Наирван. Наставник князя Фейнриэля.
Не успел назвать своего имени, но мысленно успел согласиться с тем, что в некоторых мирах (да и тут в иные времена) эльфы вели себя отнюдь не дружелюбно.
- Согласен, Олловейн, что люди - дети Эру и их надо щадить, если получится. И гномов можно пощадить, если они, вот, как сейчас, встали на нашу сторону. Я бы только казнил правителей и полководцев Юга и Востока, если бы мне тогда позволили. Но и сейчас междоусобицы их играют нам на руку. А вот орков следовало добить, всех дотла. Они вызывают во мне непримиримую ярость, как воплощение худшего, что могло случиться с разумным существом. Но нет, Олловейн, это был не повод, чтобы дезертировать. С чего бы я тогда ждал ещё годы? Нет, я, как многие бойцы, тогда лил слёзы и пел гимны по моему Эрейниону, я страдал, несмотря на победу. Но был уверен, что всё идёт так, как велено судьбой, я принял это. Но спустя годы мне стало известно, что Исильдур перестал быть героем уже вскоре после нашей победы. Он стал обычным, мелким человечишкой, дорвавшимся до власти, лишь род его великий был его сомнительной заслугой. Когда я дезертировал, направился в Ривенделл. Я хотел посмотреть в глаза Элронда и понять, почему тот силой не заставил людского короля бросить кольцо. Ведь ему поначалу удалось убедить алчного мерзавца в том, что это нужно сделать. Почему там, на выступе над жерлом пылающей горы, он дрогнул? Уж не потому ли, что не хотел уничтожения Кольца?
Наирван поймал осуждающий взор Олловейна и закончил:
- Элронд сказал: "Не вмешивайся не в свои дела, солдат". А его стражи дали мне понять, что ещё слово - и я буду отправлен в Лихолесье в кандалах. Потом я его видел, ещё тысячу лет спустя. И он узнал меня. И ещё перед тем, как он свалил из Средиземья, чтобы не видеть смерти дочери. Я знаю, я стал образом его нечистой совести и там, в прекрасном Валиноре, воспоминания о моём вопросе не дадут ему обрести покой.
