорта шли позади. Наконец, они дошли до ожидавшей их повозки. Хотя их апартаменты были всего в нескольких кварталах от Дворца, королевское достоинство не позволяло идти пешком даже немного - и сейчас, Барензия была этому рада. Повозка казалась безопасным убежищем, хотя она знала, что это чувство было ложным.

К одному из рыцарей подбежал мальчик, передал ему свиток и указал на повозку. Рыцарь принес свиток ей. Мальчик ждал, широко раскрыв восторженные глаза. Послание было кратким, и в нем спрашивалось, может ли Эадвир, король Вейреста, в провинции Хай Рок получить аудиенцию у знаменитой Королевы Морнхолда, Барензии, так как много слышал о ней и хотел бы познакомиться лично.

Сначала, Барензия хотела отказаться. Она хотела покинуть город! Ее не привлекало общение с восхищенным человеком. Она нахмурилась, и один из стражей сказал, "Миледи, мальчик говорит, что его хозяин ожидает вашего ответа вон там." Она посмотрела в указанном направлении и увидела красивого пожилого мужчину верхом на коне, в окружении полудюжиной придворных и охранников. Он встретил ее взгляд и почтительно поклонился, снимая шляпу.

"Хорошо," внезапно сказала Барензия. "Скажи хозяину, что он может придти ко мне сегодня, после обеденного часа." Король Эадвир выглядел почтительным и серьезным, и даже обеспокоенным - но ни в коей мере не влюбленным. И то что-то, подумала она. Барензия стояла у башенного окна в ожидании. Она чувствовала, что посланник близко. Но хотя ночное небо было ей видно так же ясно как и днем, она не видела посланника. И вдруг он появился, пролетев как стрела под тонкими ночными облаками. Еще немного и огромный ночной ястреб спустился, сложив крылья, вцепившись когтями в ее кожаный нарукавник.

Она отнесла птицу на насест, где нетерпеливыми пальцами нащупала послание, закрепленное на ноге. Ястреб долго пил, а потом взъерошил перья и начал прихорашиваться, успокоенный ее присутствием. Маленькая часть ее сознания разделяла его удовлетворение от хорошо проделанной работы и заслуженного отдыха, но было еще и беспокойство. Что-то было не так, даже по птичьему разумению.

Ее пальцы дрожали, когда она разворачивала тончайший пергамент и разбирала мелкий почерк. Это не уверенный почерк Симмаха! Барензия медленно села, разгладив письмо, готовясь принять новости спокойно, какими бы они ни были.

Они были ужасны.

Имперская Стража покинула Симмаха и примкнула к мятежникам. Симмах погиб. Оставшиеся верные отряды потерпели поражение. Симмах погиб. Вождя мятежников провозгласили Королем Морнхолда Имперские посланники. Симмах погиб. Барензия и ее дети были объявлены предателями Империи, за их головы была назначена награда.

Симмах погиб.

Утренняя аудиенция у Императора была ловушкой, уловкой. Игрой. Император уже знал. Ей придется остаться, не принимать все близко к сердцу, Миледи Королева, наслаждайтесь Имперским Городом и всем, что он может предложить вам, оставайтесь так долго, как захотите. Остаться? Она в плену. И скорее всего, арест был не за горами. Она не заблуждалась относительно своего положения. Ей было известно, что Император и его слуги никогда не позволят ей покинуть Имперский Город. По крайней мере, живой.

Симмах погиб.

"Миледи?"

Барензия вздрогнула, застигнутая врасплох. "В чем дело?"

"Прибыли Бретонцы, Миледи. Король Эадвир," добавила женщина, заметив непонимающий взгляд Барензии. Она поколебалась. "Есть ли новости, Миледи?" спросила она кивнув на ночного ястреба.

"Ничего срочного," быстро сказала Барензия, и ее голос раскатился эхом внутри нее. "Позаботься о птице." Она встала, разгладила платье и приготовилась к встрече своего королевского посетителя.

Она будто окоченела. Она была так же холодна, как окружавшие ее каменные стены, как спокойный ночной воздух...так же холодна, как безжизненный труп.

Симмах погиб!

Король Эадвир приветствовал ее торжественно и любезно, правда, несколько неискренне. Он заверял ее, что восхищается Симмахом, заметно фигурировавшем в его семейных легендах. Постепенно, он перевел разговор на ее встречу с Императором. Он расспрашивал о подробностях, и спросил, был ли исход удачным для Морнхолда. Она отвечала уклончиво, и он вдруг выпалил, "Королева, вы должны мне поверить. Человек, выдающий себя за Императора - самозванец! Знаю, это похоже на безумие, но я-"

"Нет," решительно сказала Барензия. "Вы совершенно правы. Я знаю."

Эадвир откинулся на спинку кресла, пронзительно глядя на нее. "Вы знаете? Вы не подшучиваете над безумцем?"

"Уверяю вас, Милорд, я не шучу." Она глубоко вздохнула. "Как вы думаете, кто выдает себя за Императора?"

"Имперский Боевой Маг, Ягар Тарн."

"А. Милорд, вы случайно никогда не слышали о некоем Соловье?"

"Да, Миледи, приходилось. Я и мои союзники полагаем, что это один и тот же человек - предатель Тарн."

"Я так и знала!" вскочила Барензия. Соловей - Ягар Тарн! О, да он настоящий демон! Дьявольски коварен. Очень умен. Он организовал их поражение просто безупречно. Симмах, мой Симмах...!

Эадвир робко кашлянул. "Миледи, я... нам... нам нужна ваша помощь."

Барензия мрачно улыбнулась. "Я полагала, что мне самой придется просить о помощи. Но, пожалуйста, продолжайте. Чем я могу помочь, Милорд?"

Монарх быстро набросал план. Маг Риа Сильмейн, недавно обучавшаяся у Ягара Тарна, была объявлена предательницей, и ее казнили по приказу ложного Императора. Но она сохранила часть своей силы, и может общаться с теми, кого хорошо знала на смертном плане бытия. Она выбрала Героя, который отыщет Посох Хаоса, сокрытый мятежным чародеем. Герой воспользуется Посохом, чтобы уничтожить Ягара Тарна, неуязвимого для другого оружия, и спасет настоящего Императора, заключенного в ином измерении. Герой, к счастью, еще жив, но томится в Имперской Темнице. Необходимо отвлечь внимание Тарна, чтобы избранный с помощью духа Рии выбрался на свободу. Барензия могла отвлечь не только слух, но и взгляд ложного Императора. Согласна ли она отвлечь его?

"Полагаю, я могла бы добиться у него еще одной аудиенции," осторожно сказала Барензия. "Но будет ли этого довольно? Я должна сказать, что меня и моих детей недавно объявили предателями Империи."

"Может быть, в Морнхолде, Миледи, и в Морроувинде. В Имперском Городе и Имперских Провинциях не все одинаково. Та же административная трясина, из-за которой почти невозможно добиться встречи с Императором и его министрами обеспечивает и то, что вас не арестуют или не накажут каким-то другим способом без должного процесса. В вашем случае, Миледи, и ваших детей, положение усугубляется вашим королевским положением. В качестве Королевы и наследников вы неприкосновенны - практически священны." Король ухмыльнулся. "Имперская бюрократия, Миледи - обоюдоострое оружие."

Ясно. По крайней мере, некоторое время она с детьми будет в безопасности. А потом она спросила. "Милорд, что вы имели в виду, сказав, что я могу отвлечь и взгляд ложного Императора?"

Эадвир смутился. "Слуги говорили, что в палатах Ягара Тарна в подобии святилища он держит ваш портрет."

"Понятно." Ее мысли тут же обратились к тому безумному роману с Соловьем. Она до безумия любила его. Глупая женщина. И мужчина, в которого она когда-то была влюблена, стал причиной гибели мужчины, которого она по настоящему любила. Любила. Любила. Теперь его нет, он... он... Она никак не могла смириться с мыслью о том, что Симмах погиб. Но, даже если он мертв, твердо сказала она себе, моя любовь жива и остается. Он будет с ней. Как и боль. Боль существования до конца жизни без него. Боль каждого нового дня, ночи, без его присутствия, его любви. Боль осознания того, что он не сможет увидеть своих детей взрослыми, а они не узнают своего отца, каким он был отважным, каким сильным, замечательным, любящим...особенно малышка Моргия.

И за это, за все это, за все, что ты сделал с моей семьей, Соловей - ты должен умереть.

"Это вас удивляет?"

Слова Эадвира прервали ее мысли. "Что? Что должно меня удивлять?"

"Ваш портрет. В комнатах Тарна."

"А." Невозмутимо сказала она. "Да. И нет."

Эадвир понял по выражению ее лица, что она хотела сменить тему. Он снова занялся планами. "Нашему избраннику может понадобиться несколько дней, чтобы сбежать, Миледи. Не могли бы вы постараться предоставить ему это время?"

"Вы доверите мне это, Милорд? Почему?"

"Мы в отчаянии, Миледи. У нас нет выбора. Но даже если бы и был - конечно. Я доверил бы вам это. Я вам доверяю. Ваш муж благоволил моей семье долгие годы. Лорд Симмах--"

"Погиб."

"Что?"

Барензия быстро пересказала ему последние события.

"Миледи...Королева... как ужасно! Мне... мне очень жаль..."

Впервые, Барензия почувствовала, что теряет свое ледяное спокойствие. Перед сочувствием она чуть не сломалась. Она постаралась взять себя в руки.

"Из-за таких обстоятельств, Миледи, мы едва ли можем -"

"Нет, Милорд. Именно из-за таких обстоятельств я должна отомстить за смерть отца моих детей." Слезинка скатилась по щеке. Она нетерпеливо смахнула ее. "За это я прошу только одного - чтобы мои осиротевшие дети были в безопасности."

Эадвир вытянулся. Его глаза засияли. "Я с радостью обещаю вам это, храбрейшая и благороднейшая из Королев. Пусть боги наших земель, и сам Тамриэль, будут тому свидетелями."

Его слова глупо, но глубоко тронули ее. "Благодарю вас, от всего сердца, Король Эадвир. И я, и дети, мы всегда б-будем б-бла-- благо -"

Она зарыдала.

Этой ночью она не спала; сидела на стуле возле кровати, сложив руки на коленях и глубоко задумавшись в темноте. Она не скажет детям - не сейчас, потом, когда придется.

Ей не понадобилось добиваться аудиенции у Императора. На рассвете за ней пришли.

Она сказала детям, что, возможно ее не будет несколько дней, попросила их хорошо себя вести и поцеловала на прощание. Моргия немножко поплакала, в Имперском Городе ей было скучно и одиноко. Хелсет выглядел сурово, но ничего не сказал. Он был так похож на своего отца. Его отца...

В Имперском Дворце, Барензию проводили не в большой приемный зал, а в небольшую комнату, где Император сидел за завтраком. Он кивнул ей в знак приветствия и помахал рукой в сторону окна. "Великолепный вид, не правда ли?"

Барензия смотрела на башни великого города. Вдруг, она поняла, что это - та самая комнате, где она впервые встретила Тайбер Септима, так давно. Несколько веков назад. Тайбер Септим. Еще один возлюбленный. Кого еще она любила? Симмаха, Тайбер Септима... и Строу. Она вспомнила большого светловолосого конюха с неожиданной нежностью. До сих пор она не понимала, что любила Строу. Но так никогда ему об этом не сказала. Она была тогда так молода, какие были беззаботные, спокойные деньки... прежде, до этого...до...него. Не Симмаха. До Соловья. Она испугалась себя. Этот человек по прежнему влиял на нее. Даже теперь. После всего, что случилось. На нее нахлынули эмоции.

Когда она обернулась, Уриэля Септима не было - вместо него сидел Соловей.

"Ты знала," тихо сказал он, изучая ее лицо. "Ты сразу поняла. Мгновенно. Я хотел удивить тебя. Ты хотя бы могла притвориться."

Барензия раскинула руки, пытаясь утихомирить внутреннюю бурю. "Боюсь, я не умею притворяться так хорошо, как вы."

Он вздохнул. "Ты злишься."

"Немного, должна признать." Проговорила она ледяным тоном. "Не знаю, как вы, но я нахожу предательство оскорбительным."

"Как это по-людски."

Она глубоко вздохнула. "Что ты от меня хочешь?"

"А вот теперь ты притворяешься." Он встал перед ней. "Ты знаешь, чего я хочу."

"Ты хочешь пытать меня. Можешь начинать. Я в твоей власти. Но оставь в покое моих детей."

"Нет, нет, нет. Барензия, мне это совсем не нужно." Он подошел ближе, говоря тем самым голосом, от которого у нее побежали мурашки по всему телу. Тот самый голос. "Разве та не видишь? У меня не было выбора." Он взял ее за руки.

Она чувствовала, что поддается, а ее отвращение к нему ослабело. "Ты мог забрать меня с собой." Непрошеные слезы навернулись на глаза.

Он покачал головой. "Я был недостаточно силен. Зато сейчас, сейчас..! У меня достаточно сил. Достаточно и для меня, и -- для тебя." Он снова помахал в сторону окна, и города за ним. "Я весь Тамриэль положу к твоим ногам - и это только начало."

"Уже поздно. Слишком поздно. Ты оставил меня ему."

"Он умер. Крестьянин умер. Несколько лет - да что они значат!"

"Но, дети--"

"Я их усыновлю. И у нас с тобой тоже будут дети, Барензия. Какими они будут! Что мы им дадим! Твоя красота, и моя магия. Я обладаю силами, о которых ты и не мечтала, даже в самых диких фантазиях." Он придвинулся, чтобы поцеловать ее.

Она выскользнула из его объятий и отвернулась. "Я тебе не верю."

"Веришь, и ты это знаешь. Просто ты еще злишься." Он улыбнулся. Но улыбка не тронула его глаза. "Скажи, чего ты хочешь, Барензия. Барензия, возлюбленная моя. Скажи. Я все сделаю."

Вся ее жизнь промелькнула перед глазами. Прошлое, настоящее, и грядущее. Разные времена, разные жизни, разные Барензии. Какая из них - настоящая? Кто из них настоящая Барензия? От этого выбора зависела ее судьба.

Она выбрала. Она знала. Она знала настоящую Барензию, и ее желания.

"Прогулка в саду." Сказала она. "Может, несколько песен."

Соловей засмеялся. "Ты хочешь ухаживаний."

"А почему нет? У тебя хорошо получается. К тому же, давно у меня не было подобного удовольствия."

Он улыбнулся. "Как пожелаете, Королева Барензия. Ваше желание - для меня закон." Он поцеловал ей руку. "Отныне и навсегда."

Они проводили дни в ухаживании - гуляли, разговаривали, пели и смеялись вместе, а дела Империи были оставлены на подчиненных.

"Мне бы хотелось увидеть Посох," однажды сказала Барензия. "Я не успела его рассмотреть, как ты помнишь."

Он нахмурился. "Для меня нет удовольствия выше, радость моя - но это невозможно."

"Ты мне не доверяешь," надулась Барензия, но смягчилась, получив поцелуй.

"Вовсе нет, любимая. Доверяю. Но его здесь нет." Он засмеялся. "Если честно, его больше нигде нет." Он снова поцеловал ее, на этот раз более страстно.

"Ты опять говоришь загадками. Мне хочется на него посмотреть. Ты же не мог его уничтожить."

"А. Твоя мудрость возросла со времени нашей последней встречи."

"Ты каким-то образом пробудил во мне жажду знаний." Она встала. "Посох Хаоса нельзя уничтожить. Его нельзя убрать из Тамриэля без ужасных последствий для самой страны."

"Ааа. Я восхищен, возлюбленная моя. Все так и есть. Он не уничтожен, и он не за пределами Тамриэля. Я же сказал, что его нет нигде. Разгадаешь эту загадку?" Он притянул ее в свои объятия. "Но есть и большая загадка," прошептал он. Как сделать одного из двух? Вот это я могу показать тебе." Их тела объединились.

Позже, когда он дремал, она сонно подумала, "Один из двоих, два из одного, три из двоих, два из трех... что нельзя уничтожить, или изгнать, пожалуй, можно разделить..."

Она встала с улыбкой. Ее глаза сверкали.

Соловей вел журнал. Он делал записи каждую ночь, выслушав краткие доклады подчиненных. Он запирал его, но замок был простым. Ведь когда-то она состояла в Гильдии Воров... в другой жизни... другая Барензия...

Однажды утром, Барензии удалось заглянуть в журнал, пока Соловей занимался своим туалетом. Она выяснила, что первая часть посоха была спрятана в старой шахте гномов, называемой Логово Клыка - но указания к ее местонахождению были весьма расплывчаты. Дневник был заполнен записями, сделанными в разное время без всякого порядка, и его было трудно читать.

Весь Тамриэль, подумала она, в его руках и моих, а может и больше - но все же...

Несмотря на внешнее обаяние, внутри него была холодная пустота вместо сердца, вакуум, о котором он не знал, подумала она. Это можно заметить порой, когда его глаза теряют выражение и холодеют. Но все же, хоть он и понимал это по другому, он стремился к счастью и радости. Крестьянские мечты, подумала Барензия, и снова ей представился Строу, грустный и потерянный. Потом Террис, с кошачьей улыбкой Хаджита. Тайбер Септим, могущественный и одинокий. Симмах, крепкий, стойкий Симмах, делавший то, что было нужно, тихо и эффективно. Соловей. Соловей, загадка и уверенность, и свет, и тьма, в одном - распространяющем хаос во имя порядка.

Барензия неохотно рассталась с ним, чтобы повидать детей, которым надо было сказать о смерти их отца - и предложении защиты Императором. Она сделала это, но было нелегко. Моргия плакала у нее на руках долго-долго, а Хелсет убежал в сад, чтобы побыть одному, а после отказывался говорить об отце, и даже не позволял себя обнять.

Эадвир говорил с ней, пока она была там. Она рассказала ему все, что узнала, и сказала, что ей придется еще побыть там и узнать как можно больше.

Соловей поддразнивал ее из-за старшего поклонника. Он знал о подозрениях Эадвира, но не тревожился, потому что никто не принимал старика всерьез. Барензия смогла организовать нечто вроде примирения. Эадвир публично отрекся от своих подозрений, а его "старый друг" Император простил его. После этого, его приглашали отобедать с ними хотя бы раз в неделю.

Детям нравился Эадвир, даже Хелсету, который осуждал связь матери с Императором и не выносил его. Со временем он сделался темпераментным и неприветливым, и часто ссорился и с матерью, и с ее любовником. Эадвиру тоже не нравились их отношения, а Соловей пользовался этим и открыто показывал свою привязанность к Барензии, чтобы поизводить старика.

Они не могли пожениться, потому что Уриэль Септим был уже женат. Соловей изгнал Императрицу вскоре после того, как заменил Императора, но не осмеливался причинить ей вред. Она нашла прибежище в Храме Единого. Было объявлено, что у нее было плохое здоровье, и ходили слухи, создаваемые подчиненными Соловья, что у нее были и психические проблемы. Детей Императора также разослали в разные тюрьмы, замаскированные под "школы".

"Скоро ей станет хуже," беззаботно сказал об Императрице Соловей, с удовлетворением разглядывая разбухшие груди и живот Барензии. "Что касается детей... В жизни полно случайностей, верно? И мы поженимся. Твой ребенок будет моим истинным наследником."

Он и в самом деле хотел ребенка. Барензия была в этом уверена. Но она была гораздо меньше в его чувствах к ней. В последнее время они часто ссорились, обычно из-за Хелсета, которого Соловей хотел отправить в школу на острове Саммерсет, самой дальней провинции от Имперского Города. Барензия не пыталась прекратить эти препирательства. Соловья не интересовала спокойная размеренная жизнь, к тому же ему очень нравилось мириться после...

Иногда, Барензия забирала детей и перебиралась в прежние апартаменты, объявляя, что больше не хочет иметь с ним ничего общего. Но он всегда приходил за ней, и она возвращалась. Это было также невыразимо, как восход и закат лун-близнецов Тамриэля.

Она была на шестом месяце, когда наконец выяснила местоположение последней част Посоха - простое, ведь каждый Темный Эльф знал, где была гора Дагот Ур.

Когда она в следующий раз поссорилась с Соловьем, она уехала из города с Эадвиром и они отправились в Хай Рок, и Вейрест. Соловей разозлился, но сделать почти ничего не мог. Его убийцы не подходили для этого, а он боялся оставить трон, чтобы наказать их самому. Он не мог открыто объявить войну Вейресту. У него не было законных прав, ни на нее, ни на ее ребенка. К тому же, дворяне Имперского Города осуждали его отношения с Барензией - как когда-то осуждали Тайбер Септима, -- и были рады избавиться от нее.

В Вейресте ей не доверяли, но в маленьком городе Эадвира фанатично почитали, и прощали его...эксцентричность. Барензия и Эадвир поженились через год после рождения ее ребенка от Соловья. Несмотря на это, Эадвир до безумия любил и жену, и ее детей. Она же не любила его - но относилась к нему с нежностью. Так хорошо не быть одной, а Вейрест был очень хорошим городом, особенно для детей, пока они росли, и ожидая своего времени, молились, чтобы Герой выполнил свою миссию.

Барензия могла только надеяться, что этот безымянный Герой не станет затягивать. Она была Темным Эльфом, и времени у нее было довольно. Много времени. Но больше не осталось любви, которой можно было бы поделиться, и ненависти, чтобы снова гореть. У нее остались только боль и воспоминания... и ее дети. Она хотела вырастить свою семью и обеспечить им хорошую жизнь, и остаться доживать свою. Она не сомневалась, что жизнь будет долгой. И от нее ей хотелось только мира, тишины, и спокойствия, в душе и в сердце. Крестьянские мечты. Этого она и хотела. Этого хотела настоящая Барензия. Это и была настоящая Барензия. Крестьянские мечты.

Приятные мечты.

Автор: Анонимно
0

Комментарии

Авторизуйтесь, чтобы оставить новый комментарий. Или зарегистрируйтесь.