↑

Перейти к содержимому

Вход    Регистрация

Фотография

World of Darkness: CtL «A Terrible Beauty» — Dream To Lacerate

Автор Тaб,
changeling the lost chronicles of darkness

  • Закрытая тема Тема закрыта

#221 Ссылка на это сообщение Тaб

Тaб
  • 0 сообщений
    •    

Отправлено

X2dzRij.jpg

 

FhOWgdy.png


 

lxVh5so.png


Сообщение отредактировал Полынь: 14 января 2017 - 19:07


  • Закрытая тема Тема закрыта
Сообщений в теме: 262

#222 Ссылка на это сообщение Тaб

Тaб
  • 0 сообщений
    •    

Отправлено

Ричард

Это и есть жизнь, вот, что ты понимаешь, когда вгрызаешься в его глотку, не ведая жалости. Видишь глаза, полные немого страха, холодного и липкого, точно его собственный труп, под слоем крахмального снега. Чувствуешь вкус крови на языке, не своей, — его — пока ещё теплой, переполненной адреналином и этим жалким инстинктом — цепляться за жизнь, до последнего. Ощущаешь, как он, мёртвой хваткой вдавливает ободранные пальцы в твои плечи, всё ещё верит, что в ад попадёт не один — на пару с тобой, братец волк. Хрипит, стонет, булькает, тёмная, венозная кровь, точно, непереваренный бургер, выплёскивается изо рта, а ты разрываешь ему шею зубами, носом чуя, как он обделался. Смерть никому не к лицу, и Здоровяк валится в снег, обагрённый его собственной кровью. Прежде чем подойти к названому брату, ты садишься на корточки подле его трупа, хочешь, как следует разглядеть эти письмена, которыми он обрисовал всё свою кожу. Они больше не вздрагивают, не плывут по его коже, точно клубок змей. Они застыли, и недвижимые, готовы открыть тебе всю правду:
Лесоруб был большим малым — ел за троих, пил за четверых, да девок брал за пятерых — топором владел, как надо — пять вязанок, коль не голодный, семь вязанок, коль жажда не мучает, да десяток, коль не хворает — и храбрецом, что пример всем подавал — как-то хату потушил, что огнём была объята, как-то всю деревню спас, от лиходеев окаянных, ну и девок трёх вытащил, что на речке всё гадали, да едва не потонули. Но не любили лесоруба, бранили его в спину, да побаивались: больно здоровой детиной он был, выпить, страсть как любил, да, что ни день — всё кулаки чесались. Поэтому жил лесоруб один, в избушке, что на опушке, а деревню свою лишь на праздники являлся, что б покутить вдоволь. Но случилось, однажды, такое, что вся деревня Лесоруба приняла и стал жить он поживать, да добра наживать. Собралась, значит, кроха одна навестить свою бабушку…
— Гримм… — хрипло шепчешь ты, потому что знаешь, чем кончится эта история. Все знают, от мала до велика, и ты — не исключение. Но, самое страшное, ты знаешь, кем был лесоруб, и знание это пришло не из ниоткуда, а прямиком из Аркадии, где смех, комом, застревает в глотке. Кто-то вырывается оттуда, презрев страх, печаль и сомнения. Кто-то, делает выбор из двух зол, мерзкий, склизкий и болезненный. Кто-то отвергает своё «Я» и становится одним целым со стихией, бушующей, дикой и необузданной. А кому-то не остаётся ничего, кроме как надеть на себя маску, что становится лицом, ибо такова воля Вирда, что связывает всех, каждого, и никого. Они и звались Гриммами, в честь двух братьев, что написали книгу, лишившую Фей их первозданной мощи. В честь Гриммов, породивших бессмертные сказки, что рождались, умирали, но никогда не исчезали из памяти людской. В честь Гриммов, взрастивших бессмертные образы, лишь приняв личины которых, кто-то, может обрести силы, что вырваться из прекрасного безумия Аркадии на свободу. Но так и остаться рабом в глубине души. Он был вынужден играть эту роль, до самой смерти. От этого тебе становится не по себе.
Отдышавшись, ты бросаешь взгляд на топор, воткнутый в снег. Он так и блестит в свете луны, что обнажает твоему взору руны, выгравированное на лезвие топора. Серебро, никаких сомнений, такой бы, наверняка, помог убить оборотня, если бы он существовали где-то кроме детских страшилок. Становится прохладней — но не сильно — и облачко пара вырывается изо рта, когда ты подходишь к волку, что так отчаянно молил о помощи. Он здорово исхудал, зубья капкана ободрали лапу до кости, и тихо воет, в ответ на твой вопрос. И, всё же, хищник рад тебя видеть, ты видишь это в его голубых глазах. Глазах дикого зверя, гордого и непокорённого. Прямо как ты сам.
Потрепав волка по холке ты, с трудом, но высвобождаешь израненную лапу. Капкан здоровый, явно был предназначен для кого-то покрупнее, и, на первый взгляд, переломил волку кость. Он щадя лапу, обнюхивает тебя, держась на почтительном расстоянии, но узнав в тебя сородича, протяжно воет на луну. Это похоже на слова благодарности, и ты, невольно улыбаешься, краем глаза, видя, как туман опускается на поляну. Теперь, брести сквозь заросли будет того труднее, и ты глубоко сомневаешься, что волк сможет пережить эту ночь со своей больной лапой…
 

Кристин

drive-gif-ryan-gosling-Favim.com-374679.


Когда-то он носил другое имя. Оно начиналось на «К» и кончалось на «Л». Его дал ему отец, в отличие от сотен братьев, что так и остались безымянными. Он служил ему, верой и правдой, ни щадя ни себя, ни других. Но затем он сломался, и пал, в слезах, вопрошая отца: «За что?». Время не щадит никого, он не стал исключением. Имена стали разменной монетой. Жизни — прикрытиями. Судьбы — всего лишь помехами. Он встречал, из раза в раз, подобных ему, но таких разных. Каждый вещал о своём, каждый делился крупицей собственной веры, но он не следовал за ними по извилистой тропинке судьбы, Всегда оставался верен лишь себе самому. Ветхозаветный город приютил его, хоть он и не просил о приюте. Ветхозаветный город дал ему ещё один шанс, хоть он и не просил об очередной попытке. Ветхозаветный город стал ему ближе, чем сотни людских лиц, что признавались в любви, пылали ненавистью, грезили о светлом будущем, и цеплялись за крохи того, что было не вернуть. Он любит его, и сделает всё, чтобы вырвать из лап своего отца. Имена — разменные монеты, жизни — прикрытия, судьбы — помехи…

***

Жизнь предала его в первые секунды, и лишь воля богов позволила сделать первый вдох. С тех пор он ступает по земле, в попытках угнаться за богами, ступает по выжженной саванне, где был дом его предков, что молились Ананси, ступает по ледяной корке, где так и покоятся тайны, недоступные взору простых людей, ступает по каменной мостовой города, что сам выбрал себе имя, но находит лишь отголоски того, за чем гонится. Он не отдал своё имя стране шипов — попрощался с ним многие годы назад, он не отдал ей и своё сердце — оно стало жертвой кому-то ещё, не отдал и естества — ибо в изменчивости кроется величайшая сила. Клятвы приносят лишь глупцы — мудрецы заключают сделки, о потерянном плачут лишь слабые духом — сильные — смеются над тем, что грядёт, к порядку стремятся недальновидные — предусмотрительные господствуют над хаосом. Он не жалеет о прошлом — нельзя сбежать от судьбы, ему не нужны краплёные карты — когда есть липкие сети, он не боится шипов — они лишь делают нас сильнее. Пути богов неисповедимы, но следовать их шагами — его вечный долг…

***

Жизнь ничего не стоит, он знал это всегда, сколь бы много ему не твердили об обратном. Всё, что ты можешь с ней сделать — веселиться на полную катушку, напрочь забыв об ответственности, стыде и опасности. Всё, что ты можешь с ней сделать — трахаться, пока **й не отсохнет, заливать в себя пойло, пока оно не выжжет нутро, и жрать весёлые таблетки, пока мозги не полезут набекрень. Всё, что ты можешь с ней сделать — это искать смысл жизни среди путанных слов, проливать кровь, в надежде переступить последнюю границу, сойти с ума, не выдержав невыносимой лёгкости бытия. Жизнь ничего не стоит, и он никогда не откажется от своих слов. Но лишь оказавшись в застенках бедлама он понял, что такое подлинное отчаяние. Лишь изрисовав облупленные стены венозной кровью, он понял, что такое настоящее безумие. Лишь встретив короля, посреди ледяной пустоши, он понял, что жизнь — одна большая шутка, и лишь ступив за грань можно добраться до самого интересного…

***

Шипы отобрали и у него всё: жизнь, имя, близких, а взамен не оставили ничего кроме головокружения, привкуса горечи на языке, и нестерпимого отчаяния, что отхватила сердце ледяной коркой. Печаль затягивала его в бездонный омут, а он топил своё горе в стакане крепкого, грезя о том, как закончится это жалкое подобие подлинной жизни. Но, однажды, на самом краю пропасти, он понял, что шипы не сумели отобрать главного. Силы воли, что помогает людям продираться сквозь боль, страх и слёзы, навстречу солнцу, лучи которого в силах разогнать тучи отчаяния. В тот день он сделал первый шаг, а печаль сменилась нестерпимой злобой, что охватила сердце пламенем. Злоба вела его вперёд, и стала путеводным маяков для всех, кто отказался прятаться, бояться и страдать. Он дарил им вдохновение, они дарили ему смысл, а, все вместе, они меняли мир, капля за каплей, прямо как в далёком прошлом, что померкло, средь тумана Аркадии. Он сдерживал искру, что грозила стать пожаром, но Йоль стал последней каплей, посадив семеня бунта. Скоро придёт время жатвы, и тогда не поздоровится никому…
 

eddie-vedder-birthday11.gif



Фиолетовый вихрь подхватывает тебя, будто Эллли, и несёт в неведомые дали, сквозь леса, поля и бесчисленные города, что походят на серые пятна, полные разноцветных огней . Запомни их лица, шепчет он тебе на ухо, и ты, кожей, чувствуешь его томное дыхание. Запомни, чего бы тебе это ни стоило, он касается уха губами, и ты понимаешь, что это вовсе не вихрь. Помни, Кристин, помни... Хозяин смеётся, выпускает тебя из объятий на безумной высоте, и нет никого, кто услышал бы твой крик и пришёл на помощь...

В себя ты приходишь на полу, возле старой кровати. По щекам бегут слёзы, а в ладонях ты, крепко-накрепко, сжимаешь злополучный шар. Он больше не горит, потух, будто лампочка, но ты знаешь, придёт время и всё повторится...
Теперь ты не отдашь его никому. Пусть и не просят. Ни за что на свете.


Сообщение отредактировал Гослинг: 14 февраля 2017 - 03:19

#223 Ссылка на это сообщение Laion

Laion
  • ☼ ¯\_(ツ)_/¯ ☼
  • 23 873 сообщений
    •    

Отправлено

Где она была? Что видела? Показалось ли, что здесь был Хозяин? Сейчас, сидя на полу возле кровати в этой хижине, Кристин не пытается даже до конца осознать, что  это было.  Ее взгляд падает на шар, который она сжимает в руках, и и Кристин испуганно прижимает его к груди, чувствуя, что не сможет, уже не сможет оставить его здесь. Существует то, что ее связывает с этим шаром, что-то более прочное , чем заповедь "Не укради".  Шар исчезает там же, где и потертый флакон, но теперь он всегда с ней.  Кристин поднимается с пола, вытерев залитые слезами щеки тыльной стороной ладони и торопливо выходит из комнаты. Желудок вновь сводит от голода, но сейчас у нее есть сокровище, с которым лучше скрыться подальше как можно скорее. Даже не глядя на котел с едой, Крис выскакивает на улицу и захлопывает дверь. На мгновение она останавливается над грядкой со странными овощами, тянется к ним,  но отдергивает руку, вдруг испугавшись чего-то. Но если это не съедобно, то для чего его здесь выращивали? Кристин хмурится и переводит взгляд на соседнюю грядку.


0e36bc18048d9fcc300f326cc927b20a.gif

#224 Ссылка на это сообщение Beaver

Beaver
  • Бунд
  • 13 443 сообщений
    •    

Отправлено

— Вот так-то лучше, приятель, — пробормотал Ричард, не без труда разжав стальные челюсти капкана. — Я буду звать тебя Болто, — его губ едва-едва коснулась лёгкая усталая полуулыбка, — ты не против? — Мужчина бросил внимательный взор на волка, похоже, действительно интересуясь его мнением и ни капли не сомневаясь ни в том, что его поймут, ни в том, что он поймёт ответ. Почему он в этом так уверен? Потому что пребывание в Аркадии оставило на нём свои отпечатки, одним из которых является умение говорить с животными, недоступное простым людям, разумеется. Рик аккуратно осмотрел лапу нового друга, не прикасаясь к ней, чтобы ненароком не причинить ему своими неумелыми действиями вреда и боли. — Выглядит так себе, братец, — тихо-тихо прошептал себе под нос Зверь, поднял глаза к морде собеседника и произнёс: — Подожди меня здесь. Я вряд ли смогу помочь тебе сам, но знаю, что поможет. Я скоро вернусь за тобой, обещаю.

Он резко поднялся на ноги, подхватил трофейный топор (А что? В хозяйстве такая качественная вещь пригодится! Тем более незачем бросать её рядом с совсем не обычным трупом.) и, ласково, успокаивающе и ободряюще потрепав раненого хищника по холке, направился на поиски гоблинских фруктов. Должно же в этих сранных Зарослях быть хоть что-то полезное! Главное — не думать о том, что ещё тут есть. И мыслями о мёртвом лесорубе голову забивать тоже не стоит. Серьёзно, ни к чему хорошему это не приведёт.


#225 Ссылка на это сообщение Laion

Laion
  • ☼ ¯\_(ツ)_/¯ ☼
  • 23 873 сообщений
    •    

Отправлено

Так и не решившись сорвать ни синий огурец, ни яблоко, Кристин выбралась из огорода и, не оглядываясь, пошла в ту же сторону, что и до этого ушли те двое. Где-то ведь есть выход из этого леса...


0e36bc18048d9fcc300f326cc927b20a.gif

#226 Ссылка на это сообщение Тaб

Тaб
  • 0 сообщений
    •    

Отправлено

Кристин

Нет покоя грешникам, и страдать они будут до той поры, пока будут мечтать о страдании. Слова Хозяина, снова и снова, эхом проносятся у тебя в голове. Всё это место так напоминает о Нём, об Аркадии, где боль пленяет сильней сладострастия, о жизни, что исчезла, подобно мимолётному сну. Здесь так хочется остаться навсегда, позабыв себя, всех кто был, и только будет. И так тянет вырваться на волю, навсегда расставшись с прекрасным безумием, что будет преследовать тебя до конца твоих дней. Страдай, Кристин, ибо страдания — есть ключ к познанию себя; познай себя — и познаешь весь мир; таков последний урок. Он не оставит тебя. Никогда. Теперь это ясно, как солнечный летний день. Ослабит поводок. Облегчение, судорогой охватит тело. Острые шипы, тут же, вонзятся в кожу, раздирая её в кровь. Порочный круг, из которого нельзя вырваться, как ни мечтай. Мнимая свобода. Подлинное рабство. Иногда, нет никакой разницы.
Хочется сбежать, и ты бежишь, но Заросли не отпускают своих беглецов так просто. Тропинка петляет, окрасившись в жёлтый, под светом огромной луны. Стволы тянутся ввысь, а высушенные ветви, припорошенные снегом, будто, змеи, свернувшиеся в клубов, заслоняют небо. Как же хочется взглянуть на звёзды, но они прячутся от тебя, будто стыдясь. Как же хочется увидеть солнце, но оно, в презрении, скрылось за горизонтом Как же хочется увидеть свободу, но она, с насмешкой на устах, исчезает среди тёмного тумана, что опустился на поляну. Сколь бы ты не бежала, но, снова и снова, возвращаешься в одно и то же место. Пока, наконец, заклятье не рассыпается сотней бритвенно-острых осколков, а ты не начинаешь видеть истинную суть вещей.
Больше нет опрятного каменного домика, что высится на пригорке, укрытом тёплым снегом. Теперь есть только покосившаяся хибара из брёвен, прогнивших насквозь, стоящая посреди грязной земли, что поливает хмурый ливень. Больше нет огорода со странными, но столь пленительными фруктами, овощами и ягодами. Отныне, ты видишь фрукты хобгоблинов, что растут на грядках, окроплённых чьей-то кровью. Большей нет соблазнительной дамы в шёлковом, иссиня-чёрном платье, что проходит мимо, не удостоив тебя мимолётного взгляда. Есть только сгорбившаяся старуха в изорванном рубище, что вперила в тебя глаза тёмные, как хмурое ночное небо.
— Привет, кроха, — говорит она, обнажая беззубый рот, и голос этот походит на скрип несмазаной телеги, — ты заблудилась?
 

Ричард

Звери лучше людей во всём, тут нет никаких сомнений. Звери не надевают масок лицемерия, когда хотят тобой воспользоваться. Звери не бранят тебя в спину, стоит только отвернуться. И, всё же, есть у людей нечто, чего никогда не будет ни у зверей, ни у тебя. Нечто знакомое, но в то же время такое смутное, точно потускневшее воспоминание из далёкого прошлого. Нечто манящее, но, в то же время, смертельное опасное, будто шприц, полный героина. Силишься вспомнить, понять, осознать, но ничегошеньки не выходит. Нельзя вырваться из Аркадии, где колючая проволока прекрасней бриллиантового колье, и остаться самим собой. Сколь бы ты не грезил об обратном, но избранный тобой путь беспредельной ярости, ни с чем не сравнимой свободы, и животных инстинктов, не помог сохранить крупицу былого. И суждено тебе, навсегда, остаться Потерянным, чужаком среди людей, животных и Фей. Вечным изгнанником бетонных городов, дремучих лесов, и непознаваемой Чащи. Волком серди людей, человеком среди волков, паяцем среди Благородных. И суждено тебе, на веки вечные, остаться самим собой.
Болто, говорит волк, то ли вслух, то ли в твоих мыслях — здесь трудно отличить одно от другого. Мы не выбираем имён. Имена — оковы. Клички — цепи. Прозвища — кандалы. Но если нам дают имя, мы его принимаем. Каждое имя что-то значит. Болто — хорошее имя. Смеёшься, слишком сильно Заросли походят на Аркадии, как ни убеждай себя в обратном. Задержись тут — и навсегда забудешь собственное имя, навеки потеряешь своё сердце, безвозвратно расстанешься с душой. Останешься среди людей — забудешь, кто ты такой, лишишься былого пыла, а разум станет холодным, будто морозильник. Из двух зол лучше не выбирать ничего, это ты знаешь, как никто другой. Всё, что остаётся — балансировать на грани, пока, наконец…
Останусь тут, говорит Болто. Возвращайся, пока не посветлело. Буду ждать.
Хватаешься за топор — тяжеленный зараза — и в голове, сами собой, возникают забытые легенды, байки и сказки. Об Отце-волке, о Матери-луне, о вынужденной жертве, непрощённом предательстве и войне, длиною в вечность. Оставив Болто позади ты продираешься сквозь колючий кустарник, стволы, тянущиеся ввысь, и густой туман. Вдыхаешь морозный воздух, который вовсе не холодный, а лишь кажется таким, ступаешь по скрипучему снегу, который всё больше похож на искусную бутафорию, смотришь на луну, что наливается красным, точно спелый томат — плохой знак, не нужно быть мастаком, чтобы это понять. Вскоре, снег исчезает, будто, в незримом театре, спешно сменили декорации. Место его занимает густая, липкая грязь, вперемешку с жухлыми листьями, ливень, что льёт с неба, как из ведра и… целая гурьба запахов, что бьёт в нос, не ведая пощады. Первым тебя настигает Амарантин — снадобье, лучше которого и придумать нельзя, затем — хобгоблины — каждый из них может оказаться как лучшим другом, так и заклятым врагом, главное — держать ухо востро — и, наконец, Потерянный — этот запах ты не спутаешься ни с чем, ибо каждый Потерянный пахнет Аркадией, прекрасным безумием и отвратительной красотой. Покрепче перехватив топор, ты несёшься навстречу этим будоражащим запахам, не зная продыху…
Поляна, объятая густым туманом, — не светлым — тёмным — встречает тебя, как и в тот раз. Но это не просека, усеянная гнилыми пеньками, и знатно сдобренная вольчей — а в конце концов и фейской — кровью. Встречает тебя покосившаяся хибара, огород, над которым вьются мухи, и высушенный кусты, полные бритвенно-острых колючек, за одним из которых ты, ловко, прячешься. Встречает тебя согбенная старуха — хобгоблин, а может кто похуже -, и незнакомка, чьи контуры плывут у тебя на глазах — Потерянная, никаких сомнений. Замираешь, среди колючего кустарника, вслушиваешься в жужжание мух, хриплое дыхание старухи и, быстро-быстро бьющееся сердце незнакомки. Втягиваешь носом запах сырости, гнили и адреналина, что бушует у неё в крови. Вглядываешься глубокие окопы морщин, которым изрезано высушенное лицо старухи, гоблинские фрукты, что растут на грядках, сдобренных свежей людской кровью, жирных дождевых червей, копошащихся в мокрой грязи. Сказка, не иначе…
— Привет, кроха, — стоит старухе открыть рот и она становится ещё омерзительней, — ты заблудилась? — смутное подозрение застревает где-то на уровне сердца. Будто, настоящая ловушка ждала тебя вовсе не на той поляне, где ты сразил Лесоруба, а здесь и сейчас…

Музыка


Сообщение отредактировал Гослинг: 14 февраля 2017 - 19:04

#227 Ссылка на это сообщение Laion

Laion
  • ☼ ¯\_(ツ)_/¯ ☼
  • 23 873 сообщений
    •    

Отправлено

— Привет, кроха, — говорит она, обнажая беззубый рот, и голос этот походит на скрип несмазаной телеги, — ты заблудилась?

 

Крис шарахнулась бы и сбежала, если бы это было возможно. Но тропка привела ее опять к этому дому, значит, здесь находится та  самая встреча, от которой не уйти. В душу закрадывается холодок - неужели это все из-за шара? 

- Я...  Наверное заблудилась... - голос Крис звучит едва слышно, но ей кажется, что он бьет набатом. Или так громко бьется сердце, замирающее от ужаса?  Пересиливая страх, она говорит, стараясь унять дрожь в голосе: - Здравствуйте, Бабушка. 

 

Может быть, нужно попросить у нее помощи? Но нет. Нельзя, никому нельзя верить...


0e36bc18048d9fcc300f326cc927b20a.gif

#228 Ссылка на это сообщение Beaver

Beaver
  • Бунд
  • 13 443 сообщений
    •    

Отправлено

Зверю хотелось зарычать, но он сдержал сей порыв, опасаясь выдать себя раньше времени. Хороший охотник не осведомит жертву о своём присутствии без необходимости, и он прекрасно знал об этом. Вообще-то, самым разумным решением в данной ситуации стало бы скрытное отступление, но… серьёзно, где разумность, а где Ричард? То-то и оно. Тем более он видел эту напуганную Потерянную, зачем-то вступившую с тварью в диалог. Разве её не учили не разговаривать с незнакомцами? Ай-яй-яй. В любом случае он не мог оставить её так, как не смог оставить в беде волка. Значит, надо понаблюдать. Найти удобный момент и атаковать. А вдруг она справится и сама? Старуха же не нападает пока. Тогда замечательно. Но нет, он не уйдёт, покуда не убедится, что всё кончится хорошо для этой девчонки. Небось, прямиком из Аркадии, а?

Мужчина тихо-тихо опустил топор на землю, ведь толком не умел с ним обращаться, а значит, в бою он только помешает, и прислушался, принюхался, пригляделся…


#229 Ссылка на это сообщение Тaб

Тaб
  • 0 сообщений
    •    

Отправлено

Ричард

О, я бы мог поведать тебе столько интересного… звучит насмешливый голос Хозяина в твоей голове. Но ты никогда не умел слушать, в этом-то вся беда, только скрежетал зубами, пол царапал когтями, да пялился на меня, пока я не выдавил твои глазёнки собственными пальцами. Больно было, небось, но если бы ты проявил хоть немного благодарности, этого никогда бы не случилось, братец-волк. Помнишь, как мы поладили, поначалу? Знаю, не помнишь… Стискиваешь зубы, крепко-накрепко, чтобы не зарычать от злобы, всматриваешься в эту старуху, что совсем потеряла людской облик, вдыхаешь запах сырости, пропитавший всё вокруг, шерстью чувствуешь ливень, что льёт с небес, не ведая пощады. Он всё никак не затыкается, будто поломанная шарманка, или кассетная запись, кажется, теперь это не имеет никакого значения. Запах Аркадии, пуще прежнего, бьёт в нос, и он вовсе не новый, старый-престарый, будто беззубая старуха с глазами, точно ночное небо. Запах топи, где помирали люди, не найдя в себе сил вырваться из трясины. Запах мертвечины, оставленной в старых капищах, но, по неведомой причине не обретшей покоя. Замираешь. Хозяин смеётся. Интересно стало, да? Слушай, тогда, братец-волк, ведь я до сих пор люблю тебя больше остальных, а поэтому готов поделиться старой-доброй сказкой. Садись поудобнее…
Иногда, удача изменяет нам, это вовсе не секрет. Нет, не надейся прихватить мою голову в качестве трофея — всё равно ничего не выйдет — но, кому-то такой фокус удавался, и они закатывали пирушку — а главным блюдом были мы — плясали на костях — и ты знаешь чьих — купались в тёплой кровушке — и тут тоже всё яснее некуда. Конечно, это, всего лишь выдумка, для красного словца, но, в каждой сказке есть доля правды, ты знаешь это, братец-волк. И веселились они, значит до упаду, пока ноги до костей не сдирали, пока кровь горлом хлестать не начинала, пока съеденное ядом не оборачивалось, и не было им спасения. Самое печальное, впрочем, вовсе не это, бравые юнцы понятия не имели, что просчитались. Ой-ой, братец-волк, всё верно, просчитались, как пить дать. Они думали, что убили Фею, с концами, прочитали книгу, присели на дорожку, взяли с собой всё, что только можно, ворвались к ней в самый неподходящий момент, надругались так, что и вспоминать тошно, а потом убили, в отместку. Неблагодарность не знает границ, ведь это мы сделали их теми, кто они есть. Ты тоже так считаешь, верно, братец-волк? Скрежещешь зубами, прямо как тогда, но больше не прячешься от его едких слов, что насквозь пропитаны ядом. Знаешь: «Всё — яд, и всё — лекарство; то и другое определяет доза». И ты выжмешь из этих слов всё, что только можно, а затем погонишь его прочь.
Право, не злись на меня, ведь я не сказал главного. Мы были всегда, мы есть, и будем, пока время не вывернет на изнанку, мироздание не пустит пулю в лоб, а последний камень последней Башни не рухнет на голову последнего из нас. Феи не умирают, они лишь сбрасывают кожу, чтобы родиться вновь. Вот она — тайна за семью печатями, братец-волк, что я дарю тебе, без всякой выгоды для себя, но из любви, столь чистой, что нельзя её ни увидеть, ни учуять, ни почувствовать. Феи гибнут и возрождаются, будто сезоны: вслед за зимой всегда наступает весна, таков незыблемый закон. И этот закон берёт с нас справедливую плату, сделка есть сделка, братец-волк, ничего не попишешь. Плата велика, и имя ей — память. От и до, никаких исключений. Стоит погибнуть, и тебя заставят испить из чаши безвременья, заставят забыть и оставить прошлые страсти, обрести новую плоть, дух и разумение. И горе тому, кто не вспомнит главного — своего естества. Взгляни на неё, братец волк. Взгляни в эти пустые безжизненные глаза, до краёв наполненные осенним страхом. Они помнят? Помнят? Ну же, волк, она помнит? Молчишь. Нельзя отвечать голосам в голове, или прогнать их не останется сил.
Помнит? ПОМНИТ? ПОМНИТ?! ПОМНИТ, А?! Он срывается на крик, но ты не поддаёшься. Не отвечай, братец-волк, я знаю, что ты знаешь. Внутри она мертва не одну сотню лет, сгнила, будто трухлявый пень, и никогда не вернётся домой. Жалкое зрелище, но всё, что я могу сделать — подарить ей покой, твоими руками. Смеётся, а холодок, против воли, пробегает по твоей коже. О, я знаю, как сильно ты меня любишь, пусть и прячешь эту любовь так глубоко, что найти её в силах лишь самый искусный лекарь. Сделай это для меня, братец-волк, крохотное одолжение для старого-доброго Хозяина, что взрастил тебя, выкормил и подарил смысл жить. Вырви из неё жизнь, вместе с последней каплей крови, вспори гнилые кишки и развесь вдоль колючей изгороди, выдави глаза, пока она будет корчиться от нестерпимой боли. Она ведь ничем не отличается от меня, братец-волк, а ты ведь хочешь сделать это со мной, верно? Хочешь, я знаю. И если ты убьёшь её — клянусь, а я никогда не разбрасываюсь клятвами — мы с тобой поиграем.
Он смеётся, громко, надрывно, без устали. Смеётся, пока виски пульсируют нестерпимой болью. Смеётся, пока кровь течёт из носа тонкой струйкой. Смеётся, пока ты хватаешься за грудь, в отчаянии, ловя ртом холодный осенний воздух, взор застилает пелена, а сердце бьётся так порывисто, будто делает это в самый последний раз. А потом замолкает. Словно ничего и не было. Ветерок приятно холодит кожу, ливень, мерно стучит по крыше, усыпанной гнилыми ветвями, ноги вязнут в липкой грязи. Самое время отступить, пока не стало слишком поздно, нестись, без оглядки, пока снег не укроет землю одеялом, а всё не вернётся на круги своя. Бросаешь взгляд на старуху, просунув морду сквозь колючие кусты. Тянет к Потерянной высохшую ладонь. Отворяются врата. Запах мертвечины бьёт в нос. Как часто принципы играют с нами злую шутку…



Кристин

— Не бойся, кроха, — отвечает она, и в голосе том нет злобы, надменности, или желания внушить страх. Он лишь скрипит, подобно ободранным осенним ветвям, что трутся друг о друга, стоит подуть холодному ветру. Он лишь сквозит могильным холодом, что можно учуять в старом склепе, где покоятся те, кто основал Вавилон многие годы назад. Он лишь пронизан Аркадией, память о которой свежа, будто краска на едва выкрашенной скамье, что стоит возле твоего старого жилища. Это как тень, отзвук, или обрывок сна, что не несёт в себе страха, печали, или гнева, но пробирается в голову, оставляя там семена, что дают всходы, стоит только дать волю безграничной фантазии. Потерянные знают: фантазия подобна обоюдоострому мечу, сегодня ты разишь ей врага, а завтра перерезаешь собственную глотку. Знаешь и ты: вчера она вела тебя навстречу свободе, а сегодня сковывает кандалами влечения, интереса и страха. Не сразу, но ты понимаешь, почему: она так похожа на Хозяина, что сходство это пленяет, манит и зовёт в неведомые дали, а в то же время окатывает волной ужаса, отвращения и желания бежать, без оглядки. И, всё же, ты не бежишь, делая первый шаг по тропе вечного Лета…
— Не ты первая забредаешь туда, куда не ведёт ни одна тропа, туда, где людские порядки осыпаются костным прахом, а на их место, по праву, встают вечные законы, неведомые, непознаваемые и неясные таким, как ты, я, или все, кто живёт в этом лесу. Но, пусть, мы не знаем этих законов, в полной мере, это не даёт нам права закрывать на них глаза. Знаешь почему, кроха? — качаешь головой, не сводя глаз с её изорванного рубища, от и до, покрытого неясными письменами. Они кажутся невероятно знакомыми, и не сразу, но ты понимаешь, где их видела: на той самой кровати, где лежал таинственный шар, что унёс тебя в неведомые дали фиолетовым вихрем. — Ибо расплата настигает всех, хотят они того, или нет, ведают ли о ней, или живут без страха, готовятся ли, или прозябают в праздности. Кара, подобно граду, осыпается на головы презревших закон, и им остаётся лишь принять её, ибо нет выходов, лазеек и обходных путей. Мщение настигает всех и каждого, сколь бы далеко не бежали мучимые дурным предчувствием, сколь бы ушлые не предлагали Немезиде жизни близких, в обмен на свою, и сколь бы не смеялись смерти в лицо стоики, всех их ждал один конец.
Ты вглядываешься в её изъеденное морщинами лицо, боясь наткнуться на глаза, подобные звёздному небу, бездне морского дна, или комнате, запертой на ключ, куда не в силах проникнуть и лучик живительного солнца. Задираешь голову и видишь лишь скрючившиеся ветви, загородившие путь наверх. Ловишь языком каплю воды, льющейся с неба. Она горчит, будто сырая земля, промочила твои волосы и тонкое платье, заставляя вздрагивать от холода, бессильно стучать зубами и мечтать о том, как ты вернёшься в родной Вавилон.
— Искушения губят нас, — продолжает старуха своим отстранённым тоном, а в голове, сразу, проносится мысль о Шаре. — сбивают с верного пути, заводят туда, откуда нет выхода. — старуха качает головой, и ты понимаешь, что она знает. — мне жаль тебя, кроха, и возьми ты миску похлёбки, тёплую шаль, или какое варево, не случилось бы ничего дурного. Но Шар, — она стискивает гнилые пеньки зубов, — это не игрушка, он не твой, и никогда им не будет, запомни это кроха. Но он и не мой, и был вверен мне, как часть клятвы, скреплённой узами всемогущего Вирда. Из-за тебя, кроха, эта клятва трещит по швам, а стоит ей надорваться, — она цокает языком, глядя прямо тебе в глаза. Холодок пробегает по коже, но ты отказываешься сдаться страху, ибо таков путь Лета. Лета, что прогонит самую страшную хворь. Лета, что растопит крепчайшие льды. Лета, что, родившись из шальной искры, охватит всё вокруг негасимым пламенем.
— В сей клятве мне вверена роль Немезиды, — она медленно вытягивает иссушенную ладонь, и ты слышишь, как скрипят ветви за твоей стеной, отрезая путь к отступлению, — и я исполню её, без сомнений, жалости и промедления. — тёмный туман становится гуще прежнего и ты, краем глаза видишь, как распахиваются двери в покосившуюся избу, что стоит впереди. Сильный запах, тут же, бьёт в нос: то ли затхлый воздух, то ли сгнившие фрукты, то ли сырая земля. Внутри больше нет скрипучего пола, большого котла и тёплого камина. Только с десяток бледных и ободранных рук, что тянутся к тебе, не в силах вырваться наружу. Внутри больше нет тепла, обволакивающего измождённое тело, мягкой кровати, так и молящей прилечь на неё, и тёплого супа, что греет, не прося ничего взамен. Только вечный покой, липкий сырой и тёмный. Внутри больше нет огня, что трещит в камине, пола, скрипящего под ногами, и варева, мерно булькающего в котле. Только тихие стоны, что, нараспев, молят тебя: «Иди к нам, Кристин. Позабудь о страстях, что живьём тебя жрут. Позабудь о живых, что ножами спину истычут. Позабудь о прекрасном безумии, отравившем, подобно, худшему яду из всех. Здесь этого нет. Здесь нет и тебя. Здесь нет ничего. Только вечный покой. Только славный покой. Только сладкий покой. Навсегда. Навсегда. Навсегда." Липкий холодок пробегает по спине, хочешь ты того или нет. Старуха протягивает тебе ладонь, её испещрённое морщинами лицо накрывает вуаль полуулыбки.
— Идём, Кристин, нельзя сбежать от возмездия.

Музыка


Сообщение отредактировал Гослинг: 16 февраля 2017 - 04:38

#230 Ссылка на это сообщение Laion

Laion
  • ☼ ¯\_(ツ)_/¯ ☼
  • 23 873 сообщений
    •    

Отправлено

Даже не оглядываясь назад, Крис понимает, что сбежать, действительно, некуда. Даже если бы, обернувшись туманом, она и просочилась сквозь шипы зарослей, даже если бы сумела вырваться, дорога вновь и вновь будет приводить ее сюда. Остается... Идти за старухой? В душе Кристин наряду с безумным страхом разгорается пока еще крошечный огонек ярости загнанного в угол зверька. Ярости на саму себя, не сумевшую устоять перед соблазном, ярости на этот шар с его дьявольской магией,  ярости на эту старуху, которая.. Знала! И оставила этот шар, как приманку, как ловушку.  Кристин бросает взгляд на открытую дверь хибары, на тянущиеся к ней руки  и мотает головой, отдергивая руку. Пойти за старухой туда, к этим бледным рукам, тянущимся к ней, выше ее сил.

- Какого возмездия ты хочешь? - голос отказывается повиноваться, и Крис приходится буквально выдавливать из себя с хрипом слова. Она знает, что старуха права, Брать чужое - нельзя.  Но точно  так же знает, что не может остаться здесь. Потому что это - навечно. Потому что ей нужно вырваться из этих чертовых зарослей и вернуться домой, туда, где ее ждут. Потому что она слишком долго возвращается. В ладони Кристин появляется шар, который она с горечью, будто бы отрывая от сердца, протягивает старухе. - Ты...  убьешь меня? 


0e36bc18048d9fcc300f326cc927b20a.gif

#231 Ссылка на это сообщение Beaver

Beaver
  • Бунд
  • 13 443 сообщений
    •    

Отправлено

«Твои принципы тебя погубят, Ричард. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. Не послезавтра, так когда-нибудь обязательно», — назойливо талдычит голос разума.

Но его, к сожалению или к счастью, легко игнорировать. Куда легче, чем высказывания Хозяина. При мысли об этом Истинном ублюдке зубы сжимаются настолько сильно, что слышен их скрежет. Выполнять его поручения нет никакого желания — наоборот, теперь из ребяческой вредности хочется оставить старуху в живых или по крайней мере постараться это сделать. А может, на то и был расчёт? В любом случае намерение помочь девчонке ничуть не меняется: трудно взять и отказаться от привычных взглядов на мир. Но… эй, это же замечательно! Ведь какой смысл в жизни, если у тебя нет никаких твёрдых убеждений, за которые ты даже готов умереть, и ты в любой ситуации вертишься, словно флюгер в ветреную погоду? Никакого, по мнению мистера Робинсона. О да, он тот ещё упрямец! Он тот ещё упрямец, хорошо это или плохо… Наверное, хорошо. Для тех, кого он спас, точно хорошо.

Ричард тряхнул лохматой головой, отгоняя последние крохи наваждения, машинально вытер тонкую струйку крови, вытекшую из носа, и покинул своё импровизированное убежище. В пару не то шагов, не то скачков он оказался возле Потерянной, совершенно по-звериному оскалился и, прикрывая её собой, принял угрожающую позу.

— Дай нам уйти, — прорычал мужчина, обращаясь к старухе. — Это не просьба.

Интересно, не испугает ли такой защитничек Крис ещё больше? Помимо того, что его джинсы и белая рубашка замызганы отнюдь не краской, видок у него сам по себе… необычный. Братец-волк, да, ни дать ни взять. Причём, судя по всему, только что отобедавший. А все, читавшие «Красную Шапочку», подобным типам не доверяют, а?


#232 Ссылка на это сообщение Laion

Laion
  • ☼ ¯\_(ツ)_/¯ ☼
  • 23 873 сообщений
    •    

Отправлено

Отшатнувшись от неожиданно выскочившего откуда-то спасителя, Крис едва не уронила шар в грязь. Сердце екнуло, проваливаясь куда-то вниз, но не столько от вида зверя, сколько от испуга за хрупкий талисман: "Разобьется!".  Судорожно всхлипнув, Крис подхватила уже почти падающий шар, прижимая его к себе и схватила незнакомца за рукав перепачканной в...  крови? ...рубашки: - Нет!  Не надо, не трогай ее!  Пожалуйста. 


0e36bc18048d9fcc300f326cc927b20a.gif

#233 Ссылка на это сообщение Beaver

Beaver
  • Бунд
  • 13 443 сообщений
    •    

Отправлено

«Глупая девчонка…» — мгновенно пронеслось в мыслях, и Ричард, бросив на Потерянную короткий раздражённый взгляд и кое-как сдержав рык, резким грубоватым движением выдернул из её ладони рукав собственной рубашки и вновь переключил всё своё внимание на старуху, наблюдая за ней с заметным напряжением и готовясь в любой миг, напасть, если почувствует угрозу, или отразить атаку, словно сжатая пружина, ждущая нужного момента, чтобы распрямиться.

Неужели неясно, что если бы он хотел её тронуть, то уже сделал бы это, причём не показываясь на её глаза, тем временем гневно думал Рик.


#234 Ссылка на это сообщение Тaб

Тaб
  • 0 сообщений
    •    

Отправлено

Потерянные

Она смотрит на Волка в людской шкуре, но в глазах, подобных бездонной яме, куда сбрасывали изуродованные тела жертв мора, нет и тени страха. Она смотрит на Потерянную, заблудившуюся средь тёмного леса, куда простой люд никогда не забредает по своей воле, но в глазах, подобных океанской пучине, нет и тени милосердия. Она смотри на обоих фей, фигурки, что прячут первобытный страх за лютой злобой и натужной храбростью, и в глазах тех, подобных небу, затянутому тучами, мелькает тень интереса. Позабыть можно всё: страсти, былое, естество, но память никогда не исчезает, она лишь ждёт на пыльном чердаке, куда столетиями не поднимались по скрипучей лестнице. Память выжидает, подобно тесту, что кухарка оставляет на столе, чтобы то поднялось и стало вкуснее прежнего. Память просачивается, будто трупный запах из-под половиц, куда незадачливый душегуб прячет высохший труп своей первой жертвы. И сколь ты не беги по бесконечному лабиринту зарослей, сколь не борись своим естеством, но оно настигнет тебя, подобно Судьбе, Немезиде, или самой Смерти. Законы бытия остаются неизменными, сколь ты не тасуй карты, не бросай игральную кость и не делай продольный надрез на запястье. Один из законов гласит: искреннее намерение в силах перетянуть серебристые нити на себя, изменив то, что было предначертано. На плата… Плата всегда будет велика.
— Право, Волк, — хрипит старуха, едва не срываясь на клокочущий смех, — неужели ты, и вправду, хочешь напугать меня своими острыми когтями. Ту, кто прожила в этих Зарослях больше, чем все вы промучились в Старом королевстве? Ту, с которой считается самозваный Король, боязливо, посылает к ней лакеев и холопов, а не палачей с заточенными топорами? Ту, кто видела Бледного короля, заточённого в Тюремных башнях, и вернулась оттуда неизменной? Волк, ты и вправду считаешь, что сможешь одолеть меня здесь, посреди моей земли, где все и каждый следует моей воле и даже мертвецы не в силах сказать: «Нет»? — Старуха замолкает, вперив в него взгляд, не ведёт ладонью, не произносит слов за всеми забытом языке, но Потерянные чувствуют, как ноги их, по щиколотку, вязнут в липкой грязи, а из земных недр, буравя сырую грязь, лезут наружу бледные мертвецы, по неведомой причине отринувшие покой. Их скользкие руки обхватывают ноги Потерянных, но без натуги, не пытаясь сдержать, или внушить страх. Скорее, наоборот, маня последовать за ними, вглубь царства лишённого страстей.
— Наказание свершится, хотите вы того или нет, — она всё также срипит, подобно несмазаннной телеге, — но ты, Волк, подарил мне одну хорошую мысль, — хриплый смешок прорезает завывание ветра, мерный гул капель, превративших сырую землю в месиво, и стук сердец Потерянных, что бьются в унисон, здесь и сейчас. — Ты не хочешь, чтобы она отдала свою жизнь в качестве платы за свершённое, и я могу понять тебя, Волк, ибо нет на свете ничего прекрасней искренних намерений, что, вдребезги, бьются, столкнувшись с теми, кто принимает их за чистую монету. Она не умрёт, если ты отдашь мне то, что потерял, когда один из изуверов забрал твою хрупкую плоть в Старое королевство. Она не умрёт, если ты отдашь мне то, что обрёл, когда избрал стезю вечного бунта, и продирался сквозь колючие Заросли. Она не умрёт, Волк, но только, если ты отдашь мне свою душу. Сам, без пыток, уговоров и соблазнов. Здесь и сейчас, я пожну, её, будто Мрачный жнец, именуемой Смертью, и вы вернётесь назад, как и мечтали. Но горечь утраты, Волк, — высушенный губы искажает полуулыбка, — не оставит тебя до конца твоих дней. Посмотрим, сумеет ли перевесить её сладость чужого искупления.
В воздухе повисает тишина, и даже ливень, ветер, и мертвецы, не желают нарушить её. Как и сердца Потерянных, что замирают, будто незримый насмешник вцепился в секундную стрелку, не позволяя ей совершить вожделенный оборот. Единственная, кто вправе позволить времени течь, как и было предначертано — это…
— Есть и ещё один выход, но, сомневаюсь, что он будет тебе к лицу. — Старуха смотрит на вторую Потерянную и её лицо, испещрённое морщинами, перетягивает нитью ехидства. — Всё, что тебе нужно, Кристин, — пройти сквозь врата, где кончаются людские жизни, сменяясь вечным покоем посмертия. Всё, что тебе нужно, Кристин — пожертвовать собой во имя незнакомца, который встал на твою сторону. Всё, что тебе нужно, Кристин — искупить свою вину, как и было предначертано, перед лицом всемогущего Вирда, что связывает наши судьбы серебряными нитями судьбы. В противном случае… — Старух хрипло смеётся и смех этот походит на шелест колючего кустарника, лишённого листвы, под сенью вечной Осени. На скрип несмазанной телеги, что везёт бледные, измученные и бездыханные тела в страну вечного покоя. На стон флюгера, качаемого ветром, что стоит на крыше старого дома в дальней окраине Кёлльна. — В противном случае вы умрёте, и вряд ли эта смерть станет быстрой, тихой, и безболезненной. О, не сомневайтесь, я подарю вам минуты сладких мучений, что заставят ваши глазёнки выпучиться от нестерпимой боли, кровь — хлынуть горлом, с приятным слуху бульканьем, а внутренности — скрутиться, будто змеиный клубок, прямо на ваших глазах. Выбирайте, дети мои, ибо время не ждёт…
 

Паук

Клятвы — это хрупкие цепи, но когда они рвутся, подобно пергаментной бумаге, звук этот, нестерпимым гвалтом, бьёт по ушам всем, кто связан серебряными нитями судьбы, пред лицом всемогущего Вирда. Он не стал исключением, и замер, посреди тропы, выстланной снегом — вечным напоминаем о власти его Короля, что остаётся неизменной, вопреки воле сезонов — что вела прямиком в серый Вавилон. Обернулся, глядя, сквозь густой туман, что накрыл собой землю, будто, случилось это не зимней ночью, но в хмурым осенним вечером. Принюхался, ощущая три знакомых запаха в опасной близости, и понимая, что кое-что, пошло вовсе не по плану, а значит часы уединения в объятой дымом квартире, откладывались на неопределённый срок. Клятвы — это хрупкие цепи, и пусть боги хранят тех, кто вмешивается в законы, что не в силах понять; но стоит богам отвернуть от них свои светлые и тёмные, хитрые и прямолинейные, прекрасные и вселяющие страх, лики, приходит время тех, кто, прежде, выжидал в тени…


Сообщение отредактировал Гослинг: 16 февраля 2017 - 19:54

#235 Ссылка на это сообщение Laion

Laion
  • ☼ ¯\_(ツ)_/¯ ☼
  • 23 873 сообщений
    •    

Отправлено

Яростный росток в душе Крис от слов старухи вспыхивает сильнее. 

- Не смей!  - громкий шепот разносится, подобно крику над поляной. - Не смей, Волк! Это моя вина и моя расплата. Но сначала я хочу знать, не врет ли она и может ли спастись хотя бы один из нас. 

 Крепко сжав в ладони Шар, Кристин заставила ту силу, которую она чувствовала внутри  себя, коснуться шара. 

 

 трата 1 пункта Чар  на Шар. 


0e36bc18048d9fcc300f326cc927b20a.gif

#236 Ссылка на это сообщение Beaver

Beaver
  • Бунд
  • 13 443 сообщений
    •    

Отправлено

Ричард определённо догадывался, что его угроза не подействует, но эй, попытаться-то стоило! Всё равно выбора оставалось не так уж и много, правда? Ну не бежать же, поджав хвост, в конце концов! Позорное отступление — удел трусов… а слепая жертвенность — идиотов. Но это неважно, ведь идиотом он и был всегда. И наверняка будет до самой смерти. Зато гордый и отважный. Дурак.

Он оглянулся на Потеряную и слабо улыбнулся ей. Такая юная… Ещё жить да жить. А он… он успел пожить. Причём пожить, по его скромному мнению, достойно. Так что и уйти в мир иной не страшно, ведь память о нём навечно поселилась в сердцах тех, кого он спас. В сердцах тех, кого он вытащил из огня, в сердцах тех, за кем пробирался сквозь клубы чёрного дыма, каждый раз рискуя не вернуться, и… в её сердце, возможно, тоже поселится. Как знать? К тому же самого дорогого он уже лишился.

— Отпусти её, — пристально смотря в пустые глаза старухи, твёрдо и на удивление спокойно произнёс мужчина. — Отпусти её, чтобы я видел, что ей ничего не угрожает, и тогда я отдам тебе свою душу. — Он усмехнулся, услышав слова девчонки, от которых только больше утвердился в мысли, что принимает правильное решение, и тихо сказал, обращаясь уже к ней: — Ты, «виноватая», лучше пообещай, что неподалёку отсюда найдёшь раненого волка и поможешь ему. И передай ему, — в его голосе сквозила горечь, — что я его не бросал.


#237 Ссылка на это сообщение Тaб

Тaб
  • 0 сообщений
    •    

Отправлено

Ричард

— Прости? — вопрошает старуха, наклонив к тебе голову, обмотанную грязным платком. — Мне послышалось, или наш волчок, хочет поиграть со мной в игру? Хочет, чтобы наша кроха спаслась, сбежала сквозь колючие Заросли, и нашла свой приют в сером граде. А храбрый Волк напал бы на злую Старуху, и сражался бы с ней, не ведая жалости, ни к себе, ни к врагу, пока ни одержал бы победу, аль не пал бы смертью храбрых. О, как же это скучно, Волк, хочу верить, что намерения твои не столь глупы, ибо расплата было бы в сотню раз болезненней. Но если ты хочешь убедиться, смогу ли я пренебречь сказанным — значит ты очень мало знаешь о нас, о Вирде, и словах, что бывают крепче стали. Значит, ты столь же юн, сколь и она, хоть и хочешь казаться страшным, сильным и непобедимым. Значит, ты, совсем недавно, бежал из Старого королевства, и ещё не надышался воздухом свободы, что, вскоре обернётся страшным ядом. Знай же, Волк, — она наклоняется так близко, что ты чувствуешь смрадное дыхание на своём заросшем лице, — мы не нарушаем сделок, если это не сулит страшной выгоды, а перед лицом Вирда, что связывает всех, каждого и никого, каждое слово может стать сделкой, хочешь ты того или нет. И твоё слово, и моё, и её. Все мы связаны серебряными нитями судьбы, пусть и находятся глупцы, вознамерившиеся отринуть эти узы, в своём непоколебимом высокомерии. Но ты ведь знаешь, чем кончаются такие истории, Волк. Все, кто мечтают обмануть Судьбу, Смерть, или злой Рок, встречают их в конце своего пути. Эта история из таких, и закончится она точно также. Вам придётся сделать выбор, или принять кару, одну на двоих. Возможно, так будет приятней. Возможно, злоба пожрёт тебя заживо и ты раздерёшь её первым, из-за несправедливости такой кары. Возможно, всё будет совсем иначе…
Ловишь взгляд её бездонных глаз, и холодок пробегает по коже. Хозяин был прав, как никогда, не остаётся никаких сомнений. Они похожи, точно близнецы, ибо в каждом тлеет крохотный огонёк Аркадии, помнят они об этом, или нет. И естество всегда берёт верх, ибо оно превыше границ осознания, ибо оно везде: пропитывает плоть, составляет кровь, ведает разумением. Её естество — это естество Феи, и оно ведёт её по этой скользкой тропинке не одну сотню лет, пусть Старуха, сама не подозревает о причинах. Ей нравится играть вашими судьбами, будто мальчишке, который ловит жуков, кладёт их в спичечный коробок, а затем сжигает, при помощи лупы и солнечного луча, внимательно следя за тем, кто же погибнет первым. Ей нравится играть вашими судьбами, будто тому маньяку из старого фильма, что прикрывался прописными истинами, чтобы удовлетворять безмерную жажду крови. Ей нравится играть вашими судьбами, будто твоему Хозяину, что обожал говорить о любви, ненависти и страхе, не ведая истинного смысла этих вещей.
— Волк, ты ещё здесь? — спрашивает вовсе не Старуха, но он, с ехидной улыбкой, застывшей на лице, подобно карнавальной маске, с сотней разноцветным огней, что горят на месте глаз, с монолитным куском гранита заместо сердца, и тупым ножом, зажатым в тонких пальцах. — Волк, не отключайся, — он, с силой, бьёт тебя по улицу, а перед глазами, всего на мгновение, вспыхивают сотни искорок. — Ну нет, нет, мне не нравится, когда ты отключаешься так быстро… — ещё пощечина, его голос капризный, но в нём слышатся стальные нотки. Он играет, с тобой, с собой, и со всеми. Он играет, надевая сотни масок, одну поверх другой. Он играет, и никто не видел его подлинного лица, ибо его… — Нет! — бьёт под дых, ты сгибаешься пополам, жадно глотая воздух. — Не!, — хрустят колени, ты падаешь на землю, и волна нестерпимой боли катится по телу. — Смей! — хрясь, хрясь, хрясь, лицо становится кровавым месивом, а ведь он работает одной левой, правая, продолжает, сжимать нож, методично выгадывая момент, когда, лучше всего, пустить его в ход, — От, — глазное яблоко взрывается фейерверком бесчисленных огней, лезвие, с чавкающим звуком, входит до упора, краем глаза ты видишь отсвет бессменной ухмылки, которую, никто так и не сумел смыть с его лица. — Ключаться! — свет затухает, когда он вонзает кожевенный нож во вторую глазницу, твоё тело становится очагом боли, которую не в силах одолеть ни морфий, ни героин ни смерть. Лишь крик мечтает вырваться из груди, чтобы заглушить всё вокруг: волчий вой, смех Хозяина, чавканье ножа, буравящего плоть. Но он оборачивается сдавленным хрипом, как только подступает к сухой глотке. А ты летишь, сам не ведая куда. Летишь, прямо как во сне, родом из далёкого детства. Летишь, навстречу сырой грязи…
— Волк? — снова спрашивает Старуха, не он. — Ты ведь не помер? Сейчас очень плохое время для спонтанной смерти. С трудом, отрываешь лицо от грязи, в которой пируют жирные черви. Чавкает, будто нож, вонзившийся в глазницу, и ты, волей-неволей, кривишься, пытаясь встать на ноги. Всё это было не по-настоящему, никаких сомнений, ещё один морок, ещё одно наваждение, ещё одно воспоминание, на секунду, вспыхнувшее посреди безбрежной тьмы безпамятства. Но почему же всё тело болит так, будто тебя мутузили три Лесоруба вместе взятых?
— Прости, кажется я перестаралась, — хрипло смеётся Старуха, видя, как ты, снова и снова, вязнешь в сырой земле, которую незатихающий ливень превратил в грязное месиво, — но мне хотелось, чтобы ты понял, с кем связался, и оценил свои силы, Волк. Пойми, меня не взять грубой силой, это ни вышло ни у Короля, ни у множества недовольных моим подходом, ни, тем более, у таких как ты. Перефразируя одну фразу: Пока живы Заросли, жива и я, и никто этого не изменит. — ещё один сдавленный смешок. Внутренний Зверь требует от тебя разбить её лицо, в труху, но что-то ему мешает. Возможно, это инстинкт самосохранения, объединяющий и людей, и животных, и Потерянных. — Только выбор, Волк, только выбор в силах определить вашу судьбу…

// Здоровье — / / / / / / /
Сила воли — 4/5
Чары — 5/10
Ясность — 6 //

Кристин

— Нет, — хрипит Волк, сквозь стиснутые зубы, и бросается на Старуху, обнажив бритвенно-острые когти, обагрённые запекшейся кровью. Его Звериное сердце, охочее до свободы, не в силах принять навязанный выбор. И, отринув все возможные границы, Потерянный несётся на неё, точно дикий лесной Зверь. Он ведом не насмешливым голосом в собственной голове, но внутренней храбростью, жаждой справедливости и презрением к подобным его собственному Хозяину. Но он не в силах одолеть Старуху, и осознание этого обращается слезами, выступившими на твоих глазах. Старуха взмахивает ладонью, и неведомое колдовство разит храброго хищника, не ведая пощады. Он, навзничь, падает в грязь, но, всего на мгновение ты ловишь взгляд его остекленевших глаз Зверя, встретившего смерть, лицом к лицу. Старуха смеётся, вперив в тебя свои глаза, подобные беззвёздному небу, затянутому тучами, а ты захлёбываешься слезами, не в силах понять, почему совершила столь глупую ошибку. Хватаешь злополучный Шар и, вопреки нестерпимому влечению, с силой разбиваешь его о землю, видя как потускневшая поверхность разлетается сотней осколков, в каждом из которых отражается лицо старухи, изуродованное первозданным страхом. А затем ты видишь и её… Смерть, последняя из сестёр взмахивает своей косой, обрубая серебряную нить твоей жизни.

***

Это твой проступок, и лишь ты имеешь подлинное право принять наказание, как и было завещано пред лицом всемогущего Вирда, что связывает всех, каждого и никого. Старуха протягивает тебя иссохошую ладонь, и ты сжимаешь её, так крепко, как только можешь, не отводя взгляда от её глаз, ибо таков путь Лета, и ты пройдёшь этот путь, до конца, пусть, первый раз и станет для тебя последним. Она ведёт тебя к вратам, где кончается жизнь и начинается смерть. Где страсти уступают место умиротворению. Где каждая душа обретает вечный покой, хочет она того, или нет. Ты замираешь, на пороге, в последний раз. Бросаешь взгляд на Волка, он недоволен, как и прежде, и, в глубине души, молит тебя передумать. Но выбор сделан, и поздно отвергать принятое решение. Ты шагаешь внутрь избы, и в след за этим шагом перестаёт биться твоё сердце. Сонм вечных пленников царства мёртвых приветствует тебя тихим и безрадостным хором, среди которого проскальзывает лишь нотка удовлетворения. Отныне, их будет больше, и каждому есть, что рассказать остальным. А сомкнувшиеся ветви отворяют свои врата, позволив Волку выйти на знакомую тропу, выстланную снегом. Ибо Феи не нарушают сделок, так было, так есть, и так будет.

***

— Нет, — хрипло смеётся Волк, глядя на неё, без тени трусости, страха и сомнений. — в этот раз твоя игра кончится иначе, — и он хватает её за протянутую ладонь, пока кожа не белеет от натуги. Но Старуха не ведёт его за собой, ибо лишь искреннее намерение в силах вмешаться в перипетии судьбы, и оно вмешивается, по обоюдному согласию Вирда, и всех, кто причастен к клятве. Однако, каждое вмешательство требует платы, и Старуха берёт её, подобно Мрачному жнецу, отсекая душу Волка от плоти, будто искусный портной — кусок грубой ткани. А вместе с ней приходит и опустошение, опускаясь на тело Потерянного тяжким грузом. Вместе с ней уходит воля к жизни и страсти, что питали его всё это время. Вместе с ней подобно обрывку сновидения исчезает тот самый огонёк, соединявший воедино зверя, Фею и человека. И плата та, быть может, страшнее самой смерти. Но сделка остаётся сделкой, и ветви расступаются, по мановению её руки, открывая вам обоим путь наружу. В Вавилон.

***

Элли, скажи Канзасу: «Прости-прощай!» шепчет тебе фиолетовый вихрь, унося в неведомые дали. Ах, как жаль, что нет среди них Вавилона, последнего оплота свободы для всех Потерянных. Три пути, три серебристые нити, посреди безбрежного полотна судьбы. Они ближе всего, но они — не единственные. Выбери одну из них, или найди свою, всё зависит от тебя. Но помни о главном, юная леди: «Воля сделает любой выбор правильным». Так было. Так есть. И так будет. Во веки веков.

— Только выбор, Волк, только выбор в силах определить вашу судьбу… — слышишь ты скрипучий голос старухи, сквозь пелену забытья, и ком, волей-неволей, подступает к горлу.

// Здоровье — _ _ _ _ _ _ _ _
Сила воли — 1/2
Чары — 4/10
Ясность — 6 //


Сообщение отредактировал Гослинг: 17 февраля 2017 - 03:44

#238 Ссылка на это сообщение Laion

Laion
  • ☼ ¯\_(ツ)_/¯ ☼
  • 23 873 сообщений
    •    

Отправлено

- Нет!  - и торопливо, будто бы боясь, что ее опередят, Крис протягивает руку старухе и хватается за нее, как за единственное спасение.  - Я иду. Сделка совершена. Волк свободен и уйдет своей дорогой в любом случае.

 

Это ее путь. Путь Лета.  На мгновение она оборачивается и в руку Волка ложится потертый флакон. - Выпей это.. Но лишь только тогда,  когда Она, та, что с косой,  заглянет тебе в глаза.

Больше ничего объяснять не нужно. Он сам все поймет, прикоснувшись к талисману. Ее последний Дар. Тому, кто готов был отдать за нее жизнь и душу. Тому, кому она поверила. Впервые за вечность.

 

Крис идет следом за старухой. В голове настойчиво бьется увиденное - страх на лице старухи, когда разбивается шар. И Смерть. Но разве то, что будет за этой дверью, лучше смерти?  Замерев на пороге, в последний раз она бросает взгляд на Волка. Он недоволен. Но выбор сделан. Кристин переводит взгляд на Шар. Это невыразимо прекрасное  чудо. Это проклятие. Скольких она уже заманила сюда этим шаром?  Кристин размахивается. Шар , сверкнув фиолетовым отблеском, со звоном падает на камень у порога... 

 

 

Талисман Фиал Жизни передан Волку.. 


0e36bc18048d9fcc300f326cc927b20a.gif

#239 Ссылка на это сообщение Beaver

Beaver
  • Бунд
  • 13 443 сообщений
    •    

Отправлено

Ричард, даже не предпринимая попыток встать с земли, поскольку всё тело нещадно ломило, поднял затуманенный взор на Потеряную и, с трудом разлепив почти не слушающиеся губы, тихо прошептал: «Глупая девчонка…» Не со свойственным ему гневом, нет. Но с искренним сожалением. Конечно, он не был доволен — и это мягко сказано! — её решением, но… понимал её. Понимал как никто другой и отчасти потому больше не смел мешать. А ещё потому, что уже попросту не мог ничего сделать.

Зверю хотелось взвыть волком, но он только покрепче стиснул зубы и кулаки, когтями со злостью впиваясь в собственные ладони до боли и сильно сжимая потёртый флакончик. Как печально, что в этом мире нет места сказкам со счастливым концом, как и нет места, похоже, прекрасным душевным порывам, поскольку ничем хорошим они не оканчиваются, как бы ты ни желал иного.


#240 Ссылка на это сообщение Тaб

Тaб
  • 0 сообщений
    •    

Отправлено

Потерянные

Сотня осколков взмывает в воздух, будто снежные хлопья, которым не нашлось места в этом мире сырости, грязи и страха. Сотня осколков, беспредельно манящих, соблазнительных, и обуздывающих с первого взгляда. Сотня осколков, опасных, точно пачка острых лезвий в руках самоубийцы, будто свистящий кнут в руках Короля, словно блестящий кольт, зажатый в руках Сэма Миллигана. И в каждом осколке — своя судьба, что переплетаются серебристой нитью в безразмерном полотне вселенной. Вот, Хищник, из легенд, забытых всеми, кроме них самих, бросает на тебя мимолётный взгляд, но садится в наглухо тонированную машину, не обернувшись. Почему, Кристин? Отчего он не превратил твоё тело в окровавленный мешок, полный сломанных костей? Судьба, неужели она довлеет над каждым нашим поступком? Вот, незнакомка висит у него на плече, мёртвым грузом, и каждый взгляд на неё, будит память, что ждёт в самых глубинах. Почему, Кристин? Отчего твоя тётя и тут и там, будто морок нахлынул в бредовом сне? Судьба, неужели она довлеет над каждым нашим поступком? Вот и он возвышается, средь безбрежной тьмы, словно путеводный маяк, что искала ты всю свою жизнь? Почему, Кристин? Отчего Хозяин выбрал тебя, не её, не его, а тебя? Судьба, неужели она довлеет над каждым нашим поступком? Зря, Кристин, хрипит синий труп великана, припорошенный снегом, что несёт за собой Зима. Зря, Кристин, жалостно шепчет твоя тётя, облачённая мантией вечного Лета. Зря, Кристин, говоришь ты сама, с глазами стеклянными, будто ёлочные игрушки. Зря, зря, зря… повторяет сонм, голосом Вихря, что унёс тебя в неведомую страну чудес. Зря, зря, зря… шепчет каждый осколок, подхваченный в воздух ветром порыва. Зря, зря, зря… хотела бы прошептать ты сама, перед тем, как шагнёшь за порог, что обрежет линию жизни, будто топор в руках палача… Но ты не шепчешь, ибо таков путь вечного Лета.
Снова и снова, жизнь бросает наз в грязь лицом, напоминания, что она — не счастливая сказка. Снова и снова, жизнь бросает нас в грязь лицом, но не, чтобы убить — а сделать крепче. Снова и снова, жизнь бросает нас в грязь лицом, втайне, надеясь, что мы поднимемся и дадим бой, что будет продолжаться вечность. Волк бы дал его, но тело его — не стальная машина, сердце изорвали шипы, что не знают слов жалости, а душа — необузданная, дикая, и непокорённая — всё, что заставляет его идти вперёд. Но, видит Бог, он бы отдал её, с лёгкой руки, молодецки усмехнувшись, и плюнув себе под ноги, ибо жертвенность — высшая добродетель, и только она в силах показать, кто мы, на самом деле. Но, видит Хозяин, он бы вспорол глотку Старухи, и не ради него, но во имя собрата, ибо жертвовать во имя себя может каждый, но во имя другого — единицы. И, видит Вирд, он бы изменил судьбу, с хрустом, надломил пополам, заставил бы повернуться в спять, но за него сделали выбор, и Волк не в силах его изменить. Принципы любят играть с нами, прямо как люди — с принципами. Но это не значит, что стоит кидать их в трещащий камин, всем сердцем, принимая путь пустоты. Свобода любит играть с нами, прямо как люди — со свободой. Но это не значит, что нужно швырять её в безбрежный океан, принимая стезю добровольного рабства. Мы любим играть с самими собой, прямо как люди — друг с другом. Но это не значит, что стоит бросаться с высокой крыши, встретившись с неудачей, лицом к лицу. Иногда, нужно идти до конца, презрев слабость, ошибки, и влечение к смерти. Иногда, нужно, до крови, прищемить пальцы, чтобы заставить себя встать с колен. Иногда, нужно просто бороться. И больше ничего. Таков путь, выстланный запахом трав, ярким солнечным лучом, и яростью, рождённой из страха. Волк не забудет его. Никогда.
— Прекрасно, Кристин, — шепчет старуха, а в ответ скрипят сухие ветви, лишённые листвы, — напоследок, ты сжигаешь все мосты, это так по-юношески, что я, едва тебя не жалею. Впрочем, здесь жалость не стоит и ломаного гроша, полагаю твой собрат, что барахтается в грязи, запомнит это до конца своих дней. О да, наверное ты уже поняла, что, здесь, в Зарослях, все и каждый следит за своими словами, ибо каждое может обернуться клятвой. А те, кто нарушает клятвы, или вмешивается в них… — она замолкает, крепко вцепившись в руку Кристин, и не давая ей сделать последний шаг, навстречу неизвестности. — Они всегда платят свои долги, Кристин. Сейчас ты в этом убедишься.
Снова тишина. Её можно назвать мёртвой, и это слово подойдёт лучше всего. Замолкает ветер, будто, по приказу незримого режиссёра. Замолкают сухие ветви, что, будто изуродованные длани трутся друг от друга, предвкушая грядущее. Замолкает ливень, повиснув в воздухе недвижимыми полосами. Замолкают жирные черви, что барахтались в мокрой грязи, на пару с Волком. Замолкает Кристин, занеся ногу над прогнившим порогом. Замолкают мертвецы, мечтающие принять её в холодные объятия. Замолкает пленительный Шар, блеснув напоследок, сотней осколков. Замолкает Волк, готовый выть от нестерпимого отчаяния. Замолкает лес. Замолкают Заросли. Замолкает Вавилон. Будто, зрительный зал в исполинском театре судьбы, готовый засвидетельствовать финальный аккорд одиозного представления… Но он отказывается молчать, и сухой кустарник, заградивший вход на поляну, презрев зрительские надежды, взрывается всполохом бесчисленных огней, что, спустя мгновение, серым пеплом осыпаются у его ног.
— Эй, кто-то не позвал меня на спектакль. — спрашивает бархатный голос, застывшей неясной фигурой посреди границы между жизнью и смертью. — Это некультурно, а я ведь всегда занимаю лучшие места, когда дело касается казней, — он шагает вперёд, и свет серебристой луны, пробившийся, сквозь ветви, заслонившие собой небо, освещает силуэт темнокожего мужчины в одежде, изорванной шипами. Его тон сквозит насмешкой, но лицо походит на предсмертную маску, застывшую печатью немого укора. Его костюм сидит, будто вторая кожа, но, от и до, пропитался свежей кровью. Его Маска манит, подобно Шару, но стоит ей осыпаться лепестками роз, как взгляду всех собравшихся предстаёт огромный паук, и каждый из его глаз, что светится красным, точно фары роскошного автомобиля, устремлён на собравшихся посреди импровизированной сцены.
— Зачем ты вернулся? — стиснув пеньки зубов, вопрошает Старуха, и, вновь возвращаются звуки, каплями ливня рухнув на головы всех, кто готовился встретить Судьбу. — Мы заключили сделку, я охраняла Шар, как и хотел твой Король, но она, — она бросает взгляд на Кристин и в бездонных глазах мелькает тень насмешки, — позарилась на него и готова была отплатить, как и было завещано тебе, мне и Вирду. Неужели, и ты решил попрать один из столпов нашего бытия, и во имя чего?
— Прости, но у Валетов выходной, и кое-кому не суждено вернуться на работу, — спокойно отвечает Паук, высясь под светом луны, среди прочих, с кем он разделил свой яд: вдовы, тарантулы, крестовики — все собрались, что б увидеть спектакль, — и, выходит, сегодня мне придётся взять на себя их роль, — он разводит руки в стороны, и смеётся, но нет в том смехе веселья, и это чувствуют все.
— Прямо, Паук, хватит метафор, у меня от них голова кругом идёт, — шепчет Старуха, не сама, но голосом взвывшего ветра, стоном ветвей, что силятся опутать Паука, но отступаю прочь, раз за разом, и воем мертвецов, тянущих длани из-под земли, точно, в надежде, заманить туда и Потерянных.
— Они нужны Королю. — отвечает от, вонзив в Старуху свои алые глаза. Живыми. Здоровыми. Нравится тебе или нет, но это важнее твоих замашек, важнее колдовского Шара, важнее Конца света, и всего, что только может быть. О, я знаю о твоих старых привычках, не волнуйся, многие в Зарослях любят кушать заплутавших путников, прямо как в старые добрые времена, и мы не мешаем им, понимая, сколь важны старые привычки для того, чтобы чувствовать себя живым, но если дело касается Короля, подданных Северного ветра, или тех, кто вверил свои жизни одному из нас, — Паук качает головой, — и Весна в силах обрушить на них весь свой гнев. — порыв ветра уносит шляпу с головы Паука, а в его крепких пальцах, откуда ни возьмись, застывает изящная рапира, выкованная из хладного железа.
— О, наконец-то ты заговорил честно, — хрипло смеётся Старуха, отпустив ладонь Кристин, и, напоследок, оцарапав её острыми когтями — знал бы ты, как долго я этого дожидалась, толики правды, посреди беспросветного мрака лжи. И, коли маски отныне сброшены, а ты обнажил свой лик, выходит и я могу сделать то же самое. — она шагает вперёд и ветер взметает в воздух охапку осенних листьев. Время становится тягучим, будто кисель. Предчувствие сдавливает сердце тисками. Ну, а холод, хворью, забирается под одежду, сводя лёгкие удушливым кашлем. И это вовсе не Зима. Это Осень, во всей своей первозданной красоте.

Музыка

// Здоровье Кристин — / _ _ _ _ _ _ _
С вас реакция на происходящее, у Кристин есть отличный шанс получить халявную точку Ясности, Веху и… пункт постоянной Воли, с лёгкой мастерской руки. Если кто-то собирается бросаться в бой — первым делом бросайте один куб, на инициативу, он решит, успеете ли вы вдарить первым, или противник окажется внимательней. Если кто-то хочет обойтись без насилия — всё в ваших руках//


Сообщение отредактировал Гослинг: 18 февраля 2017 - 03:58

#241 Ссылка на это сообщение Laion

Laion
  • ☼ ¯\_(ツ)_/¯ ☼
  • 23 873 сообщений
    •    

Отправлено

Разлетающиеся сверкающие осколки, будто бы в замедленном фильме, замирают на долю мгновения перед глазами, рассказывая каждый - свою историю. Да... Она уже видела это - громила, придурок с большой пушкой, блондинка в платье... Но только сейчас, внезапно, понимает то, что видела: это не люди, они - такие же как и она,  даже ее тетка Алис..

 

"Зря.. Зря.. Зряя..."   Нет! Не зря! - Кристин до боли прикусывает губу, так, что капля крови стекает на язык. - Не зря! Этот Шар никогда больше не станет сыром в мышеловке. Никогда, слышишь? - она с яростной усмешкой смотрит на старуху. - Что же ты? Я готова ответить за все, что сделала. Не Волк, а я. 

 

Но что-то меняется, и на этой гротескной сцене появляется новый участник, и Крис, бросив на него взгляд, застывает, узнавая. Потомок Ананси, тот, которого она видела в Шаре, тот самый, которого она уже видела тут, в этом же самом огороде, когда он, не заметив ее, прошел мимо вместе со старухой. Она переводит взгляд с Паука на старуху и обратно, вслушиваясь в перебранку. Он пришел за ними. За ней и за Волком. И сейчас она не знает, что лучше - войти в хибару, чтобы остаться там навсегда, слившись с белесыми тенями, или поверить Пауку, чтобы предстать перед неведомым Королем, одно имя которого уже навевает страх.

 

Ярость Лета, проросшая изнутри, сжигает пронизывающий холод, пробравшийся под одежду, а сознание отмечает внезапно замедлившееся, застывшее, будто кисель, время. 

 

- Оглянись!  - окликает Кристин старуху, отвлекая ее внимание от Паука. - Оглянись, Ведьма! 

 

 


0e36bc18048d9fcc300f326cc927b20a.gif



Количество пользователей, читающих эту тему: 0

0 пользователей, 0 гостей, 0 скрытых

  1. TESAll.Club
  2. → Наши игры
  3. → Архив наших игр
  4. ПРАВИЛА TESALL.RU