[Тaб]

Миднайт-сити, здесь всё начнётся, здесь и кончится. Луна коронует город, возвышаясь посреди затянутого тучами небосвода. Холодный осенний ветер завывает, взметая в воздух охапку промокших и изорванных газет. Заголовки первых полос кричат об очередной жертве. Платье, розы, смазанная помада. Холодная кожа, остекленевший взгляд, глубокий порез на лебединой шее. Ветер уносит газеты вдаль, туда, где начинается Старый город, полный ярких огней. Он подносит зажигалку к тонкой сигарете. Язычок пламени облизывает её, и тут же исчезает среди безбрежной темноты. Табачный дым, наполнивший лёгкие, вырывается струйкой из плотно сжатых губ. Но на языке остаётся несмываемый привкус горечи.
 

Лео
Джек Томпсон

Бивер
Джессика Кларк
 
Дмитрий Шепард
Никос Пападаколус

Лайон
Агнес Найтлин

Свинцовые тучи прочерчивает яркий зигзаг. Всего на мгновение, он освещает город, обнажая все его тайны. Небеса отчаянно ревут, взирая на нерадивый людской род. Затем всё стихает: и свет, и грохот, лишь крохотные капли барабанят по иссиня-чёрному асфальту. Пиджак промокает до нити, замирают часы, больше не тлеет табак. Он не может оторвать взгляда от города, сокрытого в полуночной тьме. Его шпили теряются среди туч. Фасады зданий венчают гаргульи, с презрением глядящие на тех, кто остался прикован к земле. Он снимает промокший пиджак, со следами пролитого вина, и тот летит вниз, исчезая в кромешной темноте. Садится в тёплый салон, где звучит приятная музыка. Трогается с места. Миднайт-сити, здесь всё начнётся, здесь и кончится.
 

https://youtu.be/F12SLv_Q1wI

Главы

Пролог
Глава первая: Вниз по кроличьей норе
Глава вторая: Лица скрытые во тьме
Глава третья: Последние вздохи былого
Глава четвёртая: Предчувствие грядущего конца
Эпилог

[Leo-ranger]

Я подхожу к телу и подхватываю с другой стороны. Холод идет от запястий к кончикам пальцев и оттуда - по всему телу. Я отрываю взгляд от рук Эбберлайн и смотрю на её перевернутое с моей позиции лицо. На губах все так же была улыбка, а взгляд оставался стеклянным. Взгляд более холодный и неприятный, чем её кожа. Взгляд, встретившись с которым чувствуешь, как сам холодеешь изнутри. 

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Воздух здесь холодный, неприятный, наполненный смирением, гибелью и отчаянием. Я ненавижу подобный запах. Мои глаза открываются и голос звучит уверенно, пока чувство холода, сковавшее меня на миг изнутри, тает под напором горящего внутри пламени.

- Давай, понесли, - оглядываюсь вокруг, убедившись, что людей рядом пока нет.

- Прихватите биту, будьте так добры, - я киваю на своё верное оружие, сиротливо лежащее на земле. "Надо купить чехол для неё," - мелькает у меня мысль. Не вовремя мелькает, стоит сказать.

[Шепобелк]

— Нет, убирать труп не нужно, — продолжаю я, — нужно позвонить копам. Не знаю, как твоему боссу, но им об этом сообщить уж точно стоит.

 

- Они будут только мешать, - заговорил молчавший и бдительно оглядывавшийся по сторонам Никос. - Копы давно забыли даже про Букву Закону, что уж там говорить о Духе. Поверь, я знаю, - горечь в голосе Никоса прямо указывала на опыт из первых рук и он не был радостным. - Надо уходить отсюда, так или иначе.

[Beaver]

Понимаю, что Джек по крайней мере отчасти прав, но… попросту не могу смириться с тем, что они собираются сжечь труп. К тому же я ненавижу, когда меня стараются запугать. Меня злит угроза Томми, и я снимаю пистолет с предохранителя, с вызовом глядя на вышибалу. Я едва не произношу сквозь зубы: «Можешь попытаться». Едва. Не делаю этого только потому, что не успеваю: Никос нарушает своё молчание раньше. Он не говорит практически ничего нового, но меня это слегка отрезвляет. Я ведь тоже не понаслышке знаю, как работают копы и сколько среди них осталось настоящих служителей закона и защитников обычных граждан. Чуть заметно киваю ему, вспоминая слова Стефано об официальной версии полиции и причины своего ухода оттуда, и возвращаю оружие на прежнее место.

Подхватываю биту и, не проронив больше ни слова, плетусь за другими. Медленно-медленно. Вытаскиваю «Winston» и немного промокшие спички, не без труда подпаливаю сигарету, делаю глубокую затяжку. Всё ещё не ощущаю никакой разницы. По-моему, вкус точно такой же дерьмовый, как если бы я использовала зажигалку.

[Laion]

Агнес оглядывается по сторонам - район, похоже, "оживает". Непонятно, с чего вдруг он оказался погружен в молчание, возможно, в этом есть что-то, имеющее связь с происходящими убийствами? В подъезде, когда Агнес обнаружила Кэтрин, было так же тихо и...  безжизненно. Ей очень не нравится идея сжечь тело. Но  в словах Джека и Никоса она чувствует рациональное зерно. Хотя вряд ли подруга Джека, о которой он говорил, хотела бы, чтобы ее тело резали на куски и сжигали в какой-то кочегарке. А вдруг кто-то увидит? Попробуй потом докажи, что это не они убили эту Эбберлайн... А ведь наверное, у нее есть те, кто ее любил... Агнес вздыхает и медленно идет следом за остальными.. 

[Тaб]

Хрупкое тело кажется тяжёлым, будто, и вправду, сделано из мрамора, а не плоти и крови. Томми кряхтит затаскивая его в тёмный переулок за клубом, где нет даже фонарей. Воздух холодный, как зима, которой лишь суждено наступить, и облачко пара вырывается у него изо рта, точно сигаретный дым. Он толкает спиной помятую железную дверь с криво выведенной баллончиком надписью: «Только для персонала», и ночную тьму, кое-как, разгоняет свет ламп накаливания, закрученным под низким потолком. Коридоры «Нового Содома» петляют, будто лабиринт из старой легенды, кругом валяются пустые коробки, ящики из-под виски, и кучи мусора, которые никто не собирался убирать. Они проходят мимо приоткрытой двери, и сердце Агнес замирает, когда она видит там комнату, до отказа набитую знакомым ей оборудованием: старомодные выпуклые мониторы, по экранам которых струятся единицы и нули, огромные системные блоки и жёсткие диски, полные разноцветных лампочек, что занимают добрую половину комнаты. Но и эта комната сменяется новой, а потом ещё, и ещё, большая часть помещений пустует, или походит на склад никому не нужных вещей. Трудно представить, чем это место было раньше, но явно не мастерской скульптора-любителя.
Наконец, они приходят в жаркую комнату с ободранными обоями, и измазанным сажей полом. Возле одной из стен стоит старомодная печь, выкрашенная в ярко-красный, сквозь который пробивается старая-добрая ржавчина. Томми и Джек, облегчённо, отпускают тело Эбберлайн Эррол, и оно, с глухим звуком, падает на пол. Томми вытирает лоб, покрытый испариной, и отряхивает ладони, будто успел измазаться в грязи. Он жестом просит всех подождать, и, спустя минуту, возвращается из соседней комнаты, сжимая в татуированных руках ящик с ржавыми инструментами. — Вам лучше на это не смотреть, — смешок вырывается у него из груди, а в разноцветных глазах начинают плясать огоньки пламени, так хорошо знакомые Джеку. Спёртый воздух, жар, будто в аду, кровь, которая, совсем скоро, забрызгает стены — ничего из этого не побуждает самолично наблюдать за приданием Эбберлайн Эррол огню, и все, кому это может быть неприятно, выходят наружу, оставляя Томми за закрытой дверью.
И всё равно оттуда слышатся звуки, будто мясник, разделывает подвешенную за крюк свинку. Томми самый настоящий садист, энтузиаст, которого не смущают криво начерченные рамки морали, банально любит деньги, которыми его почует Большой Босс, а быть может, и то и другое третье, вместе взятое. Одна из работниц клуба, которая стояла на импровизированном подиуме, на мгновение, выглядывает из-за деревянной двери, с надписью «Гримёрная», но, заметив мрачный взгляд Никоса, исчезает внутри, хлопнув дверью. Слева виднеется проход в центральный зал, Большой босс, как и прежде, сидит на своём стуле, без слов и без движения. Похоже, весь этот путь по лабиринту, Джеку пришлось проделать лишь из-за того, что Томми не хотел тревожить своего хозяина. Приятного в этом мало, но кому из нас не приходилось идти на жертвы ради дорогих нам людей, или несбыточной мечты, которая застилает доводы рассудка?
Спустя добрые двадцать минут, из закрытой комнаты начинает доноситься запах жареного мяса, но стоит понять, что это за мясо, как к горлу подкатывает рвотный комок. Ещё десять минут, и дверь распахивается, а оттуда выходит довольный Томми. Поверх кожаный куртки он надел передник, измазанный сажей и кровью, кровь есть и на его руках, и даже на бледном лице, однако, непохоже, чтобы это его смущало.
— Вот и всё, ребята! — смеясь, произносит он фразу из старого мультфильма. — Ну что, вы там без меня не скучали?

[Beaver]

Я не собираюсь смотреть, как труп девушки рубят на куски, словно свиную или коровью тушу, поэтому сразу же покидаю комнату. Признаться, от одних лишь мыслей о том, что сейчас случится, мне становится дурно и к горлу подкатывает комок. Прислоняюсь лбом к холодной стене и делаю глубокий вдох. Отстраняюсь. Лезу в карман за пачкой сигарет. Только сейчас замечаю, как дрожат мои руки. Меня всю трясёт. Затягиваюсь, стараясь не вслушиваться в звуки, доносящиеся из комнаты.

 

 

Я пытаюсь. Пытаюсь, пытаюсь, пытаюсь, но не могу успокоиться. Я будто застряла в каком-то кошмаре. Как бы я ни поступала, ничего не меняется. Щипаю себя — я не просыпаюсь. Мне просто не верится, что это действительно происходит со мной. Нет, конечно, в нашем мире бывает и не такое — тут с лёгкостью вершатся вещи куда более страшные (к примеру, серийные убийства, на которые полиция закрывает глаза, называя суицидами), но… чёрт возьми, как посреди всего этого очутилась я?! И я не имею в виду моё расследование в целом, я имею в виду этот сраный — мать его дери — «Новый Содом» с его поехавшими владельцем и работниками, в котором теперь сжигают тело очередной жертвы маньяка.

Курю практически беспрерывно. Подобных стрессов я не испытывала, наверное, со времен службы в полиции. В последний раз я так нервничала, когда мы искали похищенного ребёнка. В данный миг ни от меня, ни от кого-либо или чего-либо ещё, связанного со мной, ничья жизнь не зависит, но мне всё равно не по себе, мягко говоря. Я не неженка и никогда ею не являлась, но это слишком для меня. К тому же полуночный душегуб до сих пор разгуливает на свободе, что не прибавляет радости уж точно.

 

Чую вонь горелой плоти — и меня тошнит сильнее прежнего. Сажусь на корточки и прячу лицо в ладонях, пахнущих дымом и табаком. Жадно вбираю в себя этот букет, сопровождающий почти любого никотинозависимого. Лучше уж он, чем смрад жареного человеческого мяса. Минуты, по-моему, длятся очень долго. Каждая мнится мне вечностью. Мечтаю, чтобы всё это поскорее прекратилось.

Поднимаю взгляд на, наконец, завершившего кремацию Томми. Как же… противно. А вот ему, вестимо, понравилось.

[Laion]

Агнес даже не стала заходить в кочегарку, оставшись за дверью. Она точно знала, что не хочет видеть, как будет "орудовать" Томми. Прислонившись к стене, она задучиво наблюдает за "Боссом", который, будто выдохшись, безучастно смотрит в одну точку в соседнем зале. Из кочегарки выходит Джессика и, остановившись за дверью, достает сигареты и нервно закуривает. Да уж, зрелище не из приятных. Интересно, как она ввязалась в это расследование? Кто-то попросил или из идейных соображений? Агнес, не глядя  на Джессику, говорит, будто размышляя вслух: - Я тут видела компьютерный зал... Может, там есть что-то интересное для нас? Томми сказал, что уже троих из их клуба убили, Кэтрин - четвертая. Адреса, связи, постоянные клиенты - какая-то база данных.. Ведь для чего-то они держат тут такое оборудование? Я могу предложить свои услуги по обслуживанию их компьютера и незаметно покопаться в базах данных...
жуткие звуки за дверью кочегарки стихают, потом доносится запах горелого мяса.  Агнес передергивает от отвращения. А потом дверь открывается и Томми, перепачканный в саже и крови, выходит оттуда с довольным видом.

 

— Вот и всё, ребята! — смеясь, произносит он фразу из старого мультфильма. — Ну что, вы там без меня не скучали?

 

- Не слишком. - Агнес качает головой и показывает на толстяка в зале - Он и есть большой босс?  Мы же можем где-то с тобой поговорить, чтобы его не раздражать снова?
Она наконец переводит взгляд на Джессику, затем - на Никоса, пытаясь понять, что думают они - стоит ли пытаться пошарить в компьютере?

[Шепобелк]

Никос остался спокоен,  на войне быстро привыкаешь к знанию, что смерть неприглядна и красива только в кино и после рук гримера, готовящего умершего к похоронам. В его спокойствии не было одобрения действий Томми, одна неумолимая логика, что мертвым уже все равно, а живым, чтобы отомстить, нужна информация.

 

- Я тут видела компьютерный зал... Может, там есть что-то интересное для нас? Томми сказал, что уже троих из их клуба убили, Кэтрин - четвертая. Адреса, связи, постоянные клиенты - какая-то база данных.. Ведь для чего-то они держат тут такое оборудование? Я могу предложить свои услуги по обслуживанию их компьютера и незаметно покопаться в базах данных...

 

- Не подпустят, Агнес, - покачал он головой. - Там наверняка не только база клиентов, но и их предпочтения и, я уверен, компрометирующие записи. Слишком чувствительная информация, чтобы подпускать к ней чужака. Сейчас наша ниточка - Томми. Можно попробовать попросить его дать доступ, но я не думаю, что затея выгорит.

 

— Вот и всё, ребята! — смеясь, произносит он фразу из старого мультфильма. — Ну что, вы там без меня не скучали?

 

- Нам нужен список убитых девушек заведения, список их постоянных клиентов и список посещений за последний месяц, - невозмутимо проинформировал парня Никос, как будто имел полное право требовать подобные сведения. - Этот маньяк не берет кого попало, он тщательно подбирает жертв, настраивает их определенным образом. Такое не проделаешь без личного контакта.

[Тaб]

— Большой босс — это большой босс, он единственный и неповторимый — Томми смеётся, оскалив зубы, будто гиена, и в этом смехе, как и при первой встрече, нет ни капли искренности. Чтобы понять это не нужно быть знатоком лжи. Он носит маску клоуна, когда ему это выгодно, и в этом нет ничего странного, ведь в этом мире искренность подобна смертному приговору. — Конечно, болтать тут — не лучшая идея… — Томми разводит в стороны окровавленные руки, с бледного лица не сходит улыбка, застывшая подобно посмертной маске. — Поэтому пойдёмте-ка за мной, — он неожиданно срывается с места, и идёт в очередной тёмный коридор, из которых и состоит нутро «Нового Содома». Коридор за коридором, кое-где к потолку прикручены лампы накаливания, озаряющие кромешную тьму бледно-жёлтым светом, кое-где лунный свет просачивается сквозь дыры в тонких стенах, кое-где безраздельно правит тьмы, скрывая под своим покровом все тайны, что может прятать это место. Лабиринты коридоров навевают воспоминания о подземных бункерах времён Холодной войны, туда можно войти, и потеряться среди низких потолков и узких комнат, так и не найдя выход к спасительной свободе.
Вскоре, они выходят к просторной комнате, озаряемой приглушённым бледно-голубым светом, так похожим на вывеску «Нового содома». Возле стен стоят опрятные кожаные диваны, напротив них — стеклянные столики на одной ножке, на которых стоят стаканы с водой, и ещё не вскрытые бутылки с кое-чем покрепче. Второй выход из комнаты ведёт в основной зал, Большой босс, как и прежде сидит на своём стуле, в руках он вращает трость, отливающую серебром; неужели весь этот путь был пройден только, чтобы не попадаться ему на глаза? На стене, возле выхода в основной зал, закреплена вывеска, состоящая из множества светодиодов голубого цвета, «VIP-ложа», гласит она. Томми срывает окровавленный передний, сминает его, вытерев о него ладони, а затем швыряет за одно из кресел, где ценная улика теряется среди кромешной темноты. Он валится на кожаный диван, явно не боясь его испачкать, сдувает потную чёлку, съехавшую на лоб, и, вскрыв, одним движением, бутылку из тёмного стекла, отхлёбывает прямо из горла.
— Ах, отлично, — сдавленный хрип вырывается из груди Томми. Его разноцветные глаза слезятся, он морщится, а затем шумно выдыхает. — Садитесь, — Томми хлопает по иссиня-чёрной поверхности дивана, — считайте это приглашением за мой счёт.
Когда Никос задаёт свой вопрос, заливистый смех вырывается из груди Томми, он стучит себе по колену, будто не может угомониться, но весь этот номер, от и до, пронизан показной фальшью. — Хорошая шутка, братан, — отвечает он, бросив взгляд на Никоса. — Но если такая информация существует в природе, владеет ей только Большой босс. Наверняка, записывает пером на пергаментной бумаге, под светом свечей, он ведь чертовски старомоден. Ещё что-то может быть в нашей базе данных, — Томми морщится при одном её одном упоминании. — Но, во-первых, вас туда никто не пустит, а во-вторых, даже проверни вы спецоперацию, всё равно ни черта не поймёте. Это штукой владеет только Майк, настоящий, мать его, кибер-шаман, босс подобрал его ещё до моего прихода, и у него с самого начала была комната с этим техно-алтарём. Понятия не имею, чем он так угодил Боссу, раз он разрешил держать эту дрянь в его клубе, может жизнь спас, или вроде того. Так или иначе, Майка сейчас нет, я не дам вам притронуться к Боссу, а он вам ничего не расскажет, так что, как там говорится? — Томми замолкает, изогнув бровь и устремив взгляд в пустоту. — Довольствуйтесь малым — точняк! — он поднимает початую бутылку, будто хочет сделать тост, и отхлёбывает из неё смачный глоток.
— Всё, что знаю я, — продолжает Томми, закончив с выпивкой, его голос звучит чуть серьёзней, но все понимают, что этого недостаточно. Лишь в тот момент, когда его глаза коснулись трупа Эбберлайн Эррол, они видели настоящего Томми, без этой клоунской маски, надетой на лицо. Всё остальное время он играет, иногда, сбавляя оборот, иногда, входя в раж, но добиться от Томми искренности почти невозможно. — Кто-то убивает наших девочек, и делает это одним хорошо запоминающимся почерком. Не буду вдаваться в детали, вы и так всё знаете, скажу лишь то, что Кэтрин была четвёртой за этот месяц, кого нашли вот так. Одну из них нашёл лично я, прямо в квартирке, которую она снимала в задрипанной пятиэтажке; розы, платье, шея, всё по шаблону, будто вырядилась на шольный выпускной, перед тем, как отдать концы. Никто ничего не видел, никто ничего не знает, я лично вытряс душу из её соседей и знакомых, но ничего; будто сраный призрак, приходит и уходит, когда ему вздумается, не оставляя следов. Теперь мы стараемся просто об этом не говорить, Большому боссу становится хуже от каждой новости, боюсь, такими темпами, ему останется недолго, а это не нужно никому в этом клубе, тут всё лежит на его плечах. Наши девчонки — не просто шлюхи, если вы так подумал, они — настоящая элита, — Томми делает особый акцент на этом слове, оскалив белые зубы, — золото, лучшее, что есть в Старом городе, а может и во всём Миднайт-сити. Большой босс печётся о них, как иной паша не печётся о своей дочурки, и, я думаю, дело тут не только в деньгах. Каждая смерть для него — сраный удар в самое сердце. — Томми замолкает, взгляде его разноцветных глаз принимается гулять по пустоте. Тишина воцаряется в клубе, нет ни криков, ни электронной музыки, ни гвалта толпы. Лишь тени, клубящиеся на стенах, которые не касаются лучики света, остаются неизменны.

[Laion]

"Майк. Запомню." - кивает своим мыслям Агнес и внимательно слушает Томми. Он вновь строит из себя шута, но ведь что-то же его напугало там, на улице, возле трупа Эбберлайн. И что, интересно, эта особа делала тут в полночь, если она не из девочек Большого босса? 

 

- Можно имена тех троих, которых убили раньше?  - Агнес переводит взгляд на Джессику. Им нужно будет выяснить все, что можно, чтобы понять, что связывало всех убитых. Кажется, так это делается у настоящих детективов? Слова о призраке что-то задевают в душе, заставляя ее содрогнуться. 

[Тaб]

Томми закатывает глаза, выставив нижнюю челюсть, то ли он пытается вспомнить имена, то ли содержимое бутылки из тёмного стекла даёт о себе знать, лишая его последних капель здравомыслия. — Мэри… — наконец, говорит он, спустя минуту раздумий, в голосе Томми слышится незнакомая хрипотца, — неразговорчивая больно была, помню, только однажды пожаловалась Бобу на одного клиента, который позволял себе кое-что неоплаченное. Тот приволок его в клуб, следующей ночью, с лицом, похожим на мясную лепёшку. Вот тогда-то у Босса начались проблемы, — Томми смеётся, похоже, разговоры о насилии доставляют ему большое удовольствие. — Женя, — он загибает палец, — она приехала из Киева, когда там случился большой бум, думала Штаты — это страна возможностей, но быстро очутилась здесь, среди отбросов со всего света. Её-то я и нашёл той ночью, думал, приболела или решила покутить, ведь эта девочка всегда умела за себя постоять, но Большой босс попросил её навестить, и… — Томми молчаливо вздыхает, пожав плечами, затем загибает следующий палец. — Франческа, с характером была, а ещё прятала револьвер под подушкой. Однажды, в клуб завалились Сицилийцы с Томми-ганами, — смешок вырывается из груди Томми, — потребовали выдать её, а иначе, грозились всё изрешетить. Ну, мы кое-как с ними разобрались, и той же ночью я спросил у Большого босса: к чему нам столько проблем из-за одной ссыкухи? Тогда-то он и обмолвился, что она сбежала из семьи, прихватив кучу секретов, и выменяла их у Босса в обмен на защиту. От Сицилийцев-то мы её защитили, но… — Томми замолкает на полуслове, так и не закончив фразу.

[Laion]

Чем дольше Агнес слушала Томми, тем больше ее лицо приобретало нежно-зеленый оттенок. И, хотя она не видела ни разу ни одну из названных девушек, но их лица неизменно вставали у нее перед мысленным взором, подобно Кэтрин и Эбберлайн. 

- Бедные девочки... Они искали защиты.. Томми, мне что-то не хорошо.. Где у вас дамская комната? - вид у Агнес был сейчас, действительно, очень бледный и жалкий. Того и гляди, грохнется в обморок.  Она умоляюще посмотрела на Никоса: - Ты меня проводишь? 

А еще где-то там "царство" Майка, в которое было бы неплохо заглянуть, пока хозяин где-то в отлучке. Агнес потерла виски, не отводя взгляда и надеясь, что Никос поймет, что ей действительно нужна помощь. 

[Шепобелк]

- Бедные девочки... Они искали защиты.. Томми, мне что-то не хорошо.. Где у вас дамская комната? - вид у Агнес был сейчас, действительно, очень бледный и жалкий. Того и гляди, грохнется в обморок.  Она умоляюще посмотрела на Никоса: - Ты меня проводишь?

А еще где-то там "царство" Майка, в которое было бы неплохо заглянуть, пока хозяин где-то в отлучке. Агнес потерла виски, не отводя взгляда и надеясь, что Никос поймет, что ей действительно нужна помощь.

 

- Конечно, Агнес, - легко согласился Никос. В конце концов, чтобы вытянуть остатки информации из Томми, здесь была Джессика и Джек, если размалеванный паренек начнет артачиться. Мысли Никоса уже крутились вокруг деталей. Платье и розы сами по себе были зацепкой, их не возьмешь из воздуха и, если Никос хоть немного понимал убийцу, и то, и другое были высшего качества, какое только можно найти в этом проклятом городе.

[Leo-ranger]

В насилии нет ничего плохого. Насилие было и остается частью человеческой природы, одной из лучших его частей по моему мнению. Я могу спокойно смотреть на самые жестокие пытки и самые извращенные убийства. Однако для меня причинение кому-то вреда все ещё остается инструментом для достижения цели. Инструментом которым было чертовски приятно пользоваться, и тем не менее.

Поэтому с одной стороны я понимал то, с каким удовольствием он занимался расчленением трупа девушки. С другой же я не мог отделаться от чувства омерзения, пробегающегося холодком по спине и заставляющего морщиться от горьковатого вкуса во рту. В этом насилии не было смысла - труп не чувствовал боли, труп не мог оставить тебя на пути к твоим целям. Ты не мог слышать его крики и чувствовать его страдания. Но даже если бы девушка была жива - она не сделала ничего плохого, чтобы заслужить подобной судьбы своему телу. 

"Хотя бы в конечном счете её тело забрало пламя. Теперь она свободна," - успокаиваю я себя, постукивая пальцами по металлическому поверхности биты, и слушаю Томми, попутно размышляя, почему меня вообще потревожила судьба трупа девушки. Неужели я начинаю становиться мягче? Или просто не видел её как кого-то, кто при жизни был бы моим врагом, одним из тех, кто должен был сгореть в пламени, а не быть согретым им.

"Впрочем, какая к черту теперь разница," - прихожу к умозаключению и поворачиваюсь к Томми.

- Нам нужно поговорить с вашими девочками. Вы будете не против? - под "вы" имею в виду не столько Томми, сколько "Большого Босса". Бросаю вопросительный знак на Джессику, надеясь, что она пойдет со мной. С моими методами допроса нас запросто могут пинком выгнать из клуба. 

[Тaб]

— Он там, — Томми указал ладонью в сторону коридора, ведущего в подсобные помещения, где царила кромешная тьма. — Пройдите до угла, потом направо, там на двери всё написано, сразу узнаете. Если заблудитесь — кричите «Ау», кто-нибудь вас да отыщет, — он усмехнулся, и тут же откинулся на кожаный диван. Капли на лице Томми засохли, и напоминали высохший кетчуп, клубничный сироп, или вишнёвый джем, но никак не кровь Эбберлайн Эррол. Он выглядел здорово опьяневшим, но никто из присутствующих в VIP-ложе не был уверен в этом на все сто. Томми успел показать себя мастером лицедейства, и это вполне могло оказаться очередной уловкой, чтобы усыпить их бдительность, и убедиться, насколько чисты мотивы незваных гостей, на самом деле. Как бы там ни было, когда Никос взял Агнес за руку и повёл в коридор, Томми не стал их провожать, даже взглядом.
Лабиринты «Нового Содома», безжалостно, встретили их кромешной темнотой, висевшая под потолком лампа, лишь изредка вспыхивала, отчаянно борясь с перебоями электричества. Само собой, Агнес не собиралась в туалет, и, скрывшись от глаз Томми, повела Никоса по, кое-как, запомненному маршруту, что вёл к «техно-алтарю Майка». Странно, что Майк не запер комнату со столь дорогой его сердцу техникой, но, какой бы ни было причина столь необдуманного поступка, им это оказалось на руку. Люди боялись технологий, они не понимали, отчего изображение появляется на выпуклом экране телевизора, каким образом голос проносится на сотни километров, чтобы зазвучать в громоздком телефоне, украшенном длинной антенной, они представить себе не могли, как гротескным цеппелинам удаётся парить в воздухе, полном заводского смога. Технология так и осталась магией, подвластной единицам, что не боялись отдать свои жизни в её холодные, металлические руки, в обмен на секреты, которые мог хранить электронный разум. Агнес не боялись, и мрачные тайны, спрятанные на удалённых серверах, громоздких жёстких дисках, и защищённых базах данных, в полной мере окупали все возможные риски.
Техно-алтарь встретил их мерным жужжанием элекроники, забитой в глухие корпусы, миганием бесчисленных лампочек, горевших тут и там, неописуемым запахом старины, который пропитал всю комнату, будто она оставалось закрытой не один десяток лет, чтобы распахнуться здесь и сейчас. Венчали это творение пять мониторов, соединённых в один, подобно чудовищу Франкенштейна, сшитому из частей трупов. Строки кода, без устали, бежали по экрану, и даже Агнес не могла за ними уследить. Лишь когда её взор притупился, а изображение поплыло перед глазами, строки кода исчезли, уступив место одной единственной надписи, части которой горели на каждом мониторе, сливаясь в единую композицию: «Агнес, добро пожаловать в Цифовую сеть».
Откуда компьютер знал её имя? Что такое Цифровая сеть? Выйдет ли у неё взломать столь искусную систему? Вопросы меркли перед чувством, возникшем в голове Агнес, вслед за покалыванием, что появилось где-то на затылке, а затем, волной прошлось по всему тело. Это было чувство мистерии, словно она коснулась пальцами не старомодной клавиатуры, подсоединённой к громоздким блокам пучком толстых проводов, но скрижалей, на которых был записан исходный код самого бытия. Это было смутное предчувствие пробуждения, будто она глядела не на выпуклые экраны кинескопных мониторов, но в лицо Бога, рождённого из машины. Это была эйфория сопричастности, точно она стала одним целым с этим таинственным устройством, и, пусть и всего на мгновение, перед ней открылись просторы мира, сотканного из нулей и единиц теми, кто стоят на ступень выше.
Но этому чувство не было суждено стать чем-то большим. Оно не открыло Агнес тайны, надёжно укрытые от тех, кто предпочёл сон пробуждению. Оно не подарило ей власти над Божественным кодом. Всё, что осталось у Агнес — смутная память об этом невыразимом моменте. И толика уверенности в своих силах.
Пальцы лежали на клавиатуре, покрывшейся толстым слоем пыли. Прищуренные глаза смотрели на мониторы, с которых, безвозвратно, исчезло таинственное послание. Уши были готовы услышать первые признаки тревоги, а ноги — сорваться с места в любую секунду. Пришло время докопаться до истины.
 

[Тaб]

— Большой босс будет против, — отвечает Томми, не открывая глаз, когда Агнес и Никос исчезают из виду. — Но, Большому боссу ни к чему знать о нашей маленькой сделке, не правда ли? — смешок вырывается из груди Томми, его язык  начинает заплетаться. — Если это поможет угомонить нашего полоумного маньяка, я только за. Но… — Томми неожиданно открывает глаза, и садится на кресло. Его разноцветные глаза впиваются в Джека, будто два остро заточенных лезвия. Кажется, они, и вправду могут причинять боль. — Если кто-то девочек скажет, что ты их обидел, — из голоса Томми пропадает вся пьяная развязность. Неужели всё это время он играл? Или просто взял себя в руки, чтобы звучать убедительней? — Я найду тебя, где бы ты ни был, а затем… — он замолкает на полуслове. Любимый приём. Вместо этого Томми медленно проводит ребром ладони по собственной шее. Спустя секунду молчания, он закрывает глаза и откидывается на спинку дивана. — Они в гримёрной, рядом с комнатой, в которую ты помог мне затащить ту мёртвую куколку. Сам ведь найдёшь? — и вновь, он звучит, как пьяный в стельку. Повисает тишина. Тени играют на стене, обретая причудливые очертания. По коже бежит холодок.

[Beaver]

Присаживаюсь на диван и пристально наблюдаю за парнем с мачете. Внимательно слушаю и страюсь запомнить всё, что он говорит. Достаю ручку с блокнотом и делаю в нём пометки. Записываю имена, мотивы девушек, факты. Заметив взгляд Джека, отвечаю на его невысказанный вопрос кивком. Разумеется, я отправлюсь с ним. Мне нужно собрать как можно больше информации.

— И прежде чем мы уйдём… — обращаюсь я к Томми. — Тебе есть что добавить? Какие-то мелочи, способные помочь расследованию? Даже, казалось бы, неважные вещи порой могут сыграть не последнюю роль, так что если припоминаешь что-то… — Я делаю небольшую паузу, раздумывая, стоит ли продолжать, и решаю, что всё-таки стоит. — И да, скажи, пожалуйста, тебе известно что-нибудь о мистере Стайлзе?

[Шепобелк]

Идя в сумрачной тьме коридоров закулисья клуба и ощущая в своей ладони теплую ладошку Агнес, Никос испытал давно забытое ощущение истинной принадлежности к тем, кто защищает. И не корпоративные интересы, а тех, кого действительно стоит защищать, тех, кто чище душой, чем он сам когда-либо будет. Это странным образом вдохновляло, хотя и повышало ставки до небес, ведь Никос знал, что не всесилен. Но это знание только добавляло ему сил и мотивации сделать все, как надо.

- Работай спокойно, я буду рядом, - шепнул он Агнес и шагнул в сторону от двери, хоронясь в тенях у стены. Любой, кто зайдет в помещение, сначала увидит подсвеченную светом экранов Агнесс и только потом - летящий к его виску кулак Никоса, соткавшегося из тьмы подобно монстру из древних сказок.

[Laion]

Выйдя за дверь вип-ложи, Агнес на мгновение остановилась, вспоминая дорогу. Ориентирование никогда не было ее сильной стороной.  Переведя взгляд на Никоса, она качнула головой и коротко объяснила, куда им нужно. Бывший разведчик, в отличие от нее, ориентировался в путаных коридорах не в пример лучше, и вскоре  Агнес и Никос вышли к перемигивающемуся цветными лампочками залу с электронной "начинкой".  Никос, оставив ее наедине со всеми этими устройствами, отошел к стене.

 

Работай спокойно, я буду рядом, - шепнул он Агнес и шагнул в сторону от двери,

 

Чуть растерянно улыбнувшись, Агнес подошла к рабочему месту Майка. Огромный монитор, составленный из пяти обычных, производил впечатление жуткого монстра,  цифровые строки, бегущие по нему, безостановочно бежали, вызывая резь в глазах и вынуждая моргать чаще. Неожиданно бегущие строки исчезли, а через весь огромный экран высветилось приветствие:

 

 «Агнес, добро пожаловать в Цифовую сеть».

 

Вот здесь, пожалуй, было бы лучше развернуться и уйти. Откуда этот электронный монстр знает ее имя? Но Агнес не была бы собой, если бы так легко отказывалась от задуманного. В затылке внезапно возникло покалывание, волной распространившееся по телу, и странное чувство эйфории от неожиданного осознания того, что сейчас, вот сию минуту она узнает что-то такое, что перевернет весь ее мир, ломая ее представления о нем, буквально заставило ее воспрянуть духом и почувствовать, как в ее сознание вторгается что-то совершенно неземное. Но... Ощущение быстро прошло, и Агнес, пришедшая в себя, обнаружила, что машинально набирает строки программного кода,  собираясь войти в систему.  Жесткие клавиши упруго щелкали, оставляя на подушечках пальцев ощущение легкой пыли, цифры сменяли буквы, а буквы выстраивались в непонятные непосвященным сочетания. 

 

Проворно бегающие по клавишам пальцы на несколько мгновений приостановили бег, чтобы Агнес могла вчитаться в открывшуюся ее взору информацию и, удовлетворенно кивнув, перейти в режим поиска.

Мэри

Франческа

Женя

Кэтрин

Эбберлайн Эррол

Полуночный душегуб

 

Все, что есть в памяти  этой мощной машины, отзовется на поисковый запрос и станет явным...

[Тaб]

Информация высвобождается огромным потоком, бьющим прямо в мозг. Единицы и нули складываются в осмысленные фразы, предложения и прозрения, которым нет места на бумаге или телеэкранах. Больные мысли, вываленные в помойку под названием «Сеть», становятся самоисполняющемися пророчествами, что воплощаются в жизнь на улицах Миднайт-сити. Льётся кровь, окропляя нож, блестящий в свете луны, поцелуй застывает на бледных губах, чтобы стать последним. Сгущаются тени, воплощая в себе образы, терзавшие тех, кто обрёл вечный покой, туман стелется у самой земли, скрывая очертания предметов, и превращая их в безжизненные силуэты, звучит блюз, тихий, как дыхание покойника, плавно перерастая в похоронный марш. Каждая новая смерть проносится по городу, подобно кровавой волне, и вслед за ней, траурным маршем, шествуют крики восторга, плач по тем, мимо кого проходили безлунными ночами, и учащённое сердцебиение страха, побуждавшее опасливо завешивать окна. Здесь так трудно понять, где кончаются больные фантазии и начинается безумно-горькая правда. Здесь стираются границы между сумасшедшим охотником, отбирающим жизни невинных, и легендой, корни которой произрастают из того, что делает нас людьми. Здесь есть всё, но оно оборачивается могильным прахом, развеянным по холодному осеннему ветру, если не знать, что ты ищешь. Агнес знала. Агнес нашла.
Мэри Андерсон была первой, остро заточенный нож оборвал её жизнь в начале сентября, стоило яростному духу лета уступить корону осенней печали. Она была никем, оставаясь живой, но обретя покой в посмертии, стала символом для всего Миднайт-сити. Символом красоты, которой суждено раскрыться, лишь погибнув. Символом мира, где царствует вечная ночь, и подлинная святость благоволит лишь тем, кто отринул саму жизнь. Символом всепобеждающей смерти, что входит в мир на коне бледном, чтобы вершить последний суд.
Второй была Женя Ежова, нож, освящённый лунным светом, помог ей обрести покой семь дней спустя. И вновь, тысячи шепчущих голосов возвестили благую весть. Они возвестили о пророке, что послала в мир сама смерть, чтобы дарить её благословением тем, кто того заслужил. Они возвестили о полуночном душегубе, чьё лицо скрывала полуночная тень, чья поступь таяла в стрекоте сверчков, а чей путь выстилала сама луна. Они возвестили о покорном принятии смерти, что, перед лицом её слуги, становится похожим на последнее причастие.
Франческа Вентурини стала третьей, прошло всего четыре дня, и идеально гладкое лезвие оставило свою метку на её загорелой шее. На её лице не было улыбки, лишь печать первобытного ужаса. Кровавые розы, лежавшие у неё ног были сделаны из мёртвого пластика, лишённого аромата любви. Платье купили в Богом забытом магазине на углу Бродерик-роад и Кинг-стрит, и оно было лишено свадебного лоска, что перерастал в похоронный трепет. Она могла стать лишней, но яростные крики, тихий шёпот зависти, и учащённое дыхание ужаса, вновь, захлестнули полуночный город.
Нэнси Финнеган стала четвёртой, отправившись в последний путь, когда кровавое ожерелье зацвело на её шее три дня спустя Она могла стать одной из них, но вместо этого избрала свой путь. Путь слепого презрения к смерти, что зацветает, подобно маку на щеках, становится ссадинами на сбитых кулаках, и яростным крикок, рвущимся наружу. Путь жизни, воспетой в бунте, отвергающем законы самого мироздания, что запирает людей в рамки позорной слабости. Путь пламени, что озаряет ночь, подобно ядерному взрыву, обращая в пепел смерть, и тех, кто поёт ей благую весть. Прошептав жизни тихое «прощай», она одарила волей тех, кто был готов бороться до конца.
Кэтрин Кейн приняла Полуночного душегуба в свои объятия, став пятой, спустя семь долгих дней. Её фото не украшали первые полосы пожелтевших газет, развеянных по ветру. Её именем не были испещрены многочисленные страницы помойки под названием «Сеть». Никто не лил по ней слёз, никто не бил себя в грудь, обещая отомстить, никто не шептал желчных слов, пропитанных завистью. Кэтрин не была первой, Кэтрин не было суждено остаться последней, она стала лишь ещё одной, и в этом заключалось её вечное проклятье.
Эбберлайн Эррол приняла номер шесть, не выждав срок, отмеренный ей судьбой. Её болезненное влечение к смерти на могло закончиться иначе, будут шептать сотни голосов из кромешной темноты. Время застыло, отвергая всё новое, но она продолжала видеть искусство, отвергавшее незыблемые формы, прокричит чей-то голос в ночи. О ней будут помнить, пока мир не содрогнётся, низвергнувшись в пучины огненной геенны, едва слышно скажет кто-то, стоя под луной, но, в глубине души, поймёт, что не прав. Совсем скоро Эбберлайн Эррол станет ещё одним безликим силуэтом в галерее теней. Законы застывшего мира нельзя попрать. Это не удалось никому. Не удастся и ей.
Совершенная машина работает на предел своих сил, и воздух пропитывает запах жжёных проводов. Неисчислимые объёмы данным струятся по экрану, становясь концентратом чистой информации. Ещё немного, и машина не выдержит, превратившись в груду безжизненного металла и пластика, но пока есть шансы, Агнес не отступает. Она докопается до истины, во что бы то ни стало, и сколь большой не окажется цена. Лица, сокрытые во тьме, не были просто лицами, они были связаны цепями судьбы, но судьба не рождалась из пустоты, её корни всегда были где-то рядом, в мире людей, что совершали сотни поступков. Агнес вскрывает заметки и почту простейшим перебором, ответы находятся так близко, что пот струится по её лбу. Имена повторяются в сотнях писем, но встречаются вместе всего пару раз. Мэри, Франческа, Женя и Кэтрин. Закрытые встречи в особняках на гранитном холме. Имена — вымараны, деньги — переведены, соглашения — подписаны. Никаких подробностей, только сухая статистика, но и её хватает, чтобы Агнес затаила дыхание, осознав, к чему она прикоснулась.
Тёмный коридор остаётся тёмным, нет ни шагов, эхом, звучащих в лабиринтах «Нового Содома», ни всполохов, что вырываются из системных блоков, и наполняют комнату запахом гари. Никос верно несёт свою стражу, пока Агнес не добывает из техно-алтаря Майка всю возможную информацию. Как только она отходит от пыльной клавиатуры, на экранах пяти мониторов, спаянных в один совершенный механизм, вновь, появляются строки загадочного кода…